На рассвете следующего дня

Я передёргиваюсь в который раз, когда слышу треск веток где-то в лесу. Можно было бы отмахнуться тем, что похолодало, а над головой темнеющее небо, а не трусливо бегать глазами меж деревьев, каждый раз замирая, когда во мраке что-то померещилось. Однако зная кто может скрываться в темноте, я, прикусывая губу, потираю озябшие плечи. Всё-таки и в правду прохладно. Мне не по себе ещё с того момента, как я очухался в перевёрнутом трейлере, но сейчас это чувство только усилилось из-за подозрительных шорохов листвы и травы, порывов ветра, который покачивал ветки, а также из-за молчавшего Ворона, что идёт впереди меня. Его перебинтованная, по сути, им же спина, так как у меня слишком дрожали пальцы, чтоб натягивать туго бинт, как и всегда была прямой, непоколебимой, как возвышающийся обелиск, до которого не то что не добраться, а даже докричаться невозможно. Я то и дело поднимаю взгляд на повязку на чужом теле, которая местами пропиталась кровью. — Сводишь края вместе и сшиваешь их иглой. Не сильно близко и не слишком далеко, и не забывай делать отступы, — капитан суицидального отряда говорит спокойным и будничным тоном, словно в этом нет ничего сложного, а затем протягивает мне искривленную иглу в виде полумесяца, в ушко которой продета толстоватая желтая нить. — Я никогда не пробовал… — покосившись на острый край протянутого предмета, мотаю я головой. За свою жизнь я даже носка не зашил или дырки какой-то, сразу же меняя вещь на новую, когда она мне надоедала. — Самое время, — кивает на свою спину Ворон, сидя на первом попавшемся нам на пути пне, — ты ж не хочешь остаться посреди леса один? — вкрадчиво прибавляет парень, словно я маленькая плаксивая девочка, что заблудилась, а он — моё единственное спасение. По сути, это так, но всё равно обидно. — Давай сюда, — бурчу я сквозь зубы, вырывая иглу из рук бойца, а после, обходя его, склоняюсь над раной. Ворон был обнажен по пояс, только цепочка, на которой болтались армейские жетоны, осталась на его шее. Я скольжу глазами по металлическому украшению и прихожу к выводу, что оно меня бесит. Просто бесит. Без объяснения, аргументов и фактов. Бесит. Кое-как переборов то, что хочу сорвать цепь, я перевожу взгляд на глубокий порез, который хоть и был промыт водой из фляги и даже продезинфицирован раствором из ампулы, которую вручил мне до этого Ворон, но всё равно продолжал кровоточить. Альфа предложил мне прижечь его зажигалкой парой минут ранее, с усмешкой подкидывая ту в руке, но я только покривился на это тогда. Да, будь ситуация иной, я б с удовольствием подпалил бы ему что-нибудь, но сейчас мне приходилось сдерживать свою ненависть к этому человеку, ведь иначе он умрёт. На самом деле умрёт. От потери крови. И будет не смешно и не радостно. Хотя ещё несколько дней назад мне казалось иначе. Рана была омерзительная; я страдальчески выдыхаю, прежде чем заставить себя пальцами коснуться её края. Мне не столько противно затрагивать её, сколько принять то, что я буду сейчас наживую шить. Иголка едва касается кожи, а мои пальцы уже дрожат. Я поверить не могу в то, что сейчас должен сделать. Именно должен. Надавливая на хирургический инструмент, я прикрываю глаза, судорожно проглатывая воздух и сразу же задерживая дыхание, когда понимаю, что только что проколол кожу. Мне тошно. Ведь это должно быть адски больно. Ледяными пальцами касаюсь чужой спины и тяну иглу чтоб подцепить острым краем и другую сторону раны. Я чувствую как дрогнули мускулы под моей рукой, но Ворон не произносит ни слова. У него не было с собой обезболивающего. Он лишь отмахнулся тем, что оно ему и не нужно. Но я ощущаю, как после того, как я затягиваю первый шов, у него содрогается спина. А тишину прорезает только глубокий и тяжкий выдох. — Я не могу… — утыкаясь лбом в предплечье Ворона, шепчу я, зажмурив глаза. Все обидные слова были забыты, как и унижение, которое мне причинил этот ублюдок. Ведь это ничто по сравнению с тем, что сейчас творю я. — Можешь, — слышится чёткий ответ, но я только мотаю головой. Мои руки стискивают иглу и нить. Меня трясёт. — Не могу, — повторяю я, поджимая губы. Кажется, у меня дрожит даже голос. Меня уже тошнит от самого себя. Я так выёбывался, вознося себя в короли мира, считая, что такого красавчика-альфу ни одна жалкая омега не заслуживает. А теперь я трусливо опускаю руки только от того, что вижу человеческую плоть и дырявлю её иглой. — Саске, — когда альфа зовёт меня по имени, я невольно раскрываю глаза, глядя на его светлую кожу, где проступают беловатые полоски шрамов. Я слишком близко. Я почти кончиком носа касаюсь его плеча. Я чувствую аромат его кожи, которая смешивается с запахом крови, что проступает на ране и в которой вымазаны мои пальцы. В его крови. — Ты жалок. Стиснув зубы, я выплёвываю своё «говна кусок», а после, будто бы подстрекаемый фразой, что мне бросили так размеренно и бездушно, отстраняюсь от парня и продолжаю зашивать эту чёртову рану на этом моральном уроде. Собственные заёбы о том, что этому козлу может быть больно, что он тут страдает, пока я дрожащими пальцами пытаюсь заштопать дыру у него на спине, встали на второй план. Я почти на грани ведь, а ему пофиг. Абсолютно. Как сидел со своей мрачной рожей, так и сидит. Ещё усмехается. Вот по-любому. Делая очередной отступ и мысленно надеясь, что после каждого шва Ворон взывает ко всем богам, чтоб пытка прекратилась, я и сам не заметил, как подошёл к другому концу раны. Руки устали и были напряжены, когда я, ощущая как липнет чужая кожа к моим пальцам из-за засыхающей на ней крови, завязывал подобие узелка из оставшегося шовного материала. — Всё, можешь валить на все четыре стороны, — сдерживая себя, чтоб не треснуть альфу по спине, я отвожу взгляд, пока боец поднимается на ноги и кидает мне бинт, который мне удалось поймать чисто рефлекторно. Мне ещё и повязку делать придётся? Да ну нафиг. Поднимая глаза на Ворона, я хочу его уже послать за такую наглость, но вместо этого оторопело вздрогнул, когда почувствовал, как мне на голову ложится его ладонь. Он небрежно проводит ей по моим волосам, покамест я замираю на месте, не зная как воспринимать такой жест. Внутри что-то ёкает, а по телу расходятся тёплые волны, будто бы распространяемые той рукой, которая, задержавшись ещё на секунду, исчезает, словно бы её и не было. — А говорил, что не можешь, — привычный едкий полушёпот неприятно режет ухо, когда я ощущаю, как у меня кровь приливает к щекам, и всё лицо точно огнём полыхает. Глумливая усмешка расставляет всё на свои места. — Молодец, — Ворон говорит это уже не вкрадчиво и надменно, а тихо, мне даже чудится в потёмках, что его ухмылка принимает более или менее мягкое выражение. Словно это вовсе не насмешка. А похвала. Останавливаясь у очередного дерева, чья ветка хлестнула меня по лицу, я устало фыркаю. Я собирался так же аккуратно и плавно пройти, как и Ворон, что даже не задевал растения, словно скользя сквозь них. Даже видя его перед собой, я не мог повторить эти движения, хотя пытался и прогибаться, и наклоняться, и едва ли не ползти по земле, насколько позволял раненный бок. Всё было без толку. — Давай передохнём, а? — кричу я вперед, так как за мою короткую передышку этот «робот» уже проходит несколько метров, пока я волочусь следом за ним, уже чувствуя как покалывает в правом подреберье. Мы шли очень долго. Бесконечно, я бы сказал. А учитывая, что меж моими стопами и землёй были только уже ставшие коричнево-серыми носки, то ощущать всякие камни, давить ягоды и ступать по прохладной почве было не в радость. Ворон останавливается и полуразворачивается после моего оклика, глядя на меня, как на обузу какую-то, хотя я не жаловался и до последнего терпел эту дорогу сквозь чащу леса, где то и дело проносились жутковатые звуки. — Ну чего? Я не знаю как ты на ногах стоишь с такой-то потерей крови и долгой дороги, — вяло ворочая язык во рту, бурчу я, слыша треск поблизости, но не обращая на него внимания. В прошлый раз чуть шею не свернул, когда искал источник звука. Вместо ответа лидер «Акацуки» приподнимает указательный палец и прикладывает его к своим губам. Я недоуменно приподнимаю на это брови. И так было понятно, что лучше не шуметь, ибо несколько раз мы уже натыкались на треш, который пожирал какого-то пойманного зверя или куда-то бессмысленно брёл. Но тогда было не так темно, как сейчас. Разведя руками и как бы спрашивая «что?», я делаю шаг вперед и тут же широко распахиваю глаза. На меня направляют пистолеты. Я даже не заметил как Ворон их достал, что, в общем-то, неудивительно c его реакцией. Мне хватает короткого знака дулом пистолета, что отклоняется в бок, отчего я сразу же, как положено, уворачиваюсь в сторону, затаивая дыхание и оборачиваясь. Позади никого не было. По крайней мере, я не видел. Но командир отряда всё равно не опускал оружие, а затем выстрелил, отчего сразу же звук оглушительно прозвенел на весь лес. Вверх сразу взлетели птицы, что своим рокочущим и возмущенным криком наполнили небеса. Я уже решаю, что выстрел был случайным или необоснованным, однако свалившееся что-то с глухим звуком с дерева заставляет меня шарахнуться к Ворону, который, опустив один из пистолетов, другим всё ещё указывал на свою жертву. Боец медленно подходит к телу, которое, как я понимаю, принадлежало человеку, но вместо того, чтоб как-то встревожиться о своей ошибке, выстреливает ещё раз, встав практически впритык к бедолаге, что издавал какие-то клокочущие звуки. На этот раз в голову, от которой остаётся месиво. Я недоуменно смотрю на Ворона, пытаясь понять его поступок, а затем перевожу взгляд на человека. Меня смущает в какой-то мере его одежда. Она серо-чёрная, облегающая, вместе с бронежилетом темноватого цвета. Никогда не видел такую форму у военных, впрочем, как и такую, как у «Акацуки». — Зачем ты это сделал? Это же человек… обыкновенный человек… — сбито начинаю шептать я, но Ворон вместо ответа ногой пинает руку убитого им мужчины, отчего я замечаю облезшую кожу его конечностей, которые уже деформированы подстать боссу. — Как? — только и вырывается у меня на это. — Он скрывался. Если бы не был зараженным, то не стал бы прятаться, — ледяным голосом произносит альфа. — А если б он думал, что мы заражены? У нас обоих раны, — предполагаю я, отворачиваясь, чтоб не смотреть на мёртвое тело. — Тогда было бы логичнее задать вопрос об этом, а не пускать слюни, сидя наверху, — резюмирует не менее прохладно Ворон, проходя вперёд и вручая мне пистолет, видимо, снятый с трупа. Я неохотно принимаю оружие, которое кажется куда более лёгким, нежели то, что мне давал Террорист. — Когда я спрашивал тебя, ты лишь отмазался тем, что тебя задело. — Этого более чем достаточно для тебя. Фыркая из-под чёлки, я неохотно побрёл вслед за альфой, который, как я понял, совершенно забыл о перерыве. Впрочем, сидеть рядом с трупом полумутанта идея ещё та. Не знаю сколько мы прошли, прежде чем Ворон сам остановился, но ориентировочно около часа. Всё это время мы брели молча сквозь лес, где я старался не упускать из вида спину мужчины, следуя за ней, как за маяком. Мимоходом я думал и о том, как там другие. Дейдара, Сасори, Какузу, Хидан и Наруто. И добрался ли грузовик с другими ребятами в «Логово». И доберёмся ли до базы мы. Без транспорта. Без еды, воды и, в моём случае, ещё и без обуви. А если у Ворона кончатся патроны? В том, что он отлично орудует и катаной, я удостоверился, вот только сейчас у него из оружия были только пистолеты, как я видел. У него не было такого арсенала, как у Банкира, что при мне им щегольнул. И тут вряд ли нам подвернётся труба под руку, чтоб он смог размахивать ей. Хотя он вполне может себе ножичком настрогать кол из ветки. Если бы не одно «но». Он ранен. Серьёзно ранен. Бледен. Ему больно, хотя он и не говорит об этом, а только молчит и терпит. Моя рана и едва работающая рука — ничто в сравнении с этим, ведь как раз у меня и «царапина». Поэтому занятый своими мыслями, я не сразу понял, что боец стоит на месте, а потом и вовсе опёрся на дерево, перед этим как-то нехорошо покачнувшись и вцепляясь мозолистыми пальцами в кору. — Эй? — я сразу же кидаюсь к парню, склоняясь над ним и замечая, как альфа тяжело дышит. Его грудь часто и глубоко вздымается, на лбу испарина, рот мучительно искривлен, а зубы плотно сжаты. — Давай отдохнём, — протягиваю я руку к Ворону, что отмахивается от меня своей, а после качает головой, выпрямляясь. Как же меня это раздражает. Даже в такой ситуации, когда ему давно пора скопытиться от боли, раны и изматывания самого себя, он ещё пытается корчить из себя крутого. — Мы отдохнём, — с нажимом уже говорю я, упорно глядя в блестящие в темноте глаза, которые и вовсе мне в ночи кажутся чёрными дырами, в которые можно упасть с головой и не проснуться. — Я устал, — перешагивая через собственную гордость продолжаю я, зная, что этот самодовольный подонок и дальше будет изображать из себя ходячий труп, пока им и в самом деле не станет. — Твои проблемы, — альфа бросает это, видно, через силу, так как всё больше откидывается на дерево. А вот усмешка на губах Ворона заставляет меня едва ли не зарычать от такого нахальства. Вот же тварь, я тут подгоняюсь тем, что он сдохнуть может, а его волнует лишь собственная планочка ехидного и непробиваемого хмыря. — Слушай, ты… — ядовито шепчу я, а затем замолкаю, наблюдая за тем, как парень начинает медленно оседать. Мне удаётся его подхватить, при этом морщась от того, сколько весит эта туша, а с виду же не скажешь. — Ну нет… — чувствуя, как собственные ноги подкашиваются, я, одной рукой придерживая бойца, хватаюсь другой за ствол рядом стоящего дерева. Моя больная кисть двигается слабо, этого еле хватает, чтоб стоять, скорчившись под весом чужого тела. — Ну какого черта, а? Мне приходится плавно присесть, чтоб положить, кажется, вырубившегося капитана «Акацуки» на землю около себя. Хотя у меня было отменное желание просто его скинуть, чтоб он себе свой ровный нос разбил на своей аристократичной роже. Задаваясь вопросом о том, что мне делать дальше, я поднапрягши переворачиваю парня на спину и, покусывая собственные губы, смотрю на бледное и изнеможенное лицо. Это нисколько не обнадеживает, так как я понятия не имею куда нам идти, не умею оказывать первую помощь и в случае чего даже выстрелю в цель с раза так пятого. Заебись. — Ну и кто ты после этого? — вопрошаю я находящегося без сознания Ворона, который хоть и дышит, но выглядит весьма не очень. Выпрямившись и попинав носком стопы чужую руку, я оглядываюсь вокруг. Давай, Саске, ты ж умный, придумай что-нибудь. Ты ж не собираешься умирать в этом лесу, да ещё и рядом с этим типом. Мрак ночи вместе с криком какой-то птицы, что раздаётся хоть и далеко, но весьма жутко, возвращают меня к мыслям о том, что бы я делал, если б потерялся вот так вот. Ведь если убрать мутантов и альфу, то появляется банальная ситуация, где, если поразмыслить, всё весьма просто. Присев на корточки рядом с мужчиной, я стал рыться у него по карманам, мотивируя себя тем, что это вынужденная мера и в этом нет ничего такого. Найдя искомый предмет, коим была зажигалка, я перешёл ко второй части своего построенного в голове плана — сделать костёр. Проблем с этим у меня не возникло, ведь мы всё-таки в лесу, где полно древесины и сухой листвы. Когда разгорелся огонь, который я оградил найденными камнями, стало не только теплее, но и не так боязно, ведь темнота сгущала краски, а в свете, пусть и не таком ярком, как-то стало спокойнее. Слушая треск веток и деревяшек, которые поглощало пламя, я утомленно присел около Ворона, попутно откидываясь на него и используя как опору для собственной спины. Всё же, должна от него быть хоть какая-то польза, так? — А знаешь, ты вполне ничего, когда молчишь, — шепчу я альфе, прижав одну ногу к груди, при этом глядя на языки пламени, которые ласкали пожухлые листья, что сморщивались, чернели и становились пеплом. — Не такой противный и… — развернув голову в сторону парня, я хмурюсь и прикладываю ладонь на его лоб. Всё-таки мне не нравилось то, как он тяжело и часто дышит, да и лихорадочно горящие щеки играли явно не в его пользу, — и холодный, — вслух заканчиваю я свою мысль, когда ощущаю чужой жар ладонью. Не сказать, чтоб я уж совсем о себе всю жизнь думал, но хлопотать над кем-то мне уж точно не приходилось, как и отрывать собственный рукав с футболки с помощью ножа. А сделать мне это пришлось, как и позаимствовать флягу для жидкости, что висела у Ворона на поясе. Судя по запаху, там был всё тот же нейтрализатор для альф с его вонью ополаскивателя для рта. Не имея лучшего варианта, так как обычная вода закончилась, когда пришлось промывать рану, я смочил раствором ткань и положил её на лоб бойцу «Акацуки». Проводя задумчиво пальцами по лбу Ворона, я, сам того не замечая, постепенно спустился на аккуратные дуги бровей, затем на прямой нос и его крылья, мягко поглаживая подушечками пальцев ровную и гладкую кожу. Парень едва поморщился, когда я большим пальцем провёл у него по щеке, делая круговое движение и попутно улыбаясь уголками губ. Это было даже забавно. Иметь в своей власти капитана «Акацуки», который может только хмуриться, будучи не в состоянии мне помешать что-либо с ним делать. Хоть в рожу плюнуть, хоть зад ему отпинать, чтоб он прочувствовал как это больно, когда тебя сношают, как резиновую куклу, а не человека. — Говнюк ты, — протягиваю это, подпирая рукой голову, а пальцами второй потирая свои веки, — хоть и чертовски красивый. Смотреть даже тошно, — слабо усмехаюсь я, кидая на Ворона взгляд сквозь пальцы. Не признать очевидного было бы глупо, ведь Ворон и в самом деле притягателен, пусть только и своей внешней оболочкой. Характер у него отвратнее некуда, хуже только я вёл себя, когда посылал Куренай-сенсей на хуй её муженька, заодно недоумевая как меня такого невъебенного альфу может учить какая-то вшивая омега. А сейчас мне, очевидно, воздаётся за всё «хорошее», что я сделал. Обессиленно выдохнув в сторону, я вытаскиваю из-за пояса пистолет, который там зацепил, ибо было неудобно тащить его в руках, особенно когда одна из них выполняет больше декоративную функцию, находясь в бинтах по самый локоть. Но если вернуться к оружию, то кроме того, что оно было легче, я в прошлый раз не обратил внимания на наличие глушителя. По мне так он сейчас не имеет смысла, ведь в наше время играет только то, у кого ствол больше. Впрочем, так было всегда. Просидев какое-то время на земле, я, согреваемый теплым дуновением костра, опустил голову на колено, чувствуя как при этом закрываются глаза. Меня даже покачивало, а зевал я и вовсе через каждую минуту. Вот только спать было нельзя, как бы я ни хотел. Чтобы как-то занять себя, я стал разглядывать деревья и прилегающие к ним кустарники. Всё одинаково. Пускай я и читал различные книги, связанные с приключениями и выживанием в дикой природе, но на практике всё разительно отличалось. До сих пор в голове у меня не укладывалось, как я с Сакурой и Наруто блуждал по пригороду, стремясь уйти подальше от эпицентра событий, а в итоге мы наоборот вернулись в самую гущу. И выжили. Чёрт знает что меня тогда подбило не стоять на месте, а уходить, невзирая на уговоры и здравый смысл. Потерев плечи, что покрылись мурашками после очередного зевка с моей стороны, я вспомнил кое-что. То, что хотел проверить, но никак случай не подворачивался. Скосив взгляд на Ворона, который в очередной раз как-то болезненно скривился во сне, я склоняюсь над альфой. Моя рука застывает в нерешительности, когда я протягиваю её к шее бойца, что сейчас так открыт передо мной и беспомощен. Мои помыслы нечисты, как никогда. Но я должен это узнать, хотя сам не понимаю почему меня это так волнует. Пальцы неуверенно задевают цепочку, а я тем временем задерживаю дыхание, будучи наготове убрать руку, если у парня хотя б один мускул дрогнет. Ощущая себя каким-то балбесом, я, прикусив губу, соприкасаюсь пальцами с горячей кожей Ворона около ключиц и, то и дело кидая взгляд на альфу, подцепляю жетоны. Мне сложно в полутьме прочитать то, что написано на них, символы едва освещаются огнём сзади. Как и в прошлый раз я разбираю мужское имя, стараясь не выдать себя нервной дрожью, которая каждый раз словно ток проходит сквозь меня, когда слышится треск веток, что пожирает огонь. Внезапно начавшееся пиканье практически доводит меня до инфаркта, когда я резко отстраняюсь и выпрямляюсь, сразу замирая на месте. Я никогда не был так близок к тому, чтоб начать молиться и уверовать в бога. На самом интересном! Судорожно выдохнув, я провожу ладонью по лицу, а после смотрю на предмет, торчащий из кармана штанов Ворона, чья антенна немного выступает. Это оттуда ведь? Вытащив рацию, я вновь откидываюсь спиной на бок альфы, попутно открывая крышку и разглядывая множество кнопок. Даже в навороченном телефоне было проще бы разобраться, нежели в этой штуковине, где я наугад тыкнул несколько кнопок, глядя как мигает красная лампочка, пока сам предмет связи слабо попискивал. — Ворон, докладываю, они перекрыли дорогу. Через северные ворота не пройти, — хрипло доносится из динамика, когда я зажимаю одну из клавиш. Это Банкир? Это ведь он же? — Ворон сейчас не может говорить, — бормочу я, досадливо посмотрев в сторону длинноволосого капитана, чьи лохмы растрепались по всей земле. — Что? Кто это? — Саске, — назвавшись, я вытягиваю ноги, чтобы погреть замёрзшие стопы. Мне кажется или стало холодать? — Что с Вороном? — Какузу не вдаётся в подробности, касательно того откуда у меня рация и почему именно я с ним веду сей диалог. — Он немного… — отведя глаза от лица мужчины, я поднимаю те к светлеющему небу, — занят. Почему-то мне не захотелось рушить непоколебимый эталон Ворона перед его коллегами. Пусть это будет наша с ним маленькая тайна, которой я буду затыкать его поганый рот, если он что-нибудь ещё ляпнет в мою сторону. — Передай ему, чтоб заходил с тыла, — сразу же послышалось в ответ, а затем звук и вовсе пропал, прежде чем успел спросить что-нибудь по поводу своих друзей. — Чтоб тебя, — буркнул я, откидываясь назад и буквально уже складывая голову Ворону на живот. Парень был тёплый. А от разморившего меня огня я в который раз зевнул, сетуя про себя на то, что скоро совсем вырублюсь и сам, невзирая на то, что вокруг столько опасностей. Мутанты, какие-то люди, что вскоре ими станут, дикие животные. И это ведь не полный список. Прижав рацию к груди, я прикрываю глаза, давая себе установку на то, что через минуту их открою. Ровно через минуту. Даже приступаю к мысленному счету, чтоб мотивировать себя на это. Вот только на двадцати трёх я осознаю, что слышу посторонний звук, которого раньше не было. Глаза распахиваются моментально, и я начинаю настороженно озираться в поисках источника шума, который приближается с каким-то быстрым топотом, будто это кто-то бежит. Сразу же хватаясь за отложенный пистолет, я выставляю тот перед собой, направляя в предполагаемую сторону, откуда и доносится приближающийся трест веток и шорох листвы. Я уже различаю очертания приближающегося, который оказывается человеком-мужчиной. Но не из знакомых мне «Акацуки». Этот одет так же, как и тот зараженный, в серо-чёрную облегающую униформу. У незнакомца бледный вид, он тяжело дышит, придерживаясь за плечо до тех пор, пока не вылетает из-за деревьев и не останавливается, задерживаясь бегающим серым взглядом за мой пистолет. Теперь я могу его рассмотреть более детально. Это парень. Лет двадцати пяти, с квадратным лицом и короткими темно-русыми волосами. У него виднеются несколько шрамов в свете огня, но больше всего бросается мне в глаза его окровавленная рука. — Мальчик… опусти пистолет… я из военной разведки, — мужчина сдавленно улыбается, покуда капля пота стекает по его виску. Я молчу, не выпуская из рук оружия. Я не знаю кто это и не заражен ли он. Если Ворону я могу, пусть и неохотно, доверять, так как у него нет цели выжить любой ценой. Ведь Мастер сам намекнул мне о том, что с ними будет после того, как в таком «инструменте», как «Акацуки», отпадёт надобность. И любой член отряда спокойно принимал смерть, исключая Конан, предпочитая жертву на благо других, нежели спасаться самому. Даже Ворон. С такой раной он всё равно вернулся за мной. — Это… не заражение, я упал, — продолжал незнакомец, прикладывая руку к поясу, покуда во мне всё росло напряжение, — тебе не следует беспокоиться… Моё внимание привлекает пистолет, которого касается раненный «разведчик», но тем не менее я не нажимаю на курок. Ведь он не мутант. Он живой. Он… — Опусти пушку, мальчик, — рядом раздаётся другой голос, от которого я лишь на мгновение бросаю взгляд в сторону, дабы не упустить из внимания первого солдата, пока из тени дерева выходит другой. У второго взлохмаченные черные волосы и заметный ожог на лице, который проходит от левой стороны щеки к носу. И он тоже в серо-чёрной форме с бронежилетом, вот только тоже не целый. Хромает на ногу, где видна окровавленная повязка. А в руках этот хмырь держит пистолет. Уже двое. А может, и больше. Я и Ворон ранены, как и они. Конфликт неизбежен, ведь мы все знаем как передаётся вирус. Опускать оружие кажется весьма бредовой идеей, учитывая то, что если меня вновь спасёт статус омеги, на который приходится полагаться в такой ситуации, то Ворона они точно жалеть не станут. — Повторять больше не буду, — рявкает второй, отчего я ещё крепче обхватываю пистолет, не сводя его с первого незнакомца, хотя краем глаз слежу за хромоногим. Кровь стучит у меня в висках, а давший в голову адреналин выводит последние остатки сонливости. Что мне делать? — Твою ж мать! — внезапно начинает орать шатен, падая на землю и хватаясь теперь за ногу, из коленной чашки которой торчит рукоятка стилета. Он матерится и корчится, крича и даже не смея касаться ножа у себя в ноге. Его напарник недоуменно оборачивается, разделяя моё изумление, а затем, выругавшись, вновь наставляет пистолет, но уже не на меня, а немного левее. Быть того не может… Оттолкнутый на землю, я шиплю и на секунду зажмуриваюсь, когда голова бьётся об твёрдую почву, а следом сразу же открываю глаза и гляжу на то, как в агонии уже бьётся второй незнакомец, хватаясь за горло, из которого брызжет кровь. А рядом со мной, приподнявшись на одном локте, находится Ворон. Он бледен, дыхание сбито, а на его лбу я могу заметить испарину. Мой рукав, который я смачивал в нейтрализаторе, валяется где-то рядом, покамест капитан спецотряда сжимает меж пальцев ещё два стальных стилета, чье острое лезвие поблескивает в свете костра. Собственные губы будто бы по наитию слабо улыбаются. Я в который раз поражаюсь тому, как Ворон вовремя каждый раз объявляется, словно знает когда он нужен. Я хотел было в своей манере поинтересоваться об этом, но меж нами просвистывает пуля, что врезается в дерево позади. Ещё мгновение, и слышится ещё один крик. Мне нет надобности, чтоб смотреть и удостоверяться в том, чей он. Ведь у Ворона в руке остался один стилет, который он убирает во внутренний карман куртки, а дальше переводит взгляд на меня. А я продолжаю валяться на земле, разглядывая листья, что запутались в длинном хвосте парня, который такой помятый, измотанный и будто бы ещё сонный. От этого я даже как-то усмехаюсь. Это так нелепо. Это так странно — наблюдать за тем, как маска «супергероя» крошится, показывая, что передо мной, всё же, человек, пусть со стальными нервами и закалкой ветерана двух Мировых войн и титановыми яйцами. К которым, кстати, можно уже третье пришивать за то, что он даже в таком состоянии умудряется решить все проблемы, швырнув пару ножичков. — На сколько я отключился? — слышится хриплый вопрос, на который я могу только пожать плечами. Ни часов, ни смартфона у меня нет, чтоб сказать точно, но, в принципе, если судить по тому, как порозовело небо… — Уже рассвет, — шепчу я, следя за тем, как Ворон и сам озирается кругом. — Ты убил их, потому что они могли убить нас? У обоих незнакомых солдат я не видел красных глаз или признаков изменения под влиянием вируса, как у предыдущего, так что тут было рано говорить о том, от кого или чего получены их раны. — Они без масок. Либо дезертиры, либо заразились и сбежали, чтоб их не выследили, выкинув те, — альфа забирает у меня пистолет, который я всё ещё держал в руках, — в любом случае, должны быть убиты. А на такое гнильё тратить наши патроны слишком широкий жест, — объясняя то, что теперь моё оружие у него за поясом, Ворон пробует приподняться, что у него получается, вот только при этом он сжимает зубы и морщится. Видимо, если я предложу ему ещё полежать, он меня проигнорирует. — Без масок? — уточняю я. — Каких? — Если повезёт, то увидишь, — лишь бросает мне капитан, поднимая рацию с земли, которая, скорее всего, упала с меня, когда я подскочил из-за прибывших «гостей». — Выходил на связь? — судя по голосу, Ворон ничуть не удивлен. — Нет, это Какузу, — принципиально называя настоящим именем Банкира, я, придерживаясь за бок, тоже встаю на одно колено рядом с бойцом. — Сказал, что через северные врата не пройти и что нужно заходить с тыла, — передал я сообщение, наблюдая реакцию на него у Ворона. Её, кстати, не было: равнодушие и только. Единственное, на что он нахмурил брови, так это на имя. Что ж его так это бесит? Сейчас он не острит и не язвит, как раньше. Неудивительно, конечно, ведь он и на ногах едва стоит-то. Поднявшись в полный рост, я оглядываюсь на два трупа мужчин, которые, разливая под собой кровь, пустыми глазами смотрят на небо. Иногда мне начинает казаться, что мутанты ещё не самое страшное, что сделал с людьми вирус. Когда страх заставляет направлять оружие на себеподобного, когда он нашёптывает о том, либо ты, либо кто-то другой, то начинаешь понимать, что хуже всего — это вовсе не стать тварью. А начать сомневаться. В друзьях. В семье. В тех, кого любишь. И тогда всего одна пуля может перечеркнуть всё. — Нужно идти, запах крови привлекает не только животных, — открывая флягу с нейтрализатором, Ворон выливает её содержимое в уже слабо тлеющий костёр, отчего красные угли зашипели и погасли. Я как-то слабо киваю, мысли гнетут не меньше, чем возвращающаяся усталость.

***

На этот раз мы прошли не так много, прежде чем я начал отставать от парня, шедшего пусть и нетвёрдо, но всё равно впереди меня. И я как-то уже подумал начать просить об остановке, хотя и понимал, что боец скорее фыркнет про то, какой я изнеженный. Однако покуда я прислонился к одному из стволов деревьев, прижав ладонь к начавшему ныть и без того раненому боку, Ворон и сам замер после того, как послышалась очередная птичья трель. Следом где-то запела ещё одна птаха, а капитан «Акацуки» от этого стал ещё напряжённее, подвигав беззвучно губами, словно что-то шепча про себя. — Может, стояночку устроим, а? — в очередной раз прикрыв глаза, а следом открыв, я утомлённо посмотрел на альфу, который оказался вдруг так рядом и близко, что в пору было смутиться, если б я не так сильно хотел спать да жрать. С туалетом пока проблем не было. Как говорится, каждый столб тебе как родной. — Тш-ш, — Ворон приложил палец к моим губам, отчего я непонимающе смеряю его взглядом. Это он меня затыкать собрался так? — Когда ты свалился, как мешок с дерьмом… — едко и ворчливо проговариваю я, собираясь напомнить о том, как я караулил полночи, но вместо этого возмущенно мычу в ладонь, что накрывает мой рот. Я был и так практически прижат к дереву чужим телом, так меня ещё так нагло оборвали на полуслове, что негодование было уже трудно сдерживать. Однако парень на то, как я насупился, только склонился к моему уху, отчего его дыхание тут же обожгло мне шею. Щеки сразу же порозовели, а сердце выдало моё волнение с потрохами. — Беги настолько быстро, как можешь, к шоссе. Не сворачивай и не петляй. Только в указанную мной сторону. — Чт… — хочу задать я вопрос, но Ворон обрывает меня. — Беги, не оборачиваясь, считай, что если остановишься, то тебя убьют. — А ты? — всё-таки вставляю я, в смятении глядя в лихорадочно блестящие чёрные глаза. — Прямо за тобой. Тенью. Не повиноваться сейчас хочется больше всего, как и расспросить о том, почему и от кого я должен бежать, но вместо ответа Ворон отставляет пистолет назад и подстреливает тут же свалившегося на землю монстра. Треш. Они по одному крайне редки, значит, рядом есть и другие? — Ловлю тебя на слове, — тем самым соглашаясь с этой неожиданной и бредовой идей разделиться, киваю я. — Беги. К шоссе. Прямо, — прерывисто говорит капитан после секундной запинки, во время которой вскинул бровь на мои слова. «Я тебе ничего не должен» — так и читалось у него на лице, но я всё равно взял с него это обещание, рванув в сторону. Куда последовал следующий выстрел позади меня я уже не вижу, вынужденно оставляя Ворона позади. Как и было мне наказано, я бегу без оглядки, сжав зубы и чувствуя как по лицу хлещут ветки деревьев. Мои ноги промокли, а носки на них напоминают два куска грязи, но я всё равно насколько это возможно быстро передвигаюсь, следуя заданному направлению. От дикой спешки в подреберье в который раз колет за последнее время, а дыхание уже послало меня нахуй, раз я не могу даже полноценный вдох сделать. Сильнее придавливая пальцами в ноющее на боку место, я отвлекаюсь от дороги и сразу же запинаюсь за древние корни дерева. Пролетев кувырком добрый метр, я издаю слабый стон, когда пытаюсь подняться. Разбитые колени раньше бы вызвали у меня ор и множественные возмущения, но теперь я только могу позволить себе скрип зубами и резкий подъём. Надо бежать. Впереди и позади меня слышатся звуки выстрелов, но я всё равно не сбавляю скорости и стороны, оббегая очередное дерево. Обещанное шоссе уже близко. Я вижу проблеск асфальта среди веток и листвы. Мне остаётся совсем немного, но кое-что всё же вынуждает меня остановиться и замереть у крайних кустов. Это Акацуки. Их форму я наблюдал множество раз, и сейчас при достаточном освещении мне не стоит и трудов назвать того, кто находится впереди прямо на дороге шоссе. Он тяжело дышит, рядом с ним несколько мёртвых мутантов класса босса, а мужчина придерживает руку на груди. Его куртка расстёгнута, а боезапас заметно обнищал. На чёрной водолазке видны рваные порезы, скорее всего, от когтей. Боец уже не держится на ногах и опускается на колени. Его заметно трясёт, как и меня, но я всё-таки заставляю себя выйти ближе к асфальтированной части дороги, сжимая ледяные пальцы в кулаки и стараясь дышать через нос, что выходит весьма не очень. — Банкир, — окликаю я знакомого из «Акацуки», на что мужчина поднимает голову и смотрит на меня воспаленными зелёными глазами, — они… — Они меня… достали, — глухой и как всегда грубый голос Какузу дрогнет на последнем слове, отчего я поджимаю губы и отвожу взгляд, когда боец касается своей раны на груди, показывая кровь на ладони. — Не думал, что этот день настанет так скоро… — У тебя ещё есть пара дней, — сдерживая себя, чтобы не разораться от такой несправедливости, я хочу уже ступить на асфальт, но Банкир жестом меня останавливает, — почему? — Не подходи… — успевает лишь сказать Какузу, прежде чем сгибается и сплевывает кровь на шоссе, отчего я непроизвольно делаю шаг назад, чувствуя как ноги подгибаются, становятся вялыми и отказываются идти дальше. Только не ещё один. Ведь мы добрались… — Падальщики, — шипит акацушник, оглядываясь назад, где я замечаю три фигуры в чёрно-серой облегающей униформе и бронежилетах. Но теперь на их лицах маски, они белые, в виде морд различных животных и на каждой из них лишь пара полос цветной краски. Красной. Переводя недоуменный взгляд на Банкира, я только сейчас замечаю как у него торчит теперь из торса металлический гарпун, обагрённый кровью. Тряпичная светлая маска мужчины уже пропиталась и ей тоже, но он всё равно не опускает голову и с нескрываемым презрением глядит на приближающихся людей в масках, у одного из которых в руках качается цепь, что тянется прямиком к бойцу из «Акацуки». Это они пронзили его. Я изумленно приподнимаю брови и с широко раскрытыми глазами пячусь назад в лес, не сводя взгляда с Какузу. Моё сердце стучит как ненормальное, с силой ударяясь в ребра, словно проверяя их на прочность. Меня охватывает дрожь, пока тело прошибает на липкий, холодный пот. Мне не удаётся прервать стучащие зубы. Чем ближе подходят незнакомые мне «падальщики» к бойцу спецотряда, тем бОльший ужас меня охватывает, учитывая то, что я вижу как они один за другим достают катаны у себя из-за спины. — Чёртовы ублюдки… даже дорогу обезопасить не могли, — усмехается, глядя на них, Какузу, он ни капли их не боится, в отличие от меня. Даже стоя в угнетённой позе, он гордо держит голову и с пренебрежением сплевывает очередной кровяной сгусток прямо на армейский ботинок одного из подошедших. Лезвие катаны скользит в воздухе, делая плавный взмах над головой Банкира, и прежде чем я успеваю закричать, дабы остановить это, мои глаза накрывает чья-то ладонь. Я узнаю человека по запаху. Ведь только его я и могу чувствовать. Мои плечи содрогаются, когда слышу мрачный знакомый шёпот, после чего выполняю указ, прикладывая ладони к ушам. Но я всё равно слышу. Слышу как тяжкий вздох вырывается из чужой груди. Слышу как звякает металл, а следом глухой звук падающего на асфальт тела. Почему он не вмешался? Почему он просто дал им его убить? Почему… Мои веки дрожат, как и ресницы, я шумно выдыхаю, ощутимо хлюпая носом. Когда Ворон убирает руку с моего лица, я вижу перед собой незнакомца, чья белая маска, с подведенными алым глазами и двумя полосками на морде, отодвинута в бок, показывая лицо «падальщика». Это взрослый мужчина, около тридцати лет на вид, с высокой прической серебристо-серых волос, которые плавно теребит ветер. Чёрные глаза парня отдают безмятежностью и тленом бытия, пока с его катаны стекает тёмная кровь под ужас, отобразившийся в моих глазах. — Какие люди, — голос, как и его владелец, спокойный и в какой-то степени приглушенный, — а я всё гадал кто же убил моих людей. Пусть и зараженных. — Как и ты моего, — в сравнении с пофигистичным равнодушием «падальщика» Ворон угрюм, его тон не предвещает ничего хорошего, как и то, что если бы взглядом можно было убивать, то незнакомец был бы уже заморожен нахрен. — Пять к одному — неравноценный обмен, — проскользив по оппоненту глазами, бормочет, словно недоволен, мужчина, непринужденно пожимая мускулистыми плечами. «Падальщик» хоть и не был качком, но у него было натренированное тело, что можно было без сомнений понять, судя по тому, как его облегала одежда. — Мой боец стоил одного твоего взвода, — ответ главы «Акацуки» не отдаёт ни яростью, ни болью утраты. Только факт. Только холод и непроницаемая маска. Но за ней есть и другое. Он скрывает это. Это не для всех. — Когда я его убивал, то не заметил этого, — говорит мужчина, отчего я скриплю зубами. Блять. Просто блять. Да он был ранен, обессилен и пронзен гарпуном, как тут оказать достойный отпор?! Незнакомец уже обратил внимание на меня, с интересом разглядывая, отчего я ощутил себя каким-то товаром и ощетинился на это, несмотря на то, что мужчина с улыбкой обращается ко мне. — Я так понимаю, ты Саске, — взгляд «падальщика» становится всё более липким и мерзким, словно он меня касается, а я не могу это как-то прервать. — Учиха Саске. — Какая разница? — лишь шиплю я в ответ, не в силах как-то воспринимать этого подонка, что сейчас зарезал Банкира и скучающе так об этом поведал, а теперь лыбится, словно заинтригован донельзя. — Забавно просто, но тем не менее, — седовласый более не распространяется на тему своего настроения, как и по поводу того, где он веселье увидел. А следом, убрав катану в футляр за спину, прибавляет, — позволь представиться тогда. Я капитан отряда «АНБУ», известного также как «подразделение разведки и ликвидации», — эти слова произносятся мужчиной размеренно и равнодушно, как и до этого во время беседы с Вороном, но затем его тон меняется, становясь хладнокровно-жестоким, — или, как нас величает простой народ, — «Падальщики». Последнее слово проходит словно сквозь меня, так как мой взгляд прикован к плечу очередного главы, где изображена спираль со скользящей рядом с ней линией. Абсолютно такая татуировка и на том же месте есть у Ворона. Я не раз её видел. — Какаши Хатаке, — называет своё имя стоящий перед нами убийца, приложив ладонь к груди и при этом ещё что-то продолжая говорить, покуда у меня в сознании проносится та мысль, которая пришла мне в голову, и тут же позабылась во время вчерашнего нападения на трейлер. Ворон — птица-падальщик.