***
В столовой, когда мы приходим, народу немного. Всего пару человек из АНБУ, сидящих за центральными столиками. Мне, как и раньше, неестественно видеть коллектив, пусть и военный, где все бойцы молчат. Не обсуждают тренировки, какие-то планы, мутацию или хотя бы тех, кого им не удалось спасти. Они все молчат и целенаправленно находятся здесь только для того, чтоб поесть. Невольно подходит воспоминание о том, как это проходило в Акацуки, где на столах были карты, фишки, алкоголь и витал запах сигарет над собравшейся компанией, что гоготала, сорила озорными словечками и подкалывала каждого, кто подходил к их шабашу. Это заставляет сомневаться в том, что смертники из двух организаций — именно Акацуки. За одним из дальних столов я, подходя ближе, слышу какие-то смешки и вялопротекающую болтовню. Это Новичок, которого я сразу и не приметил, играет с едой, словно ребёнок, топя в супе кусочки хлеба, при этом издавая различные звуки, напоминающие бульканье. Невольно покривив губы, я следую за Хатаке дальше, который вслух подтверждает мои мысли: — Странный парень. Никогда не мог понять что у него в голове и как он прошёл подготовку Акацуки. — А что включает в себя эта подготовка? — сразу же спрашиваю я, раз на то пошло, попутно садясь за один из свободных столиков. — То, что ломают мозги, уж точно, а кто не подходит, того… — приставив себе два пальца к виску, АНБУшник одними губами изображает звук выстрела, затем кидает мне, — я схожу за ужином, тебе что-нибудь взять? Неопределённо пожав плечами, я всё-таки высказываю единственное пожелание. — Только не суп. Какаши кивает и направляется в сторону раздачи, пока мне остается только ждать и оглядываться по сторонам, ища хоть кого-то из знакомых лиц, но, скорее всего, все ещё заняты своими делами или уже разбрелись по комнатам. К слову, я давно не видел Сакуру. Конечно, мы встречались за завтраком, где девушка сразу же к нам подсаживалась, норовя втиснуться меж мной и Гаарой, который имел привычку сидеть рядом со стенкой, а вторым заслоном неизменно просил быть меня. Однако девушка никогда надолго не задерживалась, извиняясь и лепеча что-то о том, что не хватает рук в лазарете, бросала на меня болезненный взгляд, который я интерпретировал как ее маленькое помешательство, и убегала. Из-за этого в нашу тройку вместо одной омеги встала другая — Гаара. В отличие от Харуно он не задавал глупых вопросов, он не жужжал над ухом о своей привязанности ко мне или о переживаниях, а банально был рядом и слушал, иногда прячась за меня, когда приближался кто-то. Складывалось ощущение, что у меня появился большой ребёнок, опекунство над которым мне всучили без права на отказ. Впрочем, я не был особо уж так против, учитывая, что с ним всё равно по большей части возился Наруто. Это походило на односторонний разговор, где Узумаки чем-то восторгается, показывает свои едва проклюнувшиеся мышцы, пытается шутить и улыбается во все зубы, а омега, прижав колени к груди, выглядывает из-за моего плеча или утыкается мне в спину носом. Поэтому, мягко говоря, я удивился тому, как одноклассник сказал про то, что его попросили сделать. Сомнения мои о том, что это хорошая идея или плохая, были мгновение ока развеяны тем, что я поднимаю голову, когда ощущаю знакомый запах, который словно бы щёлкнул меня по носу. Моргнув, я поворачиваю голову и вижу уже хорошо знакомого альфу, что нынче ходил в плаще поверх плеч, пока вся грудина у него была перебинтована. Мастер пояснил, что это сделано скорее для комфорта, нежели для нового уровня пафоса, как предположил я, так как Ворон всё ещё вынужден был менять повязки, ведь спина у него не до конца зажила. Глава Акацуки присаживается напротив меня, не спрашивая разрешения и, кажется, вовсе в нём не нуждаясь. У меня в горле встали комом собственная вспыльчивость, что требовала мщения за всё пережитое унижение прошлого, и некого рода эйфория. Он сел со мной. Ведь раньше он всегда ел один. Всегда. Даже в «Убежище» он отсаживался от остальной компании, предпочитая общество себя самого и тарелки. Что же изменилось, а, птичка? Подперев подбородок ладонью, я сверлю глазами мужчину, который неторопливо раскладывает перед собой в каком-то ведомом только ему порядке хлеб, соль, перец и стакан чая, с которого ещё поднимается пар. Ворон не обращает на меня никакого внимания, несмотря на то, что наши взгляды на пару мгновений успевают пересечься, он продолжает делать вид, что перед ним пустота. Если это его новый способ игнорировать меня, находясь поблизости, то, мягко говоря, он хреновый. Всё ещё не прерывая молчания за столом, где, по всей вероятности, только мне казалось это ненормальным и давящим на нервы, я перевожу взгляд на бинты, которые хорошо были видны из-за распахнутого плаща. Перевязка скрывала многое, но прежде спрятанные тёмной форменной водолазкой ключицы, подкаченные мышцы и шрамы теперь были выдвинуты словно напоказ. Я, по-видимому, уже откровенно пялюсь, но оторвать взгляд и признать это, встретившись с чёрными глазами Ворона, казалось слишком постыдным. А тем временем на его губах я уже вижу эту поганую язвительную усмешку, когда поднимаю взор немногим выше, а затем сразу же с фырканьем прикрываю свои глаза ладонью. Иначе просто невозможно оторваться. Даже сейчас горю от досады я, хотя это он подсел ко мне, он проявил инициативу, а отводить взгляд всё равно приходится мне. И пересилить себя, чтобы не попытаться глянуть вновь, крайне сложно. — Тут столько свободных мест, почему ты сел именно сюда? — шепчу я сквозь зубы, старательно блуждая глазами где угодно, но не на собеседнике. — Я всегда здесь сижу, — прохладный тон Ворона, которого мне столько дней не довелось слышать, как и всегда сбивает с меня всю спесь, которую я успел выдумать на пару минут с ним за одним столом. Разумеется, ну как иначе-то. Ещё б он сказал, что хочет сидеть с тобой, Саске, ага. — Да неужели? — скептично спрашиваю я, оглядываясь по сторонам и невольно приходя к выводу о том, что даже тут Ворон прав. Это я отчего-то прошёл за этот стол, когда пошёл ужинать с капитаном АНБУ. — Представь себе, — нисколько не меняясь в лице, комментирует альфа, на что я мысленно посылаю его в те же хуистые дали, что и ранее Какаши. Вслух мне это озвучивать не особо хотелось, по крайней мере, я знал, что за это мне может солидно прилететь. В прошлый раз практически лицом в тарелку с рагу макнули. — Бесишь ты меня, — бормочу я, хотя и отсаживаться не спешу, наблюдая из-под чёлки за тем, как Ворон опускает ложку в тарелку. Глупо это. Особенно вкладывать в «бесишь» совершенно не то значение, которое кажется на первый взгляд. — Ты голоден? Этот вопрос застаёт меня немного врасплох, отчего я как-то не сразу на него реагирую, сначала решив, что мне послышалось. Вот только протянутый столовый предмет с жижей в нём окончательно убеждает меня в том, что адресовано это мне и в самом деле. — Не отравлено, я уже попробовал, — добавляет Ворон к своему жесту, покуда я всё ещё в смятении гляжу на ложку. Слова о том, что мне сейчас принесут ужин, да ещё и то, что суп я есть бы не стал после «представления» Тоби, да и не гигиенично это, вылетели из головы напрочь, зато приходит другая более безумная идея. Мне приходится немного поддаться вперед для удобства, а после немного приоткрыть рот, предлагая тем самым покормить себя. Не знаю чего я хотел этим добиться, возможно, как-то смутить Ворона, чья невидимая маска на лице дала такую солидную трещину, что я заметил его удивление, выраженное приподнятыми бровями. Я собрался уже забрать у парня столовый прибор со словами, что я пошутил, однако лидер Акацуки плавно ввёл мне в рот широкую часть ложки не больше, чем на четверть, следом вливая тёплую жидкость в ней. Сразу же сглотнув суп, я усмехнулся, прикусывая губу и глядя на Ворона, который вновь сидел с непроницаемой рожей. — Вкусно, — шепчу я, собираясь сесть обратно, но слышу в ответ то, от чего на пару секунд замираю на месте. — Не играй с огнём, Саске. К чему это? Наверное, вопрос был написан у меня на лице, но тем не менее альфа не отвечает на него, продолжая свою трапезу. Сев на место, я недоуменно, в свою очередь, пытаюсь понять по поводу чего меня предупредил Ворон. И кого именно он ассоциировал с огнём. Себя или… — Не успел я отойти, а ты уже тут как тут, — слышится над нами голос Какаши, который только что подошёл с подносом, на котором стояли чашки с рисом и курицей. — Саске, боюсь, нам с тобой придётся пересесть за другой стол, поверь мне на слово, втроём мы тут точно не поместимся. Оглядев ещё два доступных стула, я быстро соображаю и вспоминаю враждебность и отчуждённость меж капитанами двух разных организаций, которые граничат на неизвестном мне презрении и даже ненависти. На этот вопрос я бы также хотел бы услышать сегодня ответ, ибо даже Мастер лишь как-то посредственно описал отношения меж АНБУ и Акацуки. — Ладно, — согласившись, я поднимаюсь с насиженного теплого места и ухожу в другую сторону столовой вместе с Хатаке, потом уже на полпути обернувшись через плечо на Ворона, что продолжал есть один. Всё-таки есть люди, которые любят одиночество, чтоб иметь возможность копаться в своих мыслях, раскладывать всё по полочкам, наслаждаться трапезой без лишней болтовни. А есть те, кто попросту одинок. И одиночество для них — это каждодневная пытка наедине с собой и своими мыслями, где они заперты и не в силах кому-то об этом сказать. И, может, я слишком размяк или привык к его вечному холоду мрачного айсберга, который своим взглядом топит корабли, но иногда… Хах, возможно, это прозвучит даже глупо, но мне на самом деле кажется, что Ворон банально не умеет иначе. Ковыряясь в тарелке, я так и не смог заставить себя что-то съесть. Не хотелось. — Если нет аппетита, то не заставляй себя, — скорее всего, замечая моё настроение, Хатаке подкатывает ко мне красное яблоко, на которое я задумчиво бросаю взгляд. — С фруктами сейчас дефицит, сам понимаешь почему. — Ты говорил, что знал моё имя ещё до того, как мы познакомились, — взяв яблоко в ладонь, напоминаю я то, почему решил поужинать с капитаном АНБУ. — Да, — кивает мужчина, откладывая палочки, которыми ел рис, в сторону, — у тебя есть предположения? — Зачем мне догадки, если я могу услышать прямой ответ, — я немного хмурюсь, смахивая отросшие волосы с лица. — Ну, Саске, это слишком просто, тебе не кажется? — улыбается уголками губ серовласый, хотя его взгляд по-прежнему зияет пустотой. Не знаю что взбрело ему в голову, но в «угадайку» я уже сыт играть по горло. Вечно одни вопросы как, почему, зачем… — Ты интересен мне, Учиха — продолжает альфа, — хотя я удивлен тому, что ты нисколько не испытываешь хоть какой-то признательности за спасение, не относишься уважительно к бойцам, которые защищают тебя и твоих друзей, посылая всех на известные буквы, а также считаешь, что тебе море по колено. Тебе не кажется, что стоит быть более благодарным? И, возможно, многие скажут, что это Учиховская гордость, но она ломается так же, как и любая другая, поверь мне на слово. Однако есть то, что меня удивляет, знаешь ли. Ты омега. Из клана Учиха… Я хмыкаю про себя на это. Ещё один мне нотации решил читать, словно я не наслушался их за всё то время, что перекрыло всю светлую и беззаботную жизнь в поместье. Избалованный, хам, наглый, высокомерный… Мастер верно тогда всё показывал с «аверсом» и «реверсом». Я мог сколько угодно указывать на родителя, на клан, на порядки и свой жизненный уклад, к которому привык. Но сейчас я изменился; на самом деле, встреть я себя тогдашнего, пару месяцев назад, то не узнал бы. Холёный цветочек, не прогибающийся ни под кем. Принц-сволота, чурающийся дружить с теми, у кого нет счета в банке на островах и личного водителя. Мнимый альфа, относящийся к омегам, как к течным шлюхам. Забавно признавать, но именно благодаря произошедшим событиям и людям, которые были вокруг, мне удаётся выслушивать эту критику со стороны Хатаке и не кинуть в него свою тарелку, как сделал бы я раньше. — Ты постоянно повторяешь то, что я Учиха, словно что-то знаешь обо мне и моём клане, — презрительно бросаю я парню, который замолкает, но тут же жестом меня прерывает. — Знаю. И знаю что делают с теми, кто рождается омегой. «Удавливают в колыбели», — хотелось бы сказать мне, но это было бы ложью, хотя, если б узнать статус можно было и тогда, то Учиха были бы только «за» подобный метод. — Ты хотел знать почему я был в курсе твоего имени ещё до нашего знакомства? — продолжает вкрадчиво Хатаке, отчего я напрягаюсь. — Потому что у всех Учих есть характерные только им черты… не то их непробиваемое ослиное упрямство, — усмехается в сторону Какаши, однако потом его голос будто бы надламывается, становясь более мягким, как и взгляд, — не то самая жертвенная в мире любовь. Мне хотелось рассмеяться на это, прям хохотнуть в голос прямо в лицо альфе, который такое сморозил, но что-то меня останавливает, возможно, вновь ставшее равнодушным лицо Хатаке. — Кроме этого ведь у тебя всё равно есть множество вопросов, не так ли? Я вполне могу ответить на них насколько мне позволяет моё положение, — АНБУшник кладёт свою ладонь поверх моей, в которой всё ещё находится алый фрукт. Я понимаю куда это всё катится, но даже за информацию эта цена для меня была завышена. Мне стало противно. — Почему вы убили Какузу? — резко задаю я вопрос, выдёргивая руку и отпуская яблоко, которое прокатывается по столу обратно к мужчине. — Какузу? — Какаши смотрит на меня с сомнением после того, как я отмахнулся от его «широкого жеста». — Банкир, — мне приходится припоминать ещё и позывной, так как я не учёл того, что капитан может не знать имена. Хатаке задумчиво на меня глядит из-под полуопущенных век. — Банкира звали Какузу? Как интересно… а кого ещё ты знаешь? Я мог перечислить всех, кроме Ворона, но вместо этого покачал головой, показывая свою неосведомленность по поводу этого. Сомневаюсь, что Хатаке мне поверил, но тем не менее он отвечает на мой вопрос: — Саске, мы были вынуждены убить… Какузу. Он был заражен и представлял угрозу. Кто знает как долго в нём был вирус. Он мог кинуться на тебя или на Ворона… хотя в его случае я б не возражал особо. — Он был в сознании, — опроверг я, — он меня узнал. И вас тоже. Он назвал вас «Падальщиками». — Как услужливо с его стороны, в обычное время от него слова было не дождаться, — без всякого уважения протягивает мужчина, вызвав во мне злость, но я прикусываю себе вовремя язык и спрашиваю о другом, указывая пальцами на своё плечо. — У вас у всех татуировки, так? — Да, клеймо АНБУ, — подтверждает кивком Хатаке, демонстрируя предплечье, а после переводя взгляд на меня, — ты ведь видел его не только на моих бойцах, не так ли? У меня возникло чувство, что во время этого разговора ответов и информации я получаю куда меньше, чем альфа, и на этот неравноценный обмен подписался, к сожалению, я сам. — У Ворона. — Тебя интересует был ли он в АНБУ? — предвидя мой вопрос, спрашивает и сразу же отвечает альфа. — Да, был. От этого и пошёл его позывной в Акацуки. Ворон — «Падальщик». И в этом искусстве он был одним из лучших. Странно было слышать, что убийство людей можно называть искусством. — А почему он перевёлся в другую организацию? Это не похоже на продвижение по службе, — пробормотал я, понимая, что смерть в независимости от успеха их миссии или провала не может быть наградой. — Когда инструмент ломается — его выбрасывают, — со вздохом повествует Какаши, отодвигает поднос с остатками еды в стороны, — когда ломается дорогостоящий и эффективный инструмент, его пробуют починить и заточить заново. — И с чем в данном случае была связана поломка? — принимая данную аллегорию, я пытаюсь соотносить ее с реальностью, попутно пихая единственную зацепку о прошлом Ворона. — Не из-за Шисуи ли? Пожалуй, я мог бы опять же поторопиться и ошибиться, но слишком долго молчавший Какаши, чей взгляд теперь не был рассеян и полон скуки, после того, как я отказался от яблока, подсказал мне, что я попал в «десятку». Акацуки не знают о Шисуи, потому что он был до них. Вот оно что. — Крайне сомневаюсь, что Ворон добровольно поведал тебе о Шисуи, — проговаривая имя незнакомца, альфа отвёл глаза от меня, — это крайне на него не похоже. В целом говорить с кем-то, — добавил немного усмехаясь капитан, словно эта шутка могла сейчас зайти, — тем более о Шисуи. — Они были любовниками? — мой очередной вопрос выходит скомканным и со слишком толстым слоем напускного равнодушия, которое я вывалил, пытаясь сделать вид, что это лишь к слову пришлось и значения не несёт вовсе. — Уходишь от ответа, — цокнул Хатаке, кивая будто бы сам себе, — но нет, Шисуи для него всегда был чужой омегой, вплоть до того дня, когда тот погиб по его вине. Широко раскрыв глаза, я ошарашенно молчу, переваривая услышанное, которое никак не могло уложиться у меня в голове. Такого поворота я банально не ожидал. Конечно, у меня был вариант в голове, что Шисуи уже не жилец, раз его жетоны у другого, но что сам Ворон причастен к его смерти…. Ведь глава Акацуки постоянно кого-то прикрывал из своего отряда, он даже Лидеру не хотел давать идти в пекло, чтоб запустить бомбу, а тому немного времени оставалось. Он каждый раз спасал меня от мутантов, хоть потом и ехидно лыбился этому. Всегда подставлялся сам под врага, защищая других. Как такой человек мог кого-то… — Ревность и зависть творят порою чудовищные вещи, Саске. Заставляют нас переставать быть самими собой. Бросают в пучину отчаяния и беспросветной лжи самим себе, — мрачно изрекает альфа, наклоняясь ко мне через стол. Чужой шепот у уха был сродни собственному голосу, который приглушенно зазвучал в голове. — Ты выбрал себе не того альфу, Саске, и у тебя ещё есть шанс передумать. Хатаке отстраняется от меня и, кинув что-то вроде «не забудь съесть яблоко», выходит из-за стола, оставляя меня за ним одного. Я же сижу в какой-то прострации, мои руки немного подрагивают, хотя я не чувствую страха или злости, но меня всё-таки трясёт, будто от озноба. Слова лидера АНБУ эхом отдаются в моей будто бы пустой голове. У меня нет альфы. Я не выбирал себе никого. Я вообще не планировал ничего такого, даже мыслей не допускал подобных. Повернув голову в сторону, я замечаю, что Ворона нет за тем столом, где он ужинал.***
Застыв перед нужной мне дверью, которая от других отличалась разве только тем, что выглядела куда более массивной и была в стороне, словно и тут Ворон был особняком, я в нерешительности протягиваю руку, но никак не могу заставить себя постучать. В мыслях вихрем вертятся слова, которые я могу сказать, но каждый вариант кажется мне более убогим, нежели предыдущий, и от этого моя уверенность, и без того дышащая на ладан, растворяется с каждой секундой. И это не говоря о том, что я совершенно не знаю захочет ли Ворон в целом мне хотя б дверь открыть. Костяшками стучу по железной двери, этого вполне хватает для звонкого звука, который раздаётся, по мне так, слишком уж громко и призывно. Пока я думаю успею ли я слинять до лифта или лестницы, преграда раскрывается слишком быстро, будто бы альфа стоял по ту сторону в ожидании, когда у меня смелость поднимется на пару делений по воображаемой шкале. Глава Акацуки как и всегда в своём тёмном амплуа, ему не хватает только рогов для того, чтоб доказать, что он отрок Сатаны. Чёрные длинные, даже без намека на сечённость волосы собраны в небрежном хвосте, два угля глаз флегматично окидывают меня взглядом, которого, если судить по надменному лицу Ворона, я и недостоин. Весь безразлично-самодовольный вид альфы так и пропитывает воздух вокруг, отчего мне безумно хочется снова увидеть его без сознания, когда можно без зазрения совести попинать его от души. — Ты мне кое-что сказал за ужином, — собираясь с мыслями, буквально по слогам проговариваю я, то и дело цепляясь взглядом за сейчас неприкрытый торс и грудь капитана, на котором кроме штанов и бинтов ничего не было. Хотя время позднее, наверное, приди я ещё позднее, мог бы и вовсе без одежды застать, но всё же это мешает мне сосредоточиться, и я невольно запинаюсь, чувствуя как усиленно начинает стучать сердце, гоняя кровь по телу. — Ужинал ты отдельно от меня, — кажется, мне слышатся нотки недовольства, но, в целом, это можно скинуть и на воображение, так как, откинувшись на косяк двери, Ворон сейчас выглядит куда более естественно, чем в привычной поствоенной обстановке. И его невольно можно даже человеком посчитать, а не ходячей машиной убийств и разрушения. — До того, как я пересел, — напоминание, само собой, лишнее, но мне приходится его использовать, дабы не вдаваться ещё в то, что меня всё-таки да покормили. Да, пусть и одной ложкой супа, но ужином вдвоём это с натяжкой, учитывая шаткое положение дел, вполне назвать можно. — Конкретнее, — альфа наверняка славливает немалый кайф, меня так третируя и забавляясь тем, как я отвожу глаза, нервно сжимая пальцами край своей футболки, а затем и вовсе убирая руки за спину, ибо мне уже не приходит в голову куда ещё их деть, чтоб мои действия не выглядели по-детски глупо. — Не играть с огнём. Ты имел в виду Хатаке? — всё-таки мне удаётся задать этот грёбаный вопрос. — Всех АНБУ. Развернуто-то как. В таких случаях надо говорить «ясно», «понятно» и «окей», как это было в сегодняшнем разговоре с Наруто, но вместо этого я, ещё раз посмотрев на альфу, прикусываю губу, заранее зная, что я об этом пожалею, но всё-таки… если что, всегда можно будет обвинить во всём Террориста, так? — Ты, конечно, очень старался и всё сделал, чтоб у меня отбило желание и надолго, но… — сейчас было очень кстати перестать мне мямлить и попытаться быть соблазнительным, но всё, на что меня хватило, это бросить на Ворона беглый взгляд и залиться проклятым румянцем, — можно мне переночевать у тебя? Ох, Саске, чтоб ты спасовал-то в последний момент. — С какой стати? — брюнет придерживает одной рукой дверь, словно намереваясь её закрыть вот-вот, поэтому я, уже подсознательно сдавшись, мысленно строю траекторию моего обратного пути. Тем не менее Ворон, вроде, ещё ожидает моего ответа, который я произношу как можно тише, надеясь хотя б на то, что альфа не услышит это. Хватает того, что я признаю это сам себе. — Тепла хочу.