***
— Как тут воняет, — прижимаю два пальца к носу, делая своеобразный «зажим». — Я думал, вы привыкли работать с подобным… материалом, — белая фарфоровая маска с красными полосами поворачивается в мою сторону. Смысла особого я в них не видел: какой толк в том, что мутант узрел твоё лицо? Та часть мозга, что отвечала за воспоминания, у них превращается в кашу так или иначе, так что враг ты или друг — не имеет значения, только если ты не объект для размножения. Разве что чтоб кровь лицо не забрызгала, то тогда да, вещь полезная. — И разве в медицинском этикете приемлемо это слово? — Я работаю с изолированным объектом. Если была необходимость вскрытия, то эту роль я любезно перекладывал на плечи моего коллеги. Он, знаете ли, любит орудовать скальпелем, — непринужденно протягиваю, хотя получается весьма сипло из-за того, что я все ещё держу нос закрытым. — Что касается слова, то да, солидарен, предпочитаемое слово всё-таки «пахнет», но я считаю, что здесь оно лишнее. Конкретно тут воняет, — не вдаюсь я в особые подробности всего, ибо зловоние, казалось, пропитывает меня насквозь. Я прошелся глазами по лежащим трупам вдоль коридора, среди которых были не только разлагающиеся мутанты, но и бойцы АНБУ, у которых отсутствовали части тела, было разодрано, в лучшем случае, горло или обглодано лицо. Кругом были кровавые отпечатки, а наступить мимо лужи алой жидкости, вытекающей из чьей-то артерии, или не задеть тёмную, практически черную из разодранных вен кровь было весьма проблематично. Казалось, что коридор бесконечен и единственное, что в нём есть, это погибшие люди да монстры. Остановившись рядом с одним из мёртвых тел, принадлежащих человеку без фарфоровой маски, я склоняю голову на бок. Странная смерть. Вспоротое горло, несколько полос на теле, но они не от когтей или зубов. Будь рядом мой заносчивый коллега, он бы уточнил каким именно оружием или инструментом они были нанесены. Я склонялся к скальпелю. Края ран были ровные, аккуратные, нерваные и неглубокие. Это походило на некачественную подделку. Сделанную второпях, быстро и небрежно, словно никто и не заметит. Эдакий плевок в сторону моей квалификации специалиста и магистра биологических наук. Пусть это и не мой профиль, но уж такую липу я всё-таки заметил. — Что-то не так? — интересуется за моей спиной Ямато, покуда я приседаю рядом с жертвой обстоятельств, глазами исследуя местность около неё. Возможно, я не заметил. — Да, этот убит не мутантом, — выношу вердикт, поднимаясь с неудобной позы и потирая поясницу. Всё-таки надо побольше времени уделять своему здоровью. Неплохо было бы получить массаж, когда выберемся отсюда. — И ещё кое-что… Я оглядываюсь назад, рассматривая с сомнением каштановые волосы временного напарника, в сопровождении которого проходил мой путь до его капитана, после чего прибавляю: — Как выглядит маска этого несчастного? — Лицо сильно изуродовано, я не могу сказать точно, — АНБУ заметно напрягается по тону, — по вышивке на жилете ясно, что он лейтенант отряда «альфа». — Из бойцов, да? Не из разведчиков там со шпионами или тех, кто оказывает поддержку, прикрывая, — дабы убедиться в собственных мыслях, уточняю, получая положительный кивок, — что ж, так и подозревал. — Вы же не думаете, что это капитан… — Точнее было б называть его командором, наверное, ему банально греет душу, что когда-то он был кому-то капитаном, раз так упорствует на этом обращении, — ни на что не намекая, будничным тоном шепчу я, — но нет, я не думаю, что это его рук дело. Ямато отмалчивается, никак не комментируя мои слова. Либо моя теория верна, а так оно и есть, либо я совсем не разбираюсь в людях и их помыслах. Перешагнув через очередное тело, я вновь скольжу глазами по стенам: тут где-то находится один из потайных ходов. Если верить карте, то по всему «Логову» можно передвигаться без труда благодаря им с этажа на этаж, из коридора в коридор, можно даже выйти наружу или попасть внутрь. Наши гости из АНБУ здесь достаточно давно и должны были узнать, как минимум, значительную их часть самостоятельно, другой пришлось поделиться нам, ради безопасности базы. Никто б не прошёл незамеченным, особенно если решил блокировать низ, открыв тот ход, который ведёт в вентиляцию, ведь он открывается изнутри. — Сюда, — подзывает меня ассистент Хатаке, подбежав к тяжелой металлической двери с кодовым замком, — мы так и не смогли открыть дверь, возможно, предатель запер его или… — Или вывел из игры, — продолжил я мысль, разглядывая конструкцию, — к счастью для нас, я знаю все коды и от всех помещений, — приложив два пальца к виску, чтоб ещё раз подчеркнуть свою гениальность, я встречаю лишь непроницаемую маску в ответ. А, ну да, я совсем забыл об этом. Введя шестизначное число, я с важным видом открываю дверь. Хорошо, что у неё не электрический механизм, иначе попасть внутрь было весьма проблематично. Мне не удаётся и шагу сделать, как меня обдаёт столь знакомое амбре, к которому я за годы работы в лаборатории привык не меньше, чем Мастер. Запах этанола ни с чем не сравним. Иначе говоря, спирт. Кабинет, где пребывал наш «бухенвальский узник», был сравнительно небольшим, обитым деревом и с даже некоторыми элементами декора, создающими несколько дикий для меня уют: парочка картин дальних городов, мягкие подушки, придававшие суровой армейской лавке такой вид, будто бы сельская девочка старалась как могла обжиться здесь. Два цветка в кадке, стальной сейф и большой стол. Не стандартный железный, а опять же из дерева. Красного. Командор АНБУ мог распоряжаться своим имуществом как угодно, но перевозить его из своей базы сюда — верхушка бреда, как и то, что сейчас за этим столом, сложив на него ноги, сидел источник «благовония», держа в своей руке пиалу. Пожалуй, мне стоило бы впасть в прострацию или ступор при виде сего зрелища, где с пустыми глазами и опухшими веками, что неудивительно после такого запоя, славный глава АНБУ даже не обращает на нас внимания, продолжая с отрешенным видом смотреть куда-то сквозь стену, но за меня это делает Ямато. Он делает робкий шаг к столу, снимая при этом маску, которая выпадает из его рук. Не колеблюсь подумать о том, что если Ворон… нет, это невозможно, Ворон бы продолжил командование, что бы ни случилось. Даже просчитывать варианты событий бессмысленно. — Капитан… что вы творите… как вы можете, — голос Ямато надламывается, когда Хатаке соизволяет увидеть нас всё тем же безвольным и бессодержательным взором. — Если он влил в себя столько, то я ставлю под сомнение тот факт, что он тебя понимает, — поднимаю я со стола практически пустую бутылку, при этом кидая взгляд на другую, которая валялась на полу, следом за которой лежала на ковре еще одна не до конца допитая, раз её содержимое образовало пятно. — Капитан, как вы могли… вы не слышали наши крики разве? Почему вы не отвечали, когда мы вызывали вас по рации? Почему вы… Боже мой, как вы могли всё это время сидеть тут и вливать в себя это! — боец АНБУ с яростью сметает всё со стола Какаши, который, на моё удивление, придерживает вовсе не нераскрытую бутылку, которая падает и разбивается об пол, а фотографию. Документация, пули и пистолет, лежавшие рядом, полетели вниз следом за их «убитой» подругой. Взяв снимок из слабых пальцев Хатаке, я мельком гляжу на юношу лет двадцати, который игриво улыбается с него. У него тёмные волосы, что немного вьются, и большие тёмные глаза с длинными ресницами. Ничего необычного. Обычный парень. — Кто это? — интересуюсь, показывая фото Ямато, который всё ещё неверяще глядит на своего командира, лишь слабо повернув голову в сторону моей руки. — Это… — мужчина вздыхает и качает головой, — это Шисуи. Шисуи Учиха. — Учиха? — мои брови ползут вверх, покуда я снова вглядываюсь в снимок. Внешность типичная для них; если судить только по этим данным, то так половина страны может относиться к древнему клану. — Он был любовью всей жизни капитана, его омегой… и погиб три года назад. — Сегодня годовщина его смерти? — предполагаю, всматриваясь в черты этого юноши на фотографии. — Постой, — останавливаю я поток информации, который встрепенулся, когда я осмысливаю слова Ямато полностью, — ты сказал… омегой? — Да. У нас некий контракт с частью семей клана Учиха. Тех, кто им… не подходят, они отдавали нам в качестве будущих бойцов. Все Учиха одаренные, сильные и выносливые, даже было не понять кто из них омега, бета… или альфа, — шатен практически шепчет, — горькая правда клана Учиха. — Многого я всё-таки не знаю, — бормочу я, обращаясь не то к фото парнишке Учиха, не то к АНБУ. Ловко придумано. Неугодных детей в убийцы, чтоб они кровью отмывали позор своей природы, отличительной от идеологии рода. Я и не подозревал о том, как это работает, полагая, что Саске единственный омега, так сказать, уникальный Учиха. Что ж, всегда неприятно признавать свои ошибки, даже самому себе. — Капитан… — Ямато произносит звание с горечью, пока я оглядываюсь кругом, ища какие-нибудь зацепки или что-то важное, — ваши люди… вы нужны нам. Многие погибли, пытаясь до вас добраться и достучаться… нас осталось мало, капитан, прошу вас, — голос члена отряда «омега» обрывается, в то время как я смотрю себе под ноги: всякий мусор, оружие, патроны, записульки… Хатаке не собирался оставаться в живых после этой ночи. Постойте-ка. Я подбираю с пола вторую пиалу. — Ямато, скажи, зачем тому, кто собирается напиться до беспамятства, нужны два прибора? — ответ очевиден, но я всё же медлю, наблюдая за тем, как удрученно оборачивается на меня ассистент главы АНБУ. — Он был не один. — Дверь была закрыта на код. Наши бойцы его не знают, даже я. — Значит есть те, кто знают, — хмыкаю, оценивая по достоинству план того, кто во всем этом замешан. Это ж как всё устроить надо, да ещё и вовремя. У него очень хорошо варит голова, даже внезапно как-то. — Я убил их. А вот это было тоже неожиданно, тем более, что сказал эти слова Хатаке. Бесцветно. Бессмысленно. Безапелляционно. Он точно знал о чём говорит. — Кого «их»? — мне вовсе нет дела в этом, учитывая прошедшее время глагола, но если это хоть как-то приведет его в чувство, то придётся поддержать этот бесполезный разговор. — Я убил их. Снова те же слова. Я вопрошающе смотрю на Ямато, который качает головой, как и я, не ведая в чьих убийствах признаётся мужчина. — Кого ты убил? — вновь спрашиваю, положив заимствованное фото перед Какаши, чьё лицо искажается гримасой боли, когда он снова видит снимок Шисуи. — Я убил их, — Хатаке опускает голову на картинку, где улыбается омега-Учиха. Плечи командира сотрясаются. Беззвучные рыдания с протяжным воем кажутся мне куда более эмоциональными и честными, нежели показная истерика. Боль, которую невозможно выплеснуть ни криком, ни плачем — что-то более значимое, чем примитивная прихоть. Это крик души. Существование которой я хоть и ставлю под огромное сомнение, но тем не менее иногда колеблюсь. — Как погиб Шисуи? — мой вопрос адресован Ямато, ведь от Какаши всё равно сейчас невозможно добиться чего-то вразумительного. — На задании, — мужчина говорит осторожно, не так естественно, как раньше. Изменился тон голоса, тембр. Он не уверен или не знает до конца? — Его на него послал он? — киваю на командора. — Его на него никто не посылал. Он сам сбежал. — Я их убил. — Кто с ним был на задании? — обособляю я полученные данные, выжидая ответа, при этом замечая как начинает трещать рация у меня во внутреннем кармане. Я плавно вытаскиваю её, принимая сигнал: всё-таки случиться за моё отсутствие могло многое, но, надеюсь, не самое худшее. — Итачи. Неразборчивый лепет Террориста я прерываю своим голосом, прося подождать ровно десять секунд, затем недоуменно переспрашиваю, хотя сомнений быть и не могло. Всё-таки мой лидер был в АНБУ, и это известный факт. — С Вороном? Кивок со стороны ассистента Хатаке расценивать как-то иначе сложно, но тем не менее я могу выдвинуть кое-какие теории по поводу не особо лояльных к друг другу отношений меж Какаши и Итачи. Однако сейчас они совершенно не к месту. — Я весь во внимании, Террорист, — проговариваю, оглядываясь кругом ещё раз. Я совершенно не понимаю что здесь делаю. Надо бы вернуться на первый этаж, а оттуда пройти в ангар, где поезд. Если удастся это сделать, то это будет самый рациональный вариант. Тратить время, что-то доказывать и выяснять у Какаши бесполезно: сейчас он полон личной драмы, самобичевания и алкоголя. Неплохо было б забрать его с собой, однако этим заниматься уж точно буду не я. — У нас проблемы. АНБУ собрали гражданских в ангаре, но нам пришлось закрыться в нём: боссы так и лезут. Если пойдёт так дальше, то нас тут всех сожрут, — доносится из рации, на что я мрачно про себя цыкаю. Такой вариант разворачивающихся событий меня не устраивал. — Мы не можем уехать на поезде. Дверь по другую сторону должна открываться автоматически, но нет электроэнергии. — Ты хочешь заставить меня идти в глубины первого этажа, дабы вручную нажать на рычаг, — догадываюсь я о последующей просьбе со стороны Дейдары, который своим «мм», звучащим не так оптимистично и протянуто, как раньше, подтверждает мои опасения. — Ты ведь отлично понимаешь своей светловолосой головушкой, что я слишком ценный агент «Акацуки», чтоб заниматься подобным? — Мы в тебя верим, Змей. Тут около сотни человек с гражданскими и АНБУ, нам-то терять нечего, но эти ребята очень хотят жить, — Террорист шепчет это несколько уныло, словно ситуация и в самом деле очень не в нашу пользу. — Я знаю, что меня как прокаженного не пустят за периметр, но я… хочу, чтоб Сасори оказался в безопасности. Хоть ненадолго, — мальчишка явно нервничает, что совершенно не подобает ему. И всё-таки он ещё не вырос. Всё тот же ребенок, брошенный в круговорот заранее проигранной войны, только с руками, заляпанными в крови. — Дейдара… — я произношу имя снайпера, не обращая внимание на Хатаке и Ямато, который продолжает подергивать своего капитана, силясь привести его в чувство, — продержитесь. Легко сказать и трудно сделать. Меня вовсе не вдохновляет чья-то поддержка, а вот лавры были бы к месту. — Ты, — убирая рацию, я брезгливо киваю на Хатаке, обращаясь к Ямато, — если тебе нужен командир, не способный взять себя в руки, когда его люди гибнут, можешь тащить его на спине; если нет, то советую быстрее бежать в ангар. — Капитан всегда был за нас горой. Никогда не предавал, никогда не заставлял делать невозможное, сам ходил на миссии, грозящие опасностью. Никто не хотел брать на себя бремя и убивать вашего сопартийца, не знаете, да? Того самого Банкира, когда он заразился. Даже ваш хвалённый Ворон отвернулся, а наш смог. Потому что знал, что никто из вас этого делать не станет; понимал, что лучше примет ваш гнев на себя, даст новый повод себя ненавидеть Ворону, но он это сделал ради вас всех. Сплотил вашу ненависть. И сейчас вы так кидаетесь словами, словно знаете всё и вся, но этот человек всегда заботился о своих людях, — Ямато сплевывает мне под ботинки, — даже когда они больше не служат под знаменами АНБУ! Он даже хотел спасти этого щенка Учиху, зная что его ждет на базе, когда узнают, что он омега, поэтому не докладывал о нём, поэтому предложил вам перейти к нам! Маска многое может скрыть, — раздраженно пиная собственное фарфоровое «лицо», валяющееся на полу, шипит парень, после гневно поднимая на меня глаза, пока я надменно смотрю в ответ. Слишком поздно говорить такие слова. Слишком поздно думать о том, что можно было сделать, если уже сейчас мы последнее звено, которое способно спасти людей в ангаре. — Ямато, хватит. Я ценю твою преданность, но он прав, — разумные слова со стороны Хатаке услышать было куда чуднее, чем все секреты командора от его ближайшего сторонника, — я не достоин своего звания. Я не достоин твоих хвалебных речей. Повернув голову в сторону мужчины, я лишь окидываю его взглядом. Что ж, весьма похвально — складывать с себя полномочия, когда всё катится в тартарары. Видать, часть алкоголя уже выветрилась или же слова подчиненного пробудили остатки чести человека в этом отребье, что бездействовало, предпочитая жалеть себя, нежели сделать хоть что-то, дабы защитить своих людей или гражданских. — Капитан… — Ямато протягивает своему начальству руку, помогая подняться со стула, — нужно уходить, база пала… надо спасти людей. — Я понял, но мы пойдём с ним… — шатко шагая, Хатаке придерживается за стол, глубоко выдыхая и взглядом показывая на меня. — А сейчас прошу прощения, но это единственный способ избавиться от этой отравы, что он принес… — мужчина отворачивается, поднося руку ко рту, на что я отвожу глаза, когда слышится характерный звук рвотных позывов. Ох, ну и мерзость. Надеюсь, на мои ботинки не попадет. Ожидая, когда Какаши прочистит желудок, попутно прополаскивая горло водой, поданной своим ассистентом, я подхожу к металлической двери, выглядывая за неё, чтоб удостовериться, что путь чист. Обернувшись назад, я отмечаю как Хатаке берет фотографию со стола, убирает её себе в жилет и, прихватывая со спинки своего кресла катану, направляется ко мне. Выглядит он всё ещё не важно, но мастерство, как говорится, не пропьёшь, так что пополнение, пусть даже и такое жалкое, лучше, чем ничего. Мы поспешно продвигаемся по коридору в обратную сторону. Идти не так далеко, но в темноте всё-таки приходится опасаться внезапных нападений, и каждый шорох может таить в себе опасность. Вернулись к лестнице мы достаточно скоро, но всё ещё нужно было попасть в машинное отделение, где стоило вручную переключить рычаг. По пути не встречалось ничего серьёзного, кроме групп треша, которых одним за другим разрубал лезвием капитан АНБУ; не было нужды доставать даже пистолет, поэтому я подсвечивал нам путь, хотя в этом отпадала необходимость. Верхние этажи были уже освещены утренней зарей, чей мягкий, но слабый свет доходил и до низа. Совсем немного, но разрушенные залы, стены и разбитые ступени приобретали контур и цвет. — Быстрее, — подзываю я бойцов за собой, но они останавливаются под мое недоумение. Что может ещё случиться-то? — Слышите? — Ямато указывает направление в коридор по другую сторону зала. Он нам был совершенно не нужен. — Кто-то плачет. Мне хотелось уже повертеть пальцем у виска, но прежде чем я это успеваю сделать, мне и в самом деле слышится тихий и тоненький вой, прерываемый всхлипами. Ошибки быть не может. Это ребенок. — Нет на это времени, по ту сторону стен ждёт сотня народа, — напоминаю я, но осекаюсь, когда будто бы впечатанная раскаленным железом фраза клеймом вспыхивает в моей голове. С каких пор жизнь теряет ценность? — Чёрт, давайте быстрее, — нервно убираю волосы назад, при этом направляясь в противоположный коридор, скрипя зубами и понимая, что я поступаю крайне глупо и в который раз за ночь. Все рекорды бью. Среди разбитых вдребезги стен, от которых оставались кое-где только опоры да помятые стальные пластины, я освещаю коридор тонким лучом света, вглядываясь в уголки. Плач не стихал, ребенок был где-то поблизости. Вот только нигде его не было видно. — Эй, выходи… мы поможем, — Хатаке делает попытку позвать мелкого нытика, который нас задерживает, но в ответ раздается тот же плач, — странно это. — Что мы вместо того, чтоб спасать много людей, ищем одного? Да что ты, — не скрывая насмешки, провожу лучом фонаря по кабинкам, которые использовались для хранения вещей. — Может, он забился где-то в них? — Нет, я про сам плач. Он повторяется. Словно заезженная пластинка, — протягивает Какаши, на что я хочу уже не без колкости ответить, что пить меньше стоит, но сам, прислушиваясь, вскрываю кабинки одну за другой, ища несмолкающего ребёнка. И в правду. Одинаковый. Добравшись до последнего отдела, я распахиваю его, направляя свет фонаря во внурь, откуда и доносился звук. — Это кукла, — озвучиваю я находку, поднимая игрушку, похожую на пупса, который продолжал ныть в тишине, разрушаемой только моим голосом и шелестом каменной крошки. — Берегись! Я прячусь за дверцу шкафа, роняя фонарик и слыша как мимо просвистывает пуля, а следом ещё одна, которая, судя по сдавленному звуку, нашла свою жертву. Выстрелы? Это не мутанты уж точно. Неужели всё-таки решил закончить всё сам? Плохо дело, даже без анализа, статистики и других расчетов я отлично знал возможности стрелка. Они превосходили мои. Они превосходили любого из нас. Единственный, кто мог хоть как-то противостоять ему из нас, был Хатаке. — Надо открыть ворота, — шиплю я, поднимая фонарь, и, вспоминая направление пуль, кошусь на капитана АНБУ, который стискивал рукой пробитое пулей бедро. — Сильно задело? — Привычно. Но горит огнём, — не высовывая головы из-за стены, бормочет тот, показывая выдержку, когда поднимается на ноги. — Алкоголь у меня в крови ещё притупляет боль… — Я ослеплю его светом, а ты попытайся сразиться с ним вблизи, это даст мне время добраться до переключателя, — выдаю я самый практичный в этой ситуации план. — Ямато… — Я останусь с капитаном, — чеканит боец. — Нет, ты должен бежать в ангар. Предупредить других. Заберёшься по сетке, — словно читая мои мысли, даёт указания Хатаке. — Но, сэр… — Ямато, я не позволю погибнуть больше ни одному своему солдату, — отрезает на корню препирания командор, пока я мысленно проектирую себе дорогу до переключателя. Достаточно будет и пары минут, чтоб поезд прошёл, но… успеют ли? Надо что-то придумать, не факт, что у меня будет хотя бы это время. — Змей, — Какаши зовёт меня по псевдониму; в целом, это привычно, ведь никто не знает наши имена, они покрыты пеплом прошлого, — ты знаешь с кем мы имеем дело? Радикально настроенный отщепенец? Или кто-то из своих? Его мотивы? Возможности? — О, у меня много мыслей по этому поводу, но скажу лишь одно. Он не то и не другое, однако вы, капитан, его прекрасно знаете, поверьте мне, — шепчу, прикрывая глаза на мгновенье, — его забыть вы никак не могли. — Насчет три? — хмурясь, спрашивает сероволосый АНБУ, на что я киваю, мысленно отчитывая до нужной цифры, а после выводя кисть из своего убежища, дабы направить фонарь на стрелявшего, если он все ещё не сменил своей выгодной позиции. И пролетевшая в эту же секунду пуля, которая врезается в бетон совсем рядом с моей рукой, подтверждает моё предположение. Он все ещё на лестнице. Хатаке не было нужны объяснять что и к чему: он уже бежит к нападающему на нас, вынуждая того отходить и дать проход нам. Ямато перепрыгивает стальную обшивку, за ним следую я, мы разбегаемся, каждый в свою сторону, не оборачиваясь и не бросая громких слов. Сейчас это неважно. Ничего неважно. Я должен успеть повернуть этот рубильник. Скрежет оружия стоит в моих ушах, когда я проскальзываю под одной из машин, стремглав мчась к заветному люку. Ветер свистит не меньше пролетающих пуль, до меня доносятся выкрики Хатаке, который заметно уступает своему противнику. Что ж, я знал на что иду. Открыв панель люка, я вбиваю нужные цифры влажными от напряжения пальцами. Пот как показатель стресса? Стареешь, Орочимару, когда ты в последний раз так боялся не успеть? Я буквально слетаю по лестнице, чувствуя как обжигает при этом руки. Я без перчаток, без бронежилета, а из оружия у меня крупнокалиберный пистолет. Перестрелка вряд ли будет долгой. Подсвечивая себе тусклым светом, я пробираюсь между труб к нужному механизму. Вон он впереди. Совсем близко. Рукой подать. Я не помню мига, когда был более счастлив, чем сейчас. Я сжимаю красный рубильник. Пара минут. Мне нужна лишь пара минут. Я хватаю руку Джирайи. Он измучен. Он смотрит на меня алыми глазами, его жесткие белые волосы пропитались кровью. На его теле и плечах следы жестких укусов, я готов поклясться, что там не хватает кусков мяса. Он защитил меня. Порвал ремни и сбил мутанта, который собирался напасть на меня. У меня ведь даже оружия нет… да и я обращаться с ним не умею. Мои собственные мысли трещат по швам, как и самообладание. — Зачем… зачем ты это сделал? — задаю я вопрос, который вовсе не о том, почему он устроил побег с кучей «доказательств», а не исчез, пропал, он ведь вполне мог. Его разум не настолько крошечный, как иногда он пытается делать вид. Это и так ясно как день, что он давал время отступить Цунаде, чтоб забрали его, а не её. — Я хотел спасти и тебя, — тихие слова, что я едва различаю, — ты мой друг, Орочимару. — Идиот… — шиплю, оглядываясь кругом. Никого нет. Только вода, заливающая лабораторию из-за предшествующих взрывов, — это ты всё заминировал, я знаю, даже не отпирайся. — Спаси теперь меня, — Джирайя показывает как темнеют у него сосуды на руках, которыми без всего только что одолел мутанта. Здоровенного. Сильного. Его когти исполосовали тело моего друга, — не дай стать мне… этим. — Ты сбрендил, я не буду тебя убивать, — сразу же отвергаю такой исход, — ещё можно всё исправить, мне нужно немного времени, я найду лекарство. Сделаю вакцину! — безумно восклицаю, пока собственные пальцы трясутся, стискивая чужое запястье. — Тупо же, — усмехается альфа уголком губ, с которого сочится кровь. — Глупое слово, — тихо адресую я, стискивая зубы, мужчине рядом с которым сижу, когда он закрывает глаза, — ужасно глупое. Я достаю пистолет из кобуры. Патроны есть, но толка от них нет. Мои навыки не относятся к ближнему бою или стрельбе. Тем более если я попробую стрелять, он убьёт меня куда быстрее. Скинув оружие на пол, я провожу руками вдоль своего медицинского халата. Ничего не забыл? Прошло уже несколько минут, я не считал, но моё внутреннее расписание подсказывает, что я справился. Стоит поблагодарить капитана Хатаке, когда увидимся с ним. И Ямато. Он оказался не настолько бесполезным, как я изначально предположил. Смешно даже как много я совершил ошибок, выйдя из лаборатории. В суждениях, в представлениях, в теориях, даже в том, что выберусь отсюда живым. Цокаю от собственных мыслей, когда слышу как хлопает крышка люка. Как и ожидалось, он прекрасно знает коды. Ведь он один из нас. Один из «Акацуки». Он был с нами с самого начала. Придурок, каких много, — вот и вся его характеристика, что была в первый день знакомства с ним. Неспешно поворачиваюсь, когда шаги приближаются. Он думает, что всех обыграл. Устроил ту же западню, что и в «Убежище», значит, всё должно сработать? Увы, дорогой компаньон, я не наступаю на одни и те же грабли. — Кто б мог подумать, что ты доживёшь до этого момента, — ледяной голос из-под фарфоровой маски кажется незнакомым и вовсе чужим, в нем нет ничего, что могло бы напомнить о том, кто скрывает своё лицо, — скользкая змея. — Кто б мог подумать, что ты пойдёшь так далеко в своих планах, — развожу руки в разные стороны, — убогий ублюдок. Плечо обжигает болью, а от снаряда, прилетевшего в меня, я откидываюсь на рычаг, прикрывая его собой. Я выкрою ещё несколько минут всем. Я вовсе не герой. И терпеть не могу благородство, оно никогда не окупается. И когда всё стало так сложно? Я хочу быть ханжой, я хочу показывать, что всё в этом мире относительно, что нет ничего святого и единственные, кто способен творить судьбу, — мы сами. Я хочу быть ложкой дёгтя в сладком мёде, я тот противный зубрила, на которого всегда неодобрительно косятся, когда он вставляет свой едкий, как яд, сарказм напополам с советом собственного сочинения. Я вовсе не хочу никого спасать. Это удел принцев из сказок, а я учёный. У меня нет ни силы, ни ловкости. Но есть язык, глаза и уши. Этого должно хватить. Должно. — Ай-яй-яй, где твои манеры… — саркастично фыркаю, зажимая рану на плече, стискивая пальцами ткань, которая пропитывается кровью. Так… непривычно. — Где вакцина? — человек в маске направляет оружие на меня снова. — Посмотри в лаборатории, хотя я уверен, что ты облазил её сверху донизу, всё-таки маска, которую ты забрал у одного из бойцов Хатаке, позволяла тебе ходить среди них и нас без помех, — хрипло шепчу я, не убирая елейную улыбку с лица. — Сколько ты их сменил, пока передвигался по «Логову»? Я могу предположить. Как минимум две. Одну, чтоб пройти мимо АНБУ, не привлекая внимания, вторую, когда вывел из своей игры Хатаке. — Пять, — холодный тон, и собеседник щелкает собственную маску пальцами, облачёнными в тёмную перчатку нашей униформы, — пока не добрался до своей. — Вот как, — понимающе киваю, припоминая звание убитого, которое пояснил мне Ямато, — лейтенант отряда, поэтому Какаши и принял тебя у себя. Он тебя знает. Ты был в АНБУ. Он сильно мучился? — интересуюсь куда более тоскливо, чем хотелось бы. Маска склоняется немного в сторону, словно тот, кто за ней, размышляет. — Меньше, чем ты. У меня не было в планах его убивать, хотя ты накрыл мою блестящую идею, состоящую из двух развилок, в одной из которых он совершает суицид, в другой — просыпается утром с похмельем и, выбравшись из своей «камеры», понимает, что вся его «семья», все его бойцы мертвы. Было бы великолепно, — приглушенный шепот выражает истинное восхищение этой мыслью, где, скорее всего, Хатаке и вправду бы закончил всё по первому сценарию после этого. Я горько усмехаюсь. Люди так предсказуемы. — Что ж, тогда я рад, что он умер более достойно. — Где вакцина? — предатель вновь возвращается к тому, с чего начал. — Где Хидан? — в ответ спрашиваю я у человека, который ушёл вместе с ним уничтожать маток. Опасно было отправлять Бессмертного туда с ним, но опасность мутантов всё ещё высока, в то время как планы этого психа всегда дрейфовали с промежутком. Я сдавленно охаю, когда мне простреливают другую руку, совершенно не целясь, но попадая прямо в локоть. Тс-с, это на самом деле больно, прожигает насквозь, а раскаленный металл входит глубоко в плоть; кажется, у меня плавится кость. Боль была в самом деле невероятной. Если б не подготовка в «Акацуки», то я б кричал и молил о пощаде. — Неправильный ответ, — бездушный тон из-под фарфоровой маски заставляет меня фыркнуть, особенно когда я откидываюсь на спину, всё ещё прикрывая собой переключатель. Еще немного. Ещё чуть-чуть. Тот, кто прикрывается маской, наклоняется ко мне и без всякого труда распахивает полы моего халата. Я даже не могу двинуть пальцем, чтоб ему помешать, когда он снимает чехол с моего пояса, в котором находится пробирка. Это было весьма предсказуемо, да? Всё своё носить с собой… Показав мне моё творение, ради которого я трудился долгие годы, совершенствовал, модифицировал, не спал сутками, человек в маске без всяких представлений разбивает пробирку, отпуская её. Стекло с жидкостью, что была в ней, смешиваются воедино. Я мрачно смотрю на предателя. Он даже не собирался её использовать. Гнусный мерзавец. — Ты спрашивал что стало с Хиданом? Я убил его. В спину, как паршивую собаку, и бросил умирать среди личинок. Он заслужил это. Я убью любого, кто будет мешать мне добраться до моей цели, каждого пассажира того товарного экспресса. Детей. Женщин. Мужчин. Я убью Сасори. Я убью Итачи. В «Логове» много транспорта, способного догнать поезд. Машины. Мотоциклы. Ещё и вертолёт мне предоставили. — Ты пропустил в списке своего семпая, — напоминаю о Террористе скорее не из вредности, а чтоб забрать у него ещё немного времени. — А… Дейдара-семпай, — я слышу легкую и даже какую-то тёплую усмешку в голосе мужчины, от неё мне становится ещё более противно вести беседу, хотя выбора-то и нет, — мне его даже жаль. Ему нет надобности погибать, но он это выберет. — Какая прелесть, в тебе оказывается сострадание есть, — закашливаюсь, выдавливая из себя усмешку. Щелчок пистолета, и я содрогаюсь, хватаясь за стену позади себя. Теперь в бедро, — жаль только, что ты не доберёшься до поезда, а то такие надежды, планы мести, экзекуция. — И кто же мне помешает? Ты едва ползаешь, — вкрадчивый шепот подобен холодным рукам смерти, которые меня обхватывают. Я ещё не закончил. — Да, именно я, — моргая, чтоб прогнать туман в сознании, я, превозмогая боль во всем теле, едва ворочаю язык в собственном сухом рту, но продолжаю. — Ты и в самом деле такой идиот, раз решил, что я возьму один последний синтезированный образец вакцины с собой? Я отдал его раньше. Намного раньше, чем ты можешь себе представить, глупенький мститель, — мои губы растягиваются в ядовитой улыбке, — но ты не ожидал этого, как и того, что я, превозмогая свои принципы, доверю её омеге. Сакура знакома с моими трудами и работами. Она сможет её закончить. Она умная девочка, — хмыкаю, не сдерживая откровенного смеха, который булькает у меня в горле, как и кровь, которая сворачивается от паров, что я вдыхаю сейчас вместе с тем, кого обыграл, — ты можешь попытаться нагнать поезд, но я попросил Ворона увезти её лично. Я знал, что ты слушаешь каналы связи «Акацуки». Я нарочно сказал ему ехать с другими, употребив самое убогое слово «тупо», тупой ты ублюдок. Боль и страдания, которые приносило собственное тело, подходили к концу, я самодовольно глядел прямо в дуло пистолета, который подрагивал от гнева того, кто его держал. — Ты, наверное, думаешь что же тогда ты разбил? О, я тебе расскажу, пока мои органы не сдавили друг друга настолько, что у меня пена с кровью изо рта не пошла. Всё та же старая песня: «Давайте лезть туда, куда не следует, ведь это сделает нас сильнее». Ты и в самом деле уничтожил мою драгоценную разработку. Я так долго над ней работал, но это чувство превосходства над противником, когда ты умираешь, того определённо стоит. Это вовсе не вакцина… это концентрированный вирус. Ох, думаю, ты, как и я, уже чувствуешь как дышать становится всё тяжелее, а в голове стоит пьяная дымка, уносящая сознание… ты мутируешь через несколько часов и единственное, что будет тебя волновать, — еда. Сплюнув кровь, пропитавшую мой язык, я поднимаю глаза на убийцу и предателя, который медленно подносит руку к лицу. Мне становится ещё смешнее, когда я откидываю окровавленной кистью подол своего халата, показываю включенную всё это время рацию. — Ты проиграл, Вендетта, — одними губами шепчу я настоящий позывной Новичка, буквально выплевывая эти слова тому, кто снимает маску, показывая свой лик. Я затаиваю дыхание, не веря тому, что вижу. Этого не может быть. Я… не верю. Щелчок пистолета. Я опоздал.Глава XXXI.
21 июля 2018 г. в 22:39
Примечания:
Господа и дамы, эта глава получилась очень долгой, очень нудной, но объясняющей многие вещи. Основных пар тут с мизинец горе пополам, так что если нет желания читать о том, кто такой Змей и почему, то можно смело подождать ещё пару дней до новой главы от Саске :D
— Ты с ума сошёл? Зачем ты притащил его сюда? Тебе не по глазам, что он не жилец, а, Сасори? — шиплю на врача, что возомнил себя Богом, раз собирается оперировать мальчишку-омегу, который едва дышит на руках другого школьника, что трепетно прижимает его к себе. Руки молодого альфы по локоть в крови.
Это настоящий бред — проносить инфекцию в мою лабораторию, что держится только на том, что я позаимствовал ещё год назад источник питания у военных. Ну, слово «своровал» весьма грубо звучит, а вот «одолжил на временное использование» — более точно в формулировке. Он заряжался от солнечной энергии, поэтому ночью был весьма бесполезен, однако питания, полученного за день, хватало на то, чтоб поддерживать минимальную деятельность. Это было весьма некстати, так как я почти закончил синтез пробной вакцины.
— Нет, о нет, только не на мой стол, — возмущаюсь я, когда этот вандал из АНБУ, как его там, неважно, в общем, сметает мои записи и многомесячные исследования, предоставляя место, куда можно положить окровавленного парня. Бесполезные действия, кстати. — Там же была кушетка, — раздраженно бросаю я, указывая кистью в сторону небольшого мягкого стола, где я сам иногда, когда никто не видел, отдыхал.
— Я собираюсь его оперировать, а не оставлять умирать, — жестко говорит мне мой коллега, чья клятва Гиппократа творит только беды, направляя лампы над столом на парня, — и для этого мне нужны твои инструменты и лаборатория.
— В лазарете настолько пахнет хлоркой? — не удерживаюсь от едкого комментария, хотя прекрасно понимаю что происходит. Сам в задней комнате, где стоят холодильники с вакцинами и препаратами, убил двух мутантов-трешей парой минут назад, что просовывали свои когти сквозь воздушную решетку. Это было весьма… неожиданно.
— Либо помогай, либо не мешай, — парирует Акасуна, на что я скептично провожаю его глазами. Ситуация всё повторяется. Сначала мальчишка из клана Учиха, который словно притягивает к себе неприятности колоссальных масштабов, теперь этот. Почему никто не может учиться на чужих ошибках? Не лезть на рожон, например. Хотя бы это.
Кинув взгляд на юношу, что лежал на моём столе, я поджимаю губы. Тот самый омега. Странный малец. Зрит в суть, но не понимает что видит. Пытается предположить на личном опыте и зачастую попадает впросак. Дилемма, господа.
— Принеси кровь для переливания, — процеживаю я сквозь зубы, понимая, что выбор за меня уже сделали, когда синеглазый мальчишка со взглядом упёртого барана протягивает мне нераспечатанную упаковку со стерильными хирургическими перчатками.
Меня окружают одни хамы и идиоты.
— Что мы имеем на сей час? — деловито интересуюсь я, когда из-за ширмы, которой отгородили юношу, перенесшего тяжелейшее ранение в спину, выходит Мастер, чьё звание военно-полевого хирурга, как ни странно с его компетенцией, оправдано. Нам пришлось зашивать не только порванные ткани, но и перешивать сосуды. Впрочем, это было не так трудоёмко, как удалять пораженные части органов. Пацану несказанно повезло: без куска кишечника, печени и лёгких он жить будет, что нельзя было сказать, если б задет был позвоночник или сердце. Если выкарабкается, разумеется, а это весьма и весьма сомнительно.
— АНБУ собирают выживших в боковой зоне, — обозначив фразой следующий ход, бормочет альфа, — там нет воздушных карманов.
— И что будут делать дальше? Похоронят их там? — усмешку даже таить не стоит. — Это решение настолько же глупое, как и то, что ты попытался спасти этого парня, — киваю в сторону ширмы, приглушенно прибавив. — Он труп.
— Это не так!
Я плавно перевожу взгляд на Узумаки Наруто. Его вопли меня преследуют ещё с самого «Убежища». Как Ворон провёл с ним почти двое суток один на один ума не приложу. Впрочем, капитан весьма искусен, не удивлюсь, если он пообещал ему брюхо вспороть, если он пикнет.
— Гаара не умер. Он ещё борется. Он сильный. И он справится! — блондин шипит это настолько обвинительно, словно это я его подставил под босса, а не омега сам кинулся, решив сыграть в благородство. Какая глупость. Все люди эгоисты по натуре, и если мы это предаём, то жестко караемся. Нет, вовсе не Богом, в науке нет места религии, только факты и никакого воображения.
— Он находится на грани, глупый мальчик, — закатывая глаза от такой слепой веры в «чудо», я вновь прохожусь глазами по юноше перед собой. Неплохо сложен, средний рост, светлые волосы и цвет глаз довольно-таки редкий, ровные зубы — он вполне может похвастаться своим генотипом, что даровали ему его родители. Чета Узумаки.
Наслышан я о них. Вечные борцы с несправедливостью, чьи незапятнанные идеалы всегда подвергались лёгкой сатирической нотке с моей стороны. Жаль, что погибли, да ещё и так глупо: хватаясь за жизни друг друга.
— Но он не умрёт, — Наруто заметно вскипает, я так же замечаю как вздувается вена у него на лбу. Какие мы страшные, а.
— Это спорный вопрос. С такими обширными повреждениями и сломанными ребрами ему необходима госпитализация, а не оттягивание времени, — мои слова заметно остужают пыл альфы, который, сжав ладони в кулаки, уставился в пол.
Правда глаза колет, понимаю.
— Не дави на него. Все прекрасно осознают, что шансов мало, — устало напоминает о себе Мастер. Он подпирает голову руками, уткнувшись локтями в стол. Операция длилась долго. Ему помогал медицинский персонал АНБУ, который сейчас под охраной направился к другим раненным, которых ещё можно спасти. Но тем не менее он, как и я, реалист, вот только озвучивать плохие новости никто не решается, кроме меня. Гонцов, приносящих неутешительные вести, казнили раньше, так что это неудивительно. Однако знать правду куда важнее, чем хвататься за мнимую веру и упование на «а вдруг».
— Тогда зачем ты себя изводил этой тратой времени, которое мы могли потратить на перегруппировку, сбор данных и попыткой связаться с нашим капитаном? — мой вопрос адресован коллеге, чей халат заляпан уже подсохшей кровью, но он не спешит его менять.
Кто-то должен быть ложкой дёгтя и напоминать, что мы живём не в мире Чудес и не в чьей-нибудь фантазии, где мазком кисти можно исправить любую проблему. И если никто не хочет брать на себя это бремя, то это сделаю я. Пускай я буду бездушным, чёрствым и жестким, но это лучше, чем дарить ложную надежду, складывать руки в молитвенном жесте и просить о помощи мифических созданий.
— Потому что я врач, а это жизнь. Ни ты, ни я не знаем наверняка поможет ли то, что мы сделали или нет, но важно попытаться. И если мальчишке полегчает от того, что я буду стоять над ним двое суток не смыкая глаз с дефибриллятором в руках, то я буду это делать вне зависимости от того, выживет он или нет. Я сделаю все возможное, чтоб отбить у смерти того, у кого есть абсолютный иммунитет к тому, чему мы противостоим, — глухо произносит Сасори, глядя перед собой, на что я прикрываю веки.
Как банально. Честь врача и опять идеалы, это так ненадёжно, в отличие от цифр и статистики. Мы не те люди, которые должны за них хвататься. Мы продались политике и военным. Мы стали живым оружием в руках тех людей, которые и виновны в случившемся. Верхушка власти. И даже произошедшее их не научит ничему. Они продолжат опыты, когда шумиха поуляжется. Они найдут новые лаборатории, снова наймут тех, кого влечет запах банкнот или чутье первооткрывателя.
История повторяется, вот только человечество всё так же наступает на одни и те же грабли.
— Твой инструктор в «Акацуки» должен быть очень недоволен тобой. Столько долгих месяцев выбивать из тебя эту блаженную дурь, и вот она снова засела в твоей голове, подобно злокачественным опухолям, сколько ни удаляй — всё равно возвращаются, — протягиваю, открывая глаза и кивая на раздраженный взгляд, направленный на меня в ответ. Да, это неприятно слышать, но если быть антагонистом среди наивных дурачков, то до конца.
— Его сожрали ещё во время нашей подготовки.
— Тогда я не удивлен, что ты так раскис, — фыркаю, складывая руки на груди.
Впрочем, с этим ещё можно как-то мириться. Навыки Мастера в плане медицины я неохотно, но признаю, но только практические. В теории он плавает чрезвычайно вольным стилем. Что же касается сейчас другого бойца, присутствующего в моей лаборатории, то более бесполезного кадра представить проблематично. Его называют Ямато. И он понятия не имеет где его командир.
— Ты… из АНБУ, — привлекаю я внимание беты, чьим единственным преимуществом и была его природа, видимо, — ты можешь предложить что-нибудь для эвакуации гражданских? Если нет, то ты можешь быть менее продуктивен только при одном условии — если благодаря метаморфозу станешь стеной, к которой прислонился, — мои слова привели в действие мужчину, что неподвижно стоял у дверей уже несколько часов подряд. Если б я не знал, что это человек, то решил, что это крайне уродливая статуя, которую зачем-то принесли в мою лабораторию.
Увы, в неё столько людей набежало, словно больше спасаться негде, кроме места, где есть вирус М.О.Р. в жидком виде.
— Зачем твой капитан тебя держит, если от тебя коэффициент пользы в минус уходит? Только кислород зря потребляешь, — поторапливаю я задумавшегося парня, который приложил руку к подбородку и так же завис, — перезагрузите его кто-нибудь, уже.
— Заканчивай сотрясать воздух, от твоих негодующих воплей лучше не станет, — подает голос позади меня Акасуна, с громким хлопком приложив ладонь на стол, на что я тяжко выдыхаю, — сам предложи вариант.
— Чтоб это сделать, мне нужна полная картина происходящих событий, ведь я не могу действовать вслепую, — намекаю на то, что у меня «скованы руки», отправляю я многозначный взгляд Мастеру, но предотвращая его дальнейший выпад, продолжаю, — однако прежде всего нужно связаться с Вороном и Хатаке.
— Капитан с Террористом летели на вертолёте, когда я выходил с ними на связь в последний раз, — неохотно рассказывает врач, закидывая ногу на ногу и потирая запястье. Многочасовая работа не может пройти без последствий. Кибернетический протез тоже нуждается в уходе. К тому же, Мастер провёл около двух часов за операционным столом.
Воздушное судно — большое преимущество. Можно отправить детей и раненных. О, капитан, вы как всегда затмеваете звезды своим превосходством.
— Бессмертный и Новичок? — вспоминаю я ещё двух из «Акацуки», о которых не было вестей очень давно. Учитывая то, что они ушли ещё утром, их вполне можно было скидывать со счетов.
А если быть точным, то одного из них. Что ж, я догадывался, что так и произойдёт. Жаль, что так не вовремя.
Мы все однажды умрём, рано или поздно, век человека недолог. Некоторые счастливчики сделают это быстро и безболезненно, но для большинства этот процесс столь же долгий и мучительный, как разговор с пустоголовыми болванами, которые умеют только катаной махать да пистолет правильной стороной держать. А кому-то не повезет ещё сильнее — их заразят, и, судя по тому, что я видел, процесс мутации весьма… неприятный. Слезающая кожа, множество делящихся клеток и разрывов в теле, внутреннее кровотечение, а также метаморфозы костей и органов, которые набухают подобно губке, впитывающей влагу, пока в теле не остаётся места. Органы брюшины и сердце давят на лёгкие и желудок, от этого и идёт слюна с кровью у мутантов изо рта. Мутация, ведущая к саморазрушению, — это не природное явление. Мутанты долго не живут по этой же причине. Как только нет еды, с помощью которой они могут вырабатывать энергию и обновлять своё ДНК, позволяя клеткам делиться и трансформироваться дальше, они разлагаются. Вслед за гниением приходит и их смерть. Вроде бы, всё просто и элементарно: не давать им есть и плодиться, однако чем больше увеличивается количество зараженных, тем равносильно этому распространяется и вирус. Цепная реакция. Связи, вроде дружбы и похоти, именуемой в простонародье любовью, усугубляют ситуацию.
Их трудно рвать. И, к сожалению, невозможно забыть. Каждый раз всё равно возвращаешься к тому, что ты мог что-то изменить и без этого.
— Команда Альфа-Бета-Омега снова работает вместе, эх, я уж думал, что после университетской скамьи тебя и не увижу, — белобрысый мужчина притягивает меня к себе и начинает кулаком тереть по моей макушке. Я совсем недавно расчесал волосы в идеальный хвост. Что за безнравственное отношение к чужой прическе?
— Отпусти меня и не трогай мои волосы, — шиплю я, вырываясь из хватки, скрипя зубами и старательно отпихивая от себя ладонями нового коллегу, который нéкогда считал себя моим приятелем. Я его к таковым не относил. Жизнь слишком коротка, чтобы разменивать её на такие базовые понятия, как дружба.
— Я даже скучал по твоему ворчанию, — альфа улыбается во весь рот, когда наконец-то соизволил отпустить меня, отчего я вынужден был теперь отряхивать длинные полы белого халата, кривя губы после того, как в прозрачном стекле увидел что у меня теперь было на голове. — А ты по мне?
— Безумно, — процеживаю сквозь зубы, пытаясь хоть как-то ладонью пригладить волосы. Это было все ещё бесполезно, так как бывший сокурсник сразу же растрепал мне их снова, отчего у меня едва не начинает дёргаться глаз.
— Кстати, как тебе название, что я придумал? Альфа-Бета-Омега? Можно сократить как-нибудь, вроде АлБетОм? Или это тупо?
Смахивает на название препарата от слабоумия. Впрочем, ему б он не помешал.
— Я уж понадеялся, что ты выучил греческий алфавит, но в таком случае не позорь меня и себя, — оскорблено отрезаю, не имея желания относиться к какой-то команде. — Я работаю один.
— Какой же ты противный, а, прям слезы умиления наворачиваются, — вздыхает счастливо, будто бы совершенно меня не слушает, новый учёный в нашей лаборатории, а затем, становясь более серьёзным, интересуется. — Кстати, а что за проект М.О.Р?
— Ты согласился, даже не наведя справки? — недоверчиво спрашиваю, направляясь вдоль нового места работы, попутно рассматривая по разные стороны кабинеты и лаборатории, чьи окна выходили в длинный коридор, где сейчас находились мы.
— За такие деньги и возможность работать с таким оборудованием? Нет, конечно, — махнул равнодушно рукой альфа, идя следом за мной. — Я только понял, что это будет крайне интересно и даже опасно, раз нас заставили подписать акт о неразглашении, — с намеком подмигивает мне одним глазом белобрысый, снова сгребая меня в охапку своей загорелой и громоздкой лапищей.
Я отмалчиваюсь. Уж мне-то хватило мозгов, чтоб прежде, чем соглашаться, ознакомиться с нанимателем и проектом, поэтому я был крайне поражен, когда встретил одногруппника, который был не так уж и далек от истины, но если б знал что в самом деле кроется за нашей работой, то никогда бы не согласился.
Меня же всё устраивает, иногда можно и поступиться принципами, дабы раскрыть весь потенциал природы и человека.
Краем глаз я замечаю что-то огромное и красно-бурое в одном из округлых окон на двери. Провожая лабораторию подозрительным взглядом, покуда альфа, придерживая меня за плечо, уводил дальше, я оглядываюсь, когда слышу знакомый голос, позвавший меня по имени.
— Орочимару! — женщина, появившаяся в проёме двери, удивила меня ещё больше, чем альфа. Она убирает светлую прядь волос за ухо, пока светло-карие глаза распахнуты не в меньшем изумлении, чем у меня. — Это и вправду ты?
— Кстати, а вот и настоящая причина, по которой я здесь, — с уверенностью в себе шепчет мне на ухо альфа, отчего я вспоминаю то дурацкое название «команды», где присутствовала ещё одна часть. Омега. Всё верно.
— Тебе кажется, — с нескрываемой досадой отвечаю я женщине, которая поспешно подходит к нам, придерживая планшетку с бумагами у груди, — уж тебя я точно тут не ожидал встретить.
Если у Джирайи всегда была слабость к красивым женщинам, за которыми он мог гоняться годами, то его крошечный ум вполне мог поставить себе цель — бежать за этой омегой даже в такую «змеиную яму», как эта лаборатория. Но вот что могло заставить такого принципиального человека, чьи моральные устои не позволяли пошатнуться постаменту собственных идеалов и попытаться как-то обойти данную в медицинском университете клятву врача, было крайне любопытно.
— О, прекрасная леди, как дела? Давно не виделись, я тут, кстати, читал твою статью об остеосинтезе на позвоночнике. Ты дала возможность тому мальчишке снова передвигаться на своих двух, а не в инвалидном кресле! — Джирайя сразу же начал подбивать клинья к женщине, которая приподняла скептично бровь, наблюдая за тем, как его взгляд тонет в её декольте.
— Ты ничуть не изменился, — ворчливо протягивает омега, пока я всё никак не могу понять что же в ней так переменилось, раз она решила запятнать свою честь врача.
— А ты наоборот, — шепчу я, устремляя взгляд на лицо бывшей знакомой, которая сразу же его отводит, сжимая одной рукой другую до того, что костяшки начинают белеть. Глазами цепляюсь за золотой фрагмент на одной из фаланг омеги, который она сразу же прикрывает ладонью, будто почувствовав мой взор. — Цунаде.
Врач изменяется в лице, где сразу проступает подавленность, когда слышит какая едкая насмешка присутствует в моём тоне.
Грохот, раздавшийся со стороны потолка, который заходится ходуном, будто бы во время землетрясения, выводит меня из собственных мыслей, после чего я перевожу взгляд на Мастера, что подносит рацию к губам, видимо, связываясь с теми, кто столь беспардонно сейчас приземлился на крыше. Впрочем, преимущество в виде двух бойцов ощутимо даже как-то физически. Даже дышать стало легче, несмотря на то, что по вентиляции передвигаются сейчас мутанты.
По донесениям АНБУ, которые немного повыпендривались по поводу нового начальства в виде Акасуны, что раздавал им приказы, бойня сейчас шла едва ли не за каждую ступеньку лестницы на первом и втором этажах. На четвертом и третьем были люди. Десятки. Их старались спасти в первую очередь. Не очень эффективно, ведь боеспособная единица куда важнее на войне, чем гражданские, но…
С каких пор жизнь теряет ценность?
Мне не свойственно ошибаться в суждениях, как и ставить под сомнения слова Ворона. Здравый смысл или логика не помогут мне ответить на этот вопрос, хотя я отлично знаю ответ.
— Боже мой… Орочимару, это люди. Ты это понимаешь? Живые люди… — с ужасом в глазах шепчет мне Джирайя, низко склонившись над моим рабочим местом, чтоб нас никто не услышал.
— И что? — скептично спрашиваю я, разглядывая клетки в микроскопе. Они делились. Очень быстро. Нетипично. Извращенно. Совершенно неправильно.
И это завораживало.
— Люди — не расходный материал, — коллега хватает меня за плечи, вынуждая посмотреть на него. — Ты их видел? Это дети! Подростки! Старики!
— Это мусор, — отчеканиваю я жестко, убирая с себя чужие ладони, — кому они нужны? У них нет родственников или ещё кого-то, кто бы вспомнил об их существовании и обвинил нас в каких-то противозаконных действиях. Они послужат науке, это более благородно, чем быть пристанищем паразитов и разносчиком инфекции.
— Ты сошел с ума, — одними губами шепчет длинноволосый альфа. — Ты понимаешь, что нас заставляют усовершенствовать биологическое оружие, а не помогать людям, как они обещали? Это даже не тупо, это безумие!
Джирайя как всегда наивен и не зрит в суть. Любой опыт и вакцину всегда пробуют на живых организмах. Сначала это клетки, потом лабораторные мыши, а следом люди. Только теперь мы не набираем контрольную группу и не действуем по соглашению на экспериментальную медицину. Тёмная сторона науки. И это единственный вариант, чтоб продвинуться дальше, чтоб докопаться до сути, чтоб узреть что-то бóльшее, чем выкрики о том, что это против закона, против природы и человека.
Сейчас мы стоим на грани великого открытия. Вирус М.О.Р. — мутационное оружие разрушения позволяет восстанавливать утраченные органы, кости и ткани. Обновлять клетки. Безнадежных больных онкологией можно будет спасти. Тех, кто потерял конечности или не может двигаться, — поставить на ноги. Остеосинтез становится бесполезным, когда видишь возможности М.О.Р. Да, вирус разрушает собственные клетки и создает из них свои, но разве все преимущества не стоят этого?
Кроме того, имея возможность восстановления, М.О.Р. близок к тому, что я так давно и безнадежно искал.
Бессмертие.
Время больше не было бы ограничено. Прожитые года не становились бы ношей и бременем. Я мог бы постичь ещё больше. Я мог бы наблюдать за восходом новой эры из века в век. Я б прикоснулся к запретному плоду и откусил от него самый сочный и сладостный кусок.
Я растягиваю губы в саркастической улыбке, надменно глядя на мужчину перед собой.
— Если ты настолько слаб и слеп, раз не видишь сулящую выгоду, то обратись к Данзо, он с радостью выпишет тебе чек, и ты сможешь идти на все четыре стороны.
— Слепец не я, а ты. Я не могу понять почему ты поддаёшься такой низости, как опыты на людях. Это омерзительно, и я не стану молчать, — хмуро окидывает меня взглядом бывший одногруппник, на что я лишь елейно продолжаю улыбаться.
Нет, мой дорогой альфа, ты продолжишь работать. И знаешь почему?
— Обернись, — едва сдерживая смех, шепчу я, кивая на то, где за стеклом лаборатории Цунаде, склонив голову, стояла около койки, на которой лежал под трубками, капельницей и с аппаратом искусственной вентиляции легких мужчина, которому она отдала своё сердце. Не в прямом смысле, а то было б слишком глупо. — Дан умирает. Ему недолго осталось. Наша Сенджу так убивается по этому поводу, что даже согласилась здесь работать, несмотря на громкую фамилию и, по сути, предательство своего рода. А ради чего? Ради любви, — насмешливо воркую я, наблюдая за тем, как Джирайя замирает на месте, не сводя глаз с омеги. На его лице четко видна боль. Не физическая. Моральная. — Ты ведь работаешь над стабилизацией вируса? Это бы могло помочь ему, — искушая коллегу, продолжаю. — Цунаде не переживет его смерти, особенно после того, как в аварии погиб её младший брат. Помнишь Наваки?
Прищурив глаза, чтоб полюбоваться полученным эффектом от собственных слов, я перевожу внимание на подрагивающие кулаки альфы, которые разжимаются, когда за стеклом плечи Сенджу содрогаются от подступивших рыданий. Она часто плачет в последние недели. А Джирайя не может видеть чужие слезы, особенно её.
Он никуда не денется.
— Мастер, не могли бы вы связаться с кем-нибудь из тех, кто эвакуировал гражданских? — протягиваю я, краем глаз глянув на Наруто, что в который раз подскакивает на месте и заглядывает за ширму, пока Ямато за ворот не вытягивает его оттуда.
— Это не ко мне, — отмахивается врач, после того, как слышится очередной залп пуль где-то внизу, вместе с сопровождающимся грохотом, — сейчас необходимо всех скоординировать и найти выход с минимальными потерями, — подмечает Акасуна, водя руками по голограмме здания, высветившейся с оборудования перед ним, которую он вертит по-разному, видимо, рассматривая варианты побега в трёхмерном изображении.
Можно, конечно, завести свою песнь о том, почему мою энергию опять пускают в расход, но я всё-таки прихожу к выводу, что это разумная трата. В таком «послойном» виде «Логова» можно рассмотреть и тайные ходы, дабы самим обойти горячие точки, но пока с нами нет Хатаке, который всегда прекрасно доносил разведданные до нас, всё было напрасно.
— Эй, как там тебя, — обращаюсь я, заранее предвидя провал своей затеи, к АНБУшнику, что усаживает Узумаки в который раз на место, споря с ним о том, почему нельзя бежать и всех спасать, — кто отвечает за эвакуацию?
— Отряд «дельта», они у нас отвечают за это, — мгновенно отзывается бета, взглядом угомонив мальчишку перед собой, — команда «гамма» перекрывает коридоры, они специализируются на ловушках, а группа «альфа» ведёт отстрел мутантов. Отряд «бета» разведывает их местонахождение. «Лямбда» — оказывают помощь пострадавшим, там только медики да слабозащищенные бойцы, — докладывая мне всё это, Ямато не заводит руки за спину, не прячет их, а говорит прямо, словно отчитываясь перед своим командиром. Славно, он понимает уровень угрозы и не утаивает что-то. — Ещё есть отряд «омега», в нём доверенные лица капитана Хатаке, то есть я и Сай.
— Если ты с нами, то я могу предположить, что этот… Сай, — делаю я паузу, — должен находиться с вашим капитаном?
— Нет. Он погиб, — Ямато произносит это спокойно, но я вижу как мрачнеет его лицо. — Защищал зону эвакуации. Перекрыл вручную воздушный шлюз первого этажа, чтоб не прошли новые твари, но оказался смертельно ранен в бою.
— Вот как, — протягиваю со вздохом. Самопожертвование ради других.
Невероятная глупость.
— Есть кто-нибудь, с кем можно связаться из отряда «дельта»? Их старшина там? — взмахиваю рукой, после чего вытаскиваю собственную рацию из внутреннего кармана халата.
— Югао, — называет мне имя мужчина, которое мне ни о чём не говорит.
— Канал связи? — лишь интересуюсь я, поднимая глаза на бету, чьё молчание затягивается.
— Они зашифрованы.
— Ты сейчас понимаешь, что мы не в той ситуации, дабы мериться кодами шифрования? — закатываю глаза. — Мутанты не владеют средствами связи, никому ваши секреты не сдались, а так вы пренебрегаете всеми, кто может попытаться выйти на связь, — фыркаю, доводя до сведения этого идиота столь элементарную истину, при этом передавая рацию Ямато, дабы тот ввёл частоту.
Конечно, можно было б воспользоваться общим каналом и поинтересоваться у всех по очереди о том, что мне нужно, но кое-что не даёт мне покоя. Например, тот факт, что тот, кто открыл чёрный ход тогда в «Убежище», а теперь и в «Логове», находится здесь. А лишний повод давать ему найти искомое не хочется.
Приняв предмет связи, я прикладываю его к уху.
— Лейтенант Югао на связи.
— Дорогуша, ты не могла бы мне кое в чём подсобить? — протягиваю, проводя языком по собственным губам, слыша тихий женский голос по ту сторону связи, и, не дожидаясь ответа, прибавляю. — Среди беженцев-гражданских должна быть девушка. Омега. Из отличительных черт — розовые волосы, — описывая свою помощницу, которая слишком много на себя берет, я скольжу глазами по холодильной камере, перед которой, не зная чем себя занять, из стороны в сторону ходит юноша-блондин.
Последовавшая тишина напрягает.
— Среди тех, кого нам удалось вывести, соответствующих описанию нет.
— Жаль.
Это плохо. Очень плохо. Я очень надеялся, что Сакуру это всё не заденет. Мне довелось видеть разных омег: тех, что стелились перед всеми, избирая путь карьерной бляди, дабы получить место и повышение, которое им не по талантам, например. Я наблюдал за робкими и стеснительными, которые могут что-то тихо блеять всю жизнь, а потом в ответственный момент созреть для того, чтоб наконец-то начать хоть что-то менять в своей жизни, но потом всё равно плавно сливаются, ибо пожизненное бездействие не наделило их великим умом или силой. Я бросал скучающие взгляды на тех омег, которые брали свою волю в кулак и шли к цели, порой даже превосходя мои ожидания. Такой была Цунаде, например.
Сакура была никакой. Блеклой. Бесполезной. Даже её яркая внешность не выделяла её из толпы проходящих из «Убежища» в «Логово» среди беженцев. Но я не учёл то, насколько она упорная. Нет, это была вовсе не глупая настырность, вроде той, что у Наруто. Вот он снова заискивающе пытается глянуть за ширму, словно что-то изменилось за минуту и Гаара может плясать. Настойчивость Харуно в том, чтоб помочь мне отыскать способ найти лекарство от М.О.Р., была не просто пустым звуком, как я предположил, когда девчонка впервые проявила желание помогать мне. Она приходила засветло и уходила, когда я вынуждено выдворял её из лаборатории, так как сонливость приводит к невнимательности, а та к ошибкам. Она вникала в мою работу, читала мои исследования и даже рассматривала для многих весьма неприятного зрелища фотографии мутации. В какой-то момент для меня стало естественным доверять свою работу девчонке-омеге, и я стал замечать, что меня всё больше беспокоит её здоровье и усталость, а не желание найти ответы. Я привязался, и это было что-то другое, нежели моё восхищение и уважение к Ворону за то, что он умеет не только принимать трудные решения, но и жить с их последствиями после.
Мы ценим что-то, когда теряем это.
— М.О.Р. всё ещё нестабилен. Мутация вырывается за пределы нормированной дозы и человек становится этим, — пожилой мужчина рядом со мной фыркает, кивая подбородком на ту тварь, что была за лабораторным стеклом. — Уничтожьте это, — бросает глава проекта двум работникам, — и подготовьте новый образец.
— Разве этим не должен заниматься Джирайя? — равнодушно спрашиваю, подмечая у себя в блокноте наблюдения за тварью, а потом, кривлю губы, после того как на мутанта, бывшего человеком, обрушивается шквал зарядов из пулемёта. Зачем же так грубо? Повредят больше тканей и органов. Мне с этим ещё работать, между прочим.
— Он оказался не столь лояльным к нашей деятельности, как я предполагал, — протягивает Данзо Шимура, — сначала сбегает Цунаде, которой и предъявить ничего нельзя из-за этих ублюдков Сенджу, потом ещё и он.
— Джирайя сбежал? — удивленно поднимаю глаза от бумаги, оборачиваясь. Я вчера вечером беседовал с ним. Это был типичный разговор, если его можно назвать таким. Я был занят работой, он что-то бубнил, потом положил мне руку на плечо, что-то шепнув, настолько неважное, что моя память отказывалась припоминать это, и ушёл.
— С материалами о наших исследованиях, фотографиями, диктофонными записями, даже видео, где засветилось моё лицо, — глава морщится, с досадой продолжая. — Мерзкий ублюдок собирался доложить Сенджу и Учиха. Знал ведь, что если пойдёт к властям, то попадётся в сети.
— Учиха? — переспрашиваю, всё ещё не веря в происходящее. Джирайя пытался предать проект? Сдать правое дело? Он всегда был законченным моралистом и подкаблучником, но всё-таки…
— Ещё одна династия высокопоставленных выродков страны: Сенджу на юге, Учиха на севере. Собачатся меж друг другом и никогда не лезут в большую политику до поры до времени, — Данзо отмахивается этими словами, проходя в другую лабораторию, где проводилось тестирование М.О.Р. Разумеется, я иду следом.
Меня не удивляет бегство Цунаде — её тут держал только умирающий жених, но Джирайя бы всё так не оставил. Фото, записи, документы — всего лишь бутафория. На это всегда найдётся достойный ответ адвоката, если есть деньги; кроме того, он всегда слишком пёкся об омеге из клана Сенджу. Сейчас так сбежать с ней — слишком просто.
— Но тем не менее мы крепко держим в руках наших учёных; они должны жертвовать не только своим временем и интересами во благо проекта, но и… — Данзо открывает дверь в комнату, где проводились испытания, — самих себя.
С недоумением глянув на мужчину, я хотел было согласиться с этим, добавив несколько философских изречений, но слова застревают у меня в горле, когда, войдя в лабораторию, вижу Джирайю.
Он находится под стеклянным куполом, пристёгнутый кожаными ремнями к стальному столу, на котором лежит. Я замечаю яркие следы побоев в виде гематом и, кажется, разбитого носа. На суставах — припухлости и бордовые покраснения. Ломали и выворачивали кости? Пытки старины, видимо, всё ещё действуют и в наши дни. Несколько по-варварски.
— Поговаривают, что вы были близкими друзьями, Орочимару, вы же понимаете, что я должен удостовериться в вашей преданности? — Данзо обводит меня взглядом, будто бы ища ужас и сомнения, которые должны отобразиться на моём лице после увиденного. Не найдёт. Я экспериментировал с мышцами лица и с их подвижностью. Пожалуй, если верить зеркалу, у меня сейчас там запредельное равнодушие. Эффект, увы, недолговечен и его приходится время от времени закреплять инъекциями. — Что вы сейчас чувствуете? Злость? Страх? Переживание?
— Близкими друзьями? Я похож на того, кто стал бы тратить драгоценные минуты на это? — насмешливо шепчу я, избегая смотреть на альфу, что сейчас прикован к столу. Это был его выбор. Я не несу за это ответственность. Я не должен сомневаться в правильности своих действий.
Мы вовсе не друзья. Мы совсем не близки. Он мне никто.
— Что я чувствую? Интерес… немного презрения и… — я запинаюсь, так как за куполом альфа приходит в себя и теперь слабо приоткрывает глаза. Они больше не привычного цвета. Они красные. — Вы вкололи ему вирус?! — нервно кидаюсь к периллам и панели управления. — Но зачем? — вопросы один за другим переплетаются у меня в голове.
Джирайя слабо приоткрывает разбитые губы, на которых запеклась кровь. Его суставы… это не переломы с вывихами, как я подумал до этого, его обкололи мутагеном. Мои пальцы подрагивают, сжимая панель перед собой.
Почему? Почему он ничего мне не сказал?
— Я же уже сказал: всё ради науки.
Голос Данзо звучит как-то глухо, покуда я не свожу глаз с бывшего одногруппника, который смотрит в ответ. Его разум не затуманен. Он меня узнал. Он видит меня. Он…
Он сказал мне тогда: «Защити Цунаде, друг».
Хватаюсь за лоб, скрипя зубами и мотаю головой. Что же ты наделал…
— Сэр, в экспериментальной комнате произошёл взрыв! — доносится со стороны дверей, где глава лаборатории хмурится и распоряжается о том, чтоб погасили огонь, однако прежде чем я успеваю отойти от панели, за стеной слышится грохот. За ним ещё. И ещё.
Звуки сирены из динамиков нарастают, а включившаяся противопожарная сигнализация заливает всё брызгами, которые попадают и на меня. В начавшейся панике и криках я с трудом слышу как Данзо пытается отдавать распоряжения. Что-то кричит. Даёт кому-то оплеуху из персонала и пытается прорваться к выходу.
Оглядываясь по сторонам, я прищуриваюсь и прикрываю голову руками, когда стена по другую сторону трещит по швам, а после раздаётся новый взрыв, чья волна горячим воздухом и каменной крошкой засыпает лабораторию.
В голове лениво так проскальзывает мысль о том, что я слишком молод и невероятен, чтоб умирать, покуда моя рука скользит по панели управления, ища нужную кнопку. Мне это почти удаётся даже, прежде чем до моих ушей доносится скверно пахнущий рык.
Выглянув из-за стола, чтоб удостоверится в том, что купол поднимается, я перевожу взгляд на разрыв в стене, где огромный монстр вновь раскрывает пасть и втягивает воздух. Под его когтями я замечаю одного из наших сотрудников. Ему вспороли живот, шея неестественно свисает. Не хотелось бы быть на его месте.
Вздрагивая оттого, как мутант оставляет свою жертву и раскрывает окровавленную пасть, подступая к стене, я понимаю, что он нашёл себе новую жертву. И это я.
Скверно.
Пячусь назад. Ноги не держат. Руки сковывает страх. Глупо. Как же это глупо.
Оборачиваюсь назад, чтоб удостоверится, что мутант ещё на месте, но его нет. И это вовсе не успокаивает.
— Джирайя… — зову альфу на кушетке. Пожалуй, это самое бредовое, что я могу делать в этой ситуации. Я должен спасаться сам. Моя жизнь ценнее. Я владею знаниями, информацией, наработками. Почему я это делаю? — Джирайя… давай тупица, ответь мне что-нибудь.
Хвататься за то, чего никогда не было. Спасать того, кто всё равно обречен. В чём смысл? Его нет. Но я всё равно это делаю. Иногда я чувствую себя таким идиотом.
— Мы не можем больше сидеть и ждать, — привлекаю к себе внимание остальных в лаборатории. — Чем больше мы выжидаем, тем опаснее становится. Надо найти Хатаке и вывести тех, кого возможно.
— Террорист и Ворон ещё не спустились, — напоминает Акасуна, словно капитан и снайпер — это панацея от всех бед. Да, согласен, их умения и стратегические аспекты Ворона нам бы пригодились, однако есть важное «но».
— Мы теряем время, которого у нас нет. И не только у нас, — киваю в сторону палаты, где лежит перевязанный мальчишка.
— Я знаю это, Гаару можно перенести только через лестничный пролёт, тайные ходы слишком узкие для того, чтоб была возможность его нести хотя бы на руках. А там сейчас слишком опасно, нужна огневая поддержка, — потирая веки, бормочет Сасори, на что я закатываю глаза, — а это невоз…
— Возможно. Наруто с ассистентом Хатаке понесут омегу на носилках. Я пойду впереди, ты замыкающий.
— Ты? Впереди? — усмехается Мастер, словно я предложил ему заняться вязанием, а не здравомыслящий план.
— Именно. Я, как и ты, прошёл подготовку в «Акацуки». Да, мне не доводилось бегать на дистанциях в обмундировании, но убивать я умею, не сомневайся, — шиплю, поднимаясь с места. Бездействие меня напрягало ещё больше, чем то, что по базе передвигаются твари, которые способны одной ссадиной сделать меня одним из них.
Достав из кобуры на поясе пистолет, я взмахом руки указываю на дверь. По её сторону мы не были больше трёх часов. Стекло прочное, но при нападении долго не продержится, поэтому единственный шанс — уходить и не оставаться на месте.
Нам пришлось потратить ещё немного времени, дабы подготовиться к этой операции. Всё осложнялось ещё тем, что на базе все ещё не было света. Это тактически грамотный ход со стороны того, кто устроил всё это. В прошлый раз, когда он проворачивал это в «Убежище», там сработала тревога, и возможность перекрыть двери была даже дистанционная. Тогда оставалась связь и видимость, теперь ничего этого не было. Внезапное нападение вызвало хаос, разрушения и масштабные потери базы, в которой мы были, как в ловушке.
Вручную открыв дверь лаборатории, я карманным фонариком прохожусь изначально по потолку и по стенам, только после этого освещаю центр, дабы убедиться в том, что никого нет. Темнота вокруг весьма ощутима, но страшна лишь неизвестностью, которую может скрывать.
Выставив впереди себя оружие вместе с источником света, я делаю несколько шагов вперед, заливая лучом света разбитые окна лазарета, пока этажом ниже слышится знакомый до мурашек рык. Боссов убивать сложно, несомненно, но их куда меньше треша.
Который, если верить собственным глазам, жрёт останки своего более сильного сородича.
Осветив кучку из пяти мутантов, что зарывались мордами в растерзанное тело другой твари, вспарывая когтями его плоть, и поедали её, я сжимаю зубы от визга, подобного скрипу по стеклу, который разнесся по этажу. Я монотонно всаживаю каждому из них пулю в голову. Патроны с кровью омег и в самом деле хорошее изобретение. Оно весьма упрощает убийство таких вот мутантов до щелчка пистолета.
«Чисто», — знаком показываю Мастеру, который кивает и пропускает делегацию, что несет на носилках раненного парня. Мне до сих пор не верится, что я сам предложил это.
Иначе, скорее всего, они б не сдвинулись с места. Этим и остаётся себя утешать.
Мы подходим к лестнице, и я первый ступаю на неё, сразу же освещая ступени и заглядывая вниз. Там то и дело вспыхивал свет от фонарей, следом чья-нибудь шальная пуля нарушала тишину, и так до следующего визга бета-мутантов. Не устану подмечать, что это самый безвредный тип, в отличие от маток и боссов, что ещё раз доказывает превосходство бета-класса.
Звук разбивающегося стекла отвлекает меня от созерцания того, как вспыхивают фонари во тьме на нижних этажах. Я плавно перевожу оружие в сторону, откуда доносился звук, и сразу же опускаю.
Весьма вовремя.
Свет моего фонаря озаряет ночного гостя, который в привычном глазу камуфляже «Акацуки». Тёмные волосы, собранные в хвост, развиваются на ветру со стороны окна, на подоконнике которого на одном колене сидит статно Ворон, что придерживается одной рукой, как крылом, за решётку на нём. Человек средней комплекции без труда пролезет, а вот боссам сначала бы пришлось раздвигать прутья.
— Мой капитан, — почтенно слегка наклоняю голову и прибавляю, замечая в одной руке Ворона веревку и крючья, — вы весьма изобретательно подошли к проникновению в «Логово».
— Альпинизм в мои планы не входил, но раз все входы закрыты, а окна есть только на пятом, то пришлось им заниматься, — ворчание со стороны другого окна, где вальяжно обмахивается рукой другой боец, «Акацуки» напоминает мне о том, что капитан в кои-то веки взял себе кого-то в напарники. Не сомневаюсь, что он пожалел о своём выборе во время дороги, но я бы с радостью заменил снайпера, если б не важность моих экспериментов.
— Где остальные? — сразу же переходит к делу Ворон, что опять же говорит об его профессионализме, подсвечивая нашу процессию фонарём в руке.
— Бессмертный с Новичком не вернулись, — загадочно произношу я, дабы лидер понял мою мысль, добавляю, — нам следует быть крайне осторожными.
— Секретничать не обязательно, — вмешивается вновь Дейдара, в которого я отправляю красноречивый взгляд, — у тебя по тону, Змей, понятно, что ты готов облизать Ворона за оказанное тебе доверие.
— Зависть тебя не красит, Террорист.
— Умолкли, — прохладный тон Ворона, и снайпер лишь фыркает, не смея возразить, пока боец скользит лучом света по Наруто, Гааре и Ямато. — Где Хатаке?
— Так и не выяснили, — высказывается Мастер, в чьих руках я замечаю аналогичные моему пистолеты, — сейчас мы направляемся в отсек…
— Надо провести всех в ангар. Я получил разрешение на переправку беженцев, — Ворон кидает врачу связку ключей, — у нас нет времени ждать подмогу и гражданский экспорт. Отправим их поездом, который используется для снабжения припасами и оружем.
— Вы хотите, чтоб этим занялся он? — с сомнением протягиваю. — Нас не пустят за периметр, капитан, помните?
— Он врач, — парню достаточно было пары слов, чтоб я сразу же понял, в чём заключается новый план, — его пустят. Для подстраховки бери Террориста, — безапелляционно прибавляет глава «Акацуки», чем удивляет не только меня, если судить по реакции.
Он никогда не ставил их в напарники к друг другу. Сначала по своим причинам, потом по той, которую заметил я. Мастера сложно раскусить, он более опытный, более осознающий, чем это может грозить. Террорист же, как ребёнок: для него словно шуточки всё это, к тому же он молод, излишне горяч и предпочитает импровизацию. Его игра в переглядки, а также томные взгляды в спину предпочитаемого альфы предугадать было нетрудно, а то, как Акасуна вечно напряженный как струна ходит, когда у того течка, и вовсе смотрелось уныло. Однако их постигла та же участь, что и Конан с Яхико. Они привязались к друг другу. Я протестовал против первого, но Ворон лишь отмахивался, не считая нужным уделять этому внимание, а теперь потакает второму.
Это не совпадение. Это намеренное действие. Неужели он и в самом деле думает, что это конец, раз даёт приказ, отправляя их вместе?
— Ямато, ты и я пойдём к Хатаке: нужно узнать где этот мешок дерьма, — как всегда излишне резко отзывается о капитане АНБУ Итачи.
Да, Итачи. Я редко его так называю, даже про себя. Ему не идёт это имя. Слишком мягкое, хотя, если вдаваться в значение, то весьма прозаично.
Скрип стали прервал наш неожиданный «военный совет», вынуждая меня вновь перегнуться через перила, дабы посмотреть что происходит, подсвечивая себе фонарём. На четвёртом я замечаю лишь несколько бойцов АНБУ, которые ориентируются во тьме не хуже, чем мутанты, которые слепнут в последней стадии своего преобразования.
Этажом ниже, недовольно цокаю, лестница разбита. Нам не пройти. Особенно с носилками. Всё против того, чтоб омега-парнишка выжил, мне даже немного жаль. Это можно было б принять как вызов, но в столь опасной ситуации я предпочту самосохранение.
Ворон стоит рядом со мной, но вместо того, чтоб приглядываться, он статно освещает круг базы, не преклоняя спины. Идеален, даже с несколько примитивным изъяном. Я немного не ожидал, что этому поддастся мой капитан. Мне не приходилось видеть его слабым, подавленным или не имеющим возможности хоть что-то сделать. Он делал то, на что никогда не хватило бы духу у меня; совершал невозможное, хладнокровно убивая нескольких боссов к ряду, лавируя от их смертоносных клыков и когтей, словно находясь на прогулке. Я и в самом деле восхищен этим человеком, силой его духа, способностью собрать себя по частям, не оборачиваться на прошлое и использовать все методы для убийства мутантов.
— Ох, дело дрянь, — шепчет позади нас Террорист, заглядывая мне за плечо и теперь тоже осознавая, что на нижние этажи путь закрыт, — но у нас всё ещё есть крючья, да и всё равно ангар находится снаружи.
— Спускаться с прооперированным парнем, который на три четверти в могиле? — ерничаю на предложение со стороны, пока не замечаю, как капитан кивает на это. Впрочем, а почему бы и нет? — За неимением выбора, придётся, видимо.
— Вы с ума сошли?! Я не дам его вам спускать таким образом! — сразу же шипит, как рассерженный кот, позади нас Наруто.
— А, точно, ещё и тебя придётся, ты ж не умеешь лазить по стенам, — длинноволосый снайпер давит смешок. — Но ты больно рослый для меня, боюсь, что сорвёмся.
— Меня?! А что, другого выхода нет? Совсем-совсем?
— Оставляю его с этим на вас, — вручив своё снаряжение Мастеру, Ворон знаком приказывает мне идти за ним, попутно снимая со спины дробовик. Весьма массивное оружие, но эффективное. Им предпочитал пользоваться Моряк, капитан чаще использовал крупнокалиберные пистолеты или же катану на манер АНБУ: его техника боя так же была похожа на них, но видоизменена. Мутанты не используют хитрость или манёвры, они атакуют в лоб. Если убрать много лишних движений, то зачастую достаточно не попадаться под пасть.
Положив ладонь на стену, я провожу ею вдоль, переступая по лестнице, пока позади всё ещё шла легкая перебранка по поводу того, как будет происходить спуск. Я б предложил скинуть Наруто так. Трава нынче высокая, хотя изрядно помёрзла; мальчишка с чугунной головушкой не должен ничего потерять после её соприкосновения с землёй.
Продолжая перебирать пальцами по стали, я приседаю, когда мы подходим к разрушенной части лестницы. Пролёта почти нет. Если неправильно прыгнуть, можно не только сорваться вниз, но и прокатиться кубарем до следующего этажа, но Ворону будто бы не нужен разгон или правильная позиция, он легко отталкивается от нашей платформы и бесшумно приземляется на ближайшую ступень на другой стороне; только всполошившийся подол его плаща не дал мне повод поразмышлять о том, нет ли там каких-то стеклянных и прозрачных плит. Всё-таки и в самом деле прыгнул.
Ямато приземляется бесшумно. Убийцы, что с них взять. Мне понадобилось побольше места для прыжка да и перегруппироваться при приземлении пришлось. Увы, меньше всего мне хочется думать о том, насколько эти двое меня моложе, а значит и ловчее. Несомненно, тут важную роль имеют рефлексы и опыт, которого у меня сравнительно меньше.
По мере нашего спуска я всё чётче слышал шум вместе с рыком. Не сказать, чтобы я страшился смерти, но намеренно усугублять положение не стремился. Всё-таки чтобы стать «мертвецом» отряда самоубийц, необязательно самому верить в это — главное заставить поверить в это окружающих. Отрёшенный вид, пустой взгляд и абсолютное равнодушие в этом верные товарищи. Правильные ответы и именование себя вещью только усилят этот эффект, и «вуа-ля» — тебя более не держат в «клетке смертника», так называемой чёрной комнате, где ощущаешь себя, как в гробу. Если б не монотонно повторяющийся вопрос о том, хочешь ли ты жить, то можно было б и поспать.
Я шепчу себе под нос ругательства, когда Ворон резко останавливается, отчего, споткнувшись об металлический каркас на лестнице, едва не скатываюсь на нём вдоль ступеней. Капитан весьма удачно ухватывает меня за ворот халата, не давая съехать прямо в неизвестность.
Рокот усиливался, как и скрип; я б не удивился, если под нами провалились ступени, хотя мы уже прошли на второй этаж и падать было б не так высоко.
— Там АНБУ, — замечаю я бойца, подсвечивая себе фонарём, дабы разглядеть человека, который уклоняется от мутанта.
— Он не из наших, — отрицает Ямато, выставляя перед собой пистолет.
Я присматриваюсь к бойцу. И в самом деле: маски нет, двигается хаотично, открывается сильно, движения рваные, но уверенные, но не отступает назад, что занятно. Не хочет? Не может? Кого-то прикрывает? Оу… как интересно.
Перед моим лицом мелькает плащ Ворона, в сторону которого я протягиваю руку, чтоб удержать, но спустя мгновение опускаю ту. Моё любопытство о потенциале мальчишки можно было унять тем, чтоб ещё пару минут понаблюдать как он будет противостоять боссу. Ему не грозит заражение, даже если б у него была течка и босс при нас бы совокупился с ним, но пострадать он мог и весьма сильно. Хотя, если подумать, то, что он довольно-таки долго продержался, уже говорит о том, что он неплох. Но могло быть всё куда интереснее.
Какая жалость всё-таки.
Держа в одной руке пистолет наготове, я отмечаю боковым зрением как ассистент капитана АНБУ выбивает мозги выстрелом у подкравшегося к нам мутанта-беты, пока Ворон стремительно пробегает лестницу, дабы зайти на нужный пролет.
Или всё-таки не успеет?
Вглядываюсь в то, как босс кидается на мальчишку и сбивает того с ног. Учиха кряхтит, дёргается, тянется окровавленной рукой к выпавшему из неё танто, который, скорее всего, поднял с чьего-то трупа. Я могу выстрелить. Могу отвлечь. В позвоночник или затылок попаду с такого расстояния навряд ли, но… я жду. Что же ты сделаешь, малыш Саске?
Шум выстрела, и мутант дерет глотку, поворачивая исполосованную разрезами морду в сторону, с которой приближается Ворон.
Как предсказуемо.
Я ожидаю дальнейшей схватки меж капитаном и боссом: это всегда очень волнительно. Наблюдать мне это довелось не единожды, но каждый раз, как в первый, у меня захватывает дыхание от этих наполненных грацией и собственного достоинства движений, от этой бесшумной походки и того томного мига, когда тварь начинает звереть, впадать в ярость, а после падает поверженная и окровавленная. Просто экстаз.
Я в предвкушении. Я облизываю пересохшие губы и опускаю оружие, не сводя глаз с мутанта, который конвульсивно дёргается, пока из-под него выползает, пятясь назад, мальчишка-омега.
Недоуменно сдвигаю брови и шумно выдыхаю из ноздрей воздух. Неужели меня лишили зрелища?
— Он убил его… всадил в висок танто… — восхищенно и пораженно шепчет Ямато, на что я про себя фыркаю.
— Не без помощи Ворона, — прибавляю я неохотно, про себя отмечая, что тот подейстовал рановато. Мальчишка бы успел. Успел поднять кинжал и умертвить тварь. Капитан поспешил. Я всё-таки получил своё зрелище, только не то, которое ожидал.
Мне довелось испытать даже толику ревности, когда вижу то, что казалось мне всегда чем-то из ряда вон выходящим. Ворон приближается к омеге из клана Учиха, который грязный, взъерошенный, в крови своей или чужой. Юноша поднимается сначала на одно колено, а затем встаёт. Сам. Без чужой помощи. Альфа и омега стоят друг напротив друга. Ничего не говорят, ничего не делают. Молчат. Пока один из них не утыкается в другого. Без контекста. Без слов. А капитан не отталкивает, лишь проводит кончиками пальцев по торчащим вихрам со стороны затылка парня.
Никогда бы не подумал, что такие есть. Всё-таки я генетик и знал, что подобные пары могут быть, однако лично мне их видеть до этого не приходилось. Их влечение связано физическим составляющим, которое естественно для омеги и альфы: это можно назвать подходящим на уровне «выше ожидаемого». Простонародье и сентиментальные идиоты зовут это «истинностью» пары, приписывая не только сильное притяжение на гормональном уровне, но и на эмоциональном.
Ворона знаю несколько лет. Он никогда не высказывал какого-то тёплого отношения хоть к кому-то, даже все беседы со мной носили хоть и не всегда официальный характер, но проходили на дистанции. Он никого не подпускал к себе. Ни с кем не ходил на задания. Одиночка.
Что же касается мальчишки, он высокомерный донельзя, но…интересный. Я привык видеть омег такими, какие они есть: использующих своё положение, либо борющихся с предрассудками и всё равно тонущих в них. Этот же отличался. Его вырастили как альфу. Сильного, натренированного, способного перенести не только физические, но и моральные трудности. Он ни разу не устраивал сцены из-за того, что погиб его клан. Он ни разу не просил кого-то помочь ему передвигаться или выполнить какое-то действие, когда был ранен. Признаться честно, я даже намеренно медлил с приездом, чтоб посмотреть сколько он продержится без адекватной медицинской помощи, как и сейчас не стрелял, когда это было необходимо.
Результат впечатлял. Воистину впечатлял.
Я добился многого для своего тела и разума, чтоб приблизиться к своему «совершенству», к этому «идеалу», но все мои попытки были тщетны в сравнении с Саске. Признаться, я даже завидую ему.
Учиха отстраняется от Ворона, когда из-за колоны выходит девушка, которую я сразу же подсвечиваю для себя фонариком, что был у меня в другой руке. Девчонка жмурится от света и слабо машет мне ладонью с другой стороны лестницы. Теперь ясно почему Саске не отходил, когда оказывал сопротивление боссу. Если б он сделал это, то босс мог среагировать на другую жертву.
Но я рад, что с ней всё в порядке. В самом деле рад.
Она умна, но берёт на себя больше, чем может. Это может её погубить.
— Капитан, наши пути расходятся здесь, — поднеся рацию к губам, тихо говорю эти слова по засекреченному каналу «Акацуки» Ворону, который, заметив пикание приёмника у себя, принимает сигнал, — я найду Хатаке, а вы присоединитесь к другим гражданским, и как бы это тупо ни звучало, лучше езжайте с ними, так будет безопаснее.
— Я тебя понял, — голос на том конце как всегда непреклонен и спокоен, — будь осторожен.
— Я знаю, капитан, — кажется, мои губы растягиваются в разные стороны.
Как это всё-таки глупо и опрометчиво. Наслаждаться базовыми потребностями в общении и привязанностью к кому-то, когда кругом всё так и кричит о том, что процентов так на пятьдесят ты умрешь уже в этой главе своей жизни.