***
Тишина травит меня, как и ожидание. Единственное, что её как-то рушит, — гул двигателя внедорожника. Мы снова в машине. Снова молчим. Снова каждый пребывает в своих мыслях. Всё снова по кругу. Чёртова карусель. Как же хочется из неё вырваться, закричать, врубить музыку, хоть какую-нибудь, чтоб избавиться от этой давки, от которой словно воздух стал тяжелее. — Другие. Как там они? — решаюсь хоть что-то произнести, и выходит несколько сипло, так как я молчал уже несколько часов после того, как мы покинули тот дешёвый мотель, где каждый чего-то хотел, но ни один ничего не получил. У каждого своё разочарование, у каждого есть свой мотив молчать, но меня удручало ещё и то, как Ворон выкинул через окно несколько часов назад флягу от нейтрализатора с кратким «закончился». Окна закрыты, чтоб не оставлять шлейф запаха Сакуры, в машине ощущается духота, несмотря на ледяной воздух снаружи. И во всем этом варимся мы трое. Один из нас определенно лишний. Вот только кто? Я? Он? Она? Сакура знает как закончить неполноценный образец вакцины. Ворон способен сражаться с мутантами и управляет автомобилем. А я? На что способен я? Что я могу? Сидеть и злиться на обоих? Потирать руки от безнадежности хоть что-то предпринять? Давиться собственным отчаянием, когда услышу про то, что кто-то вновь погиб за «правое дело»? — Уточни, — капитан шепчет едва слышно, его взгляд прикован к дороге, и если бы я не видел как пошевелились его губы, то сомневался бы в том, что это его слова. — Наруто… Гаара, — перечисляю имена, склонив голову в сторону водительского кресла, — Сасори, Дейдара. Они едут на поезде. — Да. — Они доехали? — К полуночи должны будут быть на месте, — как всегда, не вдаваясь в подробности, даёт мне ответ Ворон, поворачивая руль, отчего машина уходит влево, а мне приходится схватиться за ручку, дабы не впечататься в дверь. — А если не будут? — сомнения уместны, так как всё не может быть так просто; я до сих пор не уверен что мы-то доедем до этой заставы, о которой столько раз были упоминания в разговорах, но никто и никогда не давал чётких ответов о том, что это за база и кто там командует. — Значит, погибли. — И тебя ни капли не коробит, что последние люди из твоего отряда могут так просто взять и умереть? — вглядываясь в непроницаемое даже для меня лицо, я ищу хоть какой-то намёк на то, что Ворону не всё равно, что погибают его бойцы. — И что ты останешься один? — Себя ты уже не считаешь? — усмешка на краю губ, и парень хмыкает, когда на моём явно удивлённом лице проскальзывает тень. Об этом я не подумал, но всё же это совершенно иное. Я не его подчиненный. Я в целом не знаю кем он меня считает для себя. В какую ячейку поместил и какое место в его внутренней иерархии я занимаю. Приятель по койке? Любовник? Спутник жизни? Пф, смешно и только, наши отношения не похожи ни на один из этих вариантов. Не подпускает близко, но и не позволяет отдаляться настолько, чтоб я мог о нём забыть; вечно где-то поблизости, постоянно в мыслях и стабильно меня игнорирует. Мой идеальный альфа, да? Вновь фыркаю куда-то в сторону, а затем перевожу взгляд на Ворона, когда он продолжает свою мысль. — Поезд — небезопасный путь. С ними «падальщики», а также Террорист, — будто бы назло мне боец настойчиво продолжает называть своих подчиненных исключительно по псевдонимам, — он в совершенстве владеет оружием дальнего боя. — В таком молодом возрасте, — в какой раз с долей зависти подмечаю я. — У каждого свои таланты. — Какие у тебя? — усмехаюсь, прищуривая взгляд и уже не чувствуя себя так скованно, как парой минут ранее; всё стало более спокойно, легко, по-домашнему. Если не брать в расчет тот факт, что Ворон сжимает руль, то и дело сглатывая слюну, а Сакура, уткнувшись в колени, сидит на заднем сидении. От взгляда на девушку через зеркало заднего вида я ощущаю ёмкий укол совести, ведь прекрасно понимаю её состояние. Слишком даже. — Запомни ответ на этот вопрос, — бормочу, прежде чем Ворон что-то скажет. Капитан бросает на меня краткий взгляд, а после возвращает его к дороге. Наверное, понял. Должен был. В отличие от меня, он каждый чёртов раз знает что у меня на уме. Всегда листает, как книгу, где автор ещё и приписки оставляет на полях, разжевывая каждое слово. Даже обидно в какой-то мере, ведь я сам не знаю себя настолько хорошо, как он за эти месяцы выучил меня. — Сакура, если тебе хочется проветриться… — начинаю, откидываясь в уже жутко надоевшем сидении. — Да! — столь быстрый отклик на предложение, которое я и озвучить-то не успеваю, меня напрягает. Выглянув назад, в салон, я вскидываю брови, оглядывая одноклассницу, что дергано втягивает в себя с шелестом воздух, пока по её виску скользит мутная капля пота. — Мне… очень жарко. — Останови машину, — махнув Ворону рукой, я всё ещё не свожу глаз с Харуно, которая закусывает губу, проводя ладонью вдоль лица, на котором горели алые щеки. — Нет. Мы проезжаем городской квартал. Здесь опасно, — отрезает «Акацушник», на что я сразу же фыркаю. — Сейчас день, алё, всё норм будет, мы ж не бегать будем по этажам в поиске еды, от которой я бы не отказался, — протягиваю, кивая Сакуре, что смотрит на меня будто бы затуманенным взглядом. Мне сразу же приходит в голову, что если я смотрелся именно так, то это не может вызывать желание со стороны. Ну никакого. Абсолютно. — К вечеру доедем, если не будем делать остановки, — Ворон в открытую нарывался на то, чтоб я ему парировал в своей естественной манере, не сдерживая себя из-за омеги, при которой мне было в кой-то веке как-то неловко огрызаться или опрыскивать ядом территорию со своего языка. — Послушай, ты… — проглатывая оскорбление в сторону альфы, я уже с нажимом продолжаю, — ей нужна остановка. Мне нужна эта блядская пауза, как и тебе, так что паркуйся. Выжидая несколько минут, я, с раздражением сжимая подлокотник, понимаю, что Ворон не намерен меня слушать, так как машина продолжала скользить и дальше по безлюдным улицам, объезжая завалы, мусор и побитые автомобили. — Как же ты меня бесишь, — шиплю, пихая парня в плечо, а после отстегиваю ремни безопасности, — если не затормозишь, то я сам выйду. Хочешь ты того или нет. — Ты этого не сделаешь. — Да неужели? Приборная панель передо мной, ты не сможешь заблокировать двери. — Блеф — это глупо, Саске, — раскусывая мой небольшой стратегический план, плавно поворачивая на очередном перекрестке, говорит Ворон, отчего я медленно закипаю, как и кровь в моих венах. Не верит, значит. Думает, что мне слабо пойти на это. — Глупо, — протягиваю, проводя языком по губам и резко распахивая дверь со своей стороны. За какую-то долю секунды я намеренно отталкиваюсь от днища авто и, показывая средний палец повернувшему в мою сторону лицо альфе, сигаю прямо из машины. Глухой удар по боку приходится болезненным и саднящим, когда тело соприкасается с разбитым асфальтом, вдоль которого я по инерции прокатываюсь, мгновенно ощущая как каждая часть тела взвывает от этого. Меня словно накрывает морская волна, только не мягко топя в своей бесконечной силе, а болезненно стирая кожу и оставляя кровоподтеки. Голова кружится, а перед глазами маячат ещё тёмные круги, прежде чем я с протяжным стоном ударяюсь спиной об тротуар, который и прервал эту канитель. Где-то со стороны слышу лязг тормозов и хлопок машинной дверцы. На моих губах, несмотря на отдающуюся боль и всё ещё легкое головокружение, растягивается самодовольная улыбка. Я выиграл. Он остановил тачку. — Ты в своём уме? — стук тяжелых ботинок по дороге, владелец которых ещё приближается, раздаётся одновременно с мрачным и отнюдь не обеспокоенным голосом, а с тем, что подобен молоту, который использует мою несчастную голову в качестве наковальни. Я медленно поднимаю взгляд с ножа, прикрепленного на ремне к обувке, всё выше, пока он не останавливается на непроницаемом лице, чья застывшая надменная маска выводила из себя одним видом. — Это ты меня вынудил, — первым делом шиплю, убирая с тягучим болезненным звуком руки от головы, которыми ту прикрыл по привычке во время падения и «поездки» вдоль дороги. — Ты мог погибнуть, глупый мальчишка, — капитан глядит на меня сверху вниз, при этом ещё и отчитывая тем самым отвратительным тоном, которым даже со мной отец никогда не разговаривал. И ещё эта издевательская улыбочка на губах. Мы будто бы вернулись во времена, когда я дрочу на него в душе, а он елейно шепчет мне на ухо о том, как я теку при нём. — Ты бы расстроился этому факту? — тихо спрашиваю, когда тот присаживается около меня на корточки, покуда я морщусь, потирая плечо. — Я бы занялся твоей подружкой, — будто бы его нисколько не смутила даже моя смерть, всё так же отчужденно проговаривает Ворон, склоняясь надо мной. — Она весьма хорошенькая. От такого ответа я ощущаю уже не только боль в теле, но и гнев, который выплёскивается наружу. Без зазрения совести я плюю в парня смесью слюны и крови, которые образовались после того, как при падении мне довелось прикусить губу. Бесит, бесит, бесит! — Ты заслужил, — хрипло шепчу, замечая как одной рукой альфа вытирает мой плевок тыльной стороной ладони со своей щеки, при этом не сводя с меня тяжелого взора, от которого мне становится с каждой секундой все больше не по себе. Влип. С головой влип. Он ударит. Прям вот сейчас. И, скорее всего, сломает мне нос или челюсть. Блять. — Саске! — переведя напряженный взгляд на девушку, которая стоит у машины, придерживая одну руку на животе, а второй ухватившись за дверцу, я испускаю обреченный стон. Она не должна это видеть. Ветер треплет её волосы, пока сама Сакура уже готова кинуться к нам, но Ворон знаком останавливает её. — Сиди в машине. — Я в порядке, — мне хотелось бы это крикнуть, но получилось как-то вяло и тихо; я не был даже уверен в том, что меня услышал этот длинноволосый ублюдок, чей чёрный хвост маячил у меня перед лицом. Так и хотелось дёрнуть. — Что ж, в любом случае, — когда капитан произносит эти слова, я замираю, хотя и до этого не особо двигаюсь, развалившись на дороге, — ты своего добился, — протянутая рука не особо напоминала жест доброй воли, однако я принимаю её, хоть и с сомнением, которое очевидно отобразилось на моём лице, так как Ворон прибавляет. — Если бы я хотел тебя ударить, то сделал бы уже это. Весьма обнадёживающе, что ещё сказать. Приподнимаясь с чужой помощью, я неохотно опираюсь на бойца возле себя, потирая поясницу и отбитую при столкновении с тротуаром ногу. По виду Ворона нельзя сказать, что мои прикосновения вообще ему приятны или вызывают что-то кроме равнодушия, которым от него так и веет, хотя ведь только недавно в машине его действия и слова… ну, не то чтобы мне этого так хотелось, но они мало-мальски имели какой-то игривый контекст. Может, даже флирт. Он так холоден сейчас оттого, что я его ослушался, рискнул жизнью или плюнул? Или всё в целом? Из раздумий меня выводит урчание собственного живота, напоминающего о том, что не ел свыше суток. В том «поместье» для дальнобойщиков, где мы ночевали, была вода, которой можно было утолить жажду и какие-то минимальные потребности в гигиене, но голод… От него давно уже посасывало под ложечкой, не говоря о головной боли. Хотя сейчас я не был уверен, что она от него. Чтоб как-то скрыть смущение от протяжного воя со стороны пищеварительного тракта, я приоткрываю губы, дабы отшутиться или сказать какую-нибудь колкость в сторону провожатого, который не кормит и не заботится хоть как-то о здоровье подопечных, но вместо этого лишь ощущаю как кровь приливает сильнее к лицу. Прихрамывая, отвожу взгляд от капитана спецотряда, который все ещё крепко придерживает меня за локоть, словно я сейчас рискну сбежать от него, что само по себе являлось бредом. Мало ли сколько здесь тварей ходит. — Дойди до машины и закройся в ней со своей подружкой, — в который раз обозначая Сакуру этим будто бы насмешливым словом, Ворон неожиданно для меня отпускает мою руку, отчего я на него недоуменно смотрю. — Я ненадолго отлучусь. Никуда не отходите. В случае опасности нажми на гудок. — В смысле? Ты куда? — вопросы так и сыплются из моего рта в спину уходящему альфе, чей плащ развивается на ветру, от которого я поёжился. Я вновь одет не по погоде, что всё больше напоминала позднюю осень, хотя по городу это было не особо понять, если не брать во внимание пожухлую траву да обрывки листьев, что грязными кучами тут и там валялись вдоль дороги. — Скоро вернусь. От машины ни на шаг, — вновь те же слова, а мне только и остаётся что оборачиваться назад, пока я подхожу к машине, на чёрный плащ, который даже не особо выделяется среди тусклого и забытого людьми города. Он не особо походил на то, где жили мы: тут много высоток, чьи окна разбиты или потемнели от пыли и ненастной погоды, каких-то бутиков и разноцветных вывесок, чьи тона потускнели, а обрывки яркой бумаги валяются тут и там, как и разбитые неоновые вывески, которые давно уже не светили. Много разрушенных или полуразвалившихся зданий, на которых чётко видны следы боевых действий, вроде округлых отверстий от дробных пуль или множества выбитых стёкол от кое-чего побольше. Клумбы неухоженные, заросшие сорняками и сухой травой. Дома блеклые, пустые. Где-то ещё колышутся обветшалые занавески, где-то ещё шумит ветер, обрывая остатки проводов и донося мёртвый шепот тех, кто погибли в собственных квартирах, так и не дождавшись помощи. Поёжившись от собственных мыслей, я обвожу глазами унылую улицу, чьи цветные дома выглядят ничем не лучше серых закоулков, ведь они такие же пустые, неуютные и нелюдимые. Сколько тут времени минуло с тех пор, как люди покинули это место? Год? Два? Ещё раньше? Мхом всё ещё не покрылось, однако ржавые машины и обрывки одежды, колыхаемые ветром, говорили о том, что куда дольше, чем зараза пришла в мой дом. — Он сейчас придёт, сказал запереться в тачке и ждать, — бросаю Сакуре, которая обеспокоенно кидается ко мне, прижимаясь всем телом и выдыхая мне куда-то в шею, отчего я сдавленно провожу рукой у неё по спине. Никогда так не делал раньше. Всегда вырывался, всегда отпихивал, всегда брезговал. — Можно я ещё немного побуду на улице… там в машине так душно, — отпуская меня с заметной неохотой, лопочет омега после того, как я откидываюсь на авто спиной, потирая всё ещё саднящие руки и бока, которым досталось больше всего при падении. — Как хочешь, — пожимаю плечами, решив, что в случае, если заметим мутантов, то всяко успеем забраться во внедорожник, к тому же ранения нам ни по чём. — Саске… — девушка обращается ко мне, на что я перевожу на неё взгляд, а после сразу же цепляюсь им за вывеску на другой стороне дороги. Неприметная, белая. Стекла разбиты, осталась только решётка. Аптека. — Я хотела извиниться перед тобой… — Не бери в голову, — сразу же прерываю я, — забыли. — Нет, ты не понимаешь, я… — Сакура, я всё понял, не будем об этом, — дабы избежать неприятного разговора о том, что было в мотеле, я провожу глазами по безлюдной улице, где не видеть ни одной вольно разъезжающей или спешащей куда-то машины было настолько же дико, как и осознавать тот факт, что, может, ты и не единственный человек в мире, но в этом городе ты точно единица, если не считать тех, кто может скрываться в тени зданий или во мраке одиноких комнат. — Ладно… — кажется, девушка вымученно улыбается, потерев собственные плечи, и, видимо, заметив вывеску на противоположной стороне, осторожно интересуется, — там аптека… возможно, там есть препараты для омег. Мы можем сходить туда? — Когда Ворон вернётся, то… — начинаю, но, встречаясь взглядом с Харуно, что сразу же нервно переплетает пальцы, обрываю мысль, — мы не пойдём без него. Опасно. — А он согласится на это?.. Саске, ты же видел, что он отказывался остановиться ради меня… — Это другое, он повёрнут на своей миссии и командовании, — понимая как глупо звучит моя отмазка, складываю руки на груди. Загаживать репутацию Ворона — это одно, а оправдывать его — совершенно не то, чем я привык заниматься. — Саске, ему всё равно… а ты сам знаешь как это… когда нет возможности, — я прикусываю себе язык на этом моменте, чтоб не огрызнуться, и вместе с этим возвращаю взгляд к покрасневшему лицу девушки, которая обмахивается ладонью, потирая шею и постоянно как-то слишком медленно приоткрывая губы. — Потрахаться, — заканчиваю предложение за Сакуру, которая замялась, скорее всего подбирая подходящее слово. — Заняться любовью с альфой, которому принадлежит твоя душа, сердце и чувства… — тихо поправляет меня розоволосая одноклассница, отчего я поджимаю губы, в то время, как её взгляд прикован ко мне. Как и слова, которые она адресовала именно мне, а не так, как пример или отсылка к чему-то. — Сакура, я не альфа, — скриплю зубами, буквально заставляя себя выдавливать каждое ебанное слово, — думаешь, я не сожалею об этом? Думаешь, мне легко было принять тот факт, что я не такой, каким привык быть и каким меня воспитали? Это, блять, охуеть как сложно, знаешь ли: ломать себя, перешагивать через собственную гордость и принимать ту сторону, к которой не был готов, и я уж не говорю о том, чего мне стоило, чтоб заняться сексом с альфой, когда перед глазами маячил факт того, что я могу либо мутировать, либо сдохнуть, — громко под конец цокаю, раздраженно всплескивая руками и пиная носком кеда массивное колесо. — Но сейчас ты спишь с ним не по этой причине. Опустошенно я завожу пальцами назад волосы со лба, отворачиваясь, дабы не видеть этого зеленого взгляда с подавленной болью в нем, как и тогда в мотеле. Не могу его выносить. — Это… другое. Это сложно объяснить. — Вы ненавидите друг друга, кричите, ругаетесь, он унижает тебя, помыкает и делает больно, а ты всё равно думаешь только о нём, все мысли, все разговоры… даже улыбаться после того, что мы пережили, может заставить тебя только он. Ты ничего не оставил другим. Ты ничего не оставил мне, — я слышу уже истерические нотки в тоне Харуно, которая шмыгает носом у меня за спиной. — Если тебе так нужно в эту аптеку, так вали! — не выдержав этого нытья и давления на больную тему, которая и без того у меня поперёк горла стоит, рявкаю я в сторону омеги. — Никто не держит. Краем глаз замечаю как та набирает в лёгкие воздуха, чтоб, видимо, вылить на меня ещё больше скопившихся претензий за то, что я не оправдал её ожиданий и не вдул нашей умнице и красавице, когда были подходящие случаи. А сейчас и вовсе не могу порадовать её умопомрачительным и сводящим с ума запахом, раз ей со мной так легко находиться и дыхание не спирает, как при Вороне, который запропастился куда-то. — Тс, — закутавшись в собственную кофту, омега направилась по пустынной проезжей части к аптеке, на что я фыркаю про себя, лишь позволяя поглядывать, чтоб никого не было видно на горизонте. Ничего с ней не случится. Тут пара десятков метров, а от её визга любой мутант решит, что эта текущая сучка вне их досягаемости. Я не знаю чем именно меня так вывели слова Харуно. Тем, что они правдивы? Тем, что я сам себе это уже говорил и не раз? Или тем, что в ответ я вижу лишь отчужденность, окрашенную в разные цвета палитры, порою с намёками на защиту, иногда на заботу, ещё реже на то, что между нами есть что-то большее, чем отношения меж проводником и жертвой обстоятельств войны между мутантами и правительством. — Дура, — в сердцах произношу я, когда девчонка дёргает на себя несколько раз дверь, прежде чем ей удаётся её открыть и проскользнуть вовнутрь помещения. Конечно, с ней ничего не случится, но это ж надо додуматься переться куда-то в одиночку после стольких раз столкновений с боссами и трешем. Меня жизнь научила слушать тех, кто если не умнее меня, так хоть опытнее в расправе с этими монстрами, так что уж лучше я останусь на месте. Обойдя машину, я, всё ещё держа скрещенные руки на груди, откидываюсь на автомобиль спиной, направив всё внимание на аптеку через дорогу, при этом не забывая прислушиваться и к посторонним шорохам от целлофана или шуршаниям бумаги, которые волочились по земле. Мы многое преодолели за… ох, я даже не знаю какой сейчас день. Ну, допустим, за полгода. И учитывая то, что я, Наруто и Сакура пережили атаку двух баз, нападение на трейлеры, облаву мутантов на дорогах и потери людей, не только родственников, но и тех, кто стали товарищами или просто положительными героями, несмотря на мрачный образ, то хотелось бы, чтоб наше трио и дошло до финишной прямой. Я несколько раз получал травмы, из-за которых был на грани. Хах, возможно, если б не тренировки дома и то, как меня настраивали, что быть мне главой, примером и наследником всего рода, то я б сломался. Загнулся бы. Не смог действовать, когда это было нужно. Не смог убежать, когда за мной гнались боссы. Не смог бы наладить контакт с Гаарой или выжить после того падения. Заглядывать в прошлое — неудачная затея, но, пожалуй, родиться в клане, где омега — паршивая овца, не так уж и плохо. Ведь до достижения шестнадцати лет родители не знают кем будет их отпрыск, и всех воспитывают по единой муштровке, со своеобразными отличиями в той или иной семье. В моей — отец часто мне потакал. Не только капризам или каким-то своевольным действиям, это не походило, вроде бы, под отметку «баловал», но он и не дрессировал меня, как комнатную собачку. Возможно, будь у меня мать, ему б пришлось бы держать марку именно сурового учителя жизни, а не смягченно улыбаться за спиной у своих подчиненных. Даже не представляю как было б, если б эта женщина жила с нами. Любила бы она меня? Как бы воспитала? Изменился бы я? Что ж, я этого никогда не узнаю, но, всё-таки, мне хотелось бы узнать о ней побольше, кроме того, что как факт была такая женщина и когда-то она имела близость с отцом, раз появился я. А ещё она сажала цветы в нашем саду. Красивые такие. С нежными бутонами и тонкими лепестками. Они-то как раз и сгладили падение, когда мы сигали с одноклассниками с высших этажей поместья во время спасения бегством. Закусывая губу, я прикрываю глаза, вспоминая растущие под окнами растения. Как они пахли? Я совершенно не помню этого. — Я готов, можем отправляться на приём, — деловито заявляю, стряхивая невидимые пылинки с галстука, который мне пришлось перевязывать за бестолковой прислугой. Бета. Других и не пускали в услужение Учихам. Альфы слишком высоки статусом для такой работы. Омегам и подавно на порог вход закрыт. — Отец? — зову родителя, который задумчиво поглаживает едва распустившийся бутон у куста, расположенного у самой веранды. Мужчина отрывается от цветка и поднимает глаза на меня. Его брови сдвигаются, образуя морщинистую складку. Недоволен? — Что-то не так? — интересуюсь, привередливо отмахиваясь от подставленного слугой зонта. Дождь едва капал. Я ж не растаю. — Тебе не стоит ехать, Саске, — наконец произносит глава, отчего я неверующе гляжу на него. — Останься сегодня дома. Опешив от такого ответа, я не сразу соображаю что говорит слуга о том, что шофер уже подогнал машину к воротам. Это нечестно так поступать со мной. — Я чем-то провинился? — ища причину, я следую за родителем, который, вновь проведя ладонью по цветку, как-то болезненно прикрывает глаза, подходя к арке. — У меня прекрасная успеваемость, я лучший на тренировках и меня хвалят все учителя, чего тебе ещё надо? Мне скоро будет шестнадцать! Я имею право присутствовать на правах твоего наследника! — мне приходится преградить путь отцу, на что он скептично фыркает. — Умерь свой пыл, сын. На этом мероприятии будет не только наш клан, но и другие, так что освободи меня от этих детских капризов, раз тебе почти шестнадцать. — Я имею право! — возмущаюсь такому отношению, запинаясь только тогда, когда отец останавливается, склоняя голову в пол-оборота в мою сторону и скользит по мне темным неодобрительным взглядом чёрных глаз. — Я сказал своё слово. Ты остаёшься, — тон жесткий и решительный, будто бы мои слова ничего не значат для него. — И, будь любезен, присмотри за цветами; если хоть с одной веткой что-то случилось или случится, этот разгильдяй-садовник не только не получит ни йены, но и прочувствует на своей шкуре моё недовольство, — прибавляет мужчина, выходя через величественную деревянную арку. — Обязательно, — процеживаю, поджав губы и наблюдая за дворецким, который провожает главу клана, придерживая над его головой открытый тёмно-синий зонт с расписным рисунком в виде вееров. Подойдя к дому, я оглядываюсь кругом, проводя рукой вдоль листьев, которые щекотливо проходят вдоль ладони. Обыкновенная клумба. Таких десятки, а то и сотни во всем квартале Учиха. Чем же особенны эти, раз для них почестей больше, чем для меня? Тонкий стебель хрустнул у меня меж пальцев, когда грубо срываю цветочный бутон, на мгновение поднося его к носу. Дичь какая-то. Слишком сладко, как по мне. Понятия не имею нахрена отец за ними так трясётся, словно они золотые. Подумаешь, мать моя их садила, какой прок от них? Вонять на всю улицу? Отбросив цветок на видное место, я смачно наступаю на него, не скрывая ухмылки, а после, засунув руки в карманы брюк, направляюсь в дом. Открывая глаза и вздрагивая, когда подул чересчур сильный порыв ветра, от которого засвистело в ушах, я ещё раз проскальзываю взглядом по стеклянной двери аптечного магазина. Девчонка всё ещё не вернулась, но и не орала, значит, копается, как всегда. — Где вторая? Резко оглядываясь назад до того, что хрустит шея, я втягиваю сквозь плотно сжатые зубы воздух, промычав при этом что-то нечленораздельное о том, что она сейчас подойдёт. Потирая пальцами позвонки, я разглядываю появившегося столь внезапно Ворона, который кидает мне бумажный пакет, а сам бросается через дорогу, на ходу доставая оружие из кобуры на поясе. — Да всё нормально с ней! — кричу в спину капитана, чей плащ колышется на ветру подобно чёрному пиратскому флагу: такой же помятый и кое-где порванный. Махнув рукой в сторону аптеки, так как парень уже оказывается на той стороне, я лишь качаю головой, попутно расправляя бумагу и заглядывая в пакет, который принёс альфа. Бумажные полотенца, спиртовые салфетки, батарейки, фонарик, спички, какие-то консервы и пластиковые столовые приборы… Значит, Ворон отправил меня к машине, а сам сходил за едой и предметами первой необходимости, хотя и вовсе до этого не собирался потакать моему завывающему голодным воем желудку. Совесть у него проснулась, что ли, после того, как я показал, что могу пойти наперекор его приказов. Сложив добытое бойцом на заднее сидение внедорожника, я вглядываюсь в сторону аптеки, опираясь руками на капот автомобиля. Альфа ворвался туда минуты как две назад, ему должно было хватить времени, чтоб вывести её взашей оттуда. Чего он медлит? Чем он может быть занят? Или кем? Проводя языком вдоль верхних зубов, я упираюсь им в щеку, закатывая глаза от картины, которая предстаёт в голове и весьма неспроста ведь. Течная омега. Одна в магазине, ходит неприкаянная, изнывая от желания снять возбуждение, и тут появляется сексуальный эгоманьяк, который прижимает её к стенке, заводя руки над головой и шепча о том, что наконец им удалось остаться наедине. Спасибо тебе, больная фантазия, без тебя уж я совсем не справился бы с тем распирающим чувством, от которого нетерпеливо постукиваю пальцами по машине, не сводя глаз с двери, которая не спешит явить пропавшую парочку. Собираясь уже пойти в сторону аптеки, я останавливаюсь у крыла авто, когда на пороге фармацефтического магазина появляется Ворон. Один. — Её нет там, — сразу отвечая на мой ещё не заданный вопрос, сообщает капитан спецотряда, когда я сравниваюсь с ним после того, как поспешно кидаюсь навстречу, чтоб узнать подробности. — Её похитили? На неё напали? — я не верю тому, что Харуно могла просто так исчезнуть, ничего не сказав, на неё это было не похоже. — Я не слышал криков или даже звона стекла там… — Следов борьбы нет. Ты её отпустил одну, зная в каком она положении? — намёк на претензию, воспринимать не как в штыки было просто невозможно, особенно со стороны Ворона, чей вид и хмурое лицо так и внушали, что виноват в этом я. — Я следил за дверью, она не могла пройти мимо, — огрызаюсь, нервно покусывая губу, — она не могла. — Она прошла через задний ход, это было заметно по пыльным отпечаткам, — альфа обводит глазами улицу, после чего направляется к машине. — Так почему ты здесь? Надо найти её, пока на неё не напали, — взрываюсь от такой реакции, особенно после того, как Ворон как ни в чём не бывало садится за руль, заводя двигатель, — зачем тебе для этого машина?! Она не могла уйти далеко! — Это уже не моя проблема. Я не собираюсь бегать по городу за девчонкой, которая сама и сбежала, — парень пристёгивается и кивает на соседнее сидение, — садись в машину. — Ты сбрендил? Она моя подруга! Я не уеду без неё… надо что-то сделать! — уже переходя на крик, я подношу руку ко лбу, вспоминая что могло вынудить Сакуру куда-то уйти. Зачем? Почему? Неужели мои слова… Нет, это невозможно, я и раньше на неё выплескивал всё, и даже бывало с матом, что же сейчас изменилось? Да, у неё течка, а я отказал ей, но это же не повод так рисковать… блять… тупая дура. Поджав губы, я разворачиваюсь и направляюсь в сторону аптеки. Нужно ещё раз там всё посмотреть, проверить. Может, какое-то послание, записка… надпись. Ей же необходим был нейтрализатор в конце концов! Просвистевшая в сантиметре от моего лица пуля заставляет меня замереть на месте, затаив дыхание и почувствовав, как от этого сердце бешено стучит в груди. Мои ноги будто бы прилипли к асфальту, покуда я оборачивался, чтобы удостовериться в том, что выстрел произошёл именно оттуда, откуда я думаю. Ведь больше некому. Вообще некому. — Ты только что стрелял в меня? — во рту пересохло, и мне трудно говорить, но ответ я знаю и так, так как вижу пистолет в руке Ворона. — Не в тебя, иначе бы ты был бы уже мёртв. — Какого хрена? — Ты никуда не пойдёшь. Мне нужно отвезти тебя в безопасное место, — жестко произносит парень, указывая оружием в сторону, а следом на соседнее сидение, — залезай в машину, и мы уезжаем. — Ты оглох? Я никуда не поеду без неё. — Мне плевать, лезь в машину. — А если бы это были твои друзья? А? Или бойцы? Ты б бросил их так же, не разобравшись в ситуации? Ворон молчит, но по его лицу мне видно как с каждым моим словом он становится мрачнее, а в глазах и без того лёд, который может не только ранить, но и обжечь так, что следующего раза может и не быть. Но тем не менее он командир отряда «Акацуки». Он бы не бросил своих людей умирать, он бы… — Да. — Что? — изумленно приоткрываю губы. — Я б уехал без них, ибо каждый из нас понимает на что мы подписывались и ради чего мы здесь. Личные чувства не должны мешать выполнению задания. И если мне придётся, я прострелю тебе ноги, — слова Ворона отдают всей суровостью их законов, но я лишь качаю на них головой. Он так не поступит. Он не такой. — Садись в машину. — Стреляй, — прямо требую я, — давай, — похлопав себя по груди, продолжаю, — стреляй. Можешь сразу контрольным в голову, чтоб я не мучился. — Саске… — голос приобретает оттенок угрозы; как и до этого легко покачивающийся пистолет в чужих руках уже направляется на конкретную цель, — садись в машину. — Стре-ляй, — по слогам шепчу я, прищурившись, когда совсем рядом пролетает очередной снаряд. Если бы я дернулся в сторону, то задело бы плечо. — Стрелок из тебя так себе, — рыкаю на такой выпад. Гляньте-ка, вот какой он сделал выбор, мать его. Сложив руки на груди, я тяжело дышу после такой дозы адреналина, от которой меня ещё потряхивает, а сердце и вовсе бьётся, как ненормальное, но всё-таки мне приходится приблизиться к машине и вовсе не из-за угроз или приказов Ворона. Встав около водительского крыла, я складываю руки поверх опущенного стекла, устало полуприкрывая глаза. Мне придётся ему рассказать всё и придержать свою гордыню, ведь без него я не найду Сакуру, а значит, и Ворону придётся меня выслушать, хочет он того или нет. К тому же, он так меня и не подстрелил. Это хоть что-то да значит, пускай меня всё ещё и колотит от этого, а зубы невольно постукивают друг о друга. — Слушай, мне нужна твоя помощь, — обращаюсь я к Акацушнику, усилием воли вынуждая себя говорить ровно, хоть и тихо. — Я обидел её. Сильно, — бормочу, наблюдая за тем, как альфа убирает оружие, застёгивая его на ремне, — это связано с тем, что… — потирая кончик носа, я немного морщусь от того, что мне, вроде как, стоит сказать, но слова не ложатся на язык. Словно сейчас не время и не место. Это лишнее, это не про нас, — что ей нужен альфа, а влюблена она в меня. — Любовь и помешательство — две разные стези, и её дурь перешла все границы, — хмуро оповещает меня Ворон, словно я и без того не знал, что одноклассница сверх меры держалась за меня и то, кем мне никогда для неё не стать и уж тем более не оправдать её ожидания. — У меня ломит всё тело после того, как я назло тебе вылез из тачки, что была на ходу, так что, если сравнивать, — уже ворчу по поводу недавних событий, при этом показательно продемонстрировав стёртую кожу на руках, закатив рукава водолазки, — то из нас с ней именно я немного того. — Немного? — далеко невесело хмыкает парень. — Я омега из главной ветки клана Учиха, который трижды должен был сдохнуть, — закатываю глаза, — я уже сам по себе аномалия. А ещё я пахну ягодкой, — добивающе для самого себя прибавляю это, взъерошивая собственные волосы, — так что сделай мою жизнь хоть немного проще и помоги мне найти Сакуру. Я прошу тебя. Ворон отводит взгляд, видимо, что-то решая, а после всё-таки отстёгивается, попутно бросая мне: — У нас есть время до сумерек. Не сказал бы, что это было ожидаемо, но просечь фишку о том, когда я начинаю употреблять волшебные слова, вроде «пожалуйста», «спасибо» или «прошу», которыми всегда пренебрегал, альфа заметно сдаёт позиции. И это шикарно. По крайней мере у меня появился хоть один козырь против его едких насмешек в мою сторону и каменной рожи, с которой он меня отпихивает или отказывает. — Как я и сказал, она не могла уйти далеко, скорее сглупила, а после опомнилась и шныряет где-то по округе, — торопливо объясняю капитану отряда, который приоткрывает дверь, выходя из авто, где небрежно оставляет ключи от машины, взяв с собой только дробовик, который лежал между сиденьями. — Нет, она бы вернулась тогда, тут прямая дорога, ведь если сбился с пути, вернись туда, откуда начал, — обрывает меня Ворон, — она намеренно ушла, возможно, — перегнувшись в салон и оглядев его, парень добавляет, вытаскивая что-то с заднего ряда, — это даже не зависело от ваших разногласий. Недоуменно сдвинув брови к переносице, я замечаю в руке альфы сумку Сакуры, с которой она постоянно ходила, прицепляя её на пояс, на манер барсетки. В прошлый раз там были пробирки и запечатанная колба с вакциной от мутации. А сейчас… — Пустая, — показывая мне днище сумки, сообщает Ворон, — твоя подружка собирается доделать антидот прямо сейчас, раз решилась на это. — Что за чушь? Как она это сделает? Для этого нужно оборудование…всякие приборы и антитела там, — не понимая что хочет донести до меня альфа, я поднимаю взгляд на капитана, который что-то знает, но не договаривает, и это тревожит меня ещё больше. — Вакцина, по словам Змея, недоделана. Он сказал, что Сакура знает как её завершить. И ты тоже это знаешь, — делаю нехитрый вывод, когда альфа захлопывает дверцу машины, направляясь снова в сторону аптеки, ничего мне не объясняя, — скажи мне! — Тебе не стоит это знать, — не останавливаясь, бросает боец, после чего я догоняю его и хватаю за руку, вцепляясь в чужой локоть. — Мне стоит знать что она собирается сделать и почему не сказала мне! С тобой-то ясно, ты бесчувственный чурбан, который действует только в интересах правительства и высших чинов, но я-то не такой… — Да, ты действуешь только в своих интересах, — насмешливо отмахиваясь от моих прикосновений, Ворон перехватывает мою руку прежде, чем я замахиваюсь, намереваясь двинуть этому козлу в челюсть. — Не нарывайся, иначе я сломаю тебе кости, и, поверь на слово, церемониться не стану. Вглядываясь в глаза капитана «Акацуки», с досадой понимаю, что он и в самом деле на этот раз не бросает слов на ветер, и тут не проканают никакие «пожалуйста» или «умоляю». — Чего не хватает в вакцине? Скажи мне, — требую ответа после того, как киваю, давая понять, что урок усвоил и буду использовать слова, а не насилие в отместку. Капитан медлит с ответом, а после я слышу слово, которое то и дело всплывает во всей этой истории с вирусом. — Крови. — Крови, — повторяю за альфой, который всё ещё держит мою руку, уже не так грубо стискивая её в ладони, а скорее придерживая тонкими, но сильными мозолистыми пальцами. Они грубые, шероховатые, длинные и холодные, как и сам этот ледяной парень, который изо дня в день тренировался и воевал не только с монстрами, но и с людьми, чтоб получить все эти шрамы, мозоли и опыт ведения боя, которые не раз спасали жизнь, далеко не лишь их владельцу. — Какой-то особенной крови, которую не мог достать Змей. — Крови зараженной омеги, — добавляет Ворон. — Омеги не болеют, — шепчу, вспоминая сколько раз меня ранили мутанты и факт того, что я всё ещё человек. — Омеги мужского пола не болеют, пока их организм способен хоть как-то сопротивляться. А женщины… — Во время течки, — обрываю я альфу, когда в голове проскальзывают слова Бессмертного, который тогда с такой насмешкой это выпалил, лишь бы спровоцировать своего старшего товарища. Омега, что смогла выжить после того, как во время течки её трахнули, превращается в «матку», третий подтип мутантов… который отраждает этих тварей. Они не заражаются вирусом через другие пути, только через сперму во время сношения. — Ты бы не мутировал, если б это случилось с тобой… а она, — Ворон не продолжает мысль, позволяя мне самому с ужасом осознать с какой целью сбежала девушка, прихватив с собой пробирки и вакцину. — Нет, должна быть ещё какая-то причина… Нет-нет, — отрицаю такой ход событий, выдергивая ладонь и хватаясь за голову, — она хоть и отбитая во всех смыслах дура, но она ж не совсем тронулась… это мои слова… она ж баба, просто обиделась, разозлилась, решила потянуть время, чтоб я забеспокоился и пошёл её искать. Они все такие, — безапелляционно заявляю, покуда мои руки безостановочно трясутся, — надо её найти… надо срочно её найти, пока ещё какая дурь не взбрела ей. — Тогда зачем, по-твоему, она взяла вакцину? Прогуляться с единственным незавершенным антидотом от вируса? — сарказм со стороны Ворона был неуместен, и я лишь зло гляжу на него из-под чёлки, торопливо направляясь в аптеку, распахнув дверь которой нараспашку, сразу слышу звон колокольчика, что звенит при входе. Мне в нос сразу же ударяет отвратительный запах гнилого и разлагающегося мяса. Дёрнувшись в сторону, я натыкаюсь на витрину, за которой находятся лекарства. Она пыльная. На поверхности сразу проступают мои отпечатки, а на моей ладони остаётся слой пыли, на котором я не концентрирую внимание, безостановочно вертя головой в разные стороны, ища хоть какие-то знаки или намёки на то, что Сакура примитивно обиженная девчонка, а не та самая жертва, которую нужно принести ради общего блага. Я её слишком давно знаю, и она бы не пошла на такое. Нет, конечно, она добрая, отзывчивая и всегда ставит интересы других выше своих, но… это слишком. Обойдя прилавок, я ногой открываю поскрипывающую на петлях дверь, ведущую в подсобку, где стоят нераспакованные ящики, стеллажи с препаратами и разные одноразовые упаковки со шприцами, иглами, масками, перчатками. Здесь вонь намного сильнее. Заглянув за каждый из шкафов, я прикрываю нос тыльной стороной ладони, когда натыкаюсь на иссохшее тело, что, судя по остаткам врачебной униформы, было работником аптеки, которого, скорее всего, загрызли, раз от него хоть что-то осталось. Сдерживая рвотный позыв, я кидаюсь к другой двери, которая выводит меня во внутреннюю часть двора. Дома стоят сплошной линией, даже промежутков нет, вот почему я не заметил её. Она могла запросто выйти так и уйти. Но только куда? Это не должно быть далеко, ведь даже если она и в самом деле могла решиться на такой шаг, ей бы всё равно нужно было вернуться. Впереди маячили несколько разрушенных домов, которые не подходили под возможное пристанище таких мутантов, как боссы. — Их тут нет. По крайней мере, больших колоний. Им нечем питаться, и здесь уже поработали военные, — раздавшийся позади меня голос Ворона, который прикрывает за собой дверь, не облегчает задачу по поиску девушки, а только усугубляет дело. — Ваших рук дело? — киваю в сторону обвалившейся стены у одного из зданий. — Нет. Мы не ведём активные боевые действия, этим занимаются военные подразделения, — «Акацушник» лишь мельком бросает взгляд в строну разломанных плит и разбитых окон, — мы уничтожаем очаги, очищаем дороги, спасаем и вывозим всех, кого удаётся найти, а также исследуем места, в которые не смеют соваться военные. Более тонкая работа, нежели осада улиц танками и пальба во все, что подаёт признаки жизни. — Тогда если здесь нет боссов, значит, Сакура в безопасности… — Какое-то время. Есть мутанты, выходящие за пределы своего обитания. Есть те, кто идут за жертвой многие километры, как было с тобой, когда тебя увозили из твоего города. — Поэтому ты не останавливался и не открывал окна, не позволяя ей высовываться, — качаю головой, осознавая «меры безопасности», — но только это не поможет нам её найти. Она упорная, будет ломать лбом стены, лишь бы добиться своего, раз решилась. Проводя взглядом вдоль внутренних улиц, скрытых от главной дороги, я делаю несколько шагов, прежде чем останавливаюсь на месте от странного ощущения «дежавю», когда одна из серых высоток с разрушенными верхними этажами выглядит слишком знакомо. Я определённо где-то видел её. — Если б я искал то, что мне нужно, я б пошёл туда, где уже видел это или встречал, — протягиваю, указывая пальцем в сторону здания, — та развалина смахивает на то место, где мы видели ещё не до конца мутировавшего мужчину, потом он бросился на меня, конечно. Тем не менее оно не слишком высокое, находится близко… и оно выглядит для меня каким-то обособленным. — Офисное здание? — оценивающе протягивает боец. — Маловероятно, нужно то, где есть подвал, или… — Ворон неожиданно для меня резко оборачивается, вглядываясь в окно соседнего здания, на которое до этого я не обращал внимание. Несколько этажей. Обветшалое, бетонное, с потрескавшейся краской, плитами и крышей, видевшей лучшие дни. Скорее нежилое и в целом недостроенное. Есть боковая лестница, ведущая на каждый этаж… — Туда мы не пойдём, — отрезаю, когда в голове что-то мелькает. — Она там, — Ворон кидает мне это, а сам проносится мимо меня прежде, чем я успеваю осознать куда он ломанулся. — Оставайся на месте. — Откуда ты знаешь? — вопрос остаётся повисшим в воздухе, когда альфа на скорости забегает на лестницу, а следом забирается на перекладину и скрывается в дыре здания столь быстро и ловко, что, пропусти я несколько секунд, и вовсе бы не понял куда делся этот акробат. — Почуял, что ли? — бурчу себе под нос, подходя к строению и напряженно оглядывая его, пока не раздаётся надрывный крик, не оставивший во мне никаких сомнений в том, что Сакура там. И её нашёл тот, кого она искала. — Блять, — выругавшись, бросаюсь ко входу, который оказывается заперт изнутри. Мне приходится залазить на лестницу, а после подтягиваться с силой на перекладине, едва ли не взывая от того, как пульсирующе потянуло ногу после того, как я начал активно пролезать в дыру в стене, где скрылся минуту назад Ворон. Синяки после падения из машины давали о себе знать, но я всё равно, сжав зубы и пренебрегая приказом капитана, который мне уж точно не может их отдавать, следую за ним. Грохот и шум выстрелов слышен парой этажей выше, отчего я со всей скоростью, на которую был способен, кидаюсь к внутренней винтовой лестнице, где, забывая про перила, едва не слетаю после того, как от собственной торопливости не проваливаюсь меж отсутствующими ступенями в конструкции. Схватившись за прутья, я только теперь понимаю, что на лестнице есть следы крови и какой-то слизи; перебарывая отвращение, продолжаю подниматься до последнего этажа, который ведёт развилками в несколько комнат. Выстрелы помогли мне сориентироваться и броситься в одну из боковых, где сразу же на пороге я вижу мутанта, который когтями царапает бетон, оставляя кровавые отпечатки. Девушка сидит на полу, забившись в угол и прижав ноги к груди, покуда Ворон отстреливается от другой твари, которая атакует его со спины. — Саске! — вскрик Харуно, и боец оборачивается на меня, бросаясь на мутанта, что едва меня заметил, и, развернув ко мне безобразную голову с острыми игольчитыми зубами, бросился. У меня под рукой не было ничего, даже какого-то камня, чтоб кинуть или отмахнуться от твари. Я не успеваю ничего предпринять, так как Ворон берёт на себя и второго после того, как сверкнувшим лезвием ранит того меж щелей в его панцире, отчего сразу же кровь обагряет лезвие того самого ножа, который висел у него на ботинке до этого. Босс оглушительно визжит, бросаясь на альфу, пока второй наступает на него сзади. Не тратя больше времени, я подбегаю к перепуганной и бледной однокласснице, которая сразу впивается в мою руку мёртвой хваткой, только её настолько сковывает страх, что она едва идёт, и мне приходится чуть ли не волочить её по комнате, пока мутантов отвлекает Ворон. — Саске… Саске… — шепот девчонки за спиной и стучащее в стремительном темпе сердце, чьи удары повторялись у меня в голове, дают какой-то стимул быстрее добраться до спасительной лестницы, оставив парня позади, ведь он боец, он справится. Он точно справится. Должен… — Я такая глупая… прости меня… прости… — Харуно что-то там лепечет, когда я уже с силой тяну её за собой к выходу, пока шум и лязг металла не останавливают меня. Кто-то поднимается. И людей, кроме нас, тут нет. — Прости… прости. — Умолкни, — шиплю я на омегу, отходя от ходящей ходуном лестницы и подбегая к окну. Прыгать высоко. Этажей пять. Внизу бетонные плиты. Если не разобьёмся, то, скорее всего, что-то сломаем, а это побег только осложнит, — блять, — вырывается, когда я слышу рокот со стороны, откуда я пришёл до этого. Это босс. Огромный. Больше других; те истощенные, разлагающиеся. Этот массивный, под ним прогибается металл, а испущенный им рык затмевает ту уверенность в том, что Ворон справится с ними. Их теперь трое. И этот… этот больше всех, которых я видел. — Убегай… — шепчу девчонке, чуть повернув голову в её сторону, — как только я скажу. — Саске… им нужна я… я смогу отвлечь, — заплаканное лицо Харуно с дорожками слез на пыльном лице вызывает гнев, а не какую-то жалость. — Что ты несёшь, дура? Сдохнуть решила? На благо всех? А как же Наруто? Твои родители? Вдруг они ещё живы? Откуда тебе знать, что они не ждут тебя? — прикрывая собой девушку, я отталкиваю её, когда босс неспешно, словно знает, что нам бежать некуда, подходит всё ближе, распространяя этот отвратительный гнилой запах и ужас при виде того, как смыкаются его челюсти с вытекающей по краям кровавой жижей. — А я? Ты думаешь о ком-нибудь кроме себя? — Саске… Увернувшись от когтистой лапы, я в кувырке оказываюсь позади мутанта, а следом хватаю девчонку за руку, вынуждая ту бежать за собой, вне зависимости от того, собирается ли она бороться дальше или нет. Не зная где можно спрятаться из-за того, что мы и так обнаружены, а Сакура для них маяк, я пробегаю по коридору, резко сворачивая в одно из помещений, которое оказывается очередной разбитой комнатой, где из хоть какого-то укрытия есть лишь деревянный стол. Не видя ничего лучше, чем спрятаться под ним, я утягиваю омегу за собой. — Сейчас… когда… — переводя сбившееся дыхание, я наскоро облизываю пересохшие губы и вытираю выступивший на лбу пот, — когда он нагнётся за нами, я его отвлеку, а ты беги… к лестнице…потом к машине. Поняла? Кивни, — требую, наскоро объяснив план заплетающимся языком, сразу же делая попытку дышать носом, но затея проваливается, так как кислорода катастрофически не хватает. Омега сдавлено кивает, как игрушка-болванчик, на что я судорожно выпускаю воздух легких через приоткрытые губы с каким-то слабым и жалким «хорошо», когда боковым зрением замечаю как красная когтистая лапа хватается за стенку комнаты, а следом появляется и морда твари. Босс ступает по полу, оставляя после себя отпечатки. Мои нервы напряжены до предела. Сейчас как никогда подходят слова «всё или ничего». Нам ничего не остаётся, и я отдаю всё, лишь бы спасти хотя бы Сакуру, ставя на кон свою жизнь. Дурацкая затея, но… Монстр шипит, кидаясь к столу, который я в последний момент опрокидываю, так что он врезается в него своей бошкой. Пара секунд дезориентации — то, что нам нужно. — Давай! — рявкаю я в сторону Харуно, которая бросается, спотыкаясь к выходу; ей почти удаётся выбежать наружу, но она запинается об собственную ногу и падает. Только не это. Мутант разворачивает голову в сторону омеги, отчего я, сам не ведая что творю, ударяю его по морде подошвой кеда, обрушивая удар насколько мне хватает сил, отчего сразу же чуть не прикусываю себе язык. Ощущения были такие, словно я пнул гирю, а не кусок с мясом, пусть и прикрытый со всех сторон пластинами. — Бляяяять, — протяжно взываю, когда повторяю удар, чтоб привлечь к себе мутанта, что, собственно, мне и удаётся, когда он прогибается в пояснице и кидается в мою сторону, сбивая на пол. От соприкосновения головы с бетоном на глазах сразу же проступают слезы, а дыхание перехватывает оттого, как босс давит на мою грудную клетку лапой, чьи когти я ощущаю кожей. Не проткнул насквозь, но это лишь вопрос нескольких секунд. — И что ты сделаешь теперь, тварь? — шиплю сквозь зубы, хотя и знаю, что ответа не дождусь. Хоть какая-нибудь крутая фраза пусть будет у меня перед тем, как сдохну, что ли. Вонь изо рта монстра настолько тошнотворна, что меня уже мутит больше от неё, нежели от головной боли и нехватки кислорода. Неужели я и вправду так закончу? Щелчок и выстрел. Мне на лицо брызгает кровь босса, который вовсе не оказывается убитым, так как вместо того, чтоб свалиться замертво, он оставляет меня, бросаясь на другую жертву, которой оказывается Ворон. Что ж, я знал, что он справится. Даже не сомневался ни секунды. — В такие моменты я тебя обожаю, — нервно усмехаюсь, чувствуя как болезненно натягивается на губах эта улыбка; мне было плевать, что произнесено это было вслух, а не только в моей нещадно гудящей головушке. — После отблагодаришь, — лишь бросает мне Ворон, уводя рычащую тварь за собой из комнаты, пока я морщусь, пытаясь встать или хотя бы принять сидячее положение, что удаётся мне с попытки так пятой. Выравнивая дыхание и оставляя заботу разбираться с мутантом бойцу, так как это его профессия, всё-таки, я несколько раз вздрагиваю от череды дрожи, которая никак не может оставить моё тело. Проведя рукой по своей груди, я недовольно цокаю: меня всё-таки оцарапали, и хоть не особо глубоко, но ощутимо, плюс собственная кровь уже пропитывала водолазку. Прекрасно. Будет повод отобрать у Ворона плащ после того, как это закончится, или заставить его найти мне что-нибудь по размеру. Не откажет же он мне в самом деле, а если откажет, то я… Хах… На моих губах вновь проявляется улыбка, но не с сарказмом или насмешкой. Нет. Эта какая-то глупая, счастливая. Ох, никогда бы не подумал, что буду выбирать со своим несносным бойфрендом шмотки в магазине или в целом задумываться хотя б об этом. А было бы забавно, я крутился бы около зеркала, он вынужденно бы сидел на пуфе перед примерочной, заявляя как его это раздражает и вообще это не его работа. Кое-как встав на ноги, я, держась за бок, ковыляю на выход, где задерживаюсь на пару секунд после выстрела, который слышу в коридоре, выглянув в который, мысленно ставлю сам себе галочку по поводу того, что Ворон весьма точно стреляет. Как доказательство — моим глазам предстал труп мутанта, которому выбили мозги через глазницу. — Если похлопаю, сделаешь потом ещё разок на «бис», — указав подбородком на мёртвого монстра, я только сейчас, разглядывая его более пристально, замечаю то, что это не тот. Не третий. — Скольких ты убил? — ошарашенный своей догадкой, я поднимаю взгляд на Ворона. — Двух. — А их трое… Один такой…огромный… — метнув взгляд в другую комнату, где заметен был искромсанный мутант, тоже не подходящий по размерам для того гиганта. — Он пошёл за ней, — опрометью бросаюсь к лестнице, несмотря на свои травмы. Капитан следует за мной, и, сказать честно, его присутствие за спиной успокаивает лишь отчасти, ведь где-то тут Сакура один на один с той тварью. Когда я оказываюсь внизу, то сразу застываю на месте, когда вижу то, от чего по спине скользит холодная капля пота, а ноги подкашиваются. Я удерживаюсь на месте только из-за того, что сжимаю ладонью перила, не в силах оторвать взгляда от девушки, над которой склонился мутант. Его огромное тело прикрывает её, покуда он прижимает недвигающуюся Харуно к полу, делая резкие движение тазом меж её сильно разведенных в стороны ног, что безвольно дёргаются при каждом толчке, с которыми босс её насилует. Я не могу отвести глаз, как и прервать то, что тварь сжимает лапами её бедра, впивается зубами в предплечье, кряхтя и порыкивая, раз за разом пронзая тело Сакуры. А девушка никак не реагирует. Её лицо обращено в другую сторону, волосы растрепаны, и на одной из сторон слиплись от пропитавшей их крови, пока под головой растекается алая лужа. — Чего ты ждёшь? — сдавленно спрашивая шепотом у Ворона, пока глаза обжигает боль от увиденного, а в груди всё сжимается, я уже не в силах сдерживаться. Меня пробирает крупная дрожь. К горлу подкатывает ком. Не помня себя, я кидаюсь на мутанта, пока горечь отдаёт во рту, а трясущиеся руки сжимаются в кулаки. Меня перехватывают, закрывая рукой губы и притягивая к чужому телу позади, на что я пытаюсь вырваться, дергаясь и впиваясь зубами в ладонь альфы, который тем не менее не отводит её. Я чувствую привкус крови на языке. Почему он не даёт мне убить его? Почему сам бездействует? Почему?! Почему он не даёт мне вмешаться?! Это же Сакура! Он её насилует. У нас на глазах! Как он может быть спокоен!.. Отрешённо повиснув в руках Ворона, я безвольно качаю головой, склоняя ту, отчего по кончику носа скатывается слеза. Я не могу выдавить из себя больше. Меня терзает и рвет на части эта чернота внутри. А я могу лишь прикрыть глаза и сильнее стискивать в зубах руку альфы, чья кровь заливает мне рот. Но не могу остановиться. Ведь это он не пускает меня к ней. Это он виноват… это он… позволяет этому случиться! Больной лицемерный ублюдок! Шмыгая носом, я чувствую как собственные плечи содрогаются, но слез нет, как и истерики. Меня качает, меня тошнит. Только боль в груди даёт знать, что я жив, что я чувствую, что я не отрубился и всё ещё слышу это хлюпанье крови и мерзкие толчки в безжизненное тело. Я убил её. Своим решением. Ощущая, как хватка разжимается, я потерянно оглядываюсь, приоткрывая глаза и видя перед собой как и всегда серьезное и ничего не выражающее, кроме холодности, лицо. За что он так со мной? За что он так с ней? Ворон плавно опускает меня на ступени, и я даже не сопротивляюсь этому, позволяя себя посадить, при этом утыкаюсь в холодный металл лестничных перил своим горячим лицом. Этого не должно было произойти. Я не знаю что теперь делать. Как я смогу посмотреть в глаза Наруто? Как я смогу после этого спокойно продолжать жить, когда не смог остановить это? Мыслей слишком много. Они все путаются, переплетаются, сливаются в один ком. Кто в этом виноват? Я? Она? Ворон? Мутанты? Если б я не сказал ей бежать, она могла выжить? А если б не сбежала? А если б Ворон был повнимательнее или… Без этих «если» все могло бы быть иначе. Всё. Слух раздражает звук выстрела. Я поднимаю глаза на Ворона, который выстрелом в висок крупнокалиберным пистолетом убивает бывшего альфу, что несколько секунд ещё подергивается, а после начинает оседать, заваливаясь на бок под собственным весом. Его огромный член перепачкан кровью и спермой, а также видоизменен, как и сам монстр. Освежеванный половой орган с пульсирующими сосудами и множеством шиповатых отростков, которые, несомненно, в кашу раздирают все внутренние органы омеги. Как после такого можно выжить?.. Нереально. Только если альфа заражен и не знает об этом или понимает, но всё равно имеет наглость увести за собой ещё и других, превращая их в матки. Пустым взглядом глядя на то, как опадает член мутанта, я прикрываю глаза ладонями. Не хочу это видеть. Не хочу ничего больше знать и слушать. Она могла выжить. Могла ведь. Сакура топает ногой и заявляет, что пойдёт с нами. Ослушивается обожаемого преподавателя. Идет против системы. Обеспокоенно вытирает у меня пот со лба. Я отмахиваюсь. Не нужна мне её жалость. И снова она участливо сидит рядом, держит за руку, что-то лепечет. Всегда рядом. Постоянно хватается и не может достать. Всё время кричит и не может услышать отказа. И что я сказал в последний раз? Наорал. Назвал дурой. Отпихнул. Не стал слушать. С силой сжимая виски, в которых пульсирует боль, я отрешенно вновь гляжу на то, как Ворон, уже вытащив тело Харуно из-под лап мутанта, кладёт её поодаль, а после начинает рыться у неё в карманах. Ему нужна вакцина. Всем нужна вакцина. Одна жизнь ведь ничто, когда можно спасти сотни, да? — Из-за этого ты не убил эту тварь раньше, — закусывая губу, надломлено произношу я, сжимая ладони с друг другом, — циничный ублюдок. Лучше б ты занялся с ней… любовью, — моё типичное «потрахался» я не могу произнести по отношению к девушке. Она не хотела этого. Она хотела чистой и милой любви, и она была её достойна, она заслужила её, а не вот… это, — тогда в отеле. Тогда б ей не пришла в голову эта бредовая идея… тогда б… — Я бы не стал с ней заниматься любовью, — отрезает Ворон, найдя пропажу с несколькими пробирками у Харуно в складках юбки, среди которых были и карманы по бокам. — Но ты бы мог! — Нет. — Теперь принципиальным стал, да? Ты ведь знал, что Сакура может так сделать! — кричу на парня со своего места, вновь утыкаясь в ладони, вместе с этим надавливая на глазные яблоки до цветных кругов перед глазами. — Ты бы мог… — Я не знал. Я не читаю мысли и не могу копаться в чужих головах, ища сомнения и убирая оттуда наиглупейшие идеи, — опровергает снова капитан, — я не всесилен. — Ты мог убить его раньше! Пока он… — я не договариваю, отрываясь от ладоней, — ты мог. Но вместо этого ты ждал, пока эта мразь кончит в неё, и всё ради вакцины! — Нет. Ради неё. Если б я убил его во время полового акта, то их было бы не разделить. — Нет, — с горечью шиплю я в сторону Ворона, — ты сделал намеренно это, дабы потом взять у неё кровь для этой сраной вакцины! Он виноват. Он тоже виноват, как и я. Он обязан был защищать её, а не пускать в расход. — Она мертва, Саске. Вирус не заражает мёртвых, ему не из чего брать материал для метаморфоз, — прикрыв глаза ладонью девушке, альфа встаёт с колена, убирая пробирки себе в гнезда для обойм, которые ремнями висят поверх его водолазки под плащом. Последний капитан медленно снимает, а затем как-то бережно и аккуратно накрывает им тело перед собой. — Сакура сделала отчаянный шаг, но запомни её такой, какой она была прежде. Надежным другом, доброй и отзывчивой девочкой, которая отдавала всю себя ради спасения других. — Теперь она не помешанная, удивительно, — слова бойца больше раздражают, нежели как-то сглаживают хоть что-то. Он её не знал. Он для неё всего лишь тиран, который сжег все мосты, которые она всегда надеялась отстроить, как-то подладить… — Этого я не говорил. Ещё какая помешанная, кидалась угрозами, лишь бы я к тебе не подходил, — тон альфы остаётся таким же спокойным, лишь какая-то мелькнувшая нотка иронии в нём заставляет меня фыркнуть. — Не верю, она слишком застенчива… — Собиралась подлить мне вирус в стакан чая. План немного хромал, но был весьма продуманным, ведь это и в самом деле было возможно. — Да ладно, — я усмехаюсь краем губ, в это и в самом деле с трудом верилось. — А ты думаешь почему я питался отдельно от всех, — Ворон уже откровенно отшучивается, и это неправильно, неуместно, и совершенно не имеет место быть здесь и сейчас. Но я ему за это благодарен. На самом деле, правда, благодарен. Хотя раз дошло до того, что капитан «Акацуки» травит шутки, то дело реально дрянь. — Подожди меня снаружи, — поднимаясь со ступеней, я потираю плечо и бросаю краткий взгляд на длинноволосого альфу, чей всегда идеально собранный хвост непривычно растрёпан, как и сам боец в целом. Вещи в пыли, рука кровоточит — моя заслуга. — Я хочу попрощаться с ней наедине. Ворон задерживает на мне глаза, но после кивает. Понимающе, если я правильно истолковываю те жалкие обрывки эмоций, которые изредка можно увидеть на его лице. Проследив за тем, как альфа скрывается на внешней лестнице, я подхожу к телу, прикрытому чёрным плащом, из-под которого выглядывают только обнаженные щиколотки девушки с босыми ступнями. Её босоножки валялись около лестницы. Наверное, она так спешила, что запнулась и упала. А он налетел на неё с жадным желанием. Мне остаётся надеяться лишь на то, что перед смертью она видела хотя б что-то иное, а не разлагающую и гниющую рожу мутанта, собирающегося сделать её маткой. Она уже была мертва, когда мы спустились. Такой сильный ли был удар. Или свернула шею. Может, от ужаса… теперь уже неважно. Я всё равно ощущаю огромный крест вины на себе за это и ничто не изменит сего факта. Я конкретно облажался. Присев напротив Харуно, я приоткрываю её лицо, отодвигая ткань плаща. Безмятежное. Бледное. Спокойное. Совсем не такая, как всегда. Эта мысль заставляет меня потереть глаза. Нет, я вовсе не плачу. Все слезы давно высохли; иногда мне кажется, что с каждой смертью я всё больше начинаю походить на Ворона. Эмоции притупляются, горе остаётся. Оно только плотнее впивается, напоминая о том, что ты снова жив, а кто-то нет. И ты будешь жить дальше с этим, никому не говоря, никому не рассказывая, верно храня эту заглушенную боль вместе с гаснувшими эмоциями. И если Ворон потерял возлюбленного, который никогда не был с ним, потом стольких своих бойцов, одного за другим, как шашки на доске, можно ли винить его в том, что он зачерствел? Может, он просто никому не открывается, ибо поток чувств просто смоет любого. — Сакура… ты тогда сказала, что я сплю с Вороном… ох, неужели это так очевидно, — закусив губу, вздыхаю не то от осознания, что несу чушь, не то оттого, что говорю с тем, кто меня больше никогда не услышит, — да, ты была права. Ты и сейчас права… он странный. Дикий. Как гордая птица, такая независимая и смертоносная. Но… знаешь, я всё равно хочу приручить его, хочу быть рядом, хочу слушать его голос, хочу… — мой голос дрогнет на этих словах, — хочу жить с ним. Нормально. Без всего этого… да даже и с этим, если никуда от этого не деться. Хочу держать его за руку. Просыпаться в одной постели, хочу ругаться с ним и мириться, хочу огрызаться и слушать его подколы, хочу видеть его ухмылку, что меня так бесит, и… продолжать любить его с каждым днём всё больше, пока не лопну или не захлебнусь от этого. И, вероятнее всего, будет именно второй вариант, — мой шепот обрывается. Тишина в здании, где мой голос отдавался эхом вместе с последующим вздохом, на этот раз не давили, словно я всё сделал правильно, признался сам себе. Ведь от этого я и бегал долгие месяцы. — Прости меня, — склонившись над девушкой, я кратко касаюсь её губ своими. Они тёплые. Мягкие. Податливые. Их можно раздвинуть языком, коснуться нёба, пройтись по кромке зубов, вовлекая во что-то большее, как она всегда и хотела, но… я отстраняюсь. Волосы прикрывают мои глаза, когда я ледяными подрагивающими пальцами подтягиваю плащ на место. Секунды перерастают в минуты. Я не могу. Не могу сказать это. Голос надламывается, а внутри меня трескается последняя надежда на то, что это дурной сон и сейчас я проснусь, а девчонка как всегда кинется мне на шею. Не будет этого. Больше никогда. — Прощай, Сакура.Глава XXXIII .
13 августа 2018 г. в 22:25
Тьма комнаты, рассеянная по углам фонарём, будто бы сгустилась, начав протягивать свои жадные лапы к источнику света. А он мигал, оставляя нас на долю секунд во мраке, от которого моё сердце каждый раз начинает стучать всё быстрее, как и кровь в висках, пока я напряженно гляжу на доживающего свои последние мгновения фонарь в центре комнаты. Он мерцает всё слабее, подобно угасающей свече, пока его лампочка и вовсе не затухает. Вокруг всё погрузилось в темноту, потеряв цвета и оставив лишь очертания да подозрительные шорохи, от которых я сильнее сжимаюсь на краю дивана, нервно ковыряя ногтём и без того облупившуюся краску на подлокотнике.
— Аккумулятор сел, — шепчу, чтоб как-то развеять тишину и страх, которые меня сковывают от одной мысли по поводу того, что может ожидать во мраке.
— Это был вопрос времени, — раздаётся ответ мне с другой стороны дивана. Иногда мне кажется, что я в комнате один, ибо даже от стенки можно было добиться большей реакции, чем от этой статуи, подражающей человеку. Вот только сейчас эта имитация жизни зашла слишком далеко — он реагирует на запах течной омеги. Значит, они тоже.
— Как и то, что нас могут найти эти твари? — вопрос волнует меня куда больше, чем я хочу показать, но подрагивающий голос не был мне в этом союзником.
— Шансы весьма велики, — как всегда кратко излагает Ворон. У него с собой не так много нейтрализатора осталось. И ни он, ни я не знаем как быть с Сакурой, что находится буквально за стенкой. В отличие от альфы, я не могу её чувствовать, но если это подобно тому, как колотило от возбуждения и жажды меня, то это хреново. Очень и очень хреново. Так же, как сейчас и ей. И мне.
Меня не мучила течка. Меня не распирала страсть. Меня не отягощала мысль о том, как я хочу кого-то.
Но было кое-что другое. Такое жидкое и противное, словно на самом дне желудка, что поднималось из недр, медленно закипая после каждого раза, как Ворон прикладывался к баклаге с нейтрализатором. Это чувство душит, сжимает сильнее и жестче. Ощущение, что я задыхаюсь от угарного газа, выделяемого вулканом, который вот-вот взорвётся во мне.
Ревность. Она добралась и до меня.
Я ощущаю себя настолько погано от мысли, что он её хочет, что в душу невольно закрадываются самые убогие подозрения. Ведь когда это происходило со мной, он и глазом не вёл. Спокойно разнимал меня и Наруто, пафосно проходил мимо, закатывая глаза на мои слова и кривя губы в самодовольной усмешке, и всегда, каждый, сука, раз, едко, как кислотой, плевался на то, какие у меня мокрые штаны. Никогда не забуду эти унижения и стыд.
Я ощутимо сжимаю зубы до боли в дёснах, когда вновь слышу скрип открывающейся фляги и тихий глоток, напряженно на это выдыхая. Свежий и мятный запах сразу же режет по носу не меньше, чем чья-то блевота. Может, я и утрирую, конечно, хотя сейчас мне так не кажется.
— Нравится? — глухо спрашиваю, сжимая холодные ладони и не удосуживаясь даже повернуть голову в сторону парня.
— О чём ты? — Ворон закрывает бутыль, не поднимая на меня взгляда.
— О её запахе. Он тебе нравится? — собственный голос едва ли узнаю, так как он низкий и шелестящий, словно я перешёл, сам того не ведая, на проникновенный шелест змеи, готовой кинуться в любой момент, если ей не понравится ответ.
— Я его приглушаю нейтрализатором, — отмахивается капитан, отчего я зверею ещё больше, пока внутри меня уже бушует пламя от такой отмазки.
— Я спросил не это, — сразу же реагирую, потирая ладони друг о друга, чтоб хоть как-то прогнать эти промозглые ощущения, проходящие по телу, проникающие в душу и замирающие где-то у сердца после каждого поверхностного и ускользающего ответа.
— Тебе нравится её запах? — морщусь, повторяя.
— Это имеет значение? — опять уходит от ответа. Так непринужденно, без труда и каких-либо эмоций, словно совершенно не понимает что я хочу услышать. Но этот ублюдок всё отлично знает. Строит из себя невинность, хотя я знаю какой он подонок. Он специально дразнит, издевается, наблюдает в этой гребаной тьме шоу в моём исполнении.
— Ответь на блядский вопрос! — уже не сдерживаясь привстаю с кресла, скалясь и раздраженно взмахивая руками.
— Нравится ли мне её запах?
— Да!
— Нравится.
Внутри всё покрывается инеем от одного единственного слова, а сжатые в кулаки ладони безвольно расправляются.
Ему нравится.
— От неё приятно пахнет. Цветами и цитрусом. Сладко. Пленяет. Дурманит. Ощущаю себя насекомым, которое пленится этим нектаром, — продолжает так же расслабленно капитан, покуда я подавленно гляжу на него из-под отросшей челки, что удачно, как и потёмки в комнате, прикрывает мне обзор, иначе бы искушение заехать по эгоистичной роже Ворона было бы не перебороть.
— Замолкни! — рявкаю, испытывая постыдное чувство одновременной зависти и ревности по отношению к Сакуре, с которой раньше я б и пирожок напополам побрезговал делить. Не то что парня.
А теперь ему нравится. Нравится, видите ли.
— Я уже понял, что тебе приходится по нраву её запах, — с нажимом произношу, задыхаясь от нахлынувшего второй волной после ревности, гнева. И он тоже пришёл не один. Вместе с презрением и поглощающим желанием кричать и топать ногами, как глупая девочка.
— Ты хотел знать — я ответил, — поучительно, словно мы на уроке, вещает тихо Ворон, пока у меня внутри скатывается всё более объёмный ком ненависти к нему. Почему он не может просто заткнуться? Ему нужно продолжать мучить меня, издеваться, словно шепча на ухо о том, как я жалко выгляжу в сравнении с ним.
Она цветочек, да? Сладкий нектар и благоухающая омега. А я кто? Как он там меня назвал? Ах да.
Сорняк.
— Что ж ты тогда не её выбрал, а меня? А? — склонившись над парнем, шепчу ему прямо в лицо, борясь с желанием харкнуть туда же. — Я ж такой противный и стрёмный. Как сорняк.
— Да, именно как он. Сколько не пропалывай… — протягивает Ворон, нисколько не смутившись от того, как я близко навис над ним. Я ожидаю окончания фразы, чтоб высказать всё, что накипело, однако тот обрывает её, будто бы на половине, оставляя мою фантазию буйствовать насчет её продолжения.
И он больше ничего не говорит. Только надменно смотрит — я этого не вижу, в темноте едва различимы блики глаз, но я отчетливо чувствую, как хочу свернуть ему шею. До боли хочу.
Правда.
Каждое слово Ворона подобно занозе, которую он безмятежно всаживает в меня, словно не понимая, что каждая из них приносит боль, оставляет свой шрам. А какая-нибудь из них обязательно с кровотоком доберётся до сердца и прикончит меня. От несдерживаемой ненависти к нему. От порочной любви, которую я лелею, как мазохист, которому эти страдания должны нравиться, приносить удовольствие. Но это не так.
— Знаешь, иногда я думал, что отношусь к тебе предвзято. Полагал сначала, что ты говнюк и мразь только снаружи, а под панцирем, — фыркая, усмехаясь сам себе, проводя ладонью по собственному лицу, — может быть что-то хорошее, интересное и то, что мне нужно… но я ошибся. Всё оказалось куда проще и яснее, чем день. Ответ был прямо перед глазами и не нужно было лезть тебе в душу, чтоб узнать, что там засохший огрызок. Что внутри, что снаружи — ты одинаков, — бормочу, качая головой от этой простой истины.
Огрызаться и скалиться — это одно, а выслушивать того, кому отдал что сердце, что тело и душу, о том, какое ты полное дерьмо — совершенно иное. Мне даже нравились наши перепалки, самую малость, но они приносили какой-то огонёк, страсть, удовольствие от того, что есть в мире непокоренная вершина, к которой можно стремиться, идти следом, пытаться забраться, попутно остря языком и карабкаясь по этому тернистому пути. Но когда раз за разом срываешься из-за дующего тебе в лицо ледяного ветра, то появляется логичный вопрос — а стоит ли это того, чтоб снова скатываться с горы прямо в репейник?
И знаете что самое ужасное? Когда осознаёшь, что нет.
— Иди трахни её. Избавимся от двух проблем сразу. Запах притупится и оба будете довольные, — проглотив слюну во рту, с горечью шепчу, делая шаг назад.
Ворон молчит, лишь сдвигает брови к переносице. Хмурится. Лишь это как-то выдаёт то, что он всё-таки услышал меня, а не проигнорил.
— Давай, вали к ней. Мне плевать, — произношу последние слова максимально равнодушно, хотя голос всё равно надломился, — давай.
Пусть идёт. Ну же. Вставай, отрывай задницу от дивана, оттолкни меня.
Акацушник отмалчивается и теперь, пока меня прорывает вновь.
— Только не забудь быть как всегда циничной скотиной — грубо, быстро и лицом в пол в коленно-локтевой, — словно напутствуя, я обессиленно опускаюсь на диван, сразу же слыша скрип пружин под собой. Старая развалина. — В общем, всё, как ты любишь.
— Как тебя? — Ворон наконец-таки подаёт признаки того, что у него язык не отсох. А зря. Это он мог и умолчать, хотя нет. Это-то он обязан был припомнить.
— Именно, — киваю, — как меня.
— А ты в этом знаток, как погляжу. В том, что я люблю, — хмыкает этот хмырь, на что я лишь слабо качаю головой. В этом разбираться — особых мозгов и не надо, достаточно посмотреть на отношение. Сделал своей омегой, доказывал про какой-то там выбор, даже удостоил поцелуем и, пожалуйста, всё по кругу, по замкнутому, мать его, циклу. Унижение, унижение, между ними капля цинизма и равнодушия, брошенные в меня булыжником, и снова унижение.
Даже такой конченный эгоист, как я, всё равно хочет чего-то тёплого; чего-то если не приторно-нежного, но хотя бы доброго слова.
— Сколь же мощный интеллект перегружает твою голову, Саске? — сарказм. Даже не удивлен. Он только им и может плеваться. Жаль, что это ранит не меньше яда. — Нынче вдаваться в азы физиологии альф и омег в элитных школах уже не модно или чтение — удел слабых? Ученых там, врачей и «огрызков», вроде меня? Влечение, вызванное к твоей подружке, — искусственное. Подделка, основанная на гормонах и том, что я альфа, а она течная омега.
Я поднимаю голову и поворачиваюсь в сторону Ворона. Это его нисколько не оправдывает. Абсолютно.
— Ты… похотливая и лживая тварь… — процеживаю сквозь зубы, но замолкаю, когда парень преподносит к своим губам указательный палец, хотя в горле так и клокотала утомляющая злость.
— К скольким альфам тебя влекло, когда ты тёк? — вкрадчиво раздавшийся вопрос выбивает меня из колеи. Он меня сейчас обвинять будет? После того, что сам сказал? Он не посмеет, это нагло даже для него!
— Даже не смей сравнивать! — уязвленно шиплю, морщась от воспоминаний, которые были связаны с этим мерзким периодом, когда я… когда я был совершенно не готов к тому, чтоб принять это. Когда я терял контроль.
С другом.
Я действительно не сопротивлялся поцелую и даже приоткрыл губы, давая парню больше вольности, при этом прогибаясь в пояснице и прижимаясь к телу одноклассника, словно это то, что нужно, именно этого я и ждал.
С тем, кого впервые вижу.
Мужчина, названный Хиданом, хмыкнул, а следом прижал меня к стене, отчего у меня всё помутнело перед глазами от столь близкого соприкосновения с альфой, чей запах тут же взял под контроль мой мозг. Слишком сильно. Слишком грубо. Слишком быстро.
Я не успел и выдохнуть, прежде чем меня развернули уже грудью к стене. Отчего-то я даже не противился, а просто стоял, тяжело дыша и выгибаясь в чужих руках назад, поддаваясь бёдрами и хватаясь за стену.
Или в насмешку над тем, кто пытается помочь.
— Ну, доктор, помогите мне тогда, я же ваш пациент, — выделил я последние слова, поддаваясь немного вперед, скорее играючи, чем серьёзно, хотя правды ради, Мастер и впрямь был довольно-таки симпатичным мужчиной.
— Они все пили нейтрализатор, кроме несовершеннолетних, им приходилось держаться от тебя подальше, — продолжает Ворон, пока я тревожно кусаю губы, — они все хотели тебя, но исправно его пили или выдерживали самостоятельно.
— По тебе нельзя было сказать, что ты меня хотел, нализывался нейтрализатором, чтоб сохранить лицо, — огрызаюсь, с долей обиды вспоминая как тот приходил за мной, словно на нудную и скучную работу, которую вынужден выполнять.
— Я не пил нейтрализатор, — словно забивая в крышку гроба моей самооценки последний гвоздь, прибавляет парень.
— Я тебя ненавижу, — в который раз одними губами шепчу я, — ненавижу. Не говори со мной. Заткнись и всё.
— Я колол себе омега-токсин.
Замерев, я, кажется, забываю выдохнуть, так как первое, что ворвалось в мою опустевшую в момент голову, — это мысль о том, что стоит вспомнить о том, как дышать.
Глубоко втянув в себя ещё раз воздух, после слабого выдоха, я неверяще смотрю в тёмный силуэт Ворона, чьи очертания приобретают детали и даже немного оттенки ни то от того, что мои глаза привыкли к полумраку, ни то от того, что за окном стало вставать солнце. Очередной рассвет.
Новый день. Бесконечные перегонки со смертью и пастью мутантов вот-вот продолжатся, но у нас ещё есть немного времени. Ещё немного, перед тем как солнечные лучи загонят тварей в логова и тёмные щели, заставляя прятаться от света, и наш привал закончился.
Всматриваясь в лицо парня перед собой, я не могу понять издевается ли он в который раз, либо говорит серьёзно. Много сомнений да его слова о Сакуре мешают развить хоть что-то разумное. У меня столь отвратный запах для него, однако он готов был спать со мной, но обкалывался, чтоб не чувствовать его? Или же… Я совсем запутался.
— Чем я пахну? — спрашиваю как-то бездумно. Всё равно либо отмахнётся, либо усмехнётся. Ответ роли не играет. Так, для фона. Чтоб не стояла тишина. — Чем? — потираю пальцами веки.
Ворон молча подносит моё запястье к своему лицу, проходясь по нему кончиком носа, отчего я невольно вздрагиваю от этого жеста. Тёплый воздух, как и тогда на шоссе, немного щекочет кожу. Это странно. То, что он не может ответить и всякий раз только подносит мою руку к себе, пытаясь не то вспомнить, не то найти ответ.
Наруто ответил сразу. Как и Ворон по поводу Сакуры. Почему он мнётся сейчас? Почему насупливается? Почему так долго тянет время, поджимает губы, и в итоге морщится. Такая гадость, да?
— Да не трави себя, раз так погано, — отдергиваю кисть, отводя глаза. Мне и в самом деле неприятно это. То, что мой аромат для него противен. Ведь его запах для меня такой успокаивающий, такой знакомый, словно родной и в то же время далекий. Море. Свежесть. Свобода.
Я могу сразу назвать эти три слова, описывающие его. А он нет.
Раздавшийся скрип за стенкой вынуждает меня откинуть идею, следуя которой, я хотел выпустить рвущийся наружу проклятущий ор. Есть дела поважнее, чем пререкаться и выяснять кто кого хочет, хотел или ещё будет хотеть.
Оставляя альфу в комнате, я неспешно ухожу в сторону коридора, ощущая себя раздавленным и каким-то опустошенным. Если и есть в мире энергетические вампиры, то один из них только что высосал из меня все соки, оставив только смятение, тоску и гору разбитой посуды. Теперь хоть ясен рецепт его выносливости и постоянного бодрствования. Он выжимает энергию из других и насыщается ей. Глупо, конечно, так думать, но ему вполне подходит.
Остановившись у первой прикрытой двери, я толкаю её, заходя из мрачного и затхлого коридора в помещение куда меньше, чем то, где находился до этого. Комнатушка похожа на ту, в которой проснулся я. Всё подобно вплоть до отвратительной картины на стене. С водопадом.
— Ты как? — прикрыв за собой дверь, чтоб не дразнить альфу и омегу запахами, я откидываюсь на неё спиной, заводя за неё руки и всматриваясь в комок на постели, который дернулся от моего голоса.
Сакура вместо ответа обхватывает себя руками сильнее. И я её отлично понимаю. Я знаю каково это. Я прочувствовал это на своей шкуре. А ведь мне ещё повезло — нашёлся тот, кто решил сгладить симптомы, жаль только, что после этого поползли другие удушливые ощущения, переливающиеся время от времени от любви до ненависти.
— Прости, — куда-то шепчу я, скорее испытывая некую необходимость сказать это, нежели ища причину «почему». Их было достаточно. Даже на пальцах не уместятся все.
— Саске… — девушка приглушенно выдыхает, шепча моё имя, при этом приподнимаясь с постели и оборачиваясь, — мы… должны уже идти?
— Нет, ещё немного можешь отдохнуть. Я зашёл, чтоб убедиться, что у тебя всё… — последнее слово встало поперёк горла. Его сейчас нельзя было никак применить. — Мне лучше уйти, — не найдя лучшего выхода из ситуации, чем ретироваться, я уже тянусь к дверной ручке, но останавливаюсь. Одному оставаться нет никакого желания, а видеться с Вороном и того меньше.
— Саске… не оставляй меня, прошу… — просьба, раздавшаяся со стороны девушки, ещё сильнее склоняет чашу весов за то, чтоб остаться. Моё колебание растёт совместно с тем, как девушка усаживается на постели, прижимая к себе ноги, попутно стискивая и натягивая на колени юбку, — пожалуйста.
— Ладно.
Подойдя к кровати, я ощущаю себя ещё более неловко. Я не чувствую её запаха. Он меня никак не касается, он не вызывает желания, вожделения. Для меня ничего не поменялось, в отличие от неё. Несмотря на то, что кости выпали так, что мы одной с ней природы, Харуно всё равно отдавала предпочтение мне, нежели любому альфе во всём «Логове». Она также стремилась пообщаться, побыть ближе или наедине. А я отдалялся. Нам не о чем говорить. Нет ни одной темы — что в школьные дни, что сейчас. Только какие-то общие понятия, детали и моменты, которые связывают нас.
С Наруто было проще и как-то все иначе, несмотря на то, что в какой-то мере я стал потенциальной жертвой для его либидо. С ним было весело, с ним я будто бы возвращался к той поре, когда всё было на своих местах: никаких мутантов, никакой битвы за выживание, только унылая школьная пора и разговоры на переменах о том, кто кому вдует.
С Гаарой молчание не казалось бременем; он хоть и не болтал непрерывно, словно трубу в толчке прорвало, как мой бывший одноклассник, но как-то по-своему умиротворял. Я ощущал себя старше и мудрее в сравнении с ним, поэтому по возможности прикрывал его от воркования Узумаки или от улюлюканья Суйгецу, за что получил насмешливое «курица-наседка» со стороны беты. Может, я и выглядел более «нормальным» в привычном понятии этого слова, но именно Гаара открывал мне глаза на многие вещи. На сострадание, на заботу о ближнем, на то, что ненавидеть за класс — бред. Ведь это не твой выбор.
С Неджи и Суйгецу я водился не так часто, но даже они могли и поддержать, и посмеяться, но чаще мы дурачились совместно. Мне следовало кидать побольше комментариев о том, как странна их дружба, где один выходец из трущоб с замашками интеллигента, а второй наблюдательный сукин сын, который предпочтёт по ебалу получить, нежели смолчать вовремя.
Присев на край постели, я замечаю как девушка поджимает губы и вытирает лоб ладонью, а после смотрит на меня, поддаваясь немного вперед.
С Сакурой было иначе. Возможно, оттого, что она девчонка. Возможно, оттого, что правильная и до мозга костей плакса. Хотя кого я обманываю.
Ответ был прямо в её поблескивающих в потёмках глазах и тяжелом дыхании сквозь слегка приоткрытые губы.
Мне некомфортно с ней потому, что она всё ещё в меня влюблена.
— Саске… — девушка убирает прядь волос за ухо. Она взволнована и напряжена, и одного вида на омегу мне хватает, чтоб понять что она хочет мне сказать, — помнишь… помнишь, я хотела тебе кое-что сказать в «Логове»?
— Да, — киваю, отводя взгляд от Харуно, которая вновь проводит ладонью по влажной челке, что прилипла к её лбу.
— Скажи, ты бы… ты… — одноклассница неуверенно кладёт руку поверх моей, отчего я невольно внутренне сжимаюсь, чувствуя практически невесомые поглаживания, — ты можешь заняться со мной любовью? — голос Сакуры дрогнул на последнем слове, после которого мне становится даже немного дурно.
Заняться любовью? Ещё в школе я б щёлкнул пальцами со словами «раздевайся», хотя не имел ни опыта, ни желания приравнивать секс к отношениям. А теперь мне жаль. На самом деле жаль.
— Сакура, это плохая идея, — шепчу, решив, что приплетать сюда другие обстоятельства, вроде тех, что у меня теперь у самого проблем выше крыши, и одна из них сидит за стенкой с ухмылкой самого дьявола, только рогов не хватает для полного образа. И даже не знаю будет ли считаться совокупление с Харуно фактом того, что я их ему поставлю. Ведь мы не вместе. Мы друг другу никто. Только внутри все щемит от этих мыслей.
— Саске… пожалуйста, ты мне нужен… — розоволосая девчонка подползает ко мне на коленях ещё ближе, отчего я уже чувствую её дыхание на своей шее, — очень нужен…
— Я не смогу дать тебе того, что ты хочешь. Ты ж не дура, сама понимаешь это, — выдыхаю, максимально отстраняясь насколько это возможно, пока едва не падаю с кровати, — трахаться со мной будет равносильно тому, что ты себя самотыком потыкаешь. Тебе нужен альфа.
— Саске… — мне уже некуда деваться, когда одноклассница утыкается мне в плечо, отчаянно прижимаясь, словно я вот-вот её прогоню. А я не мог, особенно после того, как я сам побывал в шкуре течной подстилки, но слова Сакуры резали по самому больному, — дай мне шанс… я докажу, что ты сможешь меня полюбить… я же всё ради тебя сделаю.
Втянув в себя воздух, я разворачиваюсь лицом к девчонке так, что наши глаза становятся на одном уровне, затем, сжав её плечи, с усилием воли отстраняю от себя. Это куда тяжелее, чем я думал, ведь всё это время она не сводит с меня взгляда. Я чувствую как она дрожит в моих ладонях, я понимаю как ей припекает в одном месте и какой туман стоит у неё в голове, но отчего-то именно правильное решение и даётся труднее всего.
— Нет. Ты моя подруга. Если мы переспим, то после не останется между нами даже этого. Только разочарование, боль и утешение себя мечтами о том, что могло быть лучше, что могло быть иначе, — отпустив омегу, я провожаю взглядом её пунцовые щеки. На них уже блестели дорожки непрошенных слез, причиной которых на этот раз был я. Закусывая нижнюю губу, я отвожу глаза. — Прости, Сакура.