Me and my broken heart

Фабьен щёлкает зажигалкой и глотает сизый дым, пытаясь надышаться. В миллионный раз накрывает осознанием пустоты внутри, но почему-то оно вызывает тяжёлую ноющую боль вместо долгожданного облегчения. Он выключает очередную романтическую хрень, идущую по телевизору, и горько усмехается, потому что теперь абсолютно точно знает, что в жизни так не бывает -- долго и счастливо. Вся это поглощающая нежность, забота, желание -- это всё атрибуты влюбленности, которая так или иначе проходит. Он вспоминает, как сам горел и умирал каждый раз, прикасаясь к телам своих возлюбленных, как мечтал быть навсегда с ними, и от вздоха слегка взвивается пепел того пожара, заполняющий место, где должно быть сердце. В последней зачем-то прочитанной им книге герой больше ста страниц переживает, что его бойфренд погряз в онлайн-игре и холоден вместо привычного тепла, любви и внимания, а потом когда уже собранные вещи стоят у порога, неожиданно случается развязка с возвращением блудного мужа, горячим сексом прямо на чемоданах и клятвами больше так не делать. Фабьен готов перечеркнуть красным маркером последние страницы с хэппи-эндом и отправить писательнице по почте с комментариями о её несостоятельности как психолога. Из реальности не бегут, когда в ней есть, к чему возвращаться. В другой мир, будь то игры, книги, путешествия, да что угодно, уходят, чтобы сбежать от происходящего в этом, чтобы оправдывать неучастие в семейной жизни усталостью, чтобы приходить в постель к уже спящему партнёру или не приходить вовсе, делая вид, что вырубился на диване с книжкой или ноутбуком, чтобы хоть в какой-то вселенной чувствовать себя живым, чёрт возьми, а не куском ледяного мрамора. Все эти книги для подростков о любви, они полны нежности и огня влюбленности, не переросшей в долго и счастливо из-за стереотипной автокатастрофы или смертельной болезни, а для Фабьена это вдруг кажется хорошим концом. Потому что, выходит, гораздо лучше обжигаться и опалять огнём влюбленности и страсти, а потом, на излёте, просто перестать быть, чем... перегореть. Пепел в груди согласно пересыпается, шелестя, и мелкими острыми кусочками вспарывает нутро, от чего глаза колюче слезятся. Фабьен вдруг вспоминает, как на последнем спектакле зачем-то в качестве последнего эксперимента прижался губами ко рту Камий и.. ничего не почувствовал. А потом как сквозь пелену падающий на колени будто от боли Шарли, и.. тоже абсолютно ничего. Как будто половину эмоционального диапазона обрубили тесаком мясника, оставив запекающуюся кровоточащую культю, через которую не может прорасти даже ниточка тёплого отношения к этим людям, которых он когда-то называл своими. Деревянная штампованная улыбка будто приросла к лицу с тех пор, а способов уйти от реальности, в которой надо обсуждать эти отношения хотя бы с собой становится всё больше. Он пишет альбом на топливе из тлеющей любви к музыке, но вместо восторга от привычных аккордов внутри теперь только вздымается пепел, когда его задевает очередная струна, а потом долго болезненно оседает на обгоревшие остатки души. Он курит теперь практически непрерывно, пытаясь никотином забить едкий вкус пепла, заполняющего всё свободное место внутри. Иногда кажется, что пепел поднимается, забивает наглухо лёгкие, и остаётся совсем чуть-чуть до того, чтобы перестать дышать, считанные секунды до облегчения, мутится перед глазами и фальшивая улыбка на мгновения смягчается искренностью, но Фабьен уже знает, что ничего не будет так просто, когда секунды спустя с обречённой лёгкостью делает первый вдох нового цикла и оседает на пол, готовясь преданно ждать следующего раза.