Трандуил

Я был поражен нолдорской девой, что не ожидал увидеть в чертогах обители Амдира. Но зная гнев отца на род эльфов, развязавших братоубийственную войну, я не посмел подойти к ней в этот миг. Вместо этого я стал расспрашивать Амрота, кем же является искусительница, что уже точно украла мое сердце. Я понял это сразу, эльфы не ошибаются в этом, ведь это судьба, которую не изменить и не перечеркнуть. Слова друга терзали мое сердце, как стая одичалых шакалов… Беглянка, потерявшая мать и отца, спасшаяся чудом в резне за кольца Власти. Свет уберег её от тьмы, чтоб смог увидеть я Эллериан и полюбить… навеки. Как же я ненавидел в этот час Саурона-Аннатара, что предал нас, ради своего Властелина. А мы доверчивые дети, что возмечтали о безграничной силе. И что же мы получили? Бездна поглотит нас… Скоро будет бой, и кто победит неизвестно. Хилиндил и Мирвен сражались за будущее, за дочь свою, за всех нас на ступенях Братства Ювелиров, но кольцо уже у тех, кто любит не вино в кубке, а кровь врагов. Как же после этого я остался бы в стороне и не подошел к той, кто осталась одна, той, кто рождена теми, кто пытался спасти нас всех? Вблизи ты, любовь моя, оказалась прекрасней самой яркой звезды. Они не могут так ослепить и лишить дара речи, а ты смогла. Твои печальные индиговые очи, наполненные горестью и болью, разбили вдребезги мое сердце. Я чувствовал, как его осколки впиваются в мою грудь, и чтобы они вновь воссоединилась, судьба моя должна была быть связана с богиней Скорби, иного выхода я не видел. Я все же смог заговорить, привлечь внимание не слышащей меня, которая была далеко от земного мира. И когда она улыбнулась, то я почти сошел с ума от восторга, ведь я увидел в них жизнь, которую подарил ей… Эллериан любила, теперь боготворила меня. Но я был так глуп и молод. Взял её, не узнав решения отца. И как же было больно, когда он принял тебя, как нечто мерзкое и холодное. Король не слушал моих обиженных речей, что ты дочь легендарных родителей, что искупили свою вину, что погибли сражаясь с тьмой. Глух был Орофер, хотя скорее слишком чистоплотен и высокороден. Я боялся стать таким, кто меня породил… Но вопреки всему я просил Эллериан стать моей принцессой, разделить нашу любовь вместе. Я готов был бежать из дома, лишь бы видеть улыбку самой ярчайшей звезды, моего солнца. Я хотел сгореть в пламени этого чувства, но, глотая слезы и скрывая от меня сияние сапфировых адамантов, она не дала мне больше молвить и слова. — Я не буду той, кто разрывает родственные узы. Ты кронпринц и станешь прекрасным королем, после своего отца, но я… Я не та, кто принесет тебе счастье, разрушив судьбу, что дарована тебе. Живи и царствуй, мой принц, мой король… Прощай. После этого она растворилась, мой же лес скрыл следы её… А может я просто был слаб и не старался найти. Да, так оно и было, я был тем, кто рьяно выполнял приказы отца своего. И все же… я становился похожим на него — страх стал явью. Бездна пришла и поглотила нас. Я возмужал и не был тем, кто раньше трепетал от ледяных порывов ветра. Я шел на войну, плечом к плечу с отцом своим. И была кровь, и был оскал на ангельском лице, я рвал в клочья тех, кто был помехой мне. Кто прав, кто виноват? Не волновало это в этот час меня. Моим врагом была орда, что власть смогла заполучить. И пал король, где не был я. Ведь не был я глупцом, что в бой идет на смерть, подавшись надменной храбрости. Кто эльф в руках уродливых громил? Всего лишь легкая добыча… Не знал я в точности, как пал отец. Может как воин, что не разжал меча, а может и как загнанная дичь… Тьма держала своих детей в ежовых рукавицах, моря голодом и смертью. Во снах своих я видел его как воина, но тела так и не нашли. Я не рыдал, не рвал и не метал. Никто не видел, что же на самом деле чувствует тот, кто вскоре наденет корону. У многих в глазах я видел недоумение, когда шествовал мимо них, но я просто стал таким же высокородным и бездушным, как и Орофер. «Странно… Воспоминания так и мелькают, быстро сменяясь. Что сейчас со мной? Я умер?» Я все же ошибся… Во мне ещё было светлое чувство. Эллериан... Она пришла, когда все Лихолесье признало во мне владыку. Разумом я понимал, что эльфийка пришла от того, что нет больше стены между нами, нет того, кто люто ненавидел её, и понимал, что хоть она и будет говорить слова утешения мне, сама же возрадовалась от вести, что пал враг её. Сердцем же я прощал все и помнил её слова, когда она не дала мне потерять отца от обиды и гнева. Мой светоч, ты даже не надеялась на то, что я возьму твои руки в свои, а после поцелую нежную ладонь, что скажу в твою честь целую оду, да… я уже не тот, кто молчал, не смея молвить и слова, теперь я король. А после всего этого опять предложу тебе стать моей женой. И я получил твой ответ… Ты была так невинна в тот день, словно только что родилась. Твои фрейлины превратили тебя в нечто божественное, эфирное, внеземное… Даже Саурон предатель не посмел бы поднять свой меч против тебя, а возжелал бы и украл, заперев в темном замке в самой высокой башне. Я уверен в этом, ибо не помню больше ничего кроме тебя. Это было торжество, где были скреплены наши узы, где корона увенчала твою голову. Где я, наконец, узнал вкус губ твоих, таких нежных и мягких, как лепестки лилий. Но мне было мало, я злился уже на всех своих поданных, что заставляли нас танцевать при свете звезд и луны, что завоевали небо. Это было слишком… Весь день я горел как факел и сердце уже осыпалось пеплом. Ночь должна была принадлежать нам. И тогда то я тебя украл. Мы сбежали от любопытных глаз, чтоб оказаться наедине и любоваться друг другом. Я сам удивлялся своей выдержке, хоть желал тебя безумно… Мы смотрели на этот раз на свет ночных владык, и я бы кинулся в танец, ведь на этот раз не было тех, кто наблюдал за нами — новобрачными. Я созерцал тебя, как самое невероятное творение. — Моя королева… — С этими словами я коснулся губами твоего чела, сняв тонкий обруч с аметистом. Ты улыбнулась… — Солнце мое… — шепнул я, целуя тебя сначала одну щеку, а затем и вторую. — Светоч… — я потерся носом о твой, а в ответ ты засмеялась. — Богиня…— И вот твои уста, сначала нежно, чтобы не спугнуть, а после… уже зверь, ведь позабыл, что в руках ангел. Я подхватил тебя на руки и отнес в нашу опочивальню, свет лукавых звезд больше не интересовал меня, как и тебя. Я сорвал шелковую ткань с твоего тела, испортив платье. Прости, ведь оно было поистине чудесным и сказочным. Я заставлю сшить тебе тысячу таких, лишь бы ты сияла также, как сейчас. И что то убранство пред тобой, когда я увидел тебя нагой. И окончательно понял, что ты моя и это не грезится мне. Пока я был ошеломлен тобой, ты успела также снять с меня одеяние. И я согласен, было бы нечестно, если бы я мог любоваться тобой, а ты мной нет. Теперь мы оба были в нерешительности, боясь прогнать очарование, впустив порок и бытие в наш дом. Я не хотел, чтоб ты думала, что это не сказка, ты не хотела, чтоб я привык к тебе, а после свыкся и моя страсть угасла. Но этого никогда не будет, ты единственная моя, и, кажется, наша любовь также драгоценна, как и те, что воспеты в песнях. А если и нет, то я сочиню их для тебя. И пусть время их сотрет, испепелит, но вечность будет помнить. Я все же первым коснулся тебя, я больше не мог ждать, я хотел познать свою королеву. Ты прильнула ко мне, как обнимает вода, касаясь кожи и принимая очертания меня же самого. Кожа к коже, дыхание в унисон, правда, сбивчивое и неритмичное, и чем дальше, тем сильнее. А я ведь никого не имел до тебя, не знал женщины, да и зачем, ведь я вспоминал нашу первую встречу, и никакая красавица в мире не могла утолить мой голод по тебе. А теперь я растворился в тебе, не только я дарил тебе поцелуи, но и ты осыпала меня ими, терзая тем самым и пытая. Теперь уже и стон ворвался в тишину, что пыталась заглушить нас, но не могла. Что она против нас? Ничто! Ты пустила меня в себя, закричав так, что я испугался и хотел взмолиться о прощении, но ты опять же не дала, завоевав мои уста своими. Ты как мать, о которой я так мечтал, и она точно должна была быть такой же, как ты, иначе быть не может. Теперь мы плясали, мы все же подарили ещё один танец безмолвным маленьким зрителям ночных небес. И если бы мы не были так увлечены собой, то увидели бы, что многие из них стремительно понеслись к земле, осыпавшись мириадами звездной пыли. Наверное, они хотели достичь окон в наш дом, чтоб засвидетельствовать нас пред небесами, и, может, благословить на дитя. Последний поцелуй в эту ночь я подарил как раз ему, нашему будущему чуду, что сотворили мы вместе. Как… — А!!! — заорал я, не понимая, что происходит. Холодная вода стекала с меня, а предо мной склонился безобразный орк, у которого единственным волосистым местом оказался лоб… с чубом, что кокетливо стремился скрыть один глаз. Он улыбался, явно довольный тем, что сделал, ведь не трудно догадаться откуда взялась на мне вода, когда в руках его было ведро. — Проснулся, спящий красавец! — прогремел голос на все помещение, что я тут же незамедлительно вскочил на ноги, и рука по привычке коснулась пояса, где должен был быть меч. И естественно там его не было. — Проснулся… — недовольно подтвердил я, быстро осознавая то, что прекрасный сон-воспоминание, что только что я смотрел, был всего лишь сном, а теперь реальность, где три наглых дракона узурпировали неизвестный остров. Хм… странно конечно звучит про узурпаторство, когда не знаешь, что это за земля. Но красный дракон, что больше всего надо мной насмехался, меня раздражал страшно. Спящий красавец? Дайте мне клинок! И посмотрим, кто тогда станет спящим красавцем навеки! Хотя я бы обезглавленного дракона точно так не нарек. — Итак, ты прошел испытание. — Стал мерить огромными шагами не менее огромный зал алебастровый дракон. Интересно, у них есть имена? А то мне порядком надоело отличать их лишь по расцветке и по тому, что у их главаря на груди сияет алый камешек. Хмм… в руках Маэдроса горел рдяным светом сильмарилл после падения. Значит ли это, что из трех камней я имею дело именно с этим? Хотя, с какой кстати я должен верить лабиринту! — Именно, — подтвердил я слова дракона, вздернув гордо голову и посмотрел на него с вызовом. Не дождутся, что я буду бояться. — Мы ещё ничего не решили… — шумно вздохнул изумрудный. — Ха! Да что тут решать, мне понравился вкус тех, кого выбросило море на берег. Я бы не прочь вновь перекусить такими вкусными эльфятами. Те были мертвые, а эти наверняка будут вкуснее, ведь живы! — тут же встрял алый. — Тише! — рыкнул на него белый, стремительно оказавшись рядом с наглецом и одним ударом повалив на каменный пол. Я уже возрадовался, что они сейчас начнут драться и может на одного врага потом стало бы меньше, но нет, алый подчинился. Видимо, что сильмарилл дает большую мощь главному, раз и красный, и изумрудный не стремиться изничтожить его. — Да, мы ничего не решили насчет твоего народа, король… — Трандуил, — напомнил я. — Обращайтесь ко мне по имени, я не вещь. — Каков наглец… — вновь зашипел алый. — Но не решили мы потому, что ничего не знаем о вас. И я… у меня почему-то нет желания уничтожать вас, — признался белоснежный. — Вот как? — я еле удержался от ядовитого сарказма в голосе. — Да, поэтому мы будем следить за вами, наблюдать… изучать. Только тогда мы сможем вынести свой вердикт. — Я не собираюсь подвергать свой народ опасности! И мы не животные, чтоб нас изучать, — надменно молвил я. Ну что поделать, свой нрав поменять я не мог, в отца пошел. — У тебя нет иного выхода, король Трандуил. Иначе твоя маленькая победа сойдет на нет. Ты хочешь быть в наших глазах рабом и сделать такими же тех, о ком якобы заботишься? — все продолжал со мной говорить самый главный из драконов. — Нет… — сквозь зубы выдавил я. — Тогда соглашайся, — мягко изрек изумрудный, что порядком изумило меня. Я все с тем же вызовом посмотрел в глаза алебастрового, затем уже с большим теплом на зеленого, и на красного, ему тоже был уготован не такой холодный взгляд, что белому, все же его слова вырвали меня из лабиринта, спася жизнь, пусть он и глумился надо мной, но помощь же пришла. — Хорошо, — твердо дал я согласие.