Трандуил

Обычно в эту пору на нашей земле было теплее, но на этот раз осень взялась за дело раньше, чем обычно. Весь урожай был собран, так как злой дождь чуть не обеспечил нам голодную зиму, что и в пасть к самому дракону полезешь, чтоб согреться и покончить с голодом раз и навсегда. Негоже оркам умирать от такой низменной слабости, а не в поле боя. Мой подрастающий сын был могучим и смелым, сам шакх его в свое время спас, так неужели я позволю ему так и не взять мою секиру в руки и доказать, что он первый воин в нашем племени среди других орчат? Нет! Никогда. Впрочем, для моего мерзкого настроения нынче были куда более серьезные основания, чем просто плохая погода. Зря наш новый владыка послал нас в лес, чтоб мы вместе с его уродливым народом строили дома возле деревьев. Да как ещё строили! Зачем нам было выпиливать всякие дурацкие узоры на древесине? Следовать чертежам безумных эльфийских мастеров? Не умеют они строить! На такое мы тратим уйму времени, а крыши над головой пока ещё и не видим. Да и пробудим мы злых духов в лесу, мне никогда это место не нравилось. Нашему костру гореть только в степени, а не ожидать, когда враги драконов на нас нападут. Ведь повелители никогда не навещали это мрачное царство, словно что-то их туда не пускало. И вот теперь Трандуил со своей ведьмой послал нас туда. А может это такое изощренное наказание нам за то, что один из нас пробовал его убить? Нет, вряд ли, вон ушастый уродец сидит и, словно издеваясь, медленно что-то вырисовывает на арке. Весь его народ сделан из ленивого теста! Кому нужно изящество? В моем языке это слово напрочь отсутствует, но эльфы так много раз его повторяют, что пришлось выучить. Только со значением я не согласен. Все же не совладав с раздражением, я с силой рубанул по стволу дерева, на котором сидел этот лентяй, чуть удовлетворенно не произнеся ругательное слово. Шакх сказал, что нашему языку теперь придётся быть мирным, чтоб его народ не потерял гармонии с собой. И я опять же не понимал, с чего мой народ должен щадить какую-то гармонию? — Вот так нужно работать! – рыкнул я прямо на ухо ошалевшему мужчине, а после указал на секиру с деревом. Тот не реагировал, хлопая глазами. Тогда уж мне одно оставалось — отобрать у него пилку да торжественно вручить ему свое орудие труда. Ну, не знаю, чего он так верещал, когда я почти не применял силы. Всего-то дал в глаз, от чего тот отбросил железку, но драка так и не назрела, так как ко мне тут же кинулись мои собратья, а против такой силы эльф не пошел. Да что тут говорить! Трусливый и ленивый народ. Тьфу! — Так ему и надо, слабаку. Ни одна ларах (женщина) бы за него не пошла, — сказал мой товарищ. До прихода шакха, Балхэрт был мне самым близким орком по оружию. С ним мы выигрывали ежегодные кулачные бои. Но на этот раз все Трандуил переиначил, а кровь кипит, нужно же на что-то её вылить! Слабо я ещё этому ушастому врезал. Агра даже не похвалит, а Гшаши рассмеётся. Свою ларах я любил за огненный нрав, не то что ведьма шакха. Как к такой женщине можно хоть что-то чувствовать? Ведь она как сарба (рыба) молчаливая. А ещё холодная, что самого дракона заморозит своим присутствием. Когда была предводительницей, что повела свой народ против нас, была достойной, но не сейчас. Довольные собой, мы побрели в рабочий лагерь, что устроили возле леса. Не ночевать же в лесу! Если шакху хочется накликать проклятие, то сам пусть там и живет, вместе со своим народом, что почти ничего не делает. Вот какой дурак бы пел дереву, прежде чем срубить его? Я бы на месте темных сил, что прячутся в лесу, уже давно бы головы этим певчим птицам открутил. И дошли бы, если бы не вселилось в меня любопытство, хотя не только в меня, но и в Балхэрта. А причиной нашего безрассудства была ларах Трандуила, что тихо шла в темную чащу, где ещё не орудовали наши топоры и не пели ушастые птички. — Кар’хан’атар (О, духи), куда она? — А мне откуда знать, я не шам’ман (колдун), — огрызнулся я. — Нужно проследить, вдруг она против шакха что-то замыслила. — Глоб (дурак), — ругнулся я. — Ларах не придает, если захочет убить, то в открытую пойдет. — Это у нас, а у них кто знает. Такой харрге (волчице) я бы не никогда не доверял. — Да какая она харрга! Моя Агра десяти таких стоит. То же мне сравнил! Сарбу с харргой. — Эта сарба молодого и сильного орка голыми руками заколола, — заспорил Балхэрт. — Ладно, согласен… пойдем, но чувствую, что за это нам будет кан’дрец. — Атарр (земля отцов) нам поможет, чего нам бояться то? — Мне страх не ведом, поживи с Агрой. — Ну уж нет, я хочу быть свободным. — Вот ты и доказал, что ты шакх глобов, — заулыбался я, но пришлось прервать беседу, так как тишина стала вдруг гнетущей, а Эллериан остановилась. Все казалось таким же, как и прежде, но кровь стала стыть, а тело стало подрагивать от холода. Мерзость. Кому рассказать, так скажут, что трус. Королева была как статуя, совсем не подавала жизни, а ждала чего-то, а может кого-то. Я не знаю, как так произошло, что я потерял из виду ларах. Вместо неё я увидел черноволосую ведьму, что впилась в меня взглядом. И тут-то мне действительно стало страшно, как бы я не старался быть сильным. Эти глаза были страшны, так как отражали зеркально мое испуганное лицо. — Балхэрт, нар’ша! (Беги!) — закричал я другу, ведь и он куда-то исчез. Но, может, он жив? — Так звали второго? — тихо спросила она. — Красивое имя, но его уже нет… И ты умрешь. Я? Умру? И кто это мне говорит! Женщина, что меньше меня, слабее меня! Даже та, за которой мы шли, была более мощная телом, чем эта. Только зачем я отдал свою секиру? Теперь у меня лишь охотничий нож, который настолько туп, что надежда исключительно на верный и сильный удар. Помни меня, Агра… Не находи сразу другого мужчину, иначе я буду самым невыносимым духом. Хотя да, мы же не имеем души. Слишком уж я привык к сказкам ленивого народа. Я замахнулся и с торжеством воскликнул. Хрупкая рука, которой она пыталась защититься, безвольно повисла от моего удара, а после нож вошел в её грудь, прямо в сердце, но вместо того, чтоб увидеть, как падает мертвая ведьма, я ощутил боль в своём сердце, стремительную силу крови, что вытекала из меня…