Драбблусы

Что я делал бы при апокалипсисе? Хм, наверное я бы бежал. Ну, если апокалипсис такого рода, от которого можно убежать — апокалипсис-люди. А если бы от него нельзя было бы убежать? Хм, ну тогда, наверное я бы просто наслаждался последними минутами своей жизни. Я никогда не думал, что такой апокалипсис придёт в мою жизнь, что мне придётся боятся и ждать… Ждать чего-то неведомого и от того страшного. Но апокалипсис пришёл и имя ему Реборн.  — Здравствуйте, я репетитор вашего сына — меня нанял его дедушка.  — О, так вы Реборн-сан! Проходите, не стойте на пороге. Именно с этих слов начался его личный ад. Девятый Дон Вонголы — его конец был уже не за горами и старик это чувствовал и он решил, что было бы неплоха заняться воспитанием Десятого Босса Вонголы, только вот просчитался немного дедок. В его — Савады Тсунаёши отношении так уж точно. Я никогда не считал себя сильным, свободным, умным и вообще кем-либо особенным. Нет, конечно и во мне присутствовала та доля честолюбия, что заставляет детей придумывать всякие небылицы, по окончанию которых они выходят самыми настоящими героями. Это черта была и во мне, пусть и в достаточно малой доле. В общем, для себя я был особенным — ну, это же я, а я не могу быть не особенным, но если судить объективно, а это я умел, то я всё же не представлял из себя что-либо интересное — обычный среднестатистический японский школьник любящий мангу и компьютерные игры. Я не был умен и у меня никогда не было хороших оценок в школе, хотя, многие могут сказать, что-то школа — это не показатель, но в тихом маленьком городке Намимори школа — это как раз-таки тот самый показатель, что определяет тебя, как человека. Учишься хорошо — умница, молодец, ты умный и обязательно добрый человек, учишься плохо — ты тупой, мерзкий человечишко, что зря топчет землю, ведь ты — самое отвратительно и злобное ничтожество, что существует на этой планете. Такие сужения не обошли и меня, частично. Меня не считали злобной тварью, меня считали дрожащей тварью. Какому человеку такое понравится? Никакому, ну, если мы говорим о нормальных людях, не нравилось это ни мне, но я, откровенно говоря, к тому времени уже смирился со своим положением трусливого неумехи, не устраивало это и мою маму, которая считала меня восхитительным ребёнком, ну, разве что ленивым… Немного — по её меркам, опять же. Мама раз в неделю, стабильно, звонила и общалась с моим отцом, который был, как он говорил, шахтёром и поэтому его в родном доме уже не было три года. Ну, мама в очередной раз в расстроенных чувствах рассказала папе о моих проблемах, о том что я всё время прихожу домой поздно, что меня заставляют делать всю грязную работу, о том что надо мной насмехаются и вообще всячески издеваются над её любимым сыночком. Папа в очередной раз всё выслушал и… По видимому пожаловался уже дедушке Тимотео… М-да, и вот теперь результат моих, маминых, папиных и, возможно, дедушкиным жалоб стоит на пороге моей комнаты и говорит о том, что я — Наследник на пост Десятого Босса Вонголы. Бред скажет любой человек и я сказал так же, но уже через неделю моя уверенность в этом весьма и весьма пошатнулась. Бомбы, взрывы. пистолеты, автоматы, непонятный хамелеон Леон и не менее непонятный Реборн — это пугало меня и я послушно боялся. Потом в моей жизни появился Хаято — человек чьё тело было покрыто динамитом — милый парень, особенно когда не злится и не бежит спасать честь «Джудайме», Ямамото Такеши — потомственный мечник-самурай, который несмотря на многовековую историю своей семьи увлёкся бейсболом и отошёл от дел — милый, улыбчивый мальчишка, но уж больно наклонности у него странные, Бовино Ламбо — мальчик-телёнок — до ужаса надоедливый ребёнок с шилом в одном месте, Реохей Сасагава — брат девочки, которая, по мнению Реборна, мне понравилась, а всего-то прикусил язык, когда встретился с ней и поэтому заикался, Реохей славный, пробивной парень, но уж больно шумный. Далее Рокудо Мукуро и Хроме Докуро — я думал, что они родственники, но на самом деле сбежавший из самой страшной тюрьмы мира преступник просто спас маленькую девочку, которая оказалась в затруднительной ситуации — доноров органов не было. И, наконец, Хибари Кея — тот кто находился и рядом, а в то же время и далеко — самый таинственный и непредсказуемый член нашего клуба любителей встревать в неприятности. Все они были втянуты в мафию и по чьей вине? По моей, но мне, впрочем, ничуть не совестно, ведь я — дрожащая тварь прежде всего заботящаяся о своей шкуре. Пламя, Конфликт Колец, тайны будущего, война с Мельфиоре, освобождения Аркобалено от их проклятья — мы пережили много приключений, но всё-таки всё это было для меня апокалипсисом. Апокалипсис — конец света, катастрофа планетарного масштаба — как-то не вяжется с появлением мафии в моей жизни, но для моего мирка, моей собственной планеты Реборн и всё последовавшее за ним — апокалипсис.  — Глупый Тсуна, свои страхи нужно встречать смело лицом к лицу, — когда-то эти слова сказал мне Реборн и сейчас, сейчас я думаю, пора бы и раскрыть что же в моём понимании истинный страх.  — Джудайме? — мои мысли прервал Гокудера, который легонько потряс меня за плечо.  — Скажи, Хаято, а ты чего-нибудь… Боишься?  — Пока я рядом с Десятым мне нечего боятся, — уверенно говорит Хаято — мой верный пёс и страж клетки, в которую меня посадили что бы контролировать всё, что я бы не сделал, куда бы не посмотрел, как бы не дыхнул…  — А я боюсь.  — А… Чего вы боитесь, Джудайме?  — А, ничего особенного.  — И всё же? — удивительная настойчивость для Хаято.  — Я боюсь мафию — я боюсь Вонголу — я боюсь себя.  — Вы боитесь себя?  — Это странно, не так ли? Хм… можешь не отвечать, — я улыбаюсь и подходу к окну, большому такому, панорамному, на высоте, кажется, двадцатого этажа, отсюда всё как на ладони, — Это ведь глупо?  — Нет, совсем нет, Десятый!  — А я тебе не верю, потому что это глупо.  — Глупо верить?  — Нет, глупо боятся. Когда-то давно Реборн сказал мне встретить свой страх лицом к лицу, и, пожалуй в этом я преуспел — в особняке много зеркал, достаточно для того что бы глядеться в них.  — Я не понимаю к чему вы ведёте, Десятый.  — Да так. Я подхожу к окну и распахиваю его настежь — вижу, как напрягается Хаято, видимо думает, что сейчас я улыбнусь ему и прыгну в окно, разобьюсь на смерть и он будет торжественно убиваться на моей могиле — если не успеет, а можно даже и не будет пытаться — кто его знает, Хаято этого. Но я просто вдыхая свежий воздух полной грудь и протягиваю руку делая бесполезную попытку дотянутся до неба, такого одинокого в этот день.  — Эх… Ладно, пора за работу. Хаято расслабляется и успокаивается, а я… А я просто так, на зло, с лёгкостью на душе и смешинками в глазах, улыбкой Небес всё же… Всё же выпрыгиваю в окно. Полёт, краткий, но такой желанный. Конец страхам, конец ожиданию апокалипсиса, конец медленного гниению в страхах, конец всему. Свобода, счастье и безграничная любовь к миру, что наконец подарил мне такие сладкие, такие желанные мгновения полёта… Удар…