Insanity

Маятник мерно качается перед глазами. Чашка падает и разлетается брызгами сотен осколков. Кровь бьёт фонтаном из перерезанной шеи, и все вокруг — алое, алое, алое. Всё вокруг — это мой замысел. Я стою в пустой комнате, и стены её — темно-бордового цвета. Кровь впиталась в обои, и, высыхая, застыла на них причудливым узором — яркий всплеск, будто неловкий художник пролил краску на холст. Будто он пролил её так много, что первоначальные цвета угадываются с трудом. Кровь на стенах — тоже мой замысел. Маятник качается, отрезая меня от мира. Я закрываю глаза, и темнота обступает меня, мягко обволакивает, принимает в свои объятия. Я чувствую, как чьи-то глаза смотрят из неё, смотрят на меня, разглядывают пристально, внимательно. Жаждуще. Почти прожигая насквозь. — Ганнибал... — шепчу, вытягивая вперёд руку. В голове мелькают образы. Раз. Хижина, увешанная рогами, и тусклый свет фонаря, и боль в голове, и жаркое дыхание в шею. Два. Тюремная роба, наручники на длинной цепи, отросшие волосы, неудобно спадающие на глаза, горячие пальцы, больно сжимающие запястье. Три. Тело Рэндалла Тира на столе, сбитые в кровь руки, бережные, почти ласковые прикосновения и хриплые стоны, срывающиеся с губ, когда дезинфицирующее средство пенится, шипя, на повреждённой коже. Четыре. Высокий свод потолка, бесконечные свечи, тяжёлый воздух, подогретый над пламенем — живым, танцующим, прекрасным. Лик смерти на полу твоего Дворца. Тонкие руки, ласкающие возбуждённую плоть. Обнажённость тел, обнажённость мыслей, обнажённость фраз. То, что делает нас доверчивыми, заставляет смотреть и слушать, заставляет слышать и видеть. Впитывать в себя слова, движения, образы. Наблюдать. Запоминать. Прикасаясь к тебе, я вхожу в твой мир, а входя в тебя — открываю его тайны. Наслаждаться ощущением близости и одновременно изучать — единственно верно, когда близость переходит обычную грань между откровенностью и пошлостью, между страстью и похотью. Изучать тело, изгибающееся под руками, слушать дыхание, ловить ритм сердца. Познавать душу. Откровенность означает многое, и она же позволяет многое — то, чего нельзя сделать, когда гипнотическое помешательство уходит, отступая перед обычностью и повседневностью. Если ты предложишь мне особенный сеанс, Ганнибал, я не откажу тебе. Это сродни обряду инициации или откровению перед лицом высших сил. Я не верю в высшие силы, но если уж ты позволяешь мне узнать тебя, глупо отказываться от такого подарка. Все это время мы с тобой слишком желали друг друга, чтобы не прийти в итоге к единственно верному выводу. Маятник, качнувшись, возвращается в положение, из которого он был запущен когда-то. Время завершает свой оборот. Тьма смотрит на меня твоими глазами — и я готов по достоинству встретить её.