Bravery

      В тот вечер я улеглась спать, как только ушел Брайан — около десяти. Переворачиваясь с одного бока на другой, обнимая одеяло ногами, я никак не могла уснуть, то и дело открывая глаза и глядя в потолок.       «Что я наделала?»       Быстро поднявшись с кровати, я, будто боясь передумать, кинулась к телефону, который лежал в кармане толстовки. Нужный мне номер на быстром наборе.       Долгие гудки. Минуты ожидания превращались в вечность, а я уже пожалела о содеянном. И именно в тот момент, когда палец потянулся к красной кнопочке, из динамика донеслось хриплое:       — Да.       Я вздохнула, собираясь поздороваться, но воздух застрял в горле, не давая ни выдохнуть, ни вдохнуть. Легкие окаменели.       — Алло, — уже более настойчиво повторил мужской голос.       — Хантер? — пискнула я тихо, закрывая глаза от стыда.       «Зачем я это делаю?!»       — Ребекка, что случилось?       — Ничего, ничего, — замямлила я, поднимаясь с пола и не зная, куда себя уронить. Его взволнованный голос забрался мне под кожу, заставляя голову кружиться. — Просто… Просто хотела попросить прощение, ну за сегодня.       — Это ты меня прости, — выдохнул он в трубку.       Повисла неловкая тишина. Я закусила губу. В голове вертелось столько невысказанного, но все казалось настолько глупым, что я молчала.       — Ладно, это все, что я хотела сказать. Наверно, отвлекаю тебя.       — Ни капельки, — быстро отозвался парень на том конце. — Ты уже спишь?       — Нет, — выдохнула я, улыбаясь, сама не понимая почему, и плюхнулась на кровать, закидывая ноги на стену. — А ты?       — Сидим с Ворчуньей на диване, смотрим кино… Хочешь?       — Что? — от неожиданности я даже перестала улыбаться и широко открыла глаза.       — Хочешь присоединиться?       На секунду я замолчала, пытаясь собраться с мыслями. Не слишком ли большой это шаг? Я обещала начать двигаться вперед, но это, казалось, не просто шажочек к преодолению своих страхов, а целый прыжок в пропасть. Пропасть, где меня, кажется, никто не ловил.       — Я не думаю…       — Не надо думать, — быстро перебил меня голос из трубки. — Я приеду за тобой через десять минут. Будь готова.       Я не успела ничего возразить, как из динамика послышались гудки — Хантер решил все за меня.       — Черт, — прошептала я, хмурясь. — Кажется, я делаю все еще хуже.       Десять минут в сборах пролетели незаметно. Я кидалась из одного конца комнаты в другую, не зная, что закидывать в сумку. Деньги? Я отложила кошелек обратно на тумбочку. Пижаму? О, нет. Там ночевать я точно не собираюсь!       Услышав гудок с улицы, я ринулась к окну, убедиться, Хантер ли это. Хаммер притормозил около входа в общежитие, освещая фарами железную дверь. Дождь барабанил по крыше машины, по стеклам в комнате, по асфальту, образуя пузыристые лужи. На улице не было ни души, кроме большой машины, ожидавшей меня.       Телефон ожил, и я тут же ответила:       — Я вижу, что ты уже приехал.       — Тогда почему не выходишь? — кажется, он улыбнулся в трубку.       — Уже выхожу. Не знала, что с собой взять.       — Бери с собой себя. Большего мне не нужно.

***

      — Ты быстро приехал, — улыбнулась я, забираясь в машину, и стараясь не смотреть на молодого человека. Хотя увидев в чем именно он приехал, я улыбнулась еще шире. — Хорошо, что хотя бы не в трусах.       На Хантере была лишь толстовка и спортивные штаны, больше похожие на пижаму, которые я уже видела на нем пару дней назад.       — Боюсь, если бы я приехал в трусах, ты выскочила бы из машины чуть только я тронулся, — парировал парень с улыбкой. — Опять бы покалечилась, а мне потом еще возить тебе в больницу апельсины, себе дороже, — рассмеялся он.       — Не люблю апельсины.       — А что любишь?       Я пожала плечами, все еще сомневаясь, правильно ли я сделала, что согласилась поехать.       — Ну ничего, у меня дома всего полно. Ты, кстати, ужинала?       Я кивнула, следя за дорогой, но увы, кроме стекающих по стеклу капель ничего не было видно.       — Хилари скоро вернется? — прервал очередное неловкое молчание Хантер, поворачивая на стоянку.       Я вновь кивнула:       — Знаешь, в комнате без нее одиноко. Никогда не любила праздники, думаю, что и никогда не полюблю.       — Почему?       — Долго рассказывать, — махнула я рукой. И зачем только сказала?       Парень заглушил мотор и накинул на голову капюшон. Я поступила точно так же.       — Погоди, я открою тебе дверь, а то еще поскользнешься.       Пока Хантер обходил машину, я из окна наблюдала за ним — всего несколько секунд. Сердце колотилось от волнения с такой сумасшедшей скоростью, что казалось, может выпрыгнуть из груди.       Почему, почему же мне так хотелось проводить с ним время?       Дверь открылась, обдавая меня порывом ветра, и я, берясь за руку Ханта, поежилась.       — Да, холодно и мерзко, — кивнул он, и не отпуская моей руки, пошел ко входу.       То опуская глаза на наши руки, то поднимая взгляд на затылок парня, я никак не могла понять, что за новое чувство поселилось у меня где-то внутри. Сердце не хотело успокаиваться, но и руку убирать мне тоже не хотелось. Это было что-то вроде чувства защищенности. Такое непривычное для меня, но такое… приятное. Спокойное. Хотелось раствориться в этом. И на секунду я даже позабыла о пронизывающем ветре и капающем с неба дожде.       Уже в квартире, сбрасывая с себя насквозь промокшую кофту, и вылезая из ботинок, я боялась поднять глаза.       — Давай сразу чай нам налью, — засуетился молодой человек. — Плюхайся на диван и подвинь эту толстую морду, — указал он на кошку, развалившуюся посередине большой подушки.       Санни сладко потянулась, лежа на спине, и открыла глаза.       — Сейчас еще одеяла принесу, в квартире тоже становится прохладно.       Хант скрылся за дверьми своей комнаты, а я уселась на диван и принялась гладить Ворчунью.       — Как же ты выросла, девочка, — я потрепала ее за ушком, а она в знак благодарности поймала мою руку лапами и лизнула, обнимая.       — Ты не представляешь, какая она стала тяжелая и ленивая! — хохотнул появившийся из комнаты Хантер, неся в руках два пледа и несколько подушек. — Зато теперь я прихожу не в пустую квартиру. Знаю, что она всегда меня ждет и чуть только слышит, как ключ поворачивает в замке, сразу же несется встречать.       Я спрятала улыбку в широком вороте свитера. Хантер открывался мне совсем с другой стороны. И эта сторона мне нравилась.       — Выбирай, что будем смотреть, — он подошел к большому телевизору и извлек из тумбочки под ним несколько дисков. — У нас есть «Гарри Поттер», «Звездные войны», «Пираты Карибского моря» и еще какие-то рождественские мелодрамы. Я за «Гарри Поттера», — обернулся на меня парень, лучезарно улыбаясь.       — Ты любишь Гарри Поттера? — рассмеялась я.       Он гордо кивнул.       — Я, между прочим, все книги прочитал и даже не один раз. Будущему поколению уже не понять этого. Детская сказка, которая росла вместе с нами. Однажды я покажу этот фильм своим детям и если вдруг им понравится, если вдруг они поверят в волшебство, то я буду знать, что правильно их воспитал.       Я кивнула, пораженная услышанным.       — Да, я с удовольствием посмотрю Гарри Поттера. Просто не думала, что ты можешь любить такое.       Парень пожал плечами и улыбнулся, вставляя диск в проигрыватель. По-моему, ему было наплевать, что думают остальные.       — Как раз чай вскипел. Устраивайся на диване поудобнее, сегодня у нас вечер «Гарри Поттера». Кстати, я еще какие-то печеньки купил, но попробовать не успел, — сказал он уже с кухни.       Я удивленно наблюдала за его передвижениями, поглаживая кошку.       Кто этот парень и куда подевался Хантер, которого я встретила в первые дни в колледже?       Диван, стоявший напротив большого плоского телевизора, казался таким большим, когда на него смотришь, но с другой стороны — слишком маленьким для нас троих, когда сидишь. Санни, лежавшая между нами поверх обоих одеял, сладко потянулась.       Методично поглаживая мохнатый комок, и то и дело натыкаясь на руку Хантера, я смотрела в телевизор и старалась думать только о фильме, а не вовсе не о том, с какой частой периодичностью касаюсь кожи молодого человека.       — Мне всегда нравился Рон, — вдруг нарушил тишину Хант, улыбаясь, глядя в телевизор на то, как Рон Уизли уплетает еду за обе щеки. — Я всегда был на него похож.       Я улыбнулась в темноте в ответ:       — А мне всегда нравилась Гермиона. Хотя нет, в первой части она меня раздражала, — хихикнула я.       — А Гермиона похожа на мою сестру.       — У тебя есть сестра? — искренне удивилась я, поворачиваясь в пол оборота на сидящего рядом Хантера.       Парень без улыбки кивнул, сглотнув.       — Мы двойняшки. Я старше нее на две минуты.       — Вы похожи?       — Никогда об этом не задумывался, если честно, — вздохнул он и на несколько секунд замолчал. — Внешне мы были очень похожи друг на друга в детстве — для незнакомых людей, собственно, как и все двойняшки. Но наши друзья и родственники всегда находили отличия, это и понятно.       — А по характеру?       — Я Рон, она — Гермиона, — хмыкнул он, — этим все сказано.       — Вы сейчас общаетесь? Извини за допрос, — прошептала я.       Действительно, вид у Хантера был такой, будто он на допросе — прикованный наручниками к столу, не хватало только светить ему лампой в лицо.       — Ничего. Иногда общаемся, но она… она не живет с родителями, — сказал молодой человек еще тише. — Я ездил в начале семестра домой, мама попросила, тогда с ней последний раз общался. Она приехать не смогла, но по телефону поговорили.       — Ты скучаешь по ней?       — Стараюсь об этом не думать. Наверно, только это помогает мне не скучать. И тренировки. Тебе чай еще налить? — перескочил на другую тему Хант, поднимаясь с дивана и сразу же хватаясь за наши чашки, как за спасательный трос, лишь бы уйти от разговора.       Понимая это, я естественно согласилась на чай, на еще одну порцию печения и небольшой перерыв в фильме. Когда Хантер включил чайник и начал открывать шкафчики, я села в позу лотоса, позволяя себе немного расслабиться и занять чуть больше места на диване. Ноги заледенели так, что стало сложно даже подвигать пальцами. Поочередно растирая стопы в ладонях, я надеялась, что не придется просить у молодого человека отдельное одеяло для ног или же тапочки, которые, кстати, я не разу не видела за все посещения его квартиры.       Перегнувшись через диван, Хант опустил тарелку с печеньем на стол, бросая быстрый взгляд на мои манипуляции.       — Замерзла?       — Не то чтобы замерзла, — замямлила я, опуская ноги обратно на пол и почти что до подбородка натягивая одеяло, — просто немного ноги заледенели.       — В квартире очень холодно, это правда, но обогревателя нет, — он вдруг обернулся, ища что-то глазами, — но… сейчас… — быстро проговорил Хантер, и тут же скрылся за дверью своей комнаты.       — Хантер, не надо, я сейчас согреюсь, — проскулила я жалобно, покрываясь краснотой от смущения.       Но кажется молодой человек меня не слушал, гремя какими-то дверцами в другом помещении. Через минуту он появился:       — Есть это и вино, — быстро сказал он, кладя теплые носки поверх одеяла. — Вино я тебе пить все равно не дам, накидаешься с первого бокала, а носки чистые и почти что новые. Сейчас будет чай, — и он снова исчез из-за моей спины.       — А может все-таки…       — Не может, Ребекка, — перебил он меня, возвращаясь с двумя чашками ароматного чая. — Нас ждет Гарри Поттер. Так что надевай носки или я сейчас сам на тебя их надену.       Он плюхнулся на диван так, что я чуть было не свалилась на него по инерции. Я выдохнула, подняла глаза на носки и снова вздохнула.       — Хорошо, носки так носки…       — Вот и отлично, — улыбнулся молодой человек, беря в руки пульт и нажимая на «Воспроизведение».       Комната вновь погрузилась в небольшой мрак и, воспользовавшись моментом, я повернулась в сторону сидящего рядом Ханта, всматриваясь в его профиль. Широкий и сильный подбородок, на котором виднелась легкая щетина, прямой узковатый нос. На его лице застыла полуулыбка, которой, как мне показалось, он сам не замечал.       «Что же случилось с тобой? — промелькнул вопрос с голове, который мне так хотелось ему задать, но я упорно продолжала молчать. — Почему у тебя так много секретов?»       Каждый раз, когда я подбиралась к чему-то личному, он упорно перескакивал на другую тему и на несколько секунд уходил в себя, как было в спортзале, когда я спросила его о профессии, тоже самое было и сейчас.       — Хантер? — вдруг я подала голос, полный решимости.       Он обернулся.       — Расскажи мне, что с тобой случилось?       — С чего ты взяла, что со мной что-то случалось? — усмехнулся он, отворачиваясь опять к экрану.       — Я знаю. Это сложно объяснить, но я вижу.       Фильм опять остановился — в этот раз на испуганном выражении лица Рона.       — А если я потребую историю за историю?       — Ты знаешь, что я не соглашусь, — покачала я головой, прожигая взглядом причудливые узоры на пледе.       — А с чего ты вдруг решила, что я тебе расскажу?       — Я не кусаюсь, Хантер, — я повторила его же слова, поднимая на него глаза.       Встретившись с ним взглядом стало понятно, что я оказалась права — ему есть, что рассказать и чем поделиться.       — Как я понимаю, «Гарри Поттер» уже не актуален? — усмехнулся Хантер невесело, откидывая голову назад и прикрывая глаза.       — Думаешь я настырная? — подала я голос после нескольких секунд молчания.       Парень хохотнул:       — Нет, настырной тебя точно не назовешь. Мне кажется, что это для тебя в новинку.       — Что это? — не поняла я.       — Задавать вопрос в лоб, когда хочешь получить ответ. Готов поспорить на все деньги мира, что обычно ты все держишь в себе. Ты же девушка «Я-Все-Сама», ты никогда не позволяешь взять верх своим чувствам, верно?       Я уже хотела согласиться, но вспомнила слезы после поцелуя, вспомнила все то, что так сильно выбивает меня из колеи.       — Мне бы хотелось сказать, что я именно такая, какой ты меня видишь, но увы, — отозвалась я тихо, отпивая уже остывший чай.       — В этом вся прелесть. Идеальные люди никому не интересны. Именно чувства, которые ты проявляешь, и делают тебя человеком.       Я подняла на него глаза в попытке понять, к чему он ведет, но увы, его замыслы как всегда коварны, а я слишком проста, чтобы видеть его насквозь.       — Хочешь, чтобы я рассказал тебе правду? Ладно, — вдруг легко согласился он. — Но при одном условии…       — О, нет.       — Поиграем. Вопрос-ответ. Ты знаешь, как это работает. Только теперь ставки будут высоки — не уходи от ответа на прямой вопрос, отвечай честно. Честность — единственное, чего я сейчас от тебя жду.       — Это мне хочется сказать тебе. Будь честен.       — Поверь, врать тебе — последнее, что бы я стал делать.       Приподнятая мною вверх бровь была замечена Хантером и он рассмеялся:       — Иногда ты меня поражаешь.       — Эй, — рассмеялась я в ответ, — хватит воровать слова из моей головы!       Понимая, что грядет что-то очень интересное, кошка оживилась и открыла глаза, поочередно глядя на нас. Даже этот маленький комочек понял, что что-то не так. Но тогда даже я не могла представить, к чему все это приведет.       — Ты позволишь мне задать первому вопрос? — он пересел так, что оказался лицом ко мне.       Я кивнула и сделала тоже самое, позволяя своим все еще не оттаявшим ногам оказаться на диване в тепле одеяла.       — Почему ты позвонила сегодня?       Я нахмурилась не совсем понимая вопрос.       — Просто чувствовала себя виноватой, — пожала я плечами.       — Мы договорились отвечать честно!       — А я и не вру.       — Это не то, что я хочу от тебя слышать, — покачал он головой. — Ребекка, обычно людям наплевать, если они кого-то обидели, но нет — ты позвонила и извинилась, хотя могла бы просто забыть об этом и сделать вид, что ничего не было. Так вот теперь я повторю вопрос: почему ты позвонила?       Я тяжело вздохнула.       С виду этот недалекий молодой человек, больше похожий на качка-игрока в американский футбол видел людей насквозь. Или только меня?       — Я подумала, что мы вроде как сблизились, — прошептала я, не веря в то, что все-таки говорю это. — Ну, стали узнавать друг друга ближе. Мы могли бы быть друзьями.       Прожигая меня взглядом, который я чувствовала даже не поднимая головы, Хантер закусил губу:       — Ты думаешь, что я хочу с тобой дружить?       — Два вопроса подряд, — я наконец-то набралась смелости поднять на него глаза. — Не нарушай правила.       — К черту правила, — резко ответил Хант. — Ты думаешь, что я хочу с тобой дружить?       — Нет, Хантер, — я посмотрела ему прямо в глаза, не отводя взгляд, — я не думаю, что ты хочешь со мной просто дружить. Но это единственное, что ты можешь от меня получить. На большее я не способна.       Будто принимая мой ответ, молодой человек кивнул в знак того, что я могу задавать свой вопрос.       — Что с твоей сестрой?       — Тебе короткий рассказ о том, как сильно она любила наркотики или развернутую историю всей нашей сумасшедшей семейки?       — Я выслушаю то, что ты сочтешь нужным мне рассказать, — прошептала я, понимая, что кажется, капнула глубже, чем нужно.       — Ох, Ребекка, я готов рассказать тебе обо всем на свете, вот только боюсь, что после всего услышанного ты больше не вернешься, а на такое я пойти не могу.       — Я готова узнать все твои страшные тайны, — кивнула я, смотря прямо в глаза молодому человеку, на чьем лице в одной гримасе смешались и печаль, и скорбь, и страх, и кажется, надежда.       — Тогда устраивайся поудобнее, Ребекка. Чтобы узнать все мои страшные тайны одной ночи будет мало, — печальная улыбка коснулась его губ. Хантеру потребовалось меньше минуты, чтобы собраться с мыслями. — Ты никогда не задумывалась над тем, как ломаются люди? Насколько долго маленькие девочки и мальчики способны держать в себе злость, агрессию и обиду прежде, чем что-то сделать? Мы с сестрой единственные дети в семье, в раннем детстве отец всегда был в разъездах из-за работы и нас воспитывала мама, иногда нанимала каких-то нянек, но когда нам исполнилось десять лет, отца уволили с работы, а необходимость в помощи со стороны исчезла. Мама стала работать еще больше, а отец стал все свое время просиживать дома перед телевизором с бутылкой пива и называл все это «поиском работы». Наверно в тот момент нас всех и подкосило — мама перестала видеть радость в жизни, она работала с раннего утра до позднего вечера, а как приходила домой, заставала одну и ту же картину на протяжении многих лет — отец сидел у телевизора. Иногда ей доставалась от него за то, что он голоден, а она не успела приготовить ужин, так как только пришла, или из-за того, что нет чистой майки, потому что она почти все время на работе и ей даже некогда засунуть вещи в стиральную машинку и нажать на кнопку. Она очень долго это терпела и была не в состоянии что-либо возразить — я не знаю почему. Может быть потому что она слабохарактерная, а может боялась, что он уйдет и мы с сестрой вырастем без отца. Вот только одно она не учла — уж лучше вырасти совсем без него, чем с таким, каким он стал через несколько лет. Когда нам с Клэр исполнилось четырнадцать, отец решил, что мы уже достаточно взрослые, чтобы разделить невеселую участь своей матери. Где-то через год ежедневных побоев и упреков, что я никогда ничего не достигну, я начал думать, что он прав и перестал сопротивляться. Я просто терпел. Мама никогда не заступалась, наверно, думала то же самое. Сопротивлялась только Клэр — убегала из дома, ночевала у друзей, но смелости кому-то рассказать и что-то сделать не хватало ни у кого. Может потому что мы были еще маленькими и смотрели на маму, которая говорила, что каждый раз — последний, но все всегда повторялось, или же потому что боялись того, что ничего не получится, а он обо всем узнает и тогда нам будет действительно плохо. Сейчас я уже понимаю, что отпор надо было давать именно тогда, не сдавать назад из-за страха, а каждый раз отстаивать себя и свою жизнь, как Клэр, может быть я бы смог ее уберечь. В наше шестнадцатилетие он настолько сильно избил маму, что она попала в больницу — именно там мы и отмечали наш день рождения, около мамы, чье лицо было синее и опухшее настолько, что не было видно глаз. Я никогда не забуду то время, как бы не пытался. Каждый раз, когда я засыпаю, я слышу пикающий звук всех тех машин, что поддерживали ее жизнь. Мы ночевали в ее палате каждую ночь на протяжении двух недель, а о том, чтобы вернуться спать домой речи не заходило. Когда она пришла в себя, полиции пришлось все рассказать. Это и был тот самый момент, про который говорят: «Именно тогда все изменилось». Мама нашла в себе силы подать на развод при условии, что он незамедлительно его подпишет, иначе она обратится в суд. Сейчас я думаю, что именно так она должна была поступить в самом начала, но время уже не вернешь. Пока мама начинала снова жить, я старался не отходить от нее, а вот Клэр стала где-то пропадать. Через месяц перестала приходить домой, перестала появляться в школе. Сейчас я вспоминаю все это и кажется, будто я читал об этом в книге или видел фильме, что это было с кем-то другим, но только не со мной. Иногда я просыпаюсь утром и пытаюсь понять — правда ли это? Клэр настолько сильно подсела на наркотики, что за три месяца перешла с травки на кое-что посерьезнее. А за неделю до восемнадцатилетия она перепутала окно второго этажа с дверью. Врачи сказали, еще немного и ее бы не спасли — организм стал настолько слаб, что она пол года провела в больнице, а сейчас находится в реабилитационном центре. Еще несколько месяцев ей будут запрещены личные встречи с родными, а о выходе из реабилитационного центра речи не идет. Она перестала верить. Когда мы были маленькими — она боролась за себя, за меня и за маму, сейчас, когда мы выросли — она больше не может бороться. Я не смог уберечь свою семью, двух самых важных в моей жизни людей, свою маленькую сестренку. Господи, Ребекка, ты так на нее похожа… В ту ночь, когда я нашел тебя на улице и принес в комнату, клянусь, вы были так похожи. Я все что угодно готов отдать, чтобы уберечь тебя от всего. Я не знаю почему так. Я просто знаю, что должен. Я обязан.       — Хантер, я… Прости… — слова давались с трудом. Осознание, что именно с ним произошло, повергло меня в шок. И, не долго думая, я подалась вперед и накрыла его руку своей.       Это и был тот самый момент, про который говорят: «Именно тогда все изменилось».       Я не знаю, сколько времени прошло, пока мы просто сидели друг на против друга держась за руки. Хантер молчал, видимо, обдумывая сказанное, а я… я просто не могла поверить в произошедшее. Я исследовала взглядом каждый сантиметр его лица, отмечая каждый шрам, каждый след, оставленный его отцом в попытке сломать его.       — Почему ты все еще здесь? — он поднял глаза на мою руку, лежащую поверх его.       — А где я должна быть?       — Почему ты не бежишь от меня в страхе?       — Может быть потому что я хочу быть здесь?       — Твой чай совсем остыл, — наконец оторвался он от изучения моей ладони. — Тебе сделать еще?       — Нет, спасибо, — улыбнулась я, вот только улыбка видимо получилась не очень правдоподобная, так как Хантер нахмурился.       — Я же говорил, что это плохая идея.       — Почему ты думаешь, что я уйду после услышанного?       — А разве нормальный человек бы остался? — усмехнулся молодой человек, который, как мне показалось, за время своего рассказала постарел с виду лет на пятнадцать. — У меня целый багаж за спиной, который я изо дня в день тащу с собой. И этот багаж прошлого в настоящем дает о себе знать.       — Ты о кулаках?       На удивление Хантер рассмеялся:       — Да, Ребекка, именно о них.       — Я думаю, это не такая уж и большая проблема.       — Не такая уж и большая проблема? — кажется, Хантера данная ситуация забавляла. — Твоя фамилия тебе подходит, Ребекка. На все сто процентов.       Я не стала спрашивать его, почему он так часто произносит мое имя. Он старается перестать видеть во мне Клэр — свою младшую сестру и кажется, ему удавалось, так как улыбка чеширского кота, наслаждающегося жизнью, возвращалась, а в глазах снова появились огоньки. И именно это меня поразило — как человек, только что открывший душу, говоривший о самом больном, обо всех внутренних ранах, через пять минут может так искренне улыбаться, глядя на меня?       — Почему ты так смотришь на меня? — Хантер никак не мог скрыть удивленную улыбку.       — Ни почему, — засмущалась я, накрываясь пледом. — Просто пытаюсь понять, что ты за человек.       Хант развел руки в стороны и пожал плечами:       — Вот такой. Но меня тоже беспокоит один вопрос: что же за человек ты?       — Ты заставишь меня открыться тебе? Вопрос-ответ, да?       Он махнул рукой:       — Нет, ни за что. Я не поступлю так с тобой. Я никогда не рассказывал все кому-то от начала до конца. Никогда не говорил о своей жизни, в основном отрывками, какие-то незначительные детали, лишь бы скрыть главное. Но сейчас, сидя тут перед тобой в три часа ночи, рассказав свою историю, я понял, что должен был рассказать это именно тебе. Не спрашивай меня почему, я не смогу ответить, потому что не знаю ответа на этот вопрос. Я знаю лишь одно — я хотел рассказать это именно тебе. Поэтому я не стану расспрашивать тебя, ты сама должна захотеть поделиться, чтобы отпустить. Я отпустил, только сейчас это понял, и благодарен тебе за это. Ох, Бекс… — улыбнулся он. — Я каждый раз тебе поражаюсь, каждую нашу встречу ты меня удивляешь. Я никогда не встречал такого человека. Ты смотришь на мир и хочешь сделать его лучше, помогаешь людям даже тогда, когда они боятся тебя об этом попросить. Такое ощущение, что ты ничего не боишься. Я только об одном тебя попрошу… — в считанные секунды лицо Хантера приблизилось. Он осторожно коснулся пальцами линии от виска до подбородка и поднял мою голову чуть вверх. Его серые глаза, полные замешательства и силы, оказались слишком близко к моим. — Скажи мне правду. Любую.       — Ошибаешься, Хантер. Я боюсь всего, — прошептала я, тяжело дыша. — Ты хотел правду? Вот она. Больше всего я боюсь себя, я боюсь, что уехав от тебя, — слова давались тяжело, мне не верилось, что я говорю это, — я больше не смогу почувствовать себя так, как чувствую сейчас рядом с тобой.       — Так оставайся.