Земля волков и драконов

Камень режет ладонь. Края остроконечные впиваются в плоть, рождают едкое жжение меж пальцев. Джон отнимает руку от скалистой породы, которую рассекла то ли сила удара валирийского мяча, то ли свистящего топора, скованного на Железных Островах, и опирается осторожнее, пытаясь подняться с колен. Алая жидкость тела размазывается о твердь каменной глыбы. Будто мало ее вокруг. Ведь повсюду. Своя и чужая. Земля Севера покрыта покрывалом из вони пота, серости слоистого пепла и слизи свернувшейся, местами спекшейся крови. И картина то будто сказочная, выдуманная, а не стылая и настоящая. Рука Джона нащупывает точку опоры, и сапоги его скользят, подошвой вбиваются в рыхлую почву, помогают мужчине с хрипом подняться. Он промаргивается, подбирает с земли Длинный Коготь. Глаза стелет туман и мелкий снег. Холод кусает шею, норовит пробраться под кожу, глубже внутрь. Сноу поднимается во весь рост, а потом едва не сгибается пополам, пальцами нащупывает источник рези в боку. Таки оцарапал его вражеский меч, вспорол плоть. И тут виднеется кровь, напитывает мокрым утепленный камзол. Налетает воронье, куски освежеванного людского мяса клювами подковыривает, питается этой падалью. У Джона что-то горькое и мерзкое появляется на языке. Схаркнуть бы. Но не выходит. Отвратное ощущение ползет дальше, трогает горло, вынуждая разрастись большому кому, который ни протолкнуть, ни вытолкнуть. Он голову поднимает, глаза направляет в затянутое плотной пеленой и гнилым маревом небо. Солнце сквозь толщу не пробирается, лучи не режут жирные бока серых облаков. И Джон не видит драконов. Не слышит их. Лишь угрюмое ворчание ветра и колкий снег сверху. Шаг вперед. Еще и еще. Где же королева? Сердце болезненно сжимается, когда мужчина проходит дальше. Битва проиграна, земли потеряны. Их снова отбрасывают на Север, вынуждают отступать, будто гонят в ловушку. Сноу догадывается о намерениях Короля Ночи, что издает повеления, и армия его набухает, растет с каждым убиенным мужчиной или женщиной, что еще вчера были теплыми и живыми, ритм бьющегося за грудиной органа ощущали и были союзниками. Ныне они враги. Ныне они почти бессмертны, но все-таки уязвимы. Вихты. Драконье стекло разрушает могущественную магию Ходоков, как и сталь Древней Валирии. Алое пламя пожирает восставших мертвецов, отправляет к Неведомому, где им и суждено быть. Но упырей все больше, людей все меньше. Это угроза для всех оставшихся дышать. Почти неизбежность. Живых остается мало с каждым появлением Ходоков с армией вихтов. Кого-то да перетягивают на сторону черного колдовства и тьмы, без воли и желания велят преклониться новому лорду с холодными льдисто-синими глазами. Джон вспоминает Джораха Мормонта и Тормунда, которые всегда прикрывали его спину, всегда были подле, всегда крепко держали мечи да топоры в созвучии с его просьбой, с его ярым криком, что просил не сдаваться, велел держать оружие поднятым. Они были на стороне не королей и королев, а на стороне той ядреной силы, что отстаивала свободу, что хранила не завоеванными земли Вестероса нетронутыми от адского вторжения мертвяков, что выстраивали защиту из собственных крепких тел. Жаль, что теперь Джон никогда их более не увидит, потому что их нет среди здравствующих и нет среди восставших. Дени много плакала. Она роняла слезы по всем, кто косвенно или прямо коснулся ее жизни, кто был предан до последней капли крови. У нее опускались руки. Сноу с молчанием наблюдал, как уходят из фиалковых прекрасных глаз решимость и вера, как их место занимает тоска, как горе черным контуром обводит цветную радужку. Он не находил подходящего слова для нее, именно для нее, хотя дороже этой женщины у него больше никого не было. Я не знаю, что делать дальше. Джон различает едва видимый силуэт женщины в мороке хладного тумана. Шагает быстрее, торопится, перемещает ноги по покрытой изморозью земле. Дени сидит подле неподвижно лежащего дракона, гладит тонкой ладонью шипы да чешуи на вывороченной до хребта шее. Он ожидает слез и истерики, криков и проклятий, но слышит лишь тишину и царапающие звуки, что издает соприкосновение окоченевшей женской руки и твердых драконьих покровов. Мужчина останавливается, глядит на зеленоватую тушу Рейегаля. Мертв, конечно. — Визерион убил Рейегаля, а Дрогон убил Визериона, и тот рассыпался в воздухе, исчез, — тихо шепчет Таргариен. — Джон, — глаза поднимает, и Сноу ощущает всю горечь, что в них плещется с избытком. — Они забрали Дрогона. У меня больше нет моих детей. Но Иные не забрали Рейегаля. Признали слабым? Неподходящим? Джон сужает глаза, приседает возле Дени, окутывает ее плечи своими руками, пытается согреть. У них нет времени разбирать ходы и действия Короля Ночи. Пора уходить. Пора пробираться в Винтерфелл. Там ждут Санса и Арья, Сандор Клиган и Тирион Ланнистер со своим братом. И люди, что все еще стоят позади Джона и королевы, тоже готовы уходить. — Мне жаль, — его руки крепче смыкаются вокруг стана Дени, а губы прижимаются к серебряным волосам, целуют в висок. — А ведь это ты, — она руку отрывает от охлаждающегося дракона, к щеке Джона прислоняет, гладит мягко. — Ты тот, кто должен был занять Железный трон, — и в глазах ее Сноу видит всполохи безумия, чудовищную боль и тайну, которую она не хочет сдерживать. — Ты бы не допустил вольностей Белых Ходоков. Ты бы объединил Семь Королевств. И Долгая ночь не покрыла бы эти земли. — О чем ты говоришь? — хмурится мужчина, пугается сумасшествия любимой женщины, что явственно отражается в ее жестах и словах. — Ты — сын моего старшего брата Рейегара Таргариена и Лианны Старк. Ты — истинный наследник Железного трона, — женский голос звучит странным эхом, отбивается в ушах, застывает смазанной правдой. И Сноу лишь кривится, отпускает женщину, рот раскрывает. — Я должна была сказать раньше, — Дейенерис отрывается от мужской груди, направляет измученный взгляд на лежащего мертвого дракона, которого назвала в честь Рейегара, и встает на ноги, продолжая смотреть на сложенные крылья и перепонки, замершие навсегда. — Я боялась тебя. Варис просил не тянуть, просил поведать тебе, потому что ты заслуживаешь истины, а не лжи. Тем более от меня. — Я — не сын Неда Старка? — Нет, — женщина качает головой. — Ты — дракон и волк. Ты — Таргариен и Старк. Кажется, Длинный Коготь вновь выпадает из руки. На этот раз не по желанию Джона. Он тихо дышит и не мигая смотрит на Дени. Он любит ее. Он любит только ее. И ее считает королевой, наследницей трона. Теперь королева говорит, что не ей по праву принадлежат Семь Королевств. Правда рубит сердце изнутри, рассекает на две половины. — Прости меня, — жалобно, тонко. Дейенерис выражает скорбь. А Джон понимает, что не дышит. И губы тянет улыбка. Не добрая, не злая. Чумная она, умалишенная. Он оборачивается. На воинов глаза натыкаются, что ждут его, как командующего, что ждут ее, как свою королеву. И слышится льдистый треск, сухой рокот. Враг возвращается. Джон не может проявлять малодушие. Только не сейчас. — Уходим, — громко произносит, к Дейенерис подходит, берет ее за локоть, за собой ведет. В тишине и покое они поговорят. Нужна безопасность. Джон всегда заботится о ней. Ничего не может поменяться. И мысли, наполняющие его голову густым волокном, пусть идут прочь. Пока не время. И когда его душа горит и тлеет, Сноу знает, что делать дальше. Может, Дени вовремя открыла ему тайну? Может, у них есть шанс изгнать колдовство из Вестероса?