tear the moon from the stars tonight

После свадьбы стало как-то тихо и однообразно. Чонги теперь жила с Намджуном, и Юнги редко (к счастью) видел ее, его дни были в основном заняты обучением Чимина чтению и письму, что вскоре стало его любимой частью дня. Он также занимался своей учебой, как от него и ожидали, но теперь в это время рядом с ним практиковался и Чимин. Каждый раз выучивая что-то новое, он становился невероятно счастливым, и Юнги задумался над тем, чтобы купить ему первую книгу, лучше детскую: ее будет легче читать и в ней много картинок. Идея окончательно сформировалась в его голове, и он послал раба к Хосоку домой, чтобы узнать, не захочет ли тот пойти с ним на рынок. Юнги был уверен, что его друг будет очень рад этому. Поэтому в назначенный день Юнги приказал Чимину после обеда одеть его для выхода, и мальчишка весело приступил к работе. Он был у него месяц, но уже отлично справлялся со всеми обязанностями, что было поразительно, учитывая то, что Чимин ничем подобным ранее не занимался. Он всё еще изо всех сил старался будить Юнги, не повышая на него голос, хотя того это особо не заботило. — Пока ты не оделся, я хочу, чтобы ты носил кое-что другое. Кое-что новое. Сходи к Сокджину, — Чимин выглядел удивленным, но послушался и, поклонившись, покинул Юнги. Мин до сих пор немного изумлялся, как быстро Чимин нашел свое место в этом доме и в его распорядке. Казалось, он больше не ненавидел свою судьбу и теперь часто улыбался, из-за чего настроение в поместье поднималось. Юнги заметил, что остальные рабы тоже хорошо к нему относились, особенно Сокджин, и ведь сам Мин признавал, что он был не совсем ему безразличен. Чимина несложно было любить. Черт, да Юнги сейчас даже пойдет на базар только чтобы купить ему книгу, купить подарок для своего раба, что вообще-то не было нормальным. Но потом он вспомнил, как усердно Чимин трудился, как он обучался быть хорошим слугой всего за несколько недель, как он до сих пор работает по дому и в саду, старательно учится читать, хотя очень часто бывает застенчивым и настороженным возле Юнги. После свадьбы стало лучше, но еще не до конца. Неделю назад Чимин уронил чашку, подавая Юнги чай, и она разбилась прямо между ними. Раб тут же упал на колени и начал собирать кусочки, извиняясь и плача, и Мин не разозлился из-за посуды, а больше удивился тому, как Чимин был напуган. — Чимин, — позвал он и встал, подходя ближе и стараясь не наступить на осколки. Он наклонился, чтобы рукой поднять лицо Чимина. Когда тот посмотрел на него, то Юнги увидел опустошенность и непрекращающиеся слезы. — Всё в порядке. Просто уберись и принеси новую чашку. Будь осторожен и не поранься. Что ты должен помнить? — В-вы н-никогда… н-не поднимете н-на меня руку…. Я… я В-ваш… а В-вы заботитесь о с-своих ве-вещах. — Отлично. Теперь не плачь, а приберись. Юнги не знал, что ему в самом деле когда-либо придется показывать Чимину, что он действительно никогда так его не накажет, но, похоже, ему требовалось больше времени. Прошел только месяц, а Чимин жил в унижении всю жизнь, что еще злило Юнги, он знал, что это не было чем-то редким, но всё равно не мог смириться с этим. Юнги поднял голову, услышав приближающиеся шаги, и увидел Чимина в дверном проеме; его щеки заливал яркий румянец, руки сжимали новую одежду, теперь уже не белую, а бледно-кремового оттенка. Цвет не совсем отличался от белого, но разница была видна. — Хорошо смотрится. Подходит к твоему новому статусу, — прокомментировал Юнги и покинул комнату, выходя из дома и зная, что Чимин идет следом. Услышав тихое «Г-господин», старший остановился и обернулся. Из глаз мальчишки катились слезы, но не от страха: они были такими же, как те, когда он впервые научился писать свое имя. — Спасибо, Господин. — Меня благодарить не за что. Ты заслужил это одеяние. Носи его с гордостью, — Чимин не смотрел на него, но на его лице была широкая улыбка, и Юнги еще раз вытянул руку, только чтобы огладить пальцами его подбородок. Этого было достаточно, чтобы Чимин поднял голову и озарил его яркой улыбкой, на которую старший ответил так же. Они встретились с Хосоком, который уже ожидал их на улице. Тот весело поприветствовал друзей, ничего не говоря о новых вещах Чимина, но осмотрел их, ясно давая понять Юнги, что всё-таки заметил. Собственный слуга Хосока, Джинён, носил такой же оттенок, поэтому теперь Чимин официально считался личным слугой (даже если сам раб не заметил этого). — Отчего у тебя появилось настроение сходить за покупками, мой дорогой друг? Ты всегда старался дать понять, как сильно ты не любишь ходить туда со мной, — вскользь заметил Хосок по дороге на рынок. Юнги лишь пожал плечами, не желая вдаваться в подробности своих намерений. Отчасти из-за того, что друг совершенно точно будет дразнить его, и из-за того, что не хотел портить сюрприз для Чимина. — Я выражаю недовольство, потому что ты выходишь на люди слишком часто. Даже если ничего не собираешься покупать. — А, так ты хочешь что-то купить! — Да, есть кое-что на уме. — Отлично, может, и я найду что-то миленькое. Ты же знаешь, скоро у моей ненаглядной сестры день рождения, — Юнги лишь хмыкнул, вспоминая об этом и намереваясь тоже прикупить ей что-нибудь. — Она приедет домой вместе со своим мужем. Твоя семья, конечно же, приглашена, это будет своего рода фестиваль. Также приедет моя родня, — Хосок упомянул об этом, словно о мыслях, скользнувших в уме, но Юнги понял смысл. Родственники Хосока значат королевскую власть, поэтому подразумевается, что семье Минов желательно присутствовать. Юнги тоже хотел бы быть там, хоть лично и не заинтересован произвести впечатление на членов королевского двора. Юнги не отреагировал на замечание, да и тот не ожидал этого, поэтому компания просто бродила по базару, слушая болтовню Хосока. Вскоре они были окружены гудящей толпой возле прилавков. Отовсюду эхом слышались громкие голоса, купцы выкрикивали объявления, пытаясь продать товар, и всё это еще раз напомнило Юнги, почему он так не любил это место. Просто слишком громко. — Буду ждать тебя здесь, как только закончу с покупками, — Юнги немного повернул голову и увидел, что его друг уже рассматривал стенд с украшениями, поэтому Хосок просто кивнул, отходя от них и оставляя янбана с Чимином, стоящим к нему как можно ближе. Прошел месяц с тех пор, как они вдвоем были здесь и Чимина купили, и Юнги догадывался, как раб нервничал. — Иди за мной, Чимин, — приказал Юнги и направился по задуманному пути. Чимин практически приклеился к его спине, и, взглянув назад, старший увидел, что раб смотрел исключительно в землю, и каждый раз, как они проходили мимо прилавка с особо голосистым продавцом, Юнги замечал, как младший подпрыгивал, вжимая голову в плечи и стараясь сделаться меньше. Юнги остановился и слегка обернулся к своему слуге. — Чимин, что там написано? – тот в удивлении поднял глаза и проследовал за взглядом Юнги к прилавку с фруктами и овощами. Спереди был огромный знак, и Юнги наблюдал, как Чимин сосредоточился на нем, пытаясь разобрать. Он знал эти буквы, Мин был уверен. — Там… там написано… там написано «яблоки»! И… два… и три… и нули? Там можно купить яблоки! – Чимин взволнованно посмотрел на него, Юнги кивнул, чувствуя некоторое удовлетворение, и мальчишка сразу же засиял от гордости. Юнги продолжил идти, теперь уверенный, что его спутнику легче. Тот всё смотрел по сторонам, ища надписи, которые он смог бы прочесть. Но оказалось, что их не так много, хотя Мин слышал, как Чимин бормотал числа и простые, знакомые ему слова. Вскоре они дошли до магазинчика, который Юнги искал, и он заметил, что Чимин снова притих, на этот раз во все глаза рассматривая книги на прилавках. — Господин, добро пожаловать! Могу я помочь Вам с покупками? – купец сразу же подошел к Юнги, кланяясь и рассчитывая на то, что сможет ему продать что-то и получить сегодня прибыль. И он не ошибся. — Я ищу эти книги, — Юнги отдал продавцу список с названиями книг, нужных ему для учебы, и осмотрелся вокруг. – И еще, есть ли у вас что-нибудь для детей? С картинками, - мужчина тут же кивнул и отвернулся достать несколько книг. Он быстро вернулся с теми, что были записаны на бумаге, и еще парочкой потоньше. — Это должно прийтись Вам по вкусу. Тут сказки, Господин, — Юнги медленно кивнул, сообщая, что покупает их, и, когда всё было упаковано, он отдал деньги. Он позволил Чимину взять коробку и пошел в обратный путь, ничего не говоря младшему и не думая, понял ли тот, что детские книги были для него. Всё равно Чимин скоро узнает, размышлял Юнги, подходя к другому прилавку за золотым украшением для подарка сестре Хосока. Ему больше ничего не нужно было, поэтому Юнги собрался возвращаться на место встречи со своим другом, когда заметил, что Чимин смотрел вниз на коробку с книгами в своих руках. — Эти детские книжки для тебя. Я рассчитываю, что ты будешь прилежно по ним учиться, — голова Чимина взметнулась вверх, и он уставился широко распахнутыми глазами на своего хозяина. — Д-для меня? Мои книги? – Юнги согласно кивнул, скользнув в тень – как он и ожидал, Хосока еще не было – и тонкая улыбка тронула его губы, когда он практически ощутил восторг Чимина. Раб благодарно поклонился ему, Юнги заметил, что испытывает к нему некоторую нежность. — Можем начать одну, как только вернемся домой. — Да, Госп… — вдруг Чимин запнулся, его глаза поймали что-то позади Юнги. Янбан повернул голову, пытаясь найти то, что привлекло внимание мальчишки, и его взгляд упал на мужчину, сидящего на земле по ту сторону дороги. Он был старше них и явно очень беден, может, даже не являлся рабом, и Юнги не мог понять, какой интерес представлял этот мужчина, пока тот не поднял голову и не посмотрел в их сторону. Это был отец Чимина. Юнги повернулся и увидел лицо Чимина, полное абсолютного страха. Мальчишка сделал шаг назад, будто хотел побежать, но не мог. Руки, державшие коробку, тряслись, и Юнги очень обеспокоило то, что кто-то посмел сотворить такое с его рабом. — Чимин, посмотри на меня, — видимо, тот не услышал его или не понял, так как всё еще не отрывал глаз от мужчины, и Юнги повернулся обратно и увидел, что теперь они смотрели друг на друга, нищий выглядел разъяренным. — Я сказал, посмотри на меня, Чимин! – глаза раба метнулись к нему, выражая дикий страх. Обычно Юнги бы протянул руку, чтобы повернуть его лицо, но на публике такое было непозволительно. Так что он встал между ними, загораживая вид им обоим. — Чему я учил тебя, Чимин? Кому ты принадлежишь? — Я-я-я… мм… я принадлежу В-Вам. — И как я обращаюсь со своими вещами? — Вы…Вы заботитесь о них. — Поэтому смотри только на меня или на мой подарок. Не смотри на него. Ты больше ему не принадлежишь. Ему даже не позволено подходить к нам или говорить с тобой. Он должен опустить голову. Теперь ты выше по статусу. Помни, что ты носишь. — Д-да, хозяин, — Чимин уставился вниз на коробку, но это не остановило его страх или дрожь в руках, и Юнги рассчитывал, что Хосок вскоре вернется. Мин немного повернул голову и удивился, заметив, что мужчина исчез, поэтому неспеша отступил в сторону, надеясь, что всё обошлось и их день станет легче. — Он ушел, Чимин, — пробормотал он, и мальчишка медленно поднял взгляд, желая убедиться самому, что его отец теперь не сидел перед ними. — Спасибо, Господин, — прошептал он, Юнги нахмурился, не совсем понимая, за что его благодарят. — Я ничего не сделал. — Сделали. Вы сделали столько всего для меня, Господин Юнги. Хосок пришел вскоре после этого, рассеяв то гнетущее настроение, что оставил отец Чимина, и они направились домой, Чон оживленно рассказывал о покупках и милом подарке для своей сестры. Юнги слушал его одним ухом, осматриваясь по сторонам, нехорошее чувство всё еще беспокоило его. Он не должен был думать об этом, тот мужчина был низкорожденным, которому не позволялось подойти к ним. Так что Юнги стало немного легче, когда они покинули толпу, и он даже отвечал на некоторые вопросы Хосока не просто одними движениями головы. Это было неожиданно и случилось для него слишком быстро, чтобы понять. Что-то схватило его за руку и дернуло в сторону, он увидел разъяренное лицо рычащего нищего перед собой, прежде чем его отпустили, и чьё-то тело разделило его и напавшего. Чимин отреагировал незамедлительно и теперь удерживал руку своего отца. Хосок и Джинён тоже подошли, интересуясь у Юнги, в порядке ли он, но тот мог только смотреть за развернувшейся перед ним сценой. — Ты жалкое отродье, что ты себе позволяешь, а? Никчемный сукин сын! – Чимин всё еще нагибал мужчину вниз, очевидно более слабого, чем сам мальчишка, и Юнги удивился, услышав голос Чимина – не дрогнувший и не похожий на тот, когда он только встретил его. — Я не твой. Никогда не прикасайся к моему хозяину. Знай свое место, — с этим Чимин оттолкнул его, и мужчина остался на земле, пытаясь восстановить дыхание. Мальчишка еще стоял перед Юнги, и когда показалось, что нищий хотел снова напасть, несколько рук удержали его у земли. — Господин, мы разберемся с ним, — отец Чимина был в крепкой хватке двух стражников, и Юнги понял, что это значит. Он напал на янбана. Его казнят. Юнги немного придвинулся вперед и осмотрел Чимина, на лице которого читалось беспокойство, и Юнги никогда не понять, как кто-то всё еще может жалеть этого мужчину. И всё же, он опять сделал то, чего никогда не делал прежде. — Просто отпустите его. Думаю, для него будет большим наказанием жить и гнить так, — все вокруг удивленно уставились на него, а стражники неохотно отпустили нищего, тот упал на землю и уже собирался что-то сказать, когда Юнги бросил на него холодный взгляд. — Я пощадил тебя сейчас, подонок. Не думай, что я сделаю это снова. Я могу приказать убить тебя лишь одним взмахом руки, — Юнги не зря гордился своим холодным видом и пугающей аурой, это снова сработало: мужчина опустил голову и убрался прочь. Стража поклонилась Юнги, тоже уходя, и вчетвером они остались в тишине, пытаясь осмыслить только что произошедшее. Юнги повернулся к Чимину, смотревшему на него широко распахнутыми глазами, и когда Мин вспомнил, как тот немедленно встал между ними, бросил вызов тому, кто мучил его всю жизнь, то почувствовал волну гордости. Он в самом деле теперь мой. Чимину приходилось сдерживать дрожь, сотрясавшую его тело, пока они не вернулись домой. Он покрепче обхватил коробку с книгами и нахмурился, почувствовав на ней повреждения оттого, что ему пришлось кинуть ее, когда он бросился схватить отца. Его отца. Когда Чимин увидел его там, сидящего напротив него на земле, множество эмоций охватило его, но ледяной страх был сильнее всего. Страх, что заставил холодный пот выступить, руки затрястись, а ноги стать неустойчивыми от мелькающих в голове воспоминаний о прошлой жизни. А ведь день так прекрасно начинался. Чимин был потрясен новой одеждой. Оттенок темнее белого, честь, которую ему никогда не оказывали – даже его прежний хозяин носил только белое, будучи лишь простым фермером. А теперь вот ему дали кремовое одеяние, и он все не мог поверить своим глазам, всякий раз мельком осматривая его. Чимин, конечно же, волновался из-за посещения рынка, ясно помня свой последний раз там и как-то связывая это место со своей прошлой жизнью. С тех пор прошел всего месяц, но почему-то казалось, что целая вечность, ведь теперь он жил совсем по-другому. И Чимин осознал, что привык быть личным слугой Юнги. Привык к Юнги. Да, его хозяин всё еще делал и говорил то, что немного задевало Чимина, но он помнил, что сказал ему Тэхён почти два месяца назад. Что Мин Юнги был хорошим человеком, и теперь Чимин понимал это. Потому что Мин Юнги, возможно, не был самым добрым человеком, но был хорошим. Он был плох в выборе некоторых слов. Плох из-за того, что имел безбедную жизнь и не понимал или не видел вещи такими, какими их видел Чимин. Он был плох тогда, когда был не в настроении и не желал говорить, в такие дни приветствуя Чимина холоднее. Но он был хорошим человеком. Хорошим, потому что когда его слова казались суровыми, его поступки были вежливыми. Он был хорош в обучении Чимина даже в свои плохие дни, никогда не пропуская ни одного раза из-за каких-то мешающих планов. Он был так хорош в том, чтобы дать понять Чимину, что мальчишка в безопасности и что он никогда не ранит его так же, как его отец. Он был хорошим, когда поднимал лицо Чимина за подбородок, касаясь его. Заставляя повторять мантру, которой научил его, чтобы успокаивать. Юнги был хорошим, потому что купил ему книги, и был хорошим, когда стал между ним и его отцом, загораживая вид и разговаривая с ним, чтобы успокоить. Он защищал Чимина. Поэтому Чимин не думал, когда чья-то рука схватила его хозяина, Чимин действовал. Он всегда был сильным, вырос в физическом труде, поэтому схватить и отбросить отца на землю оказалось легче, чем он ожидал. Его внутренние барьеры временно исчезли, и всё, о чем он только мог думать, - это стать между мужчиной и своим хозяином. Никто так не смеет трогать его господина. Только когда два стражника появились и схватили его единственного члена семьи, до Чимина дошло, что происходит. Что его отец наделал и что это значит, и он почувствовал, как страх сковал его изнутри, ему было так страшно. Он не знал, почему, но он боялся. Чимин ненавидел своего отца за всё, что тот с ним сделал и что совершил сегодня. Но он всё еще был его отцом. Единственной семьей Чимина. Так что когда Юнги пощадил его, Чимин мог лишь с удивлением смотреть на своего хозяина (и мальчишка был не единственным). Он не мог забыть всего этого по пути домой, не мог прекратить снова и снова прокручивать в голове произошедшее, и с каждым разом руки тряслись сильнее, а дыхание сбивалось. Юнги ничего не сказал. Ни единого слова, лишь вел их по дороге, прощаясь с Хосоком, когда их пути разошлись, и сохранял молчание, пока они не пришли домой и не зашли в комнату. Он медленно обернулся к Чимину, попросил поставить коробку и закрыть дверь. Каким-то невероятным образом мальчишке удалось исполнить все указания, но как только Юнги сказал «всё в порядке, Чимин», его колени подкосились и ударились о землю, туловище устремилось следом, но столкнулось с чем-то твердым и теплым. Чимин понял, что это Юнги, опустившийся напротив на колени, он уткнул его голову себе в плечо и шептал снова и снова «теперь всё в порядке, Чимин, всё в порядке», а Чимин плакал, плакал в плечо хозяина, пачкая его своими слезами, но Мин удерживал его на месте. Когда его слезы медленно высохли и он почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы поднять голову, Юнги снова попросил: — Повтори это. Вы никогда не поднимите на меня руку. — Я-я Ваш, — а Вы заботитесь о своих вещах. — Да, ты мой. Теперь, Чимин, — Юнги медленно отстранился и встал, смотря вниз на мальчишку, всё еще сидящего на коленях, – встань и переоденься, а потом мы сможем начать с одной из твоих книг. Чимин кивнул, аккуратно разминая немного онемевшие ноги. Горло пересохло, а глаза болели после рыданий, но он просто умоется и будет надеяться, что никто не увидит, что он пролил столько слез. Он посмотрел на хозяина, усевшегося на кровать, и обдумывал, сказать что-нибудь или нет, мужество то покидало его, то возвращалось снова. Так что когда он уже был в дверях, то быстро пробормотал «спасибо, Господин» и убежал. Довольно быстро они вернулись к своему обычному распорядку. Чимин переоделся, умыл лицо и руки и решил приготовить чай перед тем, как вернуться к Юнги. Он вошел в комнату с подносом в руках и нашел Мина за рабочим столом, тоже в свежей одежде. Чимин понял, что должен был переодеть хозяина, и на мгновение снова почувствовал вину. Юнги пришлось отпустить его и позаботиться о себе самому, хотя это должен был сделать Чимин. Мальчишка закусил нижнюю губу, сервируя чай, и затем сел немного поодаль, смотря на свои руки и ощущая на себе взгляд хозяина. — Что ты делаешь? Я сказал тебе взять книгу, Чимин, — тот поднял глаза и увидел слегка нахмуренного Юнги и боже, он снова сделал что-то не так, конечно: Юнги дал ему это приказание, а он забыл. Он быстро встал за книжкой и положил её рядом со столом, тут же с поклоном возвращаясь на место. Юнги посмотрел на нее, затем обратно на раба, его лицо выражало раздражение. — Чимин, тебе нездоровится? — Н-нет, Господин. — Тогда что не так? – Чимин снова закусил губу, глаза всё еще смотрели на руки, сжатые в кулаки, и услышал шуршание и движение, затем рука на подбородке заставила его опять взглянуть вверх на Юнги. — Что не так? — Я… я не знаю, — Юнги вздохнул, рука всё еще была на подбородке Чимина, и обычно он просто убрал бы ее и отошел, может, отослал бы Чимина, почему бы и нет? День так хорошо начинался, но теперь раб был неадекватным и бесполезным и даже не мог объяснить причину. Глубоко внутри него сидело нетерпение, заставляющее его тревожиться, и он ощущал, как что-то в нем накапливалось, чтобы в любую секунду взорваться и оставить его тонуть в этом нечто. Чимин уже ощущал подобное раньше. Вообще много раз, и оно тоже до этого прорывалось, всякий раз, когда отец пинал его, вдавливая ботинок ему в щеку, чтобы Чимин оставался на земле, и говорил, насколько он бесполезен. И разве он был не прав? В этот момент Чимин вновь чувствовал себя бесполезным. Ощущение тепла на щеке резко выдернуло его из мыслей, и он обнаружил, что Юнги придвинулся еще ближе, а его рука скользнула выше, поглаживая и нежно обхватывая щеку. Дыхание застряло в горле, а глаза распахнулись. — Ты сегодня отлично справился, Чимин, я не говорил еще тебе об этом, да? – Юнги практически шептал, голос стал ниже и глубже, встряхнув Чимина и достигнув сердца. Мальчик почувствовал, как это что-то, это накапливающееся чувство, медленно растворилось. – Ты очень хороший слуга, Чимин. Ты отлично учишься. Отлично справляешься, — его хозяин продолжил, и Чимин прикрыл глаза, подставляясь под прикосновения руки на щеке, и выпустил дрожащий выдох. Его никогда не хвалили до того, как он пришел в это поместье, и чувство, когда кто-то, особенно Мин Юнги, его хороший, но суровый хозяин, говорит ему, что он отлично справляется, было потрясающим и одновременно необычно успокаивающим. — Теперь, Чимин, я хочу, чтобы ты сел рядом со мной как обычно, чтобы мы могли начать первую книгу, — голос Юнги стал громче, но рука всё еще была на его коже, и Чимин медленно открыл глаза, небольшая улыбка появилась на его лице. — Да, Господин. Практически месяц у Чимина заняло научиться читать первую страницу книги и различать отдельные символы. Юнги уже почти обучил его многим основным вещам. Также он хотел, чтобы тот запоминал новые слова не только по контексту истории, потому что Чимин быстро заучивал предложения наизусть; Юнги хотел, чтобы он выучил символы, а не просто то, что было на этой первой странице. Он был хорошим учителем, насколько Чимин мог сказать (он не мог с кем-то сравнить), потому что был очень терпеливым и усердным на каждом их уроке. Чимин практиковался писать в то время, как он занимался своей учебой, и как-то раз Чимин спросил, что он учит. Юнги объяснил, что янбан должен сдать экзамен, который предоставит возможность для работы, и сам он хотел специализироваться в литературе. Теперь Чимин понимал только одну страницу, но уже знал, что полюбит сказку, лишь просматривая картинки. Это была история про дракона, путешествующего по небу во множество других миров, ищущего все виды сокровищ и встречающего разных людей. Конечно, Чимин бы наслаждался любой сказкой или книгой, данной ему, но драконы казались ему совершенно волшебными. Они были такими большими, такими сильными и такими невероятно красивыми - истинно величественные звери. А еще они могли летать, видеть мир отлично от других, и Чимин с трудом мог это представить. Для него существовало только его окружение, настоящее время и беспокойство о том, как прожить еще один день. Он знал, что Ханьян большой город и что Чосон, как королевство, может предложить множество всего. Он знал, что есть Китай, знал, что он еще больше и значительнее, но не особо понимал насколько. Он слышал слово Япония и раньше, знал, что это другая страна, но, опять же, он не понимал, что это действительно значит. Возможно, это связано с политикой, и это было настолько далеко от его представлений, что он даже не пытался понять этого. Было множество того, что Чимин не знал, но при обучении чтению казалось, что огромная дыра закрылась или, по крайней мере, потихоньку затягивалась. Эта книга была только для детей, но Чимин понимал, что она научит его не только символам, которые вдруг издают звук в его уме. Было странно сказать слово и тут же получить изображение очертаний в голове. Смотреть на слово, которое прежде являлось лишь абстрактной картинкой, но теперь не существующее для него без своего звучания. Да, некоторые знаки были ему так хорошо знакомы, что он даже не мог удержаться от прочтения, и это так будоражило его. От этого он чувствовал себя умнее, менее бесполезным. Больше человеком. В первую ночь после начала работы с книгой Чимину снился огромный серебристый дракон с темными глазами, усадивший его себе на спину и летавший по небу и облакам. Прошел месяц и уже шесть страниц книги – с каждым разом Чимин ускорялся, потому что становилось всё меньше незнакомых вещей, – когда Юнги неожиданно спросил у него: — Почему чтение так для тебя важно? – Чимин только принес ужин для него и занялся сервировкой, хозяин всегда позволял мальчишке читать, пока сам он ел. Позднее он начал больше разговаривать с Чимином, особенно во время еды. Временами это были разговоры ни о чем, иногда он просто говорил о том, что рассказал ему Хосок, когда заходил на чай, или о чем сам размышлял, когда сидел в саду. Сперва Чимин думал, что Юнги был немногословным человеком, однако тот на удивление раскрывался, когда был в окружении близких людей (он замечал это особенно с Хосоком и ранее с Тэхёном), и когда Мин также стал легко беседовать с ним, в груди Чимина разливалось тепло. Это значило, что Юнги считает близким и его. Чимин подумал над вопросом Юнги, пытаясь сложить в слова то, что эти уроки, этот навык на самом деле для него значат, потому что это было не просто из-за статуса. Это вообще была наименьшая часть большой картинки. — Оно… ведь… я всегда хотел этого. Я… я действительно люблю истории… ну в смысле, — Чимин облизал губы, мысли еще были так спутаны, а он не хотел запинаться, чувствуя, будто Юнги не понравится это, хотя его хозяин спокойно ел и слушал его. – Я никогда не мог послушать много… других историй… Потому что ну… Но я всегда придумывал свои. Когда приходилось работать в поле. Это отвлекало меня, заставляло время идти быстрее и… это было приятно. Словно безопасное место только у меня в голове. Это может звучать для Вас странно, Господин, простите… — Ты когда-нибудь рассказывал кому-нибудь эти истории, о которых думал? — Что? — Мне действительно надо повторять свои слова? — Я-я-я… эм… — Чимин был удивлен вопросом и сперва посмотрел вниз на свои руки. Инстинкт говорил ему сжаться, но он остановил себя, вспомнив, что Юнги это не понравится, ему пришлось бы дотянуться и поднять его голову обратно. – Нет, никогда. У меня не было того, кому было бы интересно выслушивать истории от раба. — Там были другие рабы? — Были, но… моему о-отцу не нравилось, когда я слишком долго с ними находился. Или ходил один куда-нибудь. Он…эм… — он иногда бил меня, когда я уходил. Он использовал веревку как кнут однажды, когда я остался с другими рабами и просто болтал с ними. – Ему это просто не нравилось. Но порой я ускользал, чтобы поговорить с ними. Но не об этом. Юнги лишь хмыкнул, бросив взгляд на него, и Чимину потребовалось много сил, чтобы не отвести глаз. — Тогда расскажи мне, — внезапно сказал он, и Чимин распахнул глаза и открыл рот. — Что? Сейчас? — Нет, когда я пойду спать. В качестве сказки на ночь… Может, у меня тогда получится заснуть, — окончание он практически пробормотал, поэтому Чимин чуть не упустил это. Он знал, что Юнги имеет в виду. Чимин знал, что его хозяин испытывает проблемы со сном, не может порой заснуть, поэтому его так сложно было будить по утрам поначалу. Чимин хотел бы попросить по возможности поднимать его немного позже, но не осмеливался. — Вы… хотите послушать о-одну из моих историй? – на этом Юнги отложил палочки и посмотрел на Чимина, и тому снова с трудом удалось побороть желание спрятаться, хотя он понимал, что ничего не случится, и он ненавидел свою реакцию, это заставило его опять почувствовать себя глупо. — Еще раз, мне надо повториться? Я попросил тебя, верно? — Д-да, — Чимин поклонился, его ум уже пытался найти историю – из всех бесчисленных, хранящихся у него в голове, – которая подошла бы для Юнги, что-то, что он мог бы поведать янбану. Сложно было выбрать одну, потому что вдруг каждая стала казаться глупой, казаться смущающей, явно придуманной кем-то таким необразованным как он. Но он не мог отказать своему хозяину, так что Чимин тихо стоял, пытаясь что-то придумать. Что-нибудь. Вечер наступил слишком быстро. После ужина Чимин пошел поесть и помочь на кухне, прежде чем вернуться в покои Юнги, чтобы обслужить его. Он сегодня очень нервничал и чуть не наделал несколько ошибок, по его вздоху Мин тоже это заметил. Когда Юнги был наконец в кровати, Чимин не особо представлял, что делать. Должен ли он сидеть у двери, как он обычно это делает? Или ближе? Стоя? На коленях? — Твои мысли громче, чем голос Хосока. Просто сядь рядом со мной. – Чимин последовал указаниям, стараясь найти удобное положение (насколько он мог, учитывая, как он нервничал) и успокоиться, чтобы сделать это. Рассказать своему хозяину историю на ночь. Впервые он озвучит свою фантазию вслух. — Почему ты волнуешься, Чимин? Ничего не случится. — Я… я просто никогда никому не рассказывал об этом. Я… — Я хочу, чтобы Вам понравилось, — просто ничего не могу с собой поделать. — Тогда начинай, — Чимин глубоко вдохнул. «Однажды жил мальчик, мечтавший летать. Еще совсем ребенком он начал изучать птиц, смотрел высоко в небо, на облака и звезды, желая оказаться среди них больше, чем на земле, к которой были приклеены его ноги. И за эти годы он опробовал множество способов. Пытался двигать руками подобно птицам, хлопающим своими крыльями, пытался даже спрыгивать с высоты, надеясь, что это вознесет его вверх, а не утянет вниз, но ничего никогда не срабатывало. Он стал старше, но его мечта не переставала жить глубоко внутри, и вот уже когда он почти потерял всякую надежду, он услышал о богине, жившей в лесу и исполнявшей желания за определенную цену. Поэтому человек продал всё, что у него было, и отправился в путешествие на поиски богини. Когда он достиг ее скромного домика, спрятанного среди высоких деревьев, холмов и потайных тропинок, то удивился, обнаружив юную девочку. Он поведал ей о своем желании, и она согласилась помочь ему. Она взяла его за руку и отвела на поляну, от красоты которой у него захватило дыхание. — Цена, — сказала девочка, — для тебя будет играть со мной каждый день в течение недели. Тогда я дам тебе твои крылья. Это казалось таким простым, что человек сразу же согласился, он не мог поверить, что сможет осуществить свое желание лишь за неделю и за такую низкую цену. И вот семь дней он играл в глупые игры с девчонкой. Они играли в прятки, он поднимал ее и кружился, а ее смех эхом отражался среди деревьев, словно чудесная мелодия, и он обнаружил, что наслаждается их совместным временем, так как всегда был очень одинок, всегда один, потому что остальные думали, что он был слишком странным. В последний день он спросил ее, спросил маленькую девочку, почему она выбрала эту плату за такую удивительную силу как полет. Маленькая девочка лишь улыбнулась ему и обняла его за ноги. — Ты был одинок, как и я. Но ты убрал часть моей боли. И завтра ты сможешь летать и уйти куда угодно, — слова глубоко ударили человека, и он посмотрел на улыбающуюся девочку, которую теперь называл близким другом. Наступил следующий день, и, как было обещано, богиня исполнила его желание. Человек широко расправил крылья и взмыл в воздух, чувство радости и чистого счастья наполнило его. Он посмотрел вниз на девочку, стоявшую на земле и наблюдающую за тем, как он улетает, и он быстро развернулся и приземлился рядом с ней. — Иди со мной, друг. Иди, и лети, и путешествуй со мной, так что никто из нас больше никогда не будет одинок, — человек протянул девочке руку, и она взяла ее…» История Чимина была еще не закончена, но во время рассказа его глаза были закрыты, и только сейчас, когда он открыл их, увидел, что Юнги уже заснул. Теплый взгляд появился на его лице при виде его спокойно отдыхающего хозяина. Он понизил свой голос. — Девочка взяла его руку, и они улетели вместе навстречу новым приключениям. Юнги не знал, как так получилось, но теперь Чимин всегда оставался, чтобы рассказать ему историю. Успокаивало иметь кого-то рядом, с кем-то поговорить и нарисовать картинку в голове, когда он пытался найти покой, и он почти жалел, что никогда не мог бодрствовать, чтобы иметь возможность дослушать истории Чимина. Юнги никогда не говорил рабу, но он очень наслаждался его колыбельными. Он подметил, как удивительно для раба иметь такое обширное и яркое воображение и способность описывать всё таким спокойным и очаровательным способом, но, как Юнги уже понял: Чимин таил в себе множество сюрпризов. И это стало их еще одной традицией, как уроки чтения, которые проходили всё более гладко с каждым днем. Юнги знал, что помимо его ежедневных хлопот Чимин еще усердно учился. Он использовал каждую свободную секунду для чтения и письма, и Юнги было интересно, не хочет ли Чимин когда-нибудь записать одну из своих историй. Конечно, это еще было немыслимой целью, ведь они даже не закончили первую книгу, что Юнги дал ему. Но он знал, что Чимин хотел бы этого несмотря ни на что. И вот как и все вечера с тех пор Чимин сел рядом на кровать и начал рассказывать новую историю. Даже через три недели ему удавалось рассказывать новую каждый день, и Юнги не мог понять, как он был на это способен, но он не спрашивал, вместо этого просто укладываясь и ожидая, когда сон заберет его. Юнги ненавидел и любил ночь. Он любил ее, потому что всё было тихо и казалось, словно мир остановился на несколько часов. Нет людей, нет голосов и нет обязанностей. Только он и звезды, мерцающие над Ханьяном. Несколько часов он мог просто существовать. Но он также и ненавидел ее, потому что ночью мир на самом деле не останавливался. Нет, время шло, и пока тишина могла быть удобной, она же и оставляла его наедине с его мыслями, когда он оставался наедине со своим разумом. Беспокойства насчет его брата, жившего в нескольких шагах, но словно дальше, чем когда-либо. Он беспокоился за Тэхёна, находившегося где-то, куда Юнги уже не добраться, не увидеть и не защитить. Он беспокоился за себя, за свое будущее из-за разочарования отца, потому что Юнги никогда не будет тем сыном, которого он желал. И все эти переживания давили на него ночью, пока его тело просто не сдавалось и утром его, с полуотдохнувшим телом и неотдохнувшим разумом, не будил Чимин. Но теперь с рассказами Чимина сон был легким. Сон больше не утяжелял кости, заставляя погружаться в бессознательные и беспокойные сновидения. Это были обычные истории о надеждах, огнях и красивых вещах, о которых Юнги до этого даже не думал, а теперь они были его спутниками в ночи. Это было приятно, и он не хотел расставаться с ними. И опять-таки, он заснул прежде, чем смог услышать конец истории, и проснулся несколько часов спустя, когда лучи рассветного солнца упали на его лицо. Его рука ощутила что-то теплое и тяжелое. Сперва его это сбило с толку, потому что он не просыпался сам уже очень давно. По-видимому, было еще совсем рано, и он медленно повернул голову к окнам, на удивление оказавшимися открытыми, хотя Чимин всегда закрывает их, покидая комнату ночью. Тогда он посмотрел вниз на свои руки, и теперь всё обретало некоторый смысл. Его руку держала другая, принадлежащая мальчику, крепко спящему возле Юнги на кровати. Чимин, по всей видимости, уснул сам после того, как рассказал историю. Может даже во время, Юнги не знал. Он должен злиться на это, возможно, но Мин, к удивлению, совсем ничего не почувствовал. Неспеша он сел, но не убрал руку, ночью как-то нашедшую его собственную, и осмотрел спящую фигуру. Юнги мог видеть только часть его лица, Чимин выглядел умиротворенно во сне. Он осмотрел его черты лица, никогда до этого не имея возможности, потому что Чимин прятал себя очень часто, порой даже не осознавая этого. Первое, что бросилось в глаза, - это длинные черные волосы, отливающие коричневым на солнце. Они были в небольшом беспорядке из-за сна и падали на его лицо, практически закрывая глаза и щеки. Юнги протянул свободную руку, чтобы аккуратно их убрать и увидеть больше. У Чимина была очерченная линия подбородка, контрастирующая с его высокими скулами и довольно полными щечками. Щечками, становившимися еще больше, когда он улыбался. У него были очень пухлые губы, пухлые и красные, сейчас немного надувшиеся во сне, и вдруг Юнги вспомнил, что сказал ему Тэхён про Чимина много дней назад. Он прелестная вещица, вот что он сказал, и только теперь Юнги это увидел. Чимин и в самом деле был прелестным. Он не был как Тэхён, поражавший грацией и красотой, нет, это было другое. Чимин обладал своим собственным шармом. Шармом, что победил всех других рабов в доме за секунды – Юнги знал, как сильно Сокджин его обожает – и даже Хосока и самого Юнги. Это выражалось в том, как он улыбался и как всё его лицо начинало сиять: широкая улыбка обнажала его зубы и превращала глаза в узкие щелочки. В том, как почти всё, касающееся его, казалось мягким, без острых углов, ничего, что могло бы ранить, хоть Юнги и знал, что Чимин был очень силен, даже груб. Карие глаза (которых сейчас не было видно) были прелестными, его полные и яркие губы, его маленький нос – Тэхён был прав. Чимин был прелестной вещицей, и понимание этого испугало Юнги. Должно быть, он шевельнулся, может, сжал его руку - или что-то другое разбудило Чимина. Дрогнув, его глаза открылись, и, как и сам янбан ранее, он медленно поднял голову, поморщившись из-за затекшей от такой позы шеи, и в замешательстве посмотрел вокруг, прежде чем его глаза наткнулись на Юнги, спокойно наблюдавшим за ним. Меньше, чем за секунду рука, державшая чужую, была выдернута, и Чимин отпрянул назад с огромными глазами, выражавшими полнейший ужас. Он буквально упал на спину, ноги скорее всего затекли от пребывания всю ночь в одной позе, и коротко вскрикнул. Было почти комично наблюдать за Чимином, пытающимся снова встать. Тем не менее Юнги скрыл свою улыбку, увидев, что Чимин был встревожен этим. Желание смеяться пропало. — Г-г-гос-господин… м-м-мне так жаль… прошу, прос-простите меня… я н-не хотел… я не знаю, чт-что произошло, как это… прошу, простите! – казалось, Чимин еще не мог встать, и вместо этого он подтолкнул себя вперед, головой касаясь земли в полном преклонении, его плечи тряслись, и Юнги надеялся, что это просто от сбившегося дыхания, а не от рыданий. — Чимин, подними голову, — тот всё равно вдавливал себя в пол, и Юнги нахмурился. – Чимин, я сказал, подними голову, — когда тот не двинулся, Юнги снова потянулся к его лицу. Чимин выпустил вопль, когда он дотронулся до него, и Юнги понял, что раб думал, что его ударят. Он всё еще не мог забыть. Юнги на мгновение закрыл глаза, делая глубокий вдох, прежде чем снова потянуться. На этот раз он не отступил, когда Чимин вздрогнул, и, поглаживая его волосы, заговорил спокойным голосом. — Чимин, я не собираюсь наказывать тебя. Я не злюсь. Подними голову, — потребовалось несколько секунд, прежде чем тот приподнялся на трясущихся руках, не смотря вверх, и рука Юнги скользнула вниз к его подбородку, поднимая. Чимин был лицом к нему, но глаза всё равно были опущены. — Чимин, сядь сюда, — Юнги взял его за руку и осторожно поднял раба, наблюдая за тем, как Чимин с трудом двигает неслушающимися ногами и наконец садится на кровать рядом с ним. Он снова потянулся к его лицу, обхватывая щеку рукой и ожидая, когда Чимин посмотрит на него. Это заняло некоторое время, но два карих глаза наконец поднялись, и Юнги всё еще видел страх в них, но проигнорировал порыв стереть слезы, проигнорировал то, что ему хотелось придвинуть Чимина ближе и утешить. Чимин был его рабом. Его рабом, его личным слугой. — Тише, я не сержусь. И не сердился. Повтори, чему я учил тебя. Чимин открыл было рот, но оказался неспособным выдать что-либо связное, несколько раз пытаясь, но дрожь сотрясала его при каждой попытке заговорить, так что Юнги решил сделать это для него. — Я никогда не подниму на тебя руку. Ты мой, а я забочусь о своих вещах. — Д-д-да… — Чимин слабо кивнул, глаза всё еще смотрели в чужие, и казалось, что он начал успокаиваться, дыхание выравнивалось, дрожь утихала, и Юнги просто ждал; его большой палец рассеянно поглаживал щеку Чимина. — Я-я-я дот-дотронулся… то есть… я в-взял Вашу р-руку… я так сож-сожалею, я… — Всё в порядке. Я не против этого здесь, — Юнги перебил его, наконец отпуская лицо, вместо этого беря Чимина за руку. Тот попытался вырвать ее, но Юнги сжал пальцы вокруг нее. — Нет… мои руки… они такие уродливые, Вам… — слова проглатывались вдохами, и Юнги нахмурился, посмотрев вниз на руку раба в своей. Та была гораздо меньше его собственной, а кожа отличалась на несколько тонов, ладонь грубее его. — Я совсем не считаю, что они уродливые, — Чимин не ответил, но Юнги как-то понял, что тот ему не верит. – Теперь сядь и успокойся. Подожди, пока твои ноги тоже придут в порядок. Затем пойди и принеси мне завтрак. Займись своими обязанностями. Это лишь еще один день. Он так сказал, но понимал, что это неправда. Это был день, совершенно отличающийся от всех остальных их дней. Рука Чимина оставалась в его, понемногу расслабляясь, и Юнги не был уверен, но на мгновение готов был поклясться, что Чимин сжал его руку в ответ. Раб посидел еще несколько минут, прежде чем встать. Ноги еще дрожали, но было лучше. Юнги хотел спросить, в порядке ли они уже, но раньше, чем он смог хоть что-то сказать, Чимин развернулся к нему с фальшивой улыбкой, сообщая, что всё просто отлично, что он предназначен для этого, и Юнги пожелал, чтобы это было не так. Он не должен был об этом думать. Мин не должен был смотреть на него, когда тот вернулся, когда одел его, когда накрыл ему завтрак, и впервые за долгое время они не разговаривали, пока Юнги ел. Тем не менее, он сказал Чимину прийти после его дел для их урока чтения, и Юнги надеялся, что до тех пор что-то, ставшее между ними словно невидимая стена, исчезнет, и он надеялся, что перестанет думать об ощущении маленьких, огрубевших рук Чимина в его. Юнги не был уверен, как это произошло, но через несколько дней истории Чимина перестали действовать. Теперь он слушал полный рассказ и ему приходилось притворяться спящим, ожидая звука затворяющейся за Чимином двери, а затем садясь и снова оказываясь наедине с тишиной и звездами. Отношения между ними стали лучше после той ночи, когда Чимин заснул на его кровати. За несколько часов чтения Чимин снова расслаблялся, и Юнги хотелось бы сказать то же самое. Однако он просто научился откладывать это на задворки сознания, и в основном это работало лишь до того, как Чимин начинал оживленно смеяться, написав короткое предложение правильно, и Юнги чувствовал тяжесть на груди, пока не отворачивался, чтобы стереть оставленное в нем изображение Чимина. Он был снова очень уставшим: сон не приносил никакого отдыха, но он продолжал делать вид, что засыпает от голоса Чимина, может, желая, чтобы это снова случилось. Единственный плюс был в том, что он наконец слышал конец колыбельных, и они всегда заканчивались на счастливой ноте. Юнги было интересно, как много самого Чимина было за этими выдуманными словами. И вот когда Юнги всё так же не получалось заснуть даже две недели спустя, его настроение совсем упало. Особенно в день, когда он совсем не спал и к приходу Чимина утром уже встал и оделся, просто сказав тому, что сам проснулся. Должно быть, Чимин заметил, что у него плохое настроение, потому что практически всё время молчал, и внезапно каждая мелочь казалась янбану ужасно раздражительной. Его раздражало, когда раб дольше, чем обычно убирал чай, и Юнги не следил глазами за его руками. Звук чашек при их соприкосновении был слишком резким, Чимин, трогающий свои волосы, был надоедливым, Чимин, просто сидящий там тихо, выводил из себя. — Мне надо заняться важными уроками сегодня, поэтому позаниматься вместе не получится. Тебе лучше пойти на улицу и помочь остальным в саду, — Юнги удивил даже себя, когда сказал это, и заметил, как плечи Чимина поникли. Тот поклонился ему, прошептав тихое «да, Господин», прежде чем покинуть комнату, и это заставило его чувствовать себя еще хуже. Юнги взялся за учебу, открыв дверь в сад перед тем, как сесть и начать читать, но вскоре понял, что буквы расплываются перед глазами и он не может ничего удержать в голове. Это был ужасный день, он действительно всё в нем ненавидел. Со вздохом он посмотрел налево, в сад, и, разумеется, Чимин оказался прямо у него на виду. Было позднее лето, поэтому солнце уже сильно пекло, Чимин приводил в порядок цветы в другой одежде, которая, вероятнее всего, запачкается, её рукава были короче, чем в обычной. Юнги наблюдал за его работой. Наблюдал, как он таскал большой мешок земли, наблюдал, как он выдергивал сорняки, мышцы на руках вздувались, когда приходилось прилагать больше силы, проступали вены, а одежда сбивалась, обнажая ключицы больше. Юнги отвел взгляд и даже не попытался снова начать читать. Вместо этого он лег на спину, смотря в бледный потолок, и в итоге его глаза закрылись. Должно быть, он долго проспал, потому что снова открыв глаза, увидел, что на улице было темно, хотя воздух всё еще был удушающе жарким. Юнги растерянно осмотрелся, не понимая, как могло быть уже так поздно, ведь это значило, что он проспал и ланч, и обед. Юнги надавил руками на лицо и сделал глубокий вдох, прежде чем дать упасть им по бокам, и когда левая рука дотронулась до чего-то теплого, он заметил Чимина, сидящего рядом на кровати и смотрящего на него с небольшой улыбкой. — Чимин? Что ты здесь делаешь? – горло Юнги пересохло, он попытался его прочистить, но, кажется, сделал только хуже. — Вы заснули за учебой. Я отнес Вас в кровать. Вы не говорили мне, но я знал, что в последнее время Вы не можете нормально спать, — Чимин выглядел грустным, его зубы покусывали нижнюю губу, и Юнги растерялся, потому что был уверен, что хорошо это скрывал. Что-то в этом всём казалось странным, расплывчатым, будто неправильным, но он не мог понять что. Во всяком случае всё выглядело в порядке. — Господин Юнги, — Чимин сказал шепотом, нерешительно шевельнул рукой и вдруг взял Юнги за руку, грубая кожа была горячей по сравнению с его. – Мне жаль, что вам нехорошо. Э-это должно быть моей работой – заботиться о Вас. Но я не справился, — Юнги хотел возразить, хотел сказать, что Чимину вряд ли удастся заставить сон неожиданно прийти, но каким-то образом не смог сказать ни слова, как ни пытался, в горле было слишком сухо. — Господин, я хочу кое-что попробовать. Загладить свою вину. Можно? – Чимин просто шептал, не двигался и не отпускал его руку, пока Юнги слабо не кивнул, не понимая, к чему тот ведет, всё еще немного сбитый с толку всей ситуацией. Чимин отпустил его руку, чтобы переместиться ниже на кровати, и вдруг опустился на колени, склонившись над Юнги, одна рука скользнула под покрывало и огладила его голую ногу. Юнги ахнул от неожиданного касания, глаза распахнулись, и он зашипел, когда раб не остановился и дотронулся прямо в самом интимном месте. Огрубевшая рука огладила ногу, скользя под одеждой, прошлась по животу, а ногти нежно царапнули кожу, не раня, а посылая тяжелое чувство в низ живота. Юнги выпустил дрожащий выдох, и ему стало интересно, почему он ничего не говорит и почему не останавливает Чимина. — Я заставлю Вас чувствовать себя хорошо, я сделаю Вам приятно, — пробормотал Чимин, голос ниже, чем обычно, и он придвинулся ближе к Юнги, другая рука откинула покрывало, теперь обе руки были на нем, и затем одна обхватила его возбуждение, этого было достаточно, чтобы Юнги сел, выпуская тихий стон, что, очевидно, побудило Чимина продолжить. — Вам нравится, Госпо… — Не называй… не называй меня так. Говори мое имя. Только мое имя. Чимин поднял на него взгляд, рука еще обхватывала плоть, слегка сдавливая, что практически заставило Юнги плакать, и глаза Чимина выглядели темнее, чем он когда-либо видел, тот ухмыльнулся, языком облизывая губы. — Юнги. — Да… — Юнги, Юнги… Гос…нги…Г… — Господин Юнги! Юнги подпрыгнул от внезапного громкого голоса, и, когда его глаза распахнулись, он увидел нестерпимый свет. Он выпустил низкий стон, его очень утомляло чувствовать растерянность каждый раз, как он поздно вставал. Наконец ему удалось сесть, и он обнаружил Чимина, сидящего рядом на коленях с подносом в руках, и теперь Юнги понял, что произошло. Это был сон. Он, проснувшийся вечером, Чимин на его кровати, Чимин, трогающий… это всё было сном. — Прошу прощения, что прервал Ваш сон, Господин. Если хотите поесть позже, я могу отнести это обратно и подготовить Вас к короткому отдыху? – Юнги не смотрел на Чимина, пока сидел, лишь качнув головой, и он смутился, заметив, что всё еще был возбужден. — Нет, я не должен был заснуть. Раскладывай еду. Чимин выполнил приказ, Юнги старался не смотреть на него, но не смог не заметить, что он переоделся и что от него пахло мылом, а кончики волос были еще сырыми, словно он только вышел из ванны. Чимин заметил, что на него смотрят, когда разложил все тарелки на стол, и, когда они пересеклись взглядами, раб ярко улыбнулся, Юнги лишь отвел глаза и начал есть. — Г-господин? Могу я спросить Вас? – Юнги продолжил жевать, стараясь не поднимать на него взгляд, и кивнул. — У Вас снова проблемы со сном? Мои рассказы не работают, верно? – палочки для еды застыли над тарелкой, и он наконец поднял на Чимина глаза и повернул к нему голову. Тот сидел на коленях немного дальше, чем обычно. — Я в порядке, Чимин. Не о чем беспокоиться. — Господин… — Я ненавижу повторяться, ноби, — Юнги пожалел о своих словах, как только они сорвались с губ. Его тон был резким, а голос слишком громким, и он увидел, что Чимин заметно вздрогнул и сразу же сжался, словно пытаясь спрятаться от него. Юнги хотел извиниться, но вместо этого отвернулся и продолжил есть. Хозяин никогда не извиняется перед рабом. Они не особо много говорили за весь оставшийся день, и Юнги мог видеть, каким Чимин был напряженным. Он всё так же выполнял свои обязанности, для Мина и по дому, и обычно бы спросил, может ли он почитать с ним в комнате на тот случай, если у него появятся какие-либо вопросы, но сегодня он этого не сделал. Когда же Юнги опустился на кровать, то заметил, что Чимин колеблется, и он потянулся и взял его за руку, притягивая ближе. Прости. «Не забудь про свою историю». Это не твоя вина. Она моя. Небольшая улыбка появилась на лице Чимина, и всё его тело расслабилось, как только он сел и сразу же начал рассказ. Никто из них не убирал руку. Юнги опять притворился спящим, и в этот раз он был уверен, что Чимин сжал его руку, прежде чем отстраниться и покинуть комнату, тихо произнеся «Спокойной ночи, Господин Юнги». Была перемена. Чимин не мог точно понять, но отношения между ним и его хозяином изменились еще с того дня, как они ходили на рынок, и даже еще больше, когда Чимин начал рассказывать ему истории перед сном. Бывали хорошие и плохие времена. В один момент Юнги смотрел на него с мягкой улыбкой, втягивая в разговоры и много улыбаясь ему, и эти моменты длились долго, порой днями. Но в другой день Чимин мог увидеть его напряженное состояние, мог ощутить, как его настроение падает, и хоть он знал – его в этом уверяли бесчисленное количество раз, - что Юнги никогда не ударит его, эти дни всё же пугали его. Он не должен бояться своего хозяина, он понимал, но не мог ничего с этим поделать. А теперь уже несколько недель Чимин знал, что Юнги больше не засыпал от его голоса. Он знал, что тот только притворялся, но брал его руку – новое открытие, что оставляло в нем смешанные и запутанные чувства, – чтобы он остался. Чимин желал ему как-то помочь, убрать тени под его глазами, вернуть в то время, когда он вправду спал и каждое утро был в хорошем настроении. Чимину нравилось видеть Юнги веселым, потому что, даже если тот сам не признавался, Чимин знал, что глубоко внутри его хозяина была какая-то печаль. Печаль и, возможно, немного одиночества, судя по тому, как проходили его дни. Юнги в основном был дома и занимался учебой. По крайней мере один раз в неделю Хосок заходил на чай. В очень редких случаях Юнги прогуливался по садам и иногда навещал брата. Он ни разу не ходил повидаться с родителями, и Чимин понимал, что их отношения были более сложными, чем Юнги описывал. Но кроме Хосока никто не приходил к нему. Поэтому было неожиданно, когда один из слуг оповестил о прибытии двух гостей, и, когда Чимин вышел поприветствовать их, он увидел Намджуна и его жену Чонги. Он низко поклонился им и повел в одну из чайных комнат, приказав другому рабу приготовить чай, а затем пошел сообщить Юнги, ощущая некоторое беспокойство. Он еще недостаточно хорошо знал Намджуна, хотя и знал, что он дорог Юнги, но нехорошее предчувствие было в основном из-за Чонги. Он всё еще помнил, как она назвала его на свадьбе. Шавка. Когда он сказал Юнги о гостях, тот последовал к ним и вежливо поприветствовал. Чимин сел у двери, а другой слуга, расставив чай, покинул комнату. — Мне надо с тобой кое о чем поговорить, можем мы пойти в твой кабинет? Наедине? – спросил Намджун, Юнги кивнул и поднялся, выходя и говоря Чимину подать госпоже еще чая. Чимин сглотнул беспокойство – особенно от того, что мог ощутить глаза женщины, всё время смотрящие на него – и подлил еще чая в ее чашку, собираясь вернуться на свое место, когда она неожиданно обратилась к нему. — Ты личный слуга Юнги-ши, верно, ноби? – на секунду Чимин был слишком поражен, чтобы ответить. Он не ожидал, что она заговорит с ним, поэтому сел на колени лишь немного поодаль от стола, а не возле двери, и поклонился, прежде чем заговорить. — Да, Госпожа, — Чонги хмыкнула, Чимин всё еще чувствовал на себе ее взгляд, и это посылало дрожь по его спине. — Теперь ты симпатичный для низкорожденного. Скажи, ты бы предоставил и мне свои услуги? – Чимин в удивлении поднял голову и уставился на нее, не зная, что ответить, открывая и закрывая рот. — Что? Ты не можешь говорить? Может, ты умственно отсталый? – ее слова резали словно нож, и он быстро замотал головой, отводя глаза. — Нет, Госпожа. — Тогда ответь на вопрос. Или ты можешь говорить только два слова за раз? Может, ты вообще дурак? — я не дурак, думал он, я не тупой. — Я личный слуга Гос-господина, т-так что не могу от-ответить… о-он должен… Вам сле-следует спросить его? — Ты говоришь мне что делать, шавка? – Чимин отклонился назад, когда она подняла голос, и быстро затряс головой, ему хотелось убежать, он не чувствовал себя здесь в безопасности. — Звучит именно так. Я почти потеряла интерес. — Я-я-я ли-личный слуга… — Боже, ты бесполезен. — Я не… — он услышал это раньше, чем почувствовал. Громкий хлопок и затем ничего, тонущее чувство, и он упал назад, только поймав себя руками, тут же отозвавшимися жжением от резкого столкновения с деревянным полом, острая боль охватила половину лица. Она ударила его. Она ударила его, ударила его, ударила его, он был снова здесь. На земле, потому что провалился, потому что был бесполезен, не смог сделать правильно, и она ударила его, он не мог дышать, его глаза были влажными, а взгляд расплывчатым, и он не мог дышать, он не мог… — Теперь ты плачешь, как какой-то ребенок? Какой позор, я бы умерла от стыда, если бы у меня был такой раб, как ты. Не важно, я забираю свое предложение, — она была права, она была права, он был позором, таким постыдным, таким бесполезным. Чимин как-то поднялся на ноги и выбежал из комнаты, потому что как он мог остаться, он не мог, ему надо было спрятаться, он был не в безопасности, он не мог дышать. Каким-то образом он дотащился до своей комнаты, и его ноги рассыпались под ним, всё его существо рассыпалось, он упал на пол и повернулся на бок, подтягивая колени к груди, и он всё еще не мог дышать, не мог прекратить содрогаться и рыдать. Чимин не знал, как долго он оставался вот так, он даже не понял, что кто-то ворвался внутрь, звал его имя, и он вынырнул из своего разума, заполненного шепотом «бесполезный, бесполезный, бесполезный», только когда руки приподняли его и внезапно обняли, прижимая к груди. — Чимин, Чимин, мне так жаль. Господин нарушил свое обещание, он не позаботился о тебе, — это был Юнги. Юнги держал его, мягко говорил ему на ухо, поглаживал его спину и шею, и Чимин заплакал еще больше, потому что как его хозяин был способен вообще на него смотреть? — Я нарушил свое обещание. Господину так жаль. Это больше никогда не повторится. Дыши со мной, Чимин. Считай мое дыхание, — Чимин закрыл глаза, презирая себя, зарылся лицом глубже в грудь хозяина и считал каждый ее подъем и опадение, считал их и старался подстроить свои вдохи. Рука всё еще нежно поглаживала его спину, и только когда Чимин пришел в сознание и смог понять, что происходило, то отстранился и уставился на Юнги в удивлении. Их лица были так близко, что Чимин мог почувствовать его дыхание, мог попробовать его, и он никогда не видел, чтобы Юнги так на него смотрел, никогда не видел такую боль в его глазах, и Чимин понял, что она за него. Никто никогда не чувствовал к нему такое. — Я никому никогда не позволю снова тебя тронуть, ты понимаешь меня, Чимин? — Н-но…я заслу… — Нет. Она тронула то, что ей не принадлежит, — Юнги убрал руки и обхватил ими лицо Чимина, придвигая его еще ближе, пока они не столкнулись лбами. — Ты мой, Чимин. Никто не смеет трогать тебя. — Я… Я Ваш… — Да, мой. Чимин глубоко вдохнул, и потекли новые слезы. Юнги стер их большими пальцами, однако они не останавливались. Но он плакал не из-за того, что его ударили. Плакал не из-за своей никчемности и не из-за Чонги. Он плакал, потому что понял, боги и небеса, он понял, что любил Мин Юнги.