POV Анастейша
Спустя долгие серые дни с Джоном, которые мне казались вечностью, я, наконец-то, поняла, что означает
быть счастливой. Первое время было страшно, что в любой момент восхитительная сказка закончится, я вновь стану узницей, вещью, которой просто владеют и пользуются, когда вздумается. Кристиан всеми силами старался избавить меня от этого ощущения, все больше и глубже погружая в другой мир — мир, полный любви и заботы.
Полтора года назад я и подумать не могла, что можно так жить. Не работать, но при этом чувствовать себя нужной, знать, чем себя занимать день ото дня. Мы жили в квартире любимого, и этого было достаточно. Только он и я в нашем собственном мирке, где никто не мешает. Правда, ему все же приходилось покидать меня на несколько часов, чтобы уладить дела с работой. Кому-то из нас все же приходится добывать средства для жизни. Он уволился из агентства телохранителей, более не желая кого-либо охранять. Кроме того, для этого была веская причина. Также уйти его попросила я, потому что боялась потерять из-за какого-то несчастного случая, когда он будет охранять очередного клиента.
Я узнала, что беременна. Эта новость заставила нас подумать о том, чтобы изменить строение нашей жизни. Как-то придя домой после визита к доктору Грин, Кристиан посмотрел на квартиру и выдал заключение, что здесь нам будет тесно, поэтому нужно продать ее и купить дом побольше. Да, именно дом. Со своим садом и задним двориком, чтобы можно было поставить качели и посидеть на траве летом.
Мы переехали на остров Бейнбридж в небольшой двухэтажный коттедж неподалеку от его родителей. Мы сделали ремонт, обустроили все так, как хотели вместе. Начали подготавливать детскую комнату в нейтральных тонах, ведь пол малыша был в тайне. Время бежало невероятно быстро, поэтому Кристиан позаботился в первую очередь о кроватке и, чтобы она не пустовала, усадил туда своего плюшевого мишку, которого забрал из своей старой комнаты.
Тедди будет дожидаться своего нового владельца.
А потом мистер Грей напомнил о том, что все же следует нам узаконить отношения. Кажется, я и впрямь расслабилась и позабыла обо всем, кроме своих желаний. Спустя пару недель после переезда в новый дом мы поженились, и
мой муж устроил мне сюрприз, которого я вовсе не ожидала, — он повез меня в медовый месяц.
В Париж!
Уже несколько дней мы наслаждаемся хорошей погодой в романтичном городе, бродя по улочкам и обнимаясь, не выпуская друг друга из рук. Просто невозможно оторваться, а любовь словно витает прямо в воздухе! Повсюду невероятный запах цветов, дома заливаются красивыми красками. Возможно, я слишком погрузилась в наш собственный мир, но мне плевать на все остальное. Я счастлива. Здесь и сейчас.
— Хочешь еще мороженого? — улыбнулся Кристиан, притянув меня в свои объятия, когда мы остановились в парке.
— Нет, — я помотала головой в отрицании, — я уже объелась, — хихикала я. — Мне даже немного тяжело, кажется, малыш тоже наелся, он спит, — я провела рукой по выпирающему животу.
— Поверить не могу, миссис Грей, — любимый положил свою руку поверх моей, — мы —
муж и жена — скоро станем родителями.
— Думаешь, у нас один сон на двоих? — прошептала я и посмотрела в его глаза. — Или это все же реальность?
— Не знаю, но мне здесь нравится, — последнее слово он растянул, будто бы пропел своим бархатным голосом, и нежно коснулся моих губ в поцелуе. — Я люблю тебя, детка.
— И я тебя люблю, милый, — отстранившись от Грея всего на пару дюймов, я повела его дальше вдоль площади.
Мы продолжали идти, держа руку друг друга, хихикая из-за каких-то пустяков. В этот момент трудно было поверить, что столь прекрасный и радостный медовый месяц может быть разрушен всего лишь за час-полтора. Первые толчки Комочка я услышала в конце семнадцатой недели, незадолго до свадьбы. Кристиан невероятно радовался этому, устроил праздник, едва ли не на руках носил. С тех пор я периодически ощущала пинки младшего Грея. Внутри появлялось некое приятное щекочение, от которого тянуло улыбаться и смеяться. Просто не заметить их было не возможно, я еще не привыкла к этим ощущениям.
— Почему ты нахмурилась, Ана? — вдруг спросил Кристиан. — Что-то не так? Ты хорошо себя чувствуешь?
— Не знаю, — вздохнув, я пожала плечами и продолжила медленно идти вперед. — Я уже несколько дней не ощущаю нашего крошку, просто тревожно немного.
— Он ведь еще не большой, поэтому ты не всегда чувствуешь его, — знаю, он хотел меня успокоить, но вышло не совсем убедительно.
— Раньше он пинал меня хотя бы раз в день, как бы напоминая о себе:
«Мама, я здесь!", а сейчас ничего, понимаешь? Вдруг с ним что-то случилось?
— Малышка, не накручивай себя, — мужчина подвел меня к лавочке и усадил, чтобы мы могли немного передохнуть от пешей прогулки. — Вернемся в Сиэтл и обязательно сходим к доктору Грин, ладно?
— Хорошо, — выдохнула я, прижавшись к груди мужа.
Пока шла, я ничего особенного не замечала, однако, сев, я ощутила резкую тянущую боль внизу живота, которой ранее не бывало. Господи, вечно придумаю себе чего-нибудь, а потом мне кажется то, чего нет на самом деле. Прогоняя дурные мысли, я пыталась продолжать наслаждаться прекрасным днем. Выходило с трудом. Потому что боли продолжались.
— Ана? — Кристиан слегка отпрянул от меня и опустил взгляд вниз.
— В чем дело? — я проследовала за его взглядом и на своих белых брюках заметила промокающее пятно крови между ног. — Боже! Кристиан!
— Тише, малышка, только не паникуй! — взяв меня под руку, он поднялся и повел меня в сторону дороги. Но ноги были словно ватные, а сознание медленно покидает меня, забирая в темный омут…
End POV Анастейша
POV Кристиан
Я не сразу понял, что происходит, однако довольно быстро среагировал и подхватил любимую на руки. Пришлось тормознуть такси и сказать, чтобы без остановок ехал в ближайшую больницу. Времени вызывать скорую уже нет: пока они приедут, будет уже поздно.
Таксист несся сломя голову и не останавливаясь даже на красный свет. Я пообещал ему оплатить все штрафы, лишь бы он быстрее доставил нас в приемное отделение. В дороге я пытался привести Ану в чувство, но она не реагировала. Проклятье! Меня сковал страх, тело пробрала дрожь. Скорее всего что-то с ребенком. Ана не переживет, если он не выживет. Хотя я буду страдать не меньше нее, ведь это и мой малыш.
— Приехали, — оповестил меня мужчина, остановившись около городской больницы.
Судорожно вкладываю ему в руки несколько мятых купюр и выхожу из машины, беру малышку на руки и бегу в здание. Спиной прохожу в широкие стеклянные дверь и подхожу к медсестре на ресепшене.
— Нам нужна помощь, у моей жены кровотечение. Она беременна, двадцать недель, — на ломаном французском быстро тараторю девушке, которая уже вызывает команду.
Спустя пару мгновений около нас материализуются два медбрата и врач. Пока Ану укладывают и куда-то увозят, ко мне подходит доктор с банальными расспросами.
— Доктор Дион. Это Ваша жена?
— Да
— Что произошло? — спрашивает он по-французски.
Что произошло? Да по сути — ничего! Мы просто гуляли в парке и началось кровотечение!
— Мы гуляли в парке, отдыхали. Все произошло так внезапно, — пересказываю ему свои мысли.
— Она упоминала плохое самочувствие?
— Ана говорила, что несколько дней не чувствовала толчков. Что с ней?
— Я должен осмотреть ее, — торопясь по коридору говорит врач.
— С ней и ребенком все должно быть хорошо! — схватив его за лацканы халата, едва сдерживаю свой гнев. Они с малышом должны быть в порядке.
— Я сделаю все, что в моих силах, — сглатывая, произносит мужчина, и мне приходится его отпустить.
Как же, сделает все, что в его силах. Остается надеяться, что местные врачи не хуже наших и знают свое дело. Нервно пропускаю пальцы сквозь волосы и прислоняюсь к стенке. Просто замечательное свадебное путешествие, Грей.
В течение нескольких часов хожу вдоль коридора. Около сорока минут назад ее отвезли в операционную; видел, как медсестра заходила туда с пакетами крови. Неужели она так много потеряла, что потребовалось переливание? Только бы они были в порядке, — повторяю слова, как молитву, надеясь, что Бог услышит меня.
— Месье Грей, — позади себя я услышал голос и тут же обернулся. Это был доктор Дион.
— Да, как моя жена? Ребенок? — сердце на мгновение замерло в ожидании ответа.
— Мне очень жаль, но мальчик не выжил. Ваша жена потеряла много крови, сейчас она спит в палате.
Мальчик…
Он не выжил, произошел выкидыш. Ана потеряла много крови и сейчас спит в палате. Моя малышка! Не могу поверить! Все же было хорошо! Как это случилось? Мы не могли потерять его. Это был наш сын!
— Но почему? Все ведь было в порядке…
Врач объясняет, что несколько дней назад у нее началась отслойка плаценты, было внутреннее кровотечение. Поэтому ребенок прекратил толкаться. Плацента отслоилась на половину площади соприкосновения, при этом неизбежна внутриутробная гибель плода. Когда мы уже ехали в больницу, было поздно.
Поздно…
— Когда я смогу ее увидеть? — хочу быть рядом с ней, она нуждается во мне сейчас как никогда раньше.
— Вы можете сейчас пойти к ней, — говорит Дион и добавляет. — Она будет спать еще несколько часов. Когда проснется, желательно, чтобы вы были рядом. Ей нужен будет кто-то близкий, чтобы успокоить, кому она доверяет. Потерять ребенка на таком сроке… больно как физически, так и морально.
Глаза затягивает влажной пеленой, картинка мутнеет, когда я иду к своей любимой. В голове не укладывается мысль, что мы потеряли нашего малыша. Он погиб внутри нее. Не по халатности врачей, не потому что родился слабым. Как сказал доктор Дион, отслойка могла произойти по разным причинам, а иногда их может быть сразу несколько. Уже нельзя сказать точно, что повлияло. Если бы она обратила на это внимание раньше, возможно, еще можно было бы спасти малыша.
Когда вхожу к Анастейше, не могу сдержаться, все же слезы срываются и катятся по щекам, а в горле собирается ком. Подхожу к ней, глажу по любимому личику, понимая, какая это для нее — для нас обоих — трагедия. Мы так хотели ребенка, очень ждали его. Как оказалось, это был мальчик. Мой наследник…
***
— Кристиан? — сквозь сон слышу тихий голос любимой.
Открываю глаза и понимаю, что уснул в кресле неподалеку от ее кровати. Подхватываюсь и подхожу к малышке. Ее глаза на мокром месте, вероятно, она уже поняла, что произошло. Но мои губы немеют в попытке хоть что-то сказать. Я просто прижимаю ее голову к себе, поглаживаю по волосам. Больше ничего не могу сделать, потому что горло обжигает дикой, невыносимой болью потери.
— Что случилось? — всхлипывает она, поднимая на меня свой взгляд. Смотрит с надеждой, что я скажу ей, будто все хорошо, ничего страшного не произошло. — Где мой малыш? — сипит ее голос, он срывается. — Почему я не чувствую его присутствия? Кристиан, где он? — она берет меня за край пиджака и сжимает его в кулаке, требуя ответа.
— Детка, — присаживаюсь напротив нее, беру ее холодные ладони в свои, — мне жаль, очень-очень жаль… Нашего малыша… больше нет с нами.
— Нет, — она мотает головой в отрицании, — нет, ты врешь! Я не могла потерять его! — она отталкивает меня руками.
— Хотел бы я, чтобы это был лишь кошмарный сон, Ана, только это не так, — стараясь держать себя в руках, произношу я. Анастейша начинает рыдать, пряча лицо в ладонях. — Любимая, — придвигаюсь к ней, обнимаю, крепко-крепко прижимая к себе, — я рядом, здесь. Я с тобой, — глажу ее по волосам.
— Нет…
— Знаю, что тебе больно. Мне тоже больно, я любил его не меньше тебя, — думаю, лучше ей не говорить, что это был мальчик. Это лишь сильнее расстроит ее. — Я хотел этого ребенка, как и ты.
— Это все моя вина… Моя вина! — сильнее заплакала Ана.
— Ты не виновата, все хорошо…
— Ничего не хорошо, Кристиан! — закричала она, оттолкнув меня.
— У вас все в порядке? — заглянула медсестра, спросив по-английски с явным французским акцентом. — Она немного не в себе, переживает, — сказала девушка, посмотрев на меня. — Я введу ей успокоительное, и она отдохнет. Ей нужно набраться сил.
— Конечно, — произнес я и прижал кулак ко рту.
Моя бедная малышка…
***
Всю дорогу она молчала. Несколько дней в больнице она еще говорила со мной. Я едва уговаривал ее хоть немного есть, потому что она отказывалась наотрез. Покинув больницу через неделю после происшествия, мы отправились сразу в аэропорт. О билетах я позаботился, а вещи забрал из отеля. Полет прошел в тишине, она просто держала мою руку, а после уснула на плече, иногда вздрагивая от кошмаров. А я не мог отключиться ни на мгновение, в мыслях крутились слова врача.
Мальчик не выжил.
Когда мы сели в такси в аэропорту, ситуация повторялась. Ана лишь переплела пальцы с моими и смотрела, как капли дождя скатывались по стеклу. Мой отец ждал нас с машиной на причале, чтобы подбросить до дома. Я звонил ему из аэропорта, просил, чтобы он встретил и просто ничего не говорил. Моя жена сейчас в таком состоянии, что вряд ли к ее сознанию проникнутся слова соболезнования. К тому же, ни моя мать, ни тем более мой отец не могут знать, через что мы проходим. Они не испытывали эту боль от потери еще не родившегося ребенка; жгучую боль, сковывающую все тело, от понимания, что уже ничего не исправить.
Анастейша ушла внутрь дома, а я относил наши вещи в комнату. Попрощавшись с отцом, я решил найти любимую и узнать, чего она хочет. На первом этаже ее точно нет, а вот на втором… Я догадываюсь, где она может быть, если не в нашей спальне. Поднимаюсь по лестнице, и, как я и думал, дверь в детскую открыта.
Она стоит посреди комнаты, плачет, прикрыв рот рукой, а другой обнимает себя. Она еще не скоро отойдет, знаю, на это требуется время. Более того, она никогда не забудет свою первую беременность, окончившуюся так трагично. Мы будем вспоминать этого малыша до конца своих дней.
— Детка, — подхожу к ней и обнимаю сзади, обвиваю руки вокруг нее, прижимаю к себе, — зачем ты делаешь себе еще больнее? — шепчу ей на ушко.
— Мне здесь не больно, Кристиан, — хрипло ответила она тихим голосом. — Мне кажется, будто малыш здесь, спит в кроватке рядом с Тедди.
— Да, он здесь, — соглашаюсь, потому что знаю, спорить или убеждать в обратном — лишь расстроит ее. Она привыкнет, свыкнется с мыслью, что нашего ребенка больше нет.
— Ана, ты голодна? — глупый вопрос, ведь я подозреваю, что она ответит. Но я должен был спросить. Последний раз она пила в самолете чай с мятой, есть что-либо отказалась. — Тебе нужна еда, чтобы поправиться.
— Я не хочу, — произнесла она, мягко выпутываясь из моих объятий. Ана подошла к кроватке и наклонилась вниз за моим мишкой, который так и не дождался малыша. Я так хотел рассказать нашему ребенку, что эта игрушка была моей, и я оставил ее для него. А теперь в груди пустота.
— Пойдем в комнату, — я аккуратно положил руку на ее плечо и потянул к себе. — Возьми Тедди с собой.
К моему удивлению, она безоговорочно согласилась, правда выходила из детской не спеша. Я уложил ее на нашу кровать, и любимая свернулась калачиком, обняв плюшевую игрушку, вновь всхлипывая. Она сейчас поплачет и успокоится, это лучше, чем держать боль внутри. Также я знаю, что она обязательно уснет через несколько минут. Я приготовлю ужин и, когда она проснется,
я буду рядом.
Я не торопился уходить на кухню, а прилег рядом с ней. Когда она рядом, я все-таки спокойнее чувствую себя. Обнимаю ее со спины и прижимаю к себе, она удобнее мостится. Вдыхаю аромат своей малышки, представляя то тепло и уют, который исходил бы от младенца. В горле собирается ком, глаза печет от слез, но я лишь тихо сглатываю, чтобы она не услышала. Я должен быть сильным для нее.
Услышав ее ровное сопение и поняв, что Ана уже спит, я аккуратно поднялся с постели и отправился на кухню, чтобы приготовить ужин. Надеюсь, мне все же удастся ее накормить полноценно. Решаю приготовить овощное рагу, а для этого мне нужно подготовить продукты.
Я осознал, что по щекам стекает влага, но вовсе не от того, что я режу лук. Меня душит боль, воздуха критически мало в легких. А сердце заходится в бешеном ритме, и я не в силах его унять. Картинка перед глазами становится размытой, и от бессилия я бросаю нож на тумбу. Сажусь на пол, упершись спиной в кухонный шкаф. Согнув колени, кладу на них руки и прячу лицо.
Мой сын мертв! И я ничего не мог сделать! Ничего! Было уже поздно. Не могу остановить поток слез. Я не могу в это поверить. Почему из всех людей на Земле, именно мы потеряли нашего малыша? Ана, которая столько пережила от ублюдка Спенсера, или я, столько лет искавший свою любовь, побывавший на пороге смерти ради нее. Почему мы просто не можем быть счастливы, как все?
Пусть Ана успокоится, придет в себя; я отвезу ее к доктору Грин и узнаю, почему так случилось. Сраная отслойка плаценты! Почему никто не сказал, что есть такая угроза? И не дай Бог я выясню, что к этому причастен Джон, — ведь не могло его обращение к ней пройти бесследно, слишком много он ее бил и насиловал, — клянусь, я сделаю все, что в моих силах, дабы эта мразь из тюрьмы так и не вышла.
