Время падших королей

      — Если все Мевраны такие, то Элерис нечего бояться: до свадьбы никто из них не доживет.       Я закатил глаза и с трудом удержался, чтобы не кинуть куском хлеба в Алавара. Но слишком устал для этого. Да и есть хотелось.       — Нет, я серьезно, — продолжал подначивать Верховный Маг. — Ну скажи, что я неправ.       — Я не собираюсь обсуждать организаторские способности будущего лорда Меврана.       — Да леди Ашайя еще его переживет! Но я рад, что не он поведет людей, а ты.       — Кажется, тебе стоит вспомнить, каково это, светские беседы. Сейчас не очень справляешься.       — Так и мы не на приеме.       Это было правдой, но я радовался даже сомнительным удобствам временного лагеря Мевранов — всё лучше, чем бесконечная тряска в седле последних недель.       Когда мы договорились с леди Ашайей, ее люди придвинулись к границе владений Мар-Шайалов — достаточно, чтобы показать свои намеренья, но не переходя черту. Они ждали нас: меня, Алавара и наш небольшой отряд гвардейцев. И Джагена.       Катарис Мевран, старший сын леди Ашайи оказался немногословным, неглупым, но ужасным руководителем. Мы прибыли с утра и почти весь день я наводил порядок среди людей, пытаясь выяснить точное количество, наладить поставки провизии и выгнать пару шлюх из палатки сына Катариса — восемнадцатилетнего Венара.       Конечно же, смотря на этого мальчишку, впервые покинувшего родовой замок, я не мог отделаться от мысли: вдруг именно его леди Ашайя планирует в мужья Элерис? Я не знал. Но не мог не признать, что больше гонял Венара из-за этого, а вовсе не по причине его командования одним из отрядов.       Мы не говорили с Алаваром, пока готовились к отправлению из Тарна — было не до того. Но в первый же день он спросил:       — Почему ты так спокоен? Элерис выйдет замуж.       — После Канлакара, — пожал я плечами. — Кто знает, что будет после Канлакара?       — Полагаешь, леди Ашайя передумает?       — Или я умру, и меня это волновать не будет.       Алавар тогда только скривился: он не любил шуток о смерти. Возможно, потому что слишком долго воспитывался магами, которые не верили, что для них будет что-то за гранью.       Сейчас же мы, наконец, сидели в палатке, которую любезно предоставил мне Катарис Мевран. Алавар притащил две миски странной каши и хлеба, но я был так голоден, что меня мало волновало, что именно я ем.       — Как маги? — спросил я. — Они прибыли?       — Попробовали бы возразить Верховному Магу! Но не так много, как я рассчитывал. Кое-кто уже двинулся на юг, зная, что они понадобятся в Канлакаре. Многие в Тарне, мне казалось, нет смысла брать их с собой. Может, и стоило…       — Сколько?       — В лагере четверо с земель Мевранов, еще двое прибыли из владений Мар-Шайала.       — Почему так мало? Кто-то остался с Уртаром?       Лицо Алавара ожесточилось.       — Да, трое. Они ослушались приказа Верховного Мага, и, если будут сражаться против нас, мы их убьем.       — Но в любом случае стоит рассчитывать, что у нас шестеро магов и ты, а на стороне Уртара трое. Что касается остальных людей…       — Давай завтра, Киран. Сегодня лучше хорошенько выспаться на чем-то, что хотя бы похоже на кровать. А завтра начнем строить планы наступления.       Он действительно выглядел усталым, и я подумал, что Алавар прав. Мы почти загнали не только коней, но и себя — и всё равно казалось, что слишком опаздываем.       — Ты навел порядок в этом балагане? — спросил Алавар, отставляя пустую миску.       — Начал. Завтра продолжу. Катарис Мевран пустил всё на самотек.       — Вот я и говорю, с таким подходом он долго не проживет. А что Джаген? Я его весь день не видел.       — Повезло. Он крутился у меня под ногами. Пытался помочь, но больше мешал.       — Просто учись работать в команде, Киран.       Я был близок к тому, чтобы запустить в него последним кусочком хлеба, и Алавар явно это почувствовал. Он рассмеялся, а потом поднялся, потянувшись.       — Я так понимаю, встаем с рассветом?       — Да. Хорошо бы. У нас много дел.       — Тогда я спать.       Уже выходя из палатки, Алавар все-таки обернулся и подмигнул:       — Из тебя вышел бы плохой король — тиран!       Он увернулся от полетевшего куска хлеба, и я услышал его смех снаружи.       Илдан Илесар, посол Канлакара, подрастерял свой лоск к концу разговора. Я вижу это по тому, как он не поднимает на меня головы, как теребит перстень на пальце.       — Ваше величество, — говорит Илдан, и в акценте шелестит песок его родной страны, — я уже сказал. Хотел бы вам помочь, но это не в моих силах. Я не могу устроить встречу с владыкой.       — Господин посол, — я знаю, в моем голосе сталь и кровь для его родной страны, — это не просьба. Ваш король поддерживает мятежника Уртара Мар-Шайала и заявляет, что я — не та правительница, что нужна этой земле. Его войска у моих южных границ. И вы говорите, что встреча невозможна?       — Это зависит не от меня. Мой владыка отказывается…       — Напишите еще раз. Уговорите.       — Это не в моих си…       — Уговорите.       Я понимаю, что он боится. И не уверена, что своего господина, а не меня.       Наконец, Илдан кивает и смотрит мне в глаза:       — Мой господин не отменит наступление.       — Но я хочу поговорить.       — Я напишу ему.       Когда посол уходит, я наконец-то позволяю себе расслабиться и откинуться на жесткую спинку кресла. Я знаю, что владыка Канлакара вряд ли пойдет на уступки, как леди Ашайя. Но мне нужно тянуть время — чтобы дать его Кирану на подготовку и атаку.       Сегодня несколько раз за день я смотрела на происходящее его глазами и видела, что в лагере Катариса Меврана не всё гладко. Значит, нам нужно время.       Я невольно улыбаюсь. Если потребуется, и это поможет, я вырву сердце у жены владыки Канлакара и заставлю его смотреть.       Ночь темна.       Ночь холодна.       Ночь полнилась звуками спящего лагеря. Мне кажется, я слышал чью-то далекую песню у костра, шепот… но возможно, это отголоски сна, где я наблюдал за Элерис и канлакарским послом.       Но что-то не так. Категорически не так. Я ощутил это чем-то в глубине себя самого, свернувшимся Даром, который зашевелился, будто предупреждая. Тонкой болью в висках, которой я научился доверять.       Быстро поднявшись, я оделся за считанные мгновения, помедлив только когда прицепил на пояс отцовский меч. Его эфес не был холодным, как полагалось металлу. Он нагрелся, как будто предупреждал о чем-то.       Я ворвался к Алавару и растолкал его. Надо отдать ему должное, сначала он явно хотел высказать всё, что обо мне думает, но увидев лицо при тусклой свече, вмиг посерьезнел.       — Что происходит?       — Я не знаю. Что-то плохое. Очень плохое. Но в лагере всё спокойно, посты молчат. Проверь магией.       Алавар кивнул и потер глаза, чтобы сосредоточиться. Он сделал несколько пассов руками и прикрыл глаза, шепча заклинания. В полумраке я видел, что его кожа начала слабо светиться, он едва заметно водил головой, как будто оглядывался.       А потом выражение лица Алавара неуловимо изменилось. Он распахнул глаза:       — Поднимай тревогу! Уртар и его люди на подходе. Маги прикрыли их щитами, поэтому разведчики не увидели.       — А наши маги?       — Мы не ожидали, что Уртар высунется из замка и сам нанесет удар. Я к магам, сейчас разрушим этот щит. Но боги, он мощный. На стороне Уртара сильные маги.       Алавар уже натягивал сапоги, а я выходил из его палатки, когда услышал бормотание:       — Но не сильнее меня.       Над лагерем пронеслись сигналы тревоги, воины хотя бы успели взять мечи, когда из темноты на нас напали. Хорошо вооруженные воины — войско Уртара Мар-Шайала.       Я послал Катариса Меврана в северную часть лагеря, чтобы он руководил людьми, хотя его испуганный взгляд был красноречив. Джаген без разговоров кивнул, отправляясь в южную часть, пока я остался в центре. Младшего Меврана, Венара, я найти не смог, но и не особенно пытался. Слишком быстро перед нами встали другие задачи.       Когда боги гневаются на людей, они приносят огонь и кровь.       Сегодня огонь и кровь нес Уртар Мар-Шайал и его люди. Момент атаки рассчитали идеально: мы не успели подготовиться, не ожидали, что Уртар оставит укрепленный замок. Пока мы строили планы по осаде, он решил не тянуть. А мы слишком рассчитывали на то, что узнаем о его передвижениях заранее — и я подумал, что обязательно поговорю с Верховным Магом после, почему он не знал, что маги Уртара так сильны.       Если будет с кем говорить.       Я организовывал людей, но происходящее быстро превратилось в свалку и мясо. В кровь, хлюпавшую под подошвами сапог.       Отцовский меч оставался теплым, будто живое существо. Словно битва и пролитая на лезвие кровь разбудили его. И в тот момент, когда я пронзил первого врага, я понял, что это за артефакт. Он действительно мог фокусировать энергию, не знаю, как насчет магии, но точно Дар. Но главное, меч выкован и зачарован для битвы. Чтобы становиться продолжением умелого воина, чтобы разить его врагов и реагировать одновременно с обученным телом.       Клинок, созданный для такой ночи, как эта, полной боли, крови и оборванных жизней.       Над головами что-то хлопнуло во тьме, я не мог толком видеть, но знал, что это Алавар и его маги схлестнулись с воинами противника — и его магами. Они вели собственную битву.       Я ощущал это в воздухе, по напряжению, будто перед грозой. По тусклому шевелению откликнувшегося Дара внутри меня. Но я не рисковал его отпустить, не знал, к чему это приведет.       Мои люди умирали. Падали вокруг меня, смешивая свою кровь с грязью. Около тлевшего костра я заметил нескольких воинов — они успели схватиться за мечи, но даже не достали их. И теперь их мертвые застывшие лица смотрели распахнутыми глазами в небо, где расцветали магические огни.       Мы проигрывали. Мы умирали. Я мог понять это даже в хаосе ночи, в рваном ритме битвы.       Я не знал, скольких врагов успел поразить, обогнул наполовину завалившуюся в грязь палатку — и тут на меня буквально выпрыгнул Алавар. Его одежда была измазана кровью — но чужой. В руках он тоже держал меч, и я не сомневался, как сын благородного Дома, он отлично умел с ним управляться.       Я хотел спросить, что случилось, глядя на серьезное лицо Алавара, но он, ни слова не говоря, просто схватил меня и в сторону и увлек к палатке. Где около порванной ткани мы оказались чуть в стороне от сражений. Рядом в грязь упал воин, видимо, мертвый. И во тьме, расцвеченной отсветами пожаров и магическими огнями, я не мог понять, наш это боец или Уртара.       — Закрой глаза, — грубовато сказал Алавар, его рука цепко держала меня за локоть.       И когда я опустил веки, то магией он показал мне, что творится дальше. Маги Ордена как раз осветили небо очередными вспышками, видимо, повинуясь приказу Алавара. Чтобы показать ему полную картину поля боя.       Чтобы показать мне.       Я не знал, сколько их. Но быстро понял, что нас теснят и долго мы не продержимся.       — Уртар вывел все свои войска, — сказал я, открывая глаза.       Алавар кивнул:       — Хочет разбить нас одним ударом и вернуться в замок.       — Пока у него выходит. Ты можешь показать мне Катариса и Джагена? И передать им распоряжения.       — Маги могут.       Я снова закрыл глаза, следуя за магическим взором Алавара, находя заляпанного грязью и кровью Катариса Меврана, отступающего и не знающего, что ему делать. Яростного Джагена, который врезался во врагов.       Отдав для них приказы, я посмотрел на Алавара:       — Оставайся здесь, пусть маги делают, что могут. И держи центр.       — А ты?       — Попробую забраться дальше. И спустить с привязи псов.       Глаза Алавара расширились, когда он понял.       — Ты уверен?..       — Иначе нас всех перебьют.       Он только кивнул, потом исчез меж падающих тел и сражающихся воинов — наверняка к магам. Но Алавар может о себе позаботиться, поэтому я развернулся и пошел вперед.       Я высвобождал Дар внутри себя. Чувствовал, как он раскручивается, выгибается. Позволял скользить ему по венам и вдоль костей, окружать меня, защищать и превращаться в оружие.       А потом я заметил Венара Меврана. Внук леди Ашайи сражался с одним из воинов Уртара, явно более умелым. Когда из рук Венара выбили меч, я понял, что мне стоит всего лишь замедлить шаг. Протянуть долю мгновения, пока вражеский меч не пронзит грудь, не прервет жизнь возможного жениха Элерис.       Но я не мог.       И резким выпадом убил воина Уртара, почти слыша песнь меча, уловившего мою мысль. Мальчишка Венар тяжело дышал, смотря на меня и утирая кровь из разбитой скулы.       — Подними меч. И если еще раз потеряешь — ты мертв.       Он отшатнулся. Как будто почувствовал Дар, который плотно меня окутывал. А может, и действительно ощущал. Оставив Венара, я снова двинулся вперед. Позволяя Дару стать моей броней, используя его, чтобы как можно дальше прорвать вражеские ряды, рассечь их, как мечом я рассекал плоть.       И когда я понял, что больше не могу это сдерживать, то выпустил Дар. Позволил волной прокатиться вперед, оглушая воинов Уртара, заставляя их падать на колени, отплевываясь кровью.       Я тоже могу приносить огонь и кровь.       И они стояли вокруг меня на коленях, пока я возвышался над ними, пока они признавали, что бой окончен. Мысленно я потянулся к Уртару Мар-Шайалу, он тоже стоял здесь, среди своих воинов. Гордый, не преклонивший колени даже сейчас. Даром я заставил его остановиться, замереть, будто пойманное в смолу насекомое. Ждать, пока я шагал к нему сквозь полумрак коленопреклонённых воинов.       Благодаря Дару, я ощущал, что невидимым оставался и другой бой, магический. Воля Алавара схлестнулась с объединенными магами противников, но даже собравшись, они не могли одолеть его так просто. И когда их магия наконец-то распалась, затрещала и опала, я чувствовал ликование Алавара. То ли благодаря Дару, то ли потому что он был магом.       То ли потому что он мой брат.       Когда мы гнали сюда, Алавар рассказал, что он рад своему назначению, готов наконец-то навести порядок в Ордене. Но он совсем не так предполагал начать. Не из-за интриг Ниры, а потому что сам бы ее победил. Отомстил за собственное лишение магии, за всё, что Ялавари сделала. Одолел силой и, торжествующий, стал Верховным Магом.       Этого не произошло.       Но сейчас Алавар ликовал, потому что наконец-то смог в полной мере развернуть собственную силу — и победить.       Уртар Мар-Шайал, крепкий, высокий, с густой бородой, единственный стоящий посреди своих воинов. Он в бессильной ярости сжимал меч, но Дар держал крепко, и он не мог пошевелиться. Чистый, без чужой крови — он отправлял воинов на смерть так же легко, как хотел убить собственного сына, предпочитая поручать грязную работу другим. Он действительно мог думать, что ему нечего терять, а Канлакар сделает его наместником или королем.       Джаген оказался около Уртара чуть раньше меня. С холодной яростью на лице, с кинжалом в руке. Он хотел пронзить сердце своего отца, убить, как тот хотел прикончить его самого.       — Нет.       Мой голос, не громче шепота, наполненный Даром, прильнул к Джагену, заставил остановиться и опустить клинок. Заставил задрожать.       — Нет, — повторил я. — Он изменник и не достоин смерти на поле боя.       Джаген медлил. Но потом кивнул, скинул оцепенение и хищно улыбнулся отцу. Он сам связывал Уртара Мар-Шайала — но прежде толкнул его, заставляя встать передо мной и перед ним на колени.       Дар начал отступать, рассыпаться, сворачиваться, оставляя приятное изнеможение. Я устал — до такой степени, что даже потянувшись к Элерис сквозь расстояние, почти ничего не смог уловить.       Но отголоски напугали меня. Заставили пробежать дрожь вдоль позвоночника. Потому что я ощущал не только радость сестры. Ее торжество, да — но и безумие. Черную распахивающуюся бездну.