Время падших королей

      Илдан Илесар, посол Канлакара, спрашивает:       — Когда вернется Клинок?       — После встречи с вашим господином, — говорю я и вижу, как пальцы посла сильнее стискивают подлокотник кресла. — Но я надеюсь, вашему владыке известно, что он сделал на севере. Воины Уртара Мар-Шайала пали.       Илдан Илесар кивает. Уж наверняка он узнал в тот же момент, когда подробные донесения пришли к нам.       — Через два дня, — говорю я, — мы встретимся с вашим господином. Не волнуйтесь, пока мой брат не собирается применять подобную силу к вашим воинам.       Посол сидит неподвижно, не смотрит на меня, а его слова неразборчивы, но я не могу понять, из-за чего вновь появляется этот акцент.       — Я волнуюсь не за это…       Говорят, до того, как проснулся Дар и появились короли-колдуны, магия была дикой и необузданной. Она не пыталась выплеснуться, как Дар, но текла вместе с кровью — поэтому и появились благородные Дома. Их составили те, кто мог использовать свою кровь для сильных и мрачных ритуалов.       До сих пор может.       Кровь каждого аристократа — это оружие. Доступ к темному, первозданному колдовству, к которому не могут приблизиться ни маги, ни даже обладатели Дара.       Но это оружие, которое берешь не за эфес, а за лезвие. Пуская кровь и рискуя остаться без руки. Это оружие, которое слишком легко поворачивается против того, кто пытается его направить.       Мне было лет восемь, когда в замке шепотом рассказывали историю о леди Селии Амлатрис, какой-то дальней родственнице королевы Азалин. Мне, разумеется, слышать не полагалось, но об этом шептались по всем углам.       Селия Амлатрис влюбилась в вельможу из своего Дома, отец не был против брака, вот только аристократ заболел. Серьезно, надолго, и лекари ничего не могли сделать. Они только разводили руками над телом вельможи, бьющемся в горячке, и говорили, что ничего не могут сделать. Ему оставалось не больше пары дней.       Когда стало понятно, что лекари и жрецы бессильны, леди Селия заперлась в своей комнате. Ее не трогали, полагая, что она убита горем и даже не ест, игнорируя оставляемые у ее покоев подносы. Но потом вельможа пошел на поправку, и отец сам пошел к Селии рассказать об этом чуде.       Он приказал выломать дверь, когда дочь не открыла. Говорят, кого-то из воинов вырвало прямо там, на пушистые ковры.       Леди Селия Амлатрис лежала посреди комнаты, бледная оболочка с широко распахнутыми глазами. Кровь была повсюду: на стенах, на полу, забрызгала камин, стол и даже знаки, вычерченные леди на полу. Большая часть выплеснулась из развороченного живота Селии, откуда теперь на ковры вываливались кишки. Леди использовала магию крови, чтобы с помощью знаков изгнать болезнь из возлюбленного — но никто не может заранее знать, как повернется эта древняя волшба, совладать с ней. Она вырвалась изнутри, в буквально смысле.       Тот аристократ выжил. Но не знаю, что с ним стало потом. Смог ли он с этим жить.       — Я сделаю это, — сказал Алавар. — Я смогу.       Мне оставалось надеяться, что он убеждает меня, а вовсе не себя. И при других обстоятельствах я бы никогда не позволил — особенно после мрачных видений, которые давно меня преследовали. Но сейчас я не видел иного выхода. Магия крови могла мгновенно перенести нас к Элерис, ни одно иное колдовство на это не способно.       Я рассказал Джагену и Мевранам о том, что мы собираемся сделать — правда, причину такой поспешности объяснять не стал. Не хотел, чтобы они знали, что происходит с Элерис.       Катарис Мевран никак не отреагировал, а вот Джаген нахмурился и негромко спросил:       — Вы уверены?       Я кивнул. Тогда Джаген пожал плечами:       — Если что, я позабочусь о ваших телах.       И он не шутил.       — Я просто хочу предупредить, чтобы вы знали заранее, — говорит посол. — Мой господин встретится, но он не готов к переговорам.       Я улыбаюсь:       — Мы не заключим мир. Вы встанете на колени и будете умолять сделать вашу страну нашей провинцией.       Мы выбрали для обряда небольшую комнату, похожую на покои Алавара в королевском замке. Настолько похожую, что я ощутил невольную дрожь: вот почему я думал в видении, что всё происходит в Тарне.       Возможно, Джаген предложил ее, потому что не жалко запачкать.       — Что ж, — преувеличенно бодро сказал Алавар, — у нас есть всё, чтобы начать — кровь и нож.       Он посмотрел на меня, как будто ожидал сигнала к началу, а я никак не мог решиться. И даже сейчас, понимая, что поставлено на карту, ощущая безумие Элерис, я… не мог.       Алавар уже сжимал в руке нож и ткнул им в сторону стола, где стояло вино:       — Выпей-ка. Я бы и сам… но нельзя, мне нужна ясная голова.       — Ты знаешь, как это делается?       — Имею представление. Как и все мы.       Я пожал плечами:       — Я бы не смог. Понятия не имею, что за символы надо чертить.       — Знание внутри тебя самого. Стоит начать, и магия поведет.       — Этого я и боюсь.       — Ну, я все-таки Верховный Маг, уж смогу с ней совладать.       Я понимал, что это действительно так. Если кто и в состоянии сделать всё правильно, так это Алавар. Но мысль ничуть не уменьшала беспокойства.       — Киран, — вздохнул он, — это была моя ошибка, позволь мне ее исправить. Снова.       Не сомневаюсь, он подумал о том, как однажды не проверил артефакт — и это обернулось взрывом. Но я только покачал головой:       — Это не твоя вина. Невозможно предусмотреть всего.       — Я хотел стать Верховным Магом не для того, чтобы совершать ошибки.       — Не будь слишком строг к себе.       — Кто бы говорил!       Он пренебрежительно фыркнул и решительно отвернулся, усевшись перед стеной.       — Когда закончишь пить, держись поближе ко мне, — бросил он через плечо. — Не знаю, как широко действие магии.       Я налил вина в бокал, но все-таки не собирался его даже пробовать. Сохранить голову ясной казалось важнее того, чтобы унять беспокойство.       Алавар снял камзол, оставшись в одной рубашке, и закатал рукава. Он сидел некоторое время, то ли собираясь с мыслями, то ли настраиваясь на ток древней магии. А может быть, он думал о том, что маги не попадают в Огненные чертоги, растворяясь, просто исчезая.       Не поворачиваясь, он сказал:       — Если что-то случится, Киран… просто помни меня.       Я осушил бокал с вином в тот момент, когда нож Алавара коснулся его руки. Встал за спиной мага, пока смотрел, как оживает мое видение. Как из взрезанных рук Алавара течет кровь, и он рисует ею же символы на стене, на полу.       Сердце Алавара билось ровно и размеренно, я не знал, то ли ощущаю его, то ли слышу. И чувствовал ток крови, которая разливалась вокруг. И легкую, будто тонкий шелк, ткань древней магии, которая окутывала нас, укрывала собой.       Ничего не происходило.       Алавар слабел, а мы оставались в замке Мар-Шайалов. Он истекал кровью, но магия не работала. Я боялся прервать его концентрацию, но понимал, что дальше продолжать бессмысленно. Джаген обещал, что никто нам не помешает — но рядом с комнатой будет лекарь. И Алавару он уже нужен.       Я осторожно положил руку на его плечо:       — Хватит.       В этот момент я ощущал его, почувствовал, как внутри Алавара взыграла гордость. Он Верховный Маг, с какой стати какие-то древние силы не хотят ему подчиняться? Я не успел его остановить, когда Алавар поднял нож и снова резанул по руке, так что кровь хлынула ярким потоком, заполняя всё вокруг жестким металлическим запахом и привкусом древней магии, которая начинала работать.       Алавар ликовал, что выходит, а я мог только мысленно называть его идиотом — и стараться отмахнуться от ощущения, что он перешел ту коварную черту, которую легко подставляла магия крови. Еще немного, и выйдет то, что ты хотел. Дай еще немного крови… умри, получив то, чего ты жаждал.       Магия забурлила вокруг нас, стирая границы пространства, комната поплыла, заменяясь чем-то иным. Я крепко держал Алавара за плечо, я знал, как эти силы трепещут в нем, как будто желают раскрыть его грудную клетку и вместе с осколками ребер выбраться наружу.       Алавар силен. И его магия крови тоже сильна.       Он застонал, пытаясь сдержать ее, не дать расплескаться лишнему, направляя нас в нужную точку.       Его пальцы ослабели, так что мне не составило труда взять нож одной рукой. И полоснуть по собственной коже на той руке, что еще держала Алавара. Я хотел добавить собственную магию и кровь — и когда она начала пропитывать белую рубашку Алавара, прилипшую к спине от пота, что-то изменилось.       Я боялся, что магия станет неуправляемой — но должен был сделать хоть что-то. И вопреки опасениям, наша кровь смешалась, успокаивая древние силы. Направляя нас.       И через мгновение мир обрел резкость. Я не узнал комнату — видимо, покои Элерис в южном замке, недалеко от границы с Канлакаром. Потому что я услышал удивленный возглас сестры:       — Киран?       Магия должна была перенести нас к Элерис.       И я знал, что она рядом. Но видел перед собой повалившегося на пол Алавара. Он оставил свою кровь на древних знаках далеко на севере, но и теперь на каменном полу под ним быстро скапливалась лужа.       Он умирал.       Я чувствовал сердце Алавара, оно билось, но как будто замедлялось с каждым мгновением, пока маг истекал кровью. И простая перевязка тут не помогла бы — хотя я слышал (или ощущал?), как Элерис уже в дверях зовет лекарей.       Опустившись на колени, я снова вызывал свой Дар, чтобы ощутить раны Алавара и вылечить, как я когда-то делал с Джагеном.       Наверное, у меня бы получилось. Но тут мой собственный шрам от канлакарского кинжала пронзила такая боль, что я смог только взвыть и рухнуть в лужу крови рядом с Алаваром.       Они появились из ниоткуда. Испачканные в крови, в ворохе древней магии. Я поняла, что происходит, в тот же миг, когда увидела их еще нечеткие контуры. Прочитала в сознании брата, прочувствовала сквозь его кожу. Поэтому, когда они оказались в моих покоях полностью во плоти, я уже стояла у двери, зовя лекарей.       Я оборачиваюсь и ощущаю только боль — не мою, но брата. И понимаю, что шрам от магического кинжала снова дает о себе знать. В последнее время Киран сильно уставал, а теперь перемещение — шрам отозвался на него сразу и сильно.       Когда я подхожу к ним, когда опускаюсь на колени, пачкая платье в крови, Киран теряет сознание. И я знаю, что для него это хорошо сейчас. Когда он очнется, его боль утихнет. Небольшой порез на руке почти не кровоточит.       Я знаю, о чем он спросит первым делом.       — Алавар, — я касаюсь руки мага и понимаю, что он умирает.       Из-за меня.       Я пытаюсь вспомнить то, что показывал мне Киран, как объяснял, что он сам делал с Джагеном. Мысли о ране брата скользят в моей памяти, и я позволяю Дару так же скользить вдоль порезов на руках Алавара. Мягко сжимать края, заживлять их, не позволяя крови вытекать. Лекарь омоет его руки, но найдет только свежие шрамы.       Пропитанная кровью и потом рубашка, когда-то белая, вздымалась от ровного дыхания Алавара, а я еще чувствую щекочущий изнутри Дар.       И легкое присутствие брата в своем сознании. Как будто поцелуи к кончикам волос. Не прикосновения, а только обещания прикосновений.       И я понимаю, ради чего он здесь, почему они оба рисковали.       Не знаю, то ли я выдыхаю, то ли просто всхлипываю. Но понимаю то, что осознал Киран еще раньше: я чуть было всё не испортила.       Чуть было не потеряла себя.       Алавар спал, и я совсем не хотел его будить.       Но и сам едва не уснул в кресле в его комнате, в спокойствии и тишине, задумавшись о предстоящей встрече с владыкой Канлакара. Еще надо было встретиться с послом и леди Ашайей до этого момента.       Седрик Сонд, остававшийся главным генералом в мое отсутствие, доложил о том, как обстоят дела в собравшихся войсках, и всё было не так уж плохо. В отличие от мевранских отпрысков, Седрик никому не давал спуску. Так что отряды можно было вести в бой хоть сегодня. Я вновь и вновь вертел в голове карты, выискивая лучшее место. И вспоминал, как прижималась ко мне Элерис, когда мы остались наедине. Еще испачканные кровью Алавара, не до конца осознавшие, что произошло.       Я приказал слугам подготовить теплую ванную, а когда остались только мы и вода, опустил туда Элерис, расплетая ее косы, стирая с ее кожи следы крови и безумия.       — Мне казалось, я одна, — говорила она, водя рукой по воде и не смотря на меня. — И мне нужно что-то сделать, выпустить ту ярость, что внутри. Просто уничтожить, и это стало бы решением проблемы.       — Не стало, — мягко сказал я.       Элерис тоже это знала. Теперь — знала.       — Я не хочу терять ни себя, ни тебя. Хочу оставаться собой. Дар всегда будет так действовать?       — Здесь не только Дар.       — Да. Ловушка. Но она бы не сработала, если во мне уже этого не было. Безумия, — Элерис вздохнула. — Оно будет всегда?       — Ты уже стала сильнее. Ты вылечила Алавара. У нас выходит пользоваться Даром.       Она еще сомневалась, я ощущал это. Не была уверена, что сможет. Наклонившись, я поцеловал Элерис в висок, а потом скользнул губами к уху, легонько его прикусил. Мне не нужно было говорить вслух, она и так ощущала, что я хотел сказать: я буду рядом.       — Ты грязный, — хихикнула Элерис и потянула меня на себя, пока я тоже неуклюже не рухнул в ванную, расплескивая вокруг воду.       — Кажется, тебе снится эротический сон.       Я вздрогнул и понял, что действительно почти уснул, погрузившись в воспоминания. Алавар сидел на кровати и смотрел на меня. Бледный, растрепанный, с повязками на обеих руках. Но смотрел на меня, хитро прищурившись.       — Я рад, что ты в норме, — ответил я. — Про эротические сны сам бы послушал, говорят, у тебя часто бывает Таль.       — Слабоватый перевод темы.       Он улыбнулся, как будто подтверждал мои слова: он действительно ощущал себя в порядке. Надо только восстановить силы.       — Я пойду на встречу с владыкой Канлакара, — заявил Алавар. — И на заварушку после.       — Нет.       — Киран, я Верховный Маг. Я должен там быть. Зелья быстро поставят меня на ноги.       Я вздохнул, признавая поражение:       — Если лекари позволят.       — Я договорюсь.       Не хотел знать, как именно Алавар собирался уговаривать, поэтому только сказал:       — Спасибо.       Он пожал плечами и явно хотел что-то добавить, но в этот момент в дверь постучали и, не удосужившись подождать ответ, распахнули ее.       Таль Мар-Шайал прошелестела платьем, кинув на меня только беглый взгляд, но не удивившись — видимо, ее предупредили, что я здесь.       Невольно я подумал, что теперь Таль — сестра лорда Дома, она бы составила отличную партию Верховному Магу. Если бы они сами, конечно, захотели.       Словно демонстрируя свои желания, Таль прошла мимо меня и наклонилась к Алавару, целуя прямо в губы, а его рука прошлась по ее талии. И мне показалось, что в этом жесте была не только страсть, но и затаенная нежность.       — Не буду вам мешать, — я поднялся. Тихое убежище перестало быть таковым, а меня ждали дела.       Выпрямившись, Таль кивнула и прошла за мной, будто провожая до двери. И только у порога я понял, что она хотела сказать так, чтобы Алавар нас не слышал:       — Ты подверг его жизнь опасности!       — Да. Это именно то, что мне приходится делать. Принимать решения, чем и кем рискнуть. И не думай, что это легко.       Она сжала руки в кулаки, как будто хотела ударить. О да, я верил, что Таль на это способна.       Но потом она только выдохнула и кивнула.       — Удачи, Киран.