Загляни страху в глаза

— Ну здравствуй… — небрежно протароторил мой сосед вошедшему человеку. Я так и осталась стоять в спальне, и мне было неловко оказаться в такой ситуации. Через несколько секунд похожий на Бэкхёна статный молодой человек в строгом костюме вошёл в комнату. Я немного растерялась и, поклонившись, поздоровалась с ним. — Здравствуйте! — Здравствуйте! Бэкхён, у тебя есть друзья??? — удивленно спросил он вошедшего за ним парня. — Это… Не друзья. Она моя соседка. — Соседка? Вы недавно наверное сюда переехали? — Вовсе нет, — спокойно ответила я ему, — живу здесь ещё с весны. — А Вас… Не напрягает сосед из квартиры напротив? Говорил он мягким, но удивлённым голосом. Этот человек показался мне добродушным, и, кажется, в его глазах промелькнула искорка радости, когда он узнал, что жила я здесь уже давно. Только мне хотелось ответить на его вопрос, он, протягивая руку, перебил меня: — Я Бён Бэкбом, очень приятно познакомиться с Вами. — И мне очень приятно. Я Пак Риса. В этот момент сосед посмотрел на меня жалобным взглядом и, подойдя поближе, сказал, что его зовут Бён Бэкхён. Ну спасибо, наконец-то мы узнали имена друг друга, аллилуйя! Больше полугода жили в квартирах напротив, и только сейчас смогли поделиться этой важной информацией. Бэкбом в недоумении посмотрел на нас обоих. Конечно, мне бы тоже эта ситуация показалась со стороны бредом и сумасшедшим домом. Я чувствовала, что этим двоим нужно было поговорить. Да и мне неудобно было оставаться в чужом доме, тем более поздно ночью. Обронив короткое «ну, мне пора» и «всего хорошего», я направилась в сторону коридора. Но в ту же секунду меня окликнули. — Стой! — Это был голос Бэкхёна, — подожди. Не уходи, пожалуйста. — Бэкхён, у меня к тебе важный разговор, — перебил его брат. — Я знаю, о чём ты хочешь поговорить. Ей… Ей тоже следует послушать. — Но ты же никогда никому… — Нет! Она должна послушать! Давай расскажем ей, хён. Я хочу, чтобы она знала… о ком заботилась всё это время. — Девушка, вы… Заботились о моём брате? — Я… Ничего особенного не делала, — робко ответила я. — Это странно, у Бэкхёна нет ни друзей, ни знакомых. Возможно, Вы уже догадались, что он… Весьма необычен. И всё же общаетесь с ним? — Хён, перестань. Я заварю чай, мы сядем и обо всём поговорим. Риса, — Бэкхён перевёл на меня взгляд, — останься, пожалуйста. Ты так много сделала для меня. Тебе нужно знать, что со мной не так. Раз ты за всё это время не съехала отсюда… И даже не испугалась меня… Быть может, мы могли бы… Бэкхён покраснел как помидор и, резко развернувшись на 180 градусов, направился на кухню. Я заметила, что его кисти сжались в кулачки, от чего мне стало немножко смешно: это выглядело очень мило в исполнении такого человека как мой сосед. Почему этот парень начал вызывать улыбку на моём лице? Почему мне хотелось остаться? Хотелось узнать, по какой причине этот человек так странно себя вёл. И что это была за игра на скрипке во сне? Мне хотелось стать ближе к нему; хотелось, чтобы он посвятил меня в свои переживания, поделился своей печалью. Через 15 минут мы втроём сидели на кухне и пили свежезаваренный зелёный чай, который я так люблю. Оказалось, Бэкхёну он тоже нравился, что не могло не вызвать у меня умиления. Они с братом рассказали мне свою историю, которая не могла не впечатлить моё сознание. Бэкхёна с самого детства манила классическая музыка. Родители были связаны с ней всю жизнь: отец работал дирижёром, а мама — оперной певицей. Старший брат Бэкбом не горел желанием играть на каком-либо музыкальном инструменте или петь, а вот у младшего возникла любовь к скрипке уже в раннем детстве. Начав учиться играть на этом инструменте в 5 лет, Бэкхён понял, что его мечта — стоять на сцене перед тысячами зрителей и исполнять мелодии собственного произведения, после чего сидящие в зале одаривали бы его аплодисментами и громкими овациями. Сцена была его мечтой, его путеводной звездой. Часами просиживая за скрипкой после школы, парень видел своё светлое будущее, которое должно было быть связано с такой любимой и родной музыкой. Бэкхёна считали гением скрипки; в его руках она оживала по-особому и порождала невероятные мелодии, которые не могли не затронуть сердца слушающих. На каждом школьном мероприятии Бэкхён поражал всех своей игрой на скрипке. Ему нравилось то, как счастливы были люди во время его исполнения, как улыбки появлялись на их лицах, и как умиротворение приходило в их души. Учителя, ученики — все были заворожены его волшебной игрой. Кроме того, Бэкхёна посылали на различные конкурсы за границу, откуда он обязательно возвращался с наградой. Этот юный виртуоз получил признание во многих странах мира и засиял как настоящая звезда. Ещё один шаг к исполнению мечты… Я узнала, что в те времена он был одним из самых весёлых людей в мире. Всегда находился в центре внимания, всегда шутил и смеялся вместе с друзьями. Тогда он радовался жизни, он хотел жить… Я невольно вспомнила, как Бэкхён говорил о своём желании умереть. Почему? Что произошло? Что надломилось внутри этого некогда тончайшего хрупкого существа с чистыми желаниями и мечтами? Братья не рассказали об этом в подробностях. О том, как сцена, которая была мечтой всей жизни, стала убийцей и разрушителем. Она была светом, но принесла только тьму и опустошение. Это произошло десять лет назад. Будучи школьником, музыкальный гений Бэкхён как обычно выступал на школьном мероприятии. И вот во время него случилось что-то страшное. Однако ни Бэкхён, ни Бэкбом делиться с этим пока не хотели. У моего соседа был такой вид, будто он снова переживал это. Руки тряслись, а глаза потихоньку наливались слезами. Мне казалось, что вот-вот, и у него начнётся истерика: так сильно сжал он кружку в руках, аж костяшки пальцев побелели. Не знаю, что меня побудило на это действие, но я положила руку ему на плечо. Бэкхён вопросительно посмотрел на меня. — Если тебе больно об этом говорить, можешь не рассказывать, — поддержала я его. — Спасибо, я… Не готов пока, — в его глазах читалась благодарность за понимание. Бэкбом рассказал о том, что после того случая Бэкхёну поставили диагноз — психическое расстройство, сопровождаемое страхом сцены. Тот момент в его жизни оставил огромную психологическую травму, из-за которой он больше никогда не поднимался на сцену. Он боялся, что испытает те чувства вновь. После этого Бэкхён не мог посещать концертный зал, даже в качестве зрителя. Некогда жизнерадостный человек начал меркнуть на глазах. Поначалу его никто не мог вытащить из депрессии, а постоянные попытки суицида делали больно родителям, которые продолжали бороться за сына. Однако психотерапии, гипноз и долгое лечение немного помогли: теперь Бэкхён хотя бы мог жить и даже немного общаться с людьми. От него отвернулись друзья и товарищи, которых было много до того рокового случая. И только семья продолжала поддерживать беднягу. И всё же внутренний гений не собирался прятаться. Из-за страха сцены и из-за того, что талант никому не показывали, мозг и тело Бэкхёна сыграли с ним злую шутку. По ночам, во сне, ноги сами приводили к скрипке, руки брали смычок, а мозг сочинял музыку. Так и рождались мелодии, о которых утром парень и не помнил. Поначалу, когда он просыпался посреди ночи и обнаруживал себя за игрой на скрипке, то начинал закатывать истерики. А потом часами плакал из-за собственной беспомощности. Чувство вины ни на секунду не покидало сознание Бэка; после того рокового случая он постоянно говорил о смерти. Чтобы не доставлять родителям беспокойства, Бэкхён, заверив их о том, что ничего с собой не сделает, переехал в эту квартиру пять лет назад. С тех пор, отгородившись от всех, он жил в одиночестве, каждую ночь борясь со своей болезнью, или, по крайней мере, стараясь не мешать соседям. Но ничего не выходило: они все съезжали из квартиры один за другим. — Поэтому если Бэк просыпается и обнаруживает себя в таком состоянии, то выходит спать в подъезд. Так он не может добраться до скрипки… — с сожалением проговорит Бён Бэкбом. — А нельзя ли просто убрать скрипку? — Предложила я, думая, что одна такая умная, а люди не могли и сами до этого додуматься. — Я же сказал, что не могу, — голос Бэкхёна дрожал, — это подарок папы. Я просто не могу её увезти отсюда. Приходится избегать родителей, потому что мне стыдно за себя, за то, что я причинил им столько боли. Но эта скрипка… Мне спокойнее, когда она рядом. Потому что я очень скучаю по ним… Кроме того, я говорил… Как бы эгоистично это не выглядело, я мечтаю о том, чтобы мой организм смог справиться с этим сам, даже при том, что скрипка рядом. Немного надежды ещё осталось… — Сколько раз повторять тебе, Бэк, что они ни в чём не винят тебя и очень хотят встретиться?! Они хотят, чтобы ты как раньше жил с ними. — Да я же псих!!! Ненормальный! Как я могу жить с родителями??? — Вот поэтому я предлагаю свою помощь! Я ради тебя начал заниматься психиатрией! Теперь, когда я стал отличным специалистом, я могу вылечить тебя! Прошу, не отказывайся! Год работы и исследований в Америке пошёл на пользу! Я знаю, как вернуть тебя к нормальной жизни. — Хён… Я хочу вылечиться, очень хочу! Но, а если не получится? — Ты не узнаешь, пока не попробуешь. Я вернулся, и готов хоть с завтрашнего дня приступить к лечению. Я обещаю тебе, что сделаю всё возможное. Нет, мы вместе сделаем! Ты должен помочь мне! — Хён… Разговор был окончен. Бэк всё-таки согласился на лечение, чему я очень обрадовалась. Вернувшись в свою квартиру, ещё долго не могла уснуть и почти всю ночь думала о несчастной судьбе Бэкхёна. Что же такое страшное с ним произошло? Да и почему меня вообще волновало это? Кем стал для меня Бэкхён? Почему мне очень хотелось быть поддержкой для него? Ответов на эти вопросы я так и не нашла…

***

Шли месяцы. Бён Бэкхён, мой сосед, лечился у своего брата, и было заметно, что состояние его немного улучшалось. Нет, он всё так же играл на скрипке по ночам и спал в подъезде, но таким грубым как в начале уже не был. Мы с ним подружились, и начали хорошо общаться. Этот парень оказался наидобрейшим человеком. И для меня до сих пор оставалось загадкой, за что его так наказала судьба. Как бы мне хотелось познакомиться с тем Бэкхёном из прошлого — ярким, позитивным, мечтающим. Я всем сердцем желала увидеть именно такого парня после того, как он вылечится. Но сейчас он всё ещё был робким и неуверенным; печаль в его глазах говорила о том, что всё же Бэк был пока не готов отдать кому-то всего себя, поделиться болью, что так давно сидела в его сердце. Потихоньку на его лице всё чаще стала появляться улыбка. Пока что не широкая, а совсем наоборот — скромная, но искренняя. Иногда я вытаскивала Бэкхёна в город, чтобы он развеялся и не сидел целыми днями в своей квартире. Я поняла для себя, что с этим человеком можно было говорить обо всём на свете: такой он был умный и разносторонне образованный. С ним мне было спокойно; моё сердце чувствовало, что Бэк стал особенным для меня человеком. Тем, кого хотелось защищать, кому хотелось дарить тепло. И так как уже наступило лето, приятными вечерами в выходные дни мы гуляли вместе, словно являлись друг другу старыми знакомыми. Во время одной из наших прогулок мы сидели в парке и ели мороженое. Этот ребёнок рассказывал мне всякие истории, а потом почему-то его лицо стало очень серьёзным: — Риса… Ты же знаешь, что я лечусь? — Конечно, почему ты говоришь об этом? — Мне брат сказал, что успех лечения зависит не только от врачей. Он сказал, что рядом со мной есть человек, который помогает мне, — Бэкхён посмотрел на меня в упор. Его серьёзный взгляд и чёрные глаза, похожие на жемчужины, заставили моё сердце биться быстрее. — Я думаю, это ты. Риса, ты не отвернулась от меня, не уехала из этой квартиры. Когда я обнаруживал себя в подъезде укрытым твоим пледом, я молился, чтобы ты сделала так же и в следующий раз. Просто, что был так груб с тобой, на самом деле я очень благодарен. Я понял, что кому-то было не безразлично, умру я или нет. До этого, если бы брат попросил меня начать лечение, я бы отказался. Потому что не было ни целей в жизни, ни желания ввязываться в это. Но теперь… Знаешь, я лечусь, чтобы ты… — он замялся и покраснел, — чтобы ты смогла рассмотреть во мне нормального человека. Чтобы мы смогли… Его фраза оборвалась. Не знаю, чем я тогда думала… Но… Секунда… И мои губы прикоснулись к губам сидящего напротив парня. Из-за клубничного мороженого было холодно и сладко. Бэкхён оторопел от моих действий. Он сильно смутился и задрожал: я почувствовала, как его сердце бешено билось. Это не было настоящим поцелуем. Я просто мягко прикоснулась к его губам, после чего шепнула ему на ухо: — Бэк, я хочу быть рядом с тобой, — он снова посмотрел на меня. В этих глазах я увидела целый мир. В них читалась любовь и обожание. Раньше так на меня никто не смотрел. И в ту же секунду Бэкхён прикоснулся ладонями к моим щекам и заключил мои губы в нежный тягучий поцелуй со вкусом клубничного мороженого. Тогда я поняла, что это взаимно, что он тоже хотел быть со мной. В этот поцелуй Бэкхён вложил всю любовь и заботу, я а, глупая, смела думать, что он не способен быть таким нежным. В тот момент, когда наши губы слились в чувственном поцелуе, я поняла, что передо мной сидел тот самый человек, вместе с которым хотелось каждый день засыпать и просыпаться.