1.2
4 мая 2017 г. в 10:00
2081 год, пригород Лондона, особняк Саммерсов.
В своей постели умерла основательница рода Саммерсов, непобежденная Истребительница, единственная и неповторимая Элизабет Энн Саммерс. Для друзей – просто Баффи. Ей намедни исполнился сто один год – почтенный возраст не только для обычного человека, но и в большей степени для Избранной. Баффи стала первой Истребительницей, которая умерла своей смертью.
- Бог не дал ей детей, но у нее всегда был ты, - Дон было тяжело говорить, она чувствовала, что ее время тоже подходит к концу.
- Малышка, это не прозвучало, как комплимент, - все тот же голос, те же высветленные волосы и шальные глаза. Все тот же черный плащ. Спайк сидел у увесистого гроба, украшенного позолоченной резьбой и витыми ручками. Вампир, он не изменился за прошедший век нисколько. – Боже, какая она маленькая, - выдохнул он, едва касаясь кончиками пальцев иссушенной временем руки.
- Время не щадит нас, - мягко и нежно проговорила Дон. – Нас двое осталось, тех, кто знает, как было на самом деле. А совсем скоро ты станешь единственным.
- Малышка, - с горькой укоризной вампир поднял на нее больные глаза.
Он боялся этого – остаться одному. Нет, одиночество ему не грозило – ведь он был главным наставником истребительниц, но быть последним оставшимся ему не хотелось. Он скучал, страшно скучал по зануде Ксандеру, педантам Джайлзу и Уэсли, рыжей Уиллоу, милой Фред, верному Гану и даже по Ангелу, который исполнил свою мечту и стал человеком. Друзья уходили, оставляя в его сердце кровоточащие раны, которые потихоньку врачевало время. Время. Оно было неумолимым, неотвратимо отбирая у него всех, кто был дорог. А теперь пришла пора проститься и самым дорогим – с его Истребительницей, его Баффи.
Много воды утекло с тех пор, как они встретились вновь – после падения Лос-Анджелеса. Они оба стали иными, более взрослыми, слишком многое пережившими. Они не решились возобновить отношения, посвящая свои жизни новой цели – созданию Корпуса истребительниц. Работы хватило всем – Корпус во всех смыслах возводили с нуля. Многие хотели этого не допустить, вставляли палки в колеса, интриговали или нападали в открытую. Но они выстояли, смогли построить то, что стало опорой для многих. Корпус боролся не только с демонами и вампирами, истребительницы и волонтеры помогали при ликвидации последствий стихийных бедствий, при захватах заложников и иных террористических актах. Корпус стал самой эффективной службой спасения.
Но самым важным было не это. Баффи, Джайлз, Уиллоу и Спайк смогли совершить невозможное – они привлекли в качестве волонтеров самых разных демонов, которым раньше приходилось скрываться, прятаться, спасая свои жизни от охотников. В их оперативных группах были даже вампиры.
А теперь эпоха уходила, и уходила безвозвратно. Никто уже больше не воскресит Старшую Истребительницу, и не потому, что нет больше таких сильных ведьм, как Рыжая. Есть, конечно. Но никто не решится беспокоить душу Баффи Саммерс, ведь она как никто другой заслужила хоть такого покоя.
- Мое время тоже подходит, Спайк, - Дон крепко сжала его пальцы, которые раз в кои-то веки не были замазаны черным лаком. – И ты это тоже чувствуешь. Прошу тебя, присмотри за Арией, она чересчур порывиста и может наделать глупостей.
- Она очень похожа на тебя, - улыбнулся он. – Уж я-то помню!
- Да, то были чудесные времена, - старушка прикрыла глаза, что-то припоминая, и легонько улыбнулась. – Страшные, конечно, но прекрасные. Мы были так молоды, Спайк! Я иногда вспоминаю, как все было. Жалею кое о чем.
- О чем это? – не удержался вампир.
- Например, что так и не смогла уговорить Баффи выйти за Брентона, - усмехнулась она, сверкая выцветшими, но по-прежнему лукавыми глазами. – Ты ведь должен помнить его, да?
- Блеклый такой, смазливый, - хмыкнул тот. – С кривыми зубами.
- Ох, Спайк, ты ведь так и не смог ее забыть, правда? – устало проговорила Дон, сочувственно посмотрев в его глаза. – Так почему же не боролся?
- Потому что любил, Донни, - прокаркал он, зло стирая слезы с глаз. – Потому и смог дать ей то, что ей было, действительно, нужно. Я стал ей другом.
Они больше не говорили. В чаше курился ладан, а за окном пели птицы.
Мир не рухнул. И это было чертовски несправедливо!