***
Это… было странно — находиться в комнате не в ипостаси кошки. Человеком я уже, повторюсь, была здесь неоднократно, но не с разрешения, а тайно. Сейчас же мне отдали именно приказ привести каюту в порядок, но, откровенно говоря, бардака как такового здесь не было. Напротив, создавалось впечатление, что каюта и вовсе не жилая — застеленная кровать без единой складки, стопки бумаг на столе рядом с чернильницей, ни одного предмета одежды, брошенного на полу — только на кресле небрежно сброшенный плащ, но, думается мне, его просто отвлекли. Мы с Каной успели изрядно изгадить выделенное нам помещение, напоминающее теперь склад вещей, еды и женских радостей жизни. Здесь же было слишком чисто для мужчины. Я поморщилась, когда Кода напомнила о прикосновениях к коже шелковых простыней и мягкой подушке. Все, милая, прошли твои хорошие деньки, привыкай-ка ты спать в гамаке. Неуверенно опустив на пол ведро с водой, я намочила и выжала ветошь, кое-как накрутила ее на палку и принялась за мытье полов. Папа облысел бы второй раз, увидев, как его «солнышко» выжимает грязную тряпку и этими же руками утирает пот со лба. Доски все же были чистые, так что хватило два раза вылить на палубу воду, быстро набрать из бочек новую, умудрившись не промокнуть, и для чувства собственного удовлетворения придать творческому беспорядку бумаг на столе более или менее приличный вид. Оглядев результат работы, я довольно хмыкнула: когда никто не свинячит, и уборка идет быстрее. Хотя, наверное, стоит еще пыль протереть с книжных полок. И я честно собиралась это сделать, пока не зацепила взглядом уже знакомые глазу иноязычные названия, вытесненные на корешках. Невольно вспомнилось время, когда я и алфавита не знала, не говоря уже о текстах и их переводах. Это ведь такое заблуждение, что на нем писали только на понеглифах — столько старых томов и их копий пылятся по всем уголкам мира у непросвещенных, темных людей, не знающих, какая ценность у них в руках. Я провела пальцем по побледневшему потертому корешку, прикрывая глаза и прощупывая энергетику книг. Кончики пальцев знакомо закололо. Все верно: корешок из ткани, а сами переплетные крышки из железного дерева с вставками металла. Ручная работа, скорее всего; сбоку даже есть ремешок или миниатюрный замок от любопытных глаз. Навевало. Подушечка пальца очертила первый символ. — Воз-душ-ные, воздушные жители, — пробубнила под нос. Вот он, язык силы, где один знак может обозначать целую историю. Скользнула дальше. — Не птицы… Не стабильный… Легендарные и… — я выдохнула. Легендарные и Небесные. — Интересно? — Я дернулась, едва не сшибая ногой ведро с грязной водой. Капитан стоял в дверях, наблюдая за мной. — Я… — Пришлось играть роль простолюдинки и дальше: — Я никогда не видела таких букв, вот и заинтересовалась. — Виновато опустив голову, я закусила губу. Поверит? — Это старый язык. — Мужчина, подойдя ко мне практически вплотную, провел пальцем по корешку одной из книг. Толстый том в красной потертой обложке, повествующий о флоре и фауне Севера Вест Блю, под редакцией некого профессора Коити. — Мало кто способен его прочесть. Я заинтересованно качнула головой, украдкой вглядываясь в лицо капитана, пока тот был непозволительно близко. Древесина, больше похоже на ель и можжевельник, парусина и ладан, щекочущий кончик носа — запах мужчины. Кода лениво потянулась, облизывая верхнюю губу и совершенно не кстати заставляя гормоны ударить в голову. Пришлось смущенно отвернуться к стеллажу, проклиная волосы, собранные под косынкой и не способные скрыть румянец, разливающийся на щеках. — А вы… тоже умеете читать? Ну, этот язык, — пожалуй, слишком быстро выпалила я, выдавая свое волнение. Еще бы! «Мало кто в мире способен его прочесть»? Да черта с два — кроме Совета и некой Нико Робин, никто не знает, что это за язык, а тем более не умеет свободно читать работы, между прочим, вековой давности, утерянные из библиотеки Мариджои! Хотела бы я знать, капитан, откуда у вас такая коллекция трактатов, каждый из которых стоит дороже всего корабля вместе с матросами. Легендарные и Небесные! Поверить только, что у него есть эта история! — «Читать» — слишком громкое заявление. — Уголки губ Шанкса дрогнули в усмешке. — Скажем, мне бы хотелось лучше понимать, о чем там написано. Пришлось прикусить язык: а ведь я бы могла перевести ему эти тексты. За окном сверкнула одинокая молния, и секунды спустя громовой раскат ударил по небу, да так, что стекла задрожали. Я невольно вздрогнула, цепляясь взглядом за бурю, начинающуюся за окном. Черный зев моря поднимался из штиля, маслянистыми злыми волнами протягивая свою пасть к небу и разочарованно опадая вниз. Пучина с каждой секундой набирала ярость, вскидывая волны с пенящимися гребнями все выше и выше, стремясь во что бы то ни стало схватить за бока тяжелые облака и притянуть небо к воде, разрушая границы привычного мира. Куда ни глянь, кругом простирался океан, и не было видно ни единой точки, означавшей приближение другого корабля или близкую землю. Не нужны были ни другие корабли, ни земля; вот этот ужасающе прекрасный простор и есть то, что будет вспоминать любой моряк в последние минуты жизни. Одна из первых волн ударила в бок корабля, заставляя меня судорожно вцепиться в прикрученный к полу шкаф. — Первый раз в шторм? — поинтересовался капитан, но отвечать не пришлось — по моему виду было ясно, что страх липкой пеленой обволакивает позвоночник. Во любом случае, я пропустила вопрос мимо ушей, прикованная взглядом к тому, что творится за бортом. Осознание, что наш огромный мощный корабль на самом деле — всего лишь хрупкая скорлупка на краю бездны, в которой обитают чудовища, что любая волна может его перевернуть, и тогда… Из этой ловушки нет выхода. Корабль качнуло еще сильнее, на миг все стихло, давление прошлось по балкам тугим скрипом, а потом… все ухнуло вниз, когда Ред Форс камнем упал с волны в морскую пучину, подставляя бока накатывающим волнам. А ведь чтобы вернуться в трюм, мне нужно будет выйти на палубу, где сейчас… Тошнота подступила к горлу тугим комом. Я не знала! Я никогда не думала, что шторм может разыграться за считанные минуты! Буквально только что за окном рябил маленький дождик, а сейчас за стеной воды не было видно ни-че-го! — Нравится? — Карие глаза смотрели с любопытством. — Это… ужасно. — Стыд, страх смешались воедино. О чем говорить, когда даже убрать руку от шкафа было страшно? — Неужели вы совершенно не испытываете страха перед океаном? Шанкс улыбнулся и ответил без тени иронии: — Я не имею права бояться. Любой из членов команды всегда должен знать, что между ним и океаном стоит капитан. Людям важен результат, и они стараются не вникать во все остальное. К тому же корабль — продолжение капитана, или наоборот. — Ред Форс отозвался словам капитана скрипом балок и стоном досок. — Знаешь, пойдем. — Мужчина настойчиво взял меня, полуобморочную, за локоть, мягко отлепляя от шкафа и теперь становясь для меня новой точкой опоры. Мы остановились у окна. — Удивительное зрелище, не находишь? Я не с самого начала поняла, о чем речь. Лишь всмотревшись в рев бури, разразившейся за окном, я смогла понять, что я должна увидеть: среди поднимающихся хребтов волн то тут, то там появлялись огромные спины китов. Они то уходили под воду, то вновь показывались на поверхности. Говорят, эти бронированные шкуры невозможно пробить никаким оружием… — В этой части моря шторма охлаждают воду на дне, заставляя косяки тысяч рыб подниматься к поверхности. Киты пользуются этим, улавливая приближение бури за несколько часов и… В дверь два раза стукнули и после открыли — на пороге, стекая на только что вымытый мною пол потоками дождевой воды, стоял кто-то из матросов. — Капитан, вас просят к штурвалу. Ках нужен нам на парусах — с одной мачты крепеж слетел, если сейчас же не привяжем, останемся без парусов! Они не боялись. Любой из членов команды всегда должен знать, что между ним и океаном стоит капитан… — Сейчас буду, — это матросу. — Думаю, на сегодня хватит — в шторм работать не самое благое дело, лучше помоги Кане в трюме, — а это уже мне. Я кивнула, почти молниеносно подхватывая ведро и тряпки и быстро стараясь ретироваться из каюты, благодаря море и небо, что капитан сам деликатно меня выпроводил и освободил от работы. Правда, сновать туда и обратно из трюма на палубу действовало на нервы, однако уборка капитанской каюты не только выявила новые вопросы, на которые мне хотелось бы знать ответ, но и дала возможность побездельничать до конца дня. Так что, вопя от страха, добежав от капитанской каюты до спуска в трюм, я скинула инвентарь в кладовку и пошлепала переодеваться. Те метры, что я с визгом преодолела под штормом, смазались черными красками неба, ревом моря и промокшими за считанные секунды вещами. Назад к небу пока желания возвращаться не было, и я, повесив в каюте на спинку стула сушиться вещи, перекинулась в кошку. Мышцы приятно заныли после долгого перерыва, Кода откликнулась теплом в груди, поддерживая мысль спуститься на камбуз и, украв кусок мяса, затаиться с ним подальше от людей и переждать шторм в сухости и тепле.***
Сидит. Сидит, затаившись под лавкой, виновато сжимая зубами кусок солонины и боясь вздохнуть. Перед носом маячит сапог, другой, почти такой же, нравоучительно выводит носом круги по хребту. Ках не знает, что она сидит здесь, а вот Бенн успел поймать за хвост маленькую пушистую ворюгу на месте преступления. Правда, его отвлек рыбочеловек, и комок меха успел укрыться под столом, но кто же знал, что сейчас, почти перед отбоем, ему захочется поговорить со старпомом именно на камбузе! Над головой стукнули стаканы по дереву, потянуло терпким запахом алкоголя. — Если капитан вас увидит — это ваши проблемы, — это Кана, закончив с делами на камбузе, недовольно буркнула мужчинам, почти выходя с помещения. Кошка чувствовала ее удаляющийся запах. Сухой мех, жесткое мыло и кровь. Кода по-своему относилась к медведице, но ипостась считала ее подругой и приходилось с этим мириться, хотя и от зверя веяло взаимным недовольством Энн. Щелкнул выключатель, комната наполнилась маслянистым светом керосинки, стоящей на столе, — для двоих вполне себе терпимое освещение. Кода тихо фыркнула, ей хотелось затаиться с мешками, полными зерна, в другой комнате и поесть, а потом завалиться рядом с печкой, грея бока о горячий металл, а не ждать, пока хозяин наговорится с капитаном. Да-да, кошачья сущность воспринимала Бенна именно как хозяина и была обязана ему жизнью. Вот и сейчас она терпеливо позволяла носку сапога нравоучительно надавливать на спину и водить по хребту, пока человеческая сущность отдыхала. — Завтра причалим к Зиме. — Кошка выплюнула на пол кусок мяса и нахмурилась. Тон мужчины был нехорошим. — Не делай из этого такой трагедии. — Щелчок зажигалки, и в воздухе потянуло табаком. — Предлагаешь все оставить как есть? — Вздох. — Каждый божий раз, когда появляется эта баба, капитану голову сносит. Черта с два, вспомни прошлый раз. Клянусь икрой, горожане до сих пор вспоминают нас «добрым словом». — Так иди и скажи это Шанксу. — Стрелок рассмеялся, — Или сразу Шэр, ты ей давно не нравишься. — Дурная баба. Место женщины на кухне и рожать детей, а не шляться по морю и мужику рога ставить, — нравоучительно пробухтел Ках, открывая бутылку выпивки и заливаясь прямо из горла. Кошке не понравился разговор, даже не его смысл, а интонация мужчин. Да и тяжело сидеть в ногах, когда на тебя, такую красивую, не обращают внимания. — В-у-у. — А еще кошке не нравился запах алкоголя — рыжий ведь запретил пить на борту. — Это еще что? — Сапог мелькнул мимо носа, когда мужчина отодвинул лавку и заглянул под стол. Голубые кошачьи глазки встретились с вопросительными рыбьими зрачками. — Блохастая? — Промолчала, деланно игнорируя вопрос. — Кода? — позвал Бенн. — Ма-у-у. — Проскользнув под столом, зверь запрыгнула на лавку, утыкаясь влажным розовым носом в подставленную ладонь. — Заметно ты подросла. — Пахнущий табаком мужчина ласково потрепал за складку шкуры. Зверь игриво откликнулась на ласку, прикусывая мужскую ладонь зубами и громко урча. Он принес ее на руках не больше кошки, завернутую в плащ, тощую, избитую и едва живую, сейчас же одна морда с трудом помещалась на коленях, не говоря уже о том, что на руки поднять такую махину требовало немалых сил. Кошка отъелась, округлилась, наполнилась силой. Напоминанием о прошлом остался разве что розовый шрам, опоясывающий шею. Стрелок едва коснулся кожи, когда из глотки зверя вырвался недовольный рык. Что Кода, что Энн стеснялись этого шрама, прятали, злились, когда на него смотрели и обсуждали. Это была метка рабства. Знак, на всю жизнь остававшийся напоминанием о пережитом. — Помнится, ты говорил, что больше собаки не вырастет, — заметил Ках. — Тогда я думал, что это котенок, а вышло немного по-другому. — Зверь потянулась на лапах, фыркая старпому в ухо и потираясь усатой мордой о щеку. Соскучилась девочка, человек так никогда не проявляет чувства. — Кана проговорилась, что после Зимы часть команды пойдет на Тотленд. — Знакомое человеку имя — зверь ткнулся носом в подставленные руки, но не найдя лакомства, поднялся передними лапами на стол, сопя и принюхиваясь к стоящему напротив стакану рыбочеловека. — Да, — согласился Бенн, убирая ром подальше от наглой морды. — Нейтральные отношения с Мамочкой нам сейчас будут только на пользу. Они рассорились с Кайдо, и использовать это в свою пользу будет разумным решением. — Мужчина взял с тарелки кусок солонины и свесил под стол. — Кода? Дважды звать не пришлось. Продажная кошачья душа тот час же сомкнула клыки в миллиметрах от пальцев, мгновенно проглатывая соленый кусок. Слишком соленый. Кода фыркнула, потерлась раздраженно носом о лапу, но противный вкус во рту не проходил. Мужчины разговаривали о своем, и животное, пользуясь моментом, когда пират отвлекся на вошедшего на камбуз матроса, прильнуло к кружке рома, осушив ее до дна залпом. Пустая кружка с громким стуком упала на пол каюты, полностью выдавая виновницу. — Блохастая! — Кошка довольно облизнулась и икнула, водя носом в поисках добавки — хмель пришелся ей по вкусу. Благо от гнева матроса и участи коврика у камина спас приход на палубу Ясоппа и Шкипера. — Ву. Мохнатая девочка хлопнула глазками, сделала бессмысленный шаг в сторону и бессильно плюхнулась на попу. Потом тряхнула головой. Ещё раз, и ещё, но… нет, человеческая ипостась на заднем плане сознания понимающе хмыкнула. Кода же поднялась на лапы, утыкаясь лбом в коленку рыбочеловека. — Что тебе надо, чудовище? Кода плюхнулась на пятую точку и, резво задрав голову, завыла. — Да что?! — Ках нервно отпихнул животное ногой в сторону стрелка. Кошка поперхнулась воздухом, но, сфокусировав взгляд на знакомой ноге, обхватила ее передними лапами и залилась воем. — Кажется, она недовольна тем, что вы нарушаете сухой закон, — усмехнулся Шкипер. А потом все закружилось. Громкий мужской смех, метание ножей в стенку, миска, даже нет, Шкипер принес достаточно большую кружку для того, чтобы кошка могла пить со всеми наравне. Ром лился рекой, даже когда Кода, пошатнувшись, уперлась носом в пол, при этом пытаясь задними лапами продолжать идти. Кто-то предложил зажарить куски мяса с кухни — помещение наполнилось ароматным запахом, так что когда к лапам девочки положили баранью ножку, сочащуюся жиром, она, даже и не вспомнив о манерах, так ценимых человеком, впилась в нее клыками прямо на полу. А потом пришел он! Да, пришел! Весь такой строгий и совершенно невозмутимый, пришел около трех ночи и вопросительно обвел взглядом собравшуюся шумную братию, заливающую глаза ромом, и пьяную в дуплину кошку, облизывающую чей-то сапог. Человеческая ипостась, радостно оживившаяся при появлении капитана, тут же сникла, понимая, что не может взять ни контроля над телом, ни избавиться от своего участия в этом беспорядке. Кода же попыталась притвориться трезвой, но когда Шанкс подошел вплотную и спросил, как это всё понимать, икнула и стукнулась лбом об стол. В тишине, повисшей на камбузе, громко и отчетливо прозвучало: — Ик! — Замечательно… — Капитан укоризненно покачал головой. Кошка обвела капитана мутным взглядом, постепенно теряя контроль и позволяя человеческой ипостаси взять бразды правления в свои руки. — Капитан, это не я, и вообще драконы не пьянеют. — Кода смутно икнула, вспоминая, что вроде из них двоих никто не дракон. — И вообще мы, аристократы, не пьем ничего, кроме вина, а все говорят, что красное вино только полезно для организма. Конечно, для окружающих это звучало как пьяное мяуканье и фырканье. Кошка еще раз смачно икнула, фокусируя взгляд на капитане, а тот насмешливо протянул: — Ву. — Ву, — повторяет Шанкс не без издёвки. И уже не мне, а собравшимся в столовой пиратам: — А с вами поговорю завтра. — Ик! — некультурно вклинивается кошка, позволяя взять себя за шкирку. Смотрит в поисках помощи на Бенна, а тот смеется. Украдкой, краешком губ, но смеется! Кошка в сердцах заскулила, окончательно потеряв последний здравый рассудок и повисая на шкирке в руке капитана. Пусть куда хочет, туда и несет, сил идти у нее все равно не осталось. Удалось мне все же встать на лапы или нет — не знаю, ибо сразу после этого в памяти начинается благословенный провал…