У кошек девять жизней

Поперхнувшись ветром, я широко распахнула глаза. Макушки скал стремительно удалялись от нас, скрываясь в белой пурге. Вся кожа, одежда, покрылись тонкой коркой льда лопавшегося от моих движений. Холод сковал легкие, жег глаза, заставлял стынуть кровь, хлеставшую из ран. Черные зубья скалы мелькнули в опасной близости и тот час же скрылись в снежной пелене закрутившейся вокруг от потоков ветра нагоняемых крыльями дракона. Мой истошный визг потонул в леденящем душу хохоте ветра, когда его челюсти сомкнулись под нами, отрезая мир стихии от клочков земли и замерших там крошечных фигурок людей. — Шанкс! — крутанулась в лапах, но поздно. Всего миг от протянутой руки до исчезающей фигурки капитана среди снежной стихии. От отчаяния ударила дракона плохо слушающейся ладонью по лапе, сделав себе гораздо больнее, чем ему. Я бы могла освободиться будь со мной рядом кошка, но чертова кайросека наглухо отрезала Коду. И был ли в этом смысл — потратив столько лет на поиски и найдя свою цель самой же от нее сбежать… испугавшись? Нет. Я не боялась. Мне было больно. Крылья оглушительно хлопали над головой. Наполненные ветром, мембраны глухо гудели от напряжения. Выше. Еще выше. В бесконечную сладкую лазурь растекающуюся во рту хлопьями снежинок, запахом озона. Сколько прошло? Минута? Час? Чем выше мы поднимались, тем тяжелее становилось дышать. Каждый взмах крыльев точно кидал мне на грудь мешок с мукой, от чего простой вдох давался с невероятным усилием, и я попросту начала бояться, что задохнусь раньше, чем закончится этот головокружительный полет. Крик отчаяния унес ветер. Ящер, игнорируя мои завывания в его лапах, ударил сильнее крыльями, уходя выше. Лицо забило крошкой снега, но пытка тот час же сменилась, стоило зверю поймать восходящий поток. Ветер взревел вокруг нас, терзая ледяными порывами и без того окоченевшее тело. Потоки трепали фигурку черного исполина, словно та была тряпичной куклой на ветру. Я и представить себе не могла такую силу стихии. Она хлестала по глазам, врывалась в легкие, сбивая дыхание, и жгла кожу огнем. Если сейчас дракон решит унести меня с Эльбафа — мне ничего не останется, как смириться с его волей и распрощаться с Каной, Бенном и капитаном. Моим капитаном! Тем временем дракон поднимался практически вертикально вверх и серые клубы завихрялись вокруг его фигуры точно потоки в водовороте. Мне на миг показалось, что сейчас кости дракона не выдержат, но нет. Взмах, и мы вырываемся из плотных туч в прекрасное чистое небо, сияющее голубыми красками, когда перед глазами почти все меркнет от черных мушек. Кислород резко ударяет в легкие, хотя сейчас я должна задыхаться. Мир простерся под нами бескрайним океаном серых облаков ворчливо протягивающих вверх массивные лапы и цепляющиеся пушистым мехом за пики гор. Лишь местами плотное полотно порывалось, и лучи солнца освещали снежные шапки где-то там внизу. Под ногами осталось гневно ворочаться темно-серое облако, трещавшее нам в след морозными раскатами. Мы парили в небе, словно на миг лишились тел и слились с бесконечностью. Только я, мое шелестящее дыхание, оглушающее в тишине неба, черная громадина дракона парившего надо мной и слепящая пустота холодного белого солнца скользящего вокруг лучами. Наш мир раскинулся вспученной линзой под ногами. Он уходил далеко за горизонт, скрываясь в белой дымке расплывчатой полоской. Я растворилась в прохладном воздухе, чувствуя себя одновременно пылинкой и в тоже время, сливаясь со всем миром вокруг себя. Я повернула голову — по левую руку раскинулся красной стеной Ред Лайн — на такой высоте мы смотрели на него сверху вниз. На его безжизненные пустынные земли, простирающиеся красной лентой над облаками. На крохотную искру на горизонте — сверкающие шпили замка Пангеи. Моего дома. Нашего дома с мамой. — Разве это не прекрасно? —  тихо спросил голос в голове. Дракон мягко согнул крыло, разворачиваясь спиной к солнцу и… я ахнула. Ствол дерева, что был виден с борта корабля, закрывал половину горизонта. Серый монолит действительно был огромен и даже на такой высоте его нижние ветви были еще высоко в небе. Кора дерева искрилась алмазной крошкой в лучах светила. Оно было даже выше Мариджоа! — Иггдрасиль— пророкотал голос в голове. Дракон, мягко согнув крылья, по попутному ветру заскользил обратно к земле. — Мне захотелось показать тебе, как прекрасен этот мир с высоты. Я задрала голову глядя на морду дракона снизу вверх. Солнце холодными золотыми лучами обрисовывало абрис ее головы. Зверь скосил лиловый глаз на меня, прищурился, но промолчал. Мы плавно пошли на снижение и, вскоре, мягко нырнули в облака, вынырнув позднее среди серых скал припорошенных снегом. Вокруг вновь опустились сероватые сумерки. Дракон вел путь внутри узкого ущелья, расстояния между каменными высотами хватало ровно на размах крыльев и небольшой запас. Под нами узкой синей лентой змеилась горная река, бурно рвущая излучины и каменистые насыпи. Бурление пены и рев потока отдавались эхом в тишине скалистого коридора. — Куда мы летим? — позвала я…маму. —  Подальше от твоего капитана. Нам предстоит долгий разговор, и я не хочу, что бы он был в курсе моих маленьких секретов. Увы, рыжий бывает слишком настойчивым и отлети я недалеко — он бы скоро нас легко выследил. Ты его пират, а я тебя украла и не сказала зачем. Думаю, он догадывается, что есть я тебя не буду, но зная характер, могу тебя уверить — он терпеть не может, когда его заставляют принимать игру на чужих правилах. Более этого его выводит из себя только когда он ничего не может сделать и остается только ждать. Как сейчас. — Вы ведь давно знакомы да? — мне было не очень холодно, скорее, больно от ветра хлестающего по лицу ледяной крошкой, а так, как мы перешли на плавный полет, от лап стало идти животное тепло и его вполне хватало, чтобы не замерзнуть — С самого детства. Мы выросли вместе в Вест Блю на небольшом, но довольно густозаселенном острове. Наша деревня носила название Бонова. Даже не деревня, а городишко со своей пристанью и торговыми гильдиями. Я многим обязана твоему капитану, как и он мне. Мы прошли через многое, такое не забывается с годами. Дракон вынырнул из ущелья. Река под нами водопадом рухнула вниз и устремилась в раскинувшееся на горизонте, зажатое со всех сторон скалами, озеро. Спокойное зеркало воды отражало тяжелые облака и несущуюся над его поверхностью крылатую махину. Я вгляделась в темное нутро озера — мертвая чернота. — Любопытно? - усмехнулась мать и, наклонив голову, на лету, выдохнула узкую струю огня. Меня обдало первобытным жаром. Клинообразная струна круто с шипением ворвалось в черную гладь и ушла на глубину на миг, озаряя толстые стволы водорослей на дне. Пару минут ничего не происходило, мы почти достигли середины озера, когда из его нутра начало подниматься неоднородное белое облако. Чем выше оно поднималось из глубины, тем отчетливее я видела, как белое пятно разделяется на огромные белые хвосты, покрытые крупными чешуями, острые плавники, волосы, собранные в косы и тянущиеся за спинами созданий почти до самого хвоста. Огромные, нет, просто гигантские русалки неслись под нами и грозили небесной тени кулаками. Все они были белого цвета, с толстыми, даже жирными хвостами, акульими плавниками и огромных размеров. — Северные русалки, — засмеялся голос в голове, - Если среди людей есть гиганты, то почему бы им не быть среди русалок? Говорят, они могут предсказывать будущее. Если захочешь я попрошу их сделать тебе предсказание. Мысленно поежившись про себя, подумала, что не приведи небо мне вернуться в эти места. Никакая несказанная красота вековых елей с синей хвоей, пушистого искрящегося снега, и грациозное великолепие скал не заставит по доброй воле меня обратиться к этим монстрам. То, с какой колоссальной мощью их хвосты скользили в воде нагоняя скорость летящего дракона — было ужасающе. Наверное, каждая из русалок была размером с Чинквинкса. Воспоминание о питомце отозвалось болью на душе — я опять его бросила. Резкий рывок вбок и дракон, набрав высоту и перелетев через хребет, закружился над небольшим плато с одной стороны огороженным скалами, а с другой резким обрывом в пропасть. Ящер резко снизился и, на бреющем полете, сбросил меня в один из сугробов. Приземление вышло на удивление мягким, хотя можно было бы и поаккуратнее спустить. Пока я барахталась в снегу, утопнув в нем почти по шею, мать сделала еще один круг и, зависнув над одним местом, резко выдохнула столп огня в снежный наст. Даже на расстоянии мне обожгло лицо и, кажется, опалило брови и волосы. Рев пламени был точно в доменной печи. Снег под потоком зашипел и закоптил, но все же испарялся, оставляя после себя черный дымящийся камень. Лишь расчистив площадку достаточно большую для драконьего тела, зверь, взмахнув неуклюже крыльями, грузно опустился на камень и помог мне выбраться, обвив хвостом тело и вытащив на чистый участок. Ступни сразу же обожгло жаром, идущим от земли, но после продолжительного полета это тепло было только в радость, вот только снег, во время «посадки» засыпавшийся мне в ботинки и за отворот рубахи, начал стремительно таять, а вместе с ним начала мокнуть и липнуть к телу одежда. К тому же, не смотря на аккуратность спуска, снежный наст прилично обжог мне открытые участки тела и, кажется, содрал местами кожу. Адреналин постепенно уходил из крови и к телу начинала возвращаться боль и усталость. Раны кровоточили, тело ныло от увечий, усталости и холода. Меня начала бить крупная дрожь. Морозные ветры до судорог свели тело, и теперь жар от камня отзывался болью в каждой клеточке, кожа горела огнем, еще чуть-чуть и кажется, что она лопнет от жара, в то время как в груди нарастает боль от вставшего там кола льда. Грудную клетку сковал спазм и я согнулась пополам, выплевывая на землю сгустки крови, дрожащей рукой утирая, хотя скорее больше размазывая по лицу остатки. Дракон, сделав круг, приземлился, вытягивая вперед лапы и опускаясь вниз уже в человеческом теле. Вновь напротив оказалась женщина в черных одеждах с белоснежной кожей и тяжелым взглядом матерого хищника. — Мама… — по заледенелым щекам горячими струйками потекли слезы, — Я так долго тебя искала.… Почему ты… — слова встали комом в горле. Запоздалая истерика заставляла судорожно хлюпать носом в попытке сделать вдох, но задыхаться от невозможности проглотить застрявшие в теле слова. В раз на меня нахлынула усталость и боль последних недель. Я так долго ждала и готовилась к этой встрече и теперь не могу связать и двух слов просто потому, что не знаю кто передо мной. Мама всегда была для меня кем-то сильным и пускай она бросила меня в детском возрасте, мне казалось, что я знаю ее. Что все просто — я ее найду и спрошу, почему она меня оставила и все будет хорошо. И что я получила за пять лет скитаний и попрошайничества в кошачьей шкуре? Меня почти убивали, сажали на цепь. Отец продал меня Дозору. Мать — оказалась совсем не той, кого я искала. А команда, которой я так доверяла в раз увидела во мне предателя. — Я искала… ты ушла ничего не сказала…я…я тебя…а ты… Почему?! — глаза щипало от влаги, я задыхалась, цеплялась за грязную ткань на себе царапая сквозь нее кожу и смотрела на нее говоря скрываясь на хриплый крик. — Почему ты бросила меня там?! Почему не забрала?! Столько лет я ждала тебя, а ты даже не вспомнила обо мне! Детская обида захлестнула с головой. Горечь, копившаяся столько лет внутри души, выплескивалась толчками наружу и в этот момент я разрывалась умом и телом пытаясь сделать мать и виноватой во всем, и оправдать ее действия и поступки. Где та женщина, что осталась в воспоминаниях? Почему сейчас, не смотря на все желание, я вижу перед собой лишь чужачку, но никак не свою мать, тот ее образ, что жил в душе все эти годы? Аррен, неуверенно шагнув мне на встречу, стянула с плеч свой черный меховой плащ и набросила на меня, а после крепко обняла, прижимая к себе. Когда я почувствовала, что ноги не держат меня, она вовремя села со мной на камень, прижимая к своей груди мою голову и гладя по волосам, а я же…я рыдала, зарывшись лицом на ее груди. Мне хотелось ударить ее со всей силы, сделать так же больно, как и она мне. — Моя милая, мне так жаль, что тебе пришлось все это вынести, но я не могла иначе. Я продолжала всхлипывать, прижимаясь к ней и цепляясь за одежду в страхе, что она сейчас вновь исчезнет, оставив меня одну. — Я не могла иначе, Энни. Мне было так больно оставлять тебя там, но я не могла иначе, — горячий шепот на ухо полный скорби и боли. Мои веки наполнились тяжестью, поборовшись, я все же моргнула, проваливаясь в черноту. — Поспи, так нам обеим будет проще, — раздался голос мамы, а после чернота сменилась картинками. Я перестала чувствовать свое тело — его боль и усталость и стала частью чего-то не материального, сотканного ее воспоминаниями. И я потянулась к свету, идущему от них. — Я расскажу тебе все с самого начала. Как я уже говорила, мое детство прошло в Вест Блю, но прежде чем я попала в добрые руки Руны, моей названной матери, на мою долю тоже выпало немало страданий. Пьяная брань, смердящая потом и дешевым табаком закуток. Дородная тетка с оголенной грудью в старом платье стоит у лестницы, задрав подол, оголяя синюшные дряблые ноги. Десятки еще таких же развалившихся на продавленных диванах в задымленной комнате пропахшей развратом и дешевыми сладкими духами. Мелькают картинки жизни борделя, нескончаемого обслуживание местных «див» и их клиентов — принеси, убери, подай. А за окном виднеется причал с его красивыми кораблями сверкающими белыми парусами и матросы, с этих кораблей, приходя в заведение, никогда не обижали маленькую девочку. — Они даже не сказали, кто из них была моей матерью, — фыркнула Аррен, — Когда она залетела, то долго скрывала это от всех, чтобы ее не заставили избавиться от ребенка. Вроде как убить живое существо было грехом, но это мнение не помешало ей, разродившись, забыть о моем существовании. Никому не нужна шлюха с ребенком. Хозяйка дома оставила меня на условиях, что по достижению определенного возраста я останусь все в том же доме и буду работать очень и очень долго, отрабатывая ее «доброе сердце». Барбаросса запретил рабство на своих землях, но добровольные шлюхи — это бизнес, отстегивающий весьма солидные налоги в городскую казну. А за маленьких девочек на черном рынке платят весьма хорошие деньги. Бесконечная уборка, грязная посуда, стирка — маленькие детские руки в шрамах и мозолях. Никого не волнует, что ведро с водой тяжелое, на рынке продали тухлые продукты, а после полуночи хочется спать. Нужно вставать до рассвета и убирать оставленный после ночи бардак, ведь днем это приличный трактир, до вечера мыть посуду, разносить в зале тарелки, а после заката прислуживать девкам умело укладывая им прически, шнуруя платья и убирая после сна их комнаты к приходу «гостей» — В один из дней, когда я покупала на рынке овощи, меня и заметила Руна, а после попросила Уильяма выкупить меня в счет ее жалования. Она сама в молодости потеряла ребенка и осталась бесплодна, а Барбаросса был человеком чести и взял все расходы на себя не просто выкупив меня из борделя, но и за определенную сумму подделав документы о том, что моя мать была Руна. Сложно сказать, зачем ему понадобилась мелкая девчонка. Я не верю в жалость, таких детей по всему городу было очень много. Калейдоскоп событий. Толстая женщина с добрым лицом и в белом переднике моет посуду. Пахнет свежей выпечкой и наваристыми супами. Мы на светлой деревянной кухне. У Руны теплые мягкие руки. На ночь она всегда дает стакан молока и рассказывает сказки. Первое время я дикарем забиваюсь по углам и боюсь, что меня будут бить, но со временем людская доброта отогревает мое сердце и я называю эту женщину — мамой. Да, она моя мама, которая научила грамоте, купила мое первое платье и с терпением относилась к выходкам и постоянным дракам в городе. Уличные мальчишки нашли мое удочерение поводом поиздеваться — не могла же я просто так выслушивать оскорбления про свою маму и ее хозяина. Вспышка. Я странно себя чувствую при виде этих воспоминаний. Странно осознавать, что твоя биологическая бабка была шлюхой, а та, что вскормила твою мать, служила отцу твоего капитана. Благородный сад с высокими яблонями, на которых уже висят сочные плоды, а под раскидистыми ветвями стоит белый столик, накрытый на послеобеденный чай. В этот раз Руна постаралась и на тарелках источает аромат грушевый пирог. В первые мгновения я теряюсь, и сердце невольно колет ревность, слишком уж похож, оказывается капитан на своего отца, но лишь доли секунды. Уильям Барбаросса был шире в кости и обладал роскошной бородой. Я могла бы им любоваться, если бы не видела это лицо раньше — в воспоминаниях Каны. Это был тот одержимый пират, что пытался одолеть путь к Рафтелю и сгубил в шторме свою команду. Но сейчас это был абсолютно другой мужчина — не сошедший с ума капитан потерявший рассудок, а улыбчивый мужчина с ясным взглядом полным тепла. — Да, нехорошо получилось, — странно отозвалась мама, вылавливая в ответ мои воспоминания, но я не совсем поняла, что она имела в виду. — Он был все же хорошим человеком. Рядом, с рукоделием в руках, худая, как тростинка, девушка. Болезненно бледная, с запавшими глазами и острыми скулами. У нее тоже рыжие волосы, но не темные, как у пирата, а отливающие на солнце сверкающим золотом. Она смотрела на пирата полным любви взглядом, и он отвечал ей взаимностью. — Моника была прекрасной девушкой. Я никогда не встречала столь открытого и беззлобного человека. Но, увы, она была слаба здоровьем. Болезнь медленно очень долгое время подтачивала ее изнутри. Картинка скользит и смазывается. Тот же сад. Мама, чуть постарше, в мужских рубахе и штанах, с туго заплетенной косой, бросает рыжего мальчишку на землю и приставляет к шее деревянный меч.  — Убит! В азарте она оба не замечают, что вся одежда покрылась грязью, а тела синяками, но со стороны мне отлично видно и подбитый глаз мальчонки и рассеченную бровь мамы. Им обоим еще влетит за это, но пока есть вопросы и серьезнее ругани отца и тетки Руны. — Это… — Да, это твой капитан, он был немного помладше меня и чего греха таить — трусливей. В нашей паре искала проблемы всегда я и втравливала Шанкса туда же, хотя он и сам вечно норовил увязаться за мной туда, куда не следует ходить сыну приличного капитана корабля. — Я поддался! — Ха! Умей проигрывать, — раскатистый девчачий смех, — Когда я вырасту и стану капитаном корабля, то так и быть возьму тебя к себе матросом. — Мечтай, девчонка не может быть пиратом! — Может! — Нет! — и снова клубок по траве, а в стороне ухмыляясь в бороду, стоит рыжий пират. Его ладонь лежит на эфесе меча. </i.> До боли знакомого меча! С изогнутой рукоятью оплетенной зеленой бечевкой и украшенной позолотой. Значит, этот меч перешел к капитану от отца? Я попробовала вспомнить видела ли я это оружие в воспоминаниях Каны, но в памяти было пусто, если он там и был, то маленькая девочка обращала на него внимание в последнюю очередь. — Это было прекрасное время, но потом наши пути разошлись, — тихо сказала Аррен, — Я улетела незадолго до того, как твой капитан ушел в море с Роджером. Прошли долгие годы, прежде чем мы случайно познакомились с твоим отцом. Как говорят люди — это была любовь с первого взгляда. За то короткое время, что мы были вместе, я забыла, как дышать без него, мне требовалось, чтобы он постоянно был рядом, но мы были слишком разными. Я с самого начала поняла, кто он и мне следовало или бежать, или убить его. <i> Совсем молодая мама стоит рядом с отцом под цветущей сакурой. Отец такой же, каким я его помнила, ни на год не помолодел, а вот мама совсем девочка с толстой черной косой через плечо в простом платье и она крепко держит его за руки преданно смотря в глаза влюбленным взглядом. И отец отвечает таким же, нежно поглаживая ее запястья. Я почувствовала себя здесь лишней — столько любви и нежности было между ними двумя. — Но, как ты уже знаешь — я дракон. Для меня Горосей были и остаются смертельными врагами, а потому мое сердце рвалось на кусочки от осознания, что мы не можем быть вместе. Я умирала каждое утро от мысли о разлуке и воскресала вновь, стоило нам оказаться рядом друг с другом. Я готова была мириться даже с ролью простой наложницы, лишь бы иметь возможность быть рядом с ним. До твоего отца я любила лишь раз, — горечь тяжелой наковальней обрушилась на мое сознание. Боль от утраты, тяжесть на сердце душащая, разрывающая изнутри на сотни осколков и собирающая их вновь лишь для того чтобы снова разбить, — Но то оказалось ошибкой стоившей жизни моим сородичам. Лишь рядом с твоим отцом я поняла, что все чувство до селе были жалкими искрами по сравнению с пожаром моей любви к нему, к его голосу, запаху, прикосновениям. Я хотела быть для него всем, всецело отдавшись в его руки. — Я не понимаю, что такого в том, что ты дракон? — мне хотелось плакать, но когда сознание отделено от тела оно не может это сделать. Я не помнила улыбающегося отца, никогда я не видела, что бы он был так же счастлив, как когда был рядом с мамой. Вздох. — Ты имеешь право знать. — Мы были рождены очень давно. Мы были всегда и в то же время не существовали, наше сознание было таким же, как у ветра или воды. Расцвет людей был для нас как один миг. Вспышка где-то вдалеке, которой мы не предали значения. Человечество стремительно росло и уничтожало все вокруг себя. У них было все, но им было мало. В поисках оружия сильнее, чем у всего мира, определенная группа людей смогла создать сущность материи, ее смысл. Эти сущности были неразумны, как любой неодушевленный предмет, однако в ходе экспериментов они показали колоссальную мощь. То новое оружие, над которым годы бились лучшие умы в гонке вооружений. Люди, окрыленные успехами и жадностью, начали войну, которую мы стали называть Катаклизмом. Перед глазами мелькнули чаны с трубками и водой, опять белые халаты, смазанные словно я смотрела через стекло, запах химикатов, резкие крики. Картинка дернулась и сменилась на пустое помещение в центре, которого на столе лежал серый невзрачный фрукт, но я определенно могла сказать, что это был дьявольский плод по узору на его кожуре. А потом картинка резко возноситься к небу и подомной раскинулся весь мир в лучах восходящего солнца. Наша прекрасная планета, но совсем другая — нет огромной красной земли опоясывающей ее, нет тысяч островов. Нет. Она другая. Прекрасная зеленая планета, опутанная дымкой облаков и лентами рек, морями и заливами, океанами и снежными материками на ее полюсах. Эти знания и названия сами приходят мне на ум. Первые солнечные лучи поднимаясь с востока ласкают мир разгоняя тьму и… и по всей поверхности мира расцветают красные грибы огня. Они пожирают прекрасный мир, устремляют свои пасти, в небо, выжигая жизнь на сотни, тысячи миль вокруг себя и я чувствую, как земля стонет от боли, я слышу ее так же отчетливо, как если бы сама кричала от того, как мое тело разрывается на сотни осколков. — Для нас это было чем-то далеким, не значительным. Что для ветра человеческая жадность и гордыня? Мы жили задолго до Катаклизма и будем жить гораздо дольше, чем ваш мир, в ожидании свободы, в ожидании времени, когда мы вернемся на свою родину и избавимся от бремени навязанного нам в ту войну, но ты правильно догадалась, люди сумели создать первые дьявольские фрукты и это дало нам свободу. После Катаклизма вызванного человечеством мы вышли из тени и взяли умирающий мир, в свои руки, разделив его на сферы правления. Кто мы? Нечто древнее, чужеродное вашему миру, против нашей воли притянутое на Землю во очень далекие времена и оказавшееся здесь в ловушке. — И тогда родилась та сказка? — Да. Мы не долго думали с тем, какой облик придать нашей силе — в человеческой мифологии самым сильным существом всегда был дракон, так почему бы не выбрать его для образа Бога? Мы и были Богами — теми, кто защищает, оберегает, наставляет и вершит суд. Пять драконов основателей, поделивших между собой остатки мира и ставших первыми императорами. Люди уничтожили гармонию и показали на что способы, получив всевластие. Такого врага нельзя было больше оставлять без присмотра и контроля. И в смутное время мы приняли решение, дабы не допустить повторения той войны, мы вышли из тени. Не захватчики, а мудрые спасители. — Ты рассказываешь так, словно сама была в то время и лично видела все. — Так и есть. Дракон — это не физическая оболочка, а суть. Как я уже сказала наше существование бестелесно, но мы можем создавать симбиоз с живыми существами на время их жизни, а после продолжать быть духами пока не найдем себе новый…сосуд. — Значит ты не моя мама? — Твоя. Ты была зачата уже, когда я дала этому телу силу. Позволь я поясню — мы не вытесняем друг друга, а сливаемся в единое…как твоя кошка, например. Ты не отличаешь ее обоняние от своего, а в ее шкуре вы обе руководствуетесь людской логикой. Вы едины. Сила и личность. — Как все сложно, но как связаны вы и Горосей? Что произошло в Темное столетие? — Белый дракон. Им. Самый ненасытный из нас. Со времен Катаклизма он старался урвать как можно больше власти и у него получилось. Он тот, кто управляет сейчас миром. Восемьсот лет назад Им собрал рядом с собой самых верных приспешников и создал город Рассветный в противовес моей столице — Закатному. Со временем наши взгляды на власть стали слишком различаться и возгордившийся ублюдок провозгласил себя единым правителем, а своих подчиненных, первые семьи, что поселились под его властью — народом небесных драконов, дабы внушать ужас любому, кто посмеет перечить воле Им. Мы пытались бороться с ним, но к тому времени, как мы осознали всю тяжесть сложившейся новой политической обстановки он стал слишком силен. Он убил наших соплеменников, а на их мертвых телах оставил рабскую метку — отпечаток своей лапы, в дальнейшем его прихвостни переняли эту манеру клеймить своих рабов лапой дракона. Растерзав тела он сумел запереть их сознания так, что они не только больше не могли выбирать себе физические тела, но и находится вне своей темницы. Все эти годы между нами сохранялась лишь тонкая ментальная связь. Я вспомнила о видении на корабле Дозора и поделилась своими мыслями с мамой. — Это ведь был не первый случай, когда ты в бессознательном состоянии смогла прочесть чужие воспоминания и мысли? — Да. Она легким ветерком коснулась моих воспоминаний. — Довольно любопытно. Я могу предположить, что в момент смерти твоя душа отделяется на какое-то время от тела и может воздействовать на более тонком ментальном уровне. — Смерти? — Ты совсем не знаешь силу своего фрукта? — мать была удивлена, — У кошек девять жизней. У кошачьего зоана их так же девять. Конечно если тебе отрубят голову они тебя не спасут, но в менее критических ситуациях, когда ты должна была бы умереть сила фрукта вернет тебя к жизни. Вот значит как. Никогда не задумывалась об этом. Это же, сколько получается у меня осталось шансов остаться на этом свете? Но это я успею посчитать и после, а пока меня занимали другие вопросы. — Не понимаю, почему тогда Им не убил и тебя? — Мы не можем убить друг друга. Свет и тьма. Белое и черное — мы обязаны существовать, уравновешивая друг друга, однако жить можно в разных условиях. Когда я осталась одна — я бежала и жила, скрываясь среди людей. Поэтому, когда твой отец предложил мне переехать на Мариджоа — я испугалась. После стольких лет скитаний в страхе быть найденной, но… Чем ближе к носу добыча — тем сильнее она воняет. Сложно выследить одного кролика по следу, когда все вокруг разит его запахом. Я согласилась. Не смогла убить в себе чувства к твоему отцу. Я чувствовала, как беснуется белый дракон, чуя меня рядом, но не в силах разобраться кто из сотен тысяч рабов его враг. Вновь калейдоскоп событий. Очень давно. Я поняла это сразу, взглянув на мир глазами мамы. Нет, это была не мама. Я ощущала мир другим — другие цвета, запахи и ветра приносившие их. Девушка, в чьем теле я оказалась, была тонка и грациозна. В тот вечер она лежала на кушетке полуобнаженная, прикрытая лишь золотыми украшениями и черными полосками легчайшей ткани. Вечерняя прохлада лизала кожу, на губах чувствовался привкус вина, а под ногами раскинулась долина окутанная огнями заходящего солнца, отражающимися в золотых купалах домов. Мне было скучно, я устала от власти, от всесилия. Но я любила этот мир созданный своими руками. Свой город — Закатный. Столицу своей империи раскинувшейся среди красных песков и омываемую шестью морями. В будущем этот город будет стерт с лица мира и здесь образуется Обратная гора, но пока здесь царит нега и любовь. Жители Закатного ни в чем не нуждаются и любят свою Императрицу. Другой день — я на высоком троне, подомной тысячи, десятки тысяч людей к которым спускается кроваво-красная дорожка и я спускаюсь по ней, что бы приветствовать равную себе. Белая девушка невероятной красоты и хрупкости приветственно вскидывает руки навстречу. Несколько серебряных полос прикрывают ее тело, белые, как снег, волосы украшают длинные перья и жемчуг. Я хочу обладать ее телом и душой, но при подданных лишь улыбаюсь прикусывая губу и ловя ее ответное желание. Как иногда все же хорошо чувствовать друг друга, так как это могут только боги. На задворках сознания скептически фыркают остальные, но наше сознание слишком отличается от людского — столько лет объеденные в единый разум лишают стыда перед друг другом. Им красива, ее новое человеческое тело такое хрупкое, но душа в нем пылает огнем. До меня доходили слухи о беспокойствах в Рассветном и жестокости царившей там по отношению к простым людям, но то слухи, а сама белая выглядит так невинно. Как я могу верить грязным словам о ней? Она же. Мы держимся за руки, стоя на набережной из красного камня, а у наших ног плещется серебряный океан. Вдалеке видны громадные черные плавники морских королей — Посейдон в скуке дней создал себе игрушку по своему образу и подобию. Он говорил, что хочет оставить после себя что-то кроме земли. В его мыслях грандиозные проекты о перенесении его городов под воду и изменении своих людей, так что бы те могли там жить, кажется, он где-то нашел старые лаборатории времен до Катаклизма. Русалки? Почему бы и нет, если у него получится, будет очень интересно посмотреть на гибрид рыбы и человека. Она же. Облаченная в доспехи. Жестокость и насмешка на лице. В какой момент она захотела меня подчинить себе как раба и телом, и душой. Им хочет лишь обладать мной. Война? Пусть будет так. От моих слов ее лицо искажает гримаса ненависти. «Ненавижу тебя! Ненавижу!» Резкая смена картинки. Теперь лишь холод и ветер треплющий волосы. Красный песок на теле смешивается с кровью. Все вокруг пропитано ей, даже воздух оседает на языке вкусом железа. Вокруг только пустыня и голый камень, а на моих руках то, что осталось от наших собратьев. Им стоит рядом и предлагает подчиниться, ведь больше нам никто не мешает, но я понимаю, что все это время, ослепленная любовью, не видела ее безумия. Убийство собратьев ничем нельзя оправдать. Им сошла с ума, ослепла от вседозволенности. Картинки прошлых лет исчезли. В разлившейся вокруг черноте я вновь почувствовала свое тело, а после рядом появилась огромная фигура дракона. — У меня никогда не было детей. Никто из нас не ожидал, что тело, принявшее в себя такую силу способно выносить человеческого ребенка и все же какого же было мое удивление в один из дней почувствовать в себе биение чужого сердца. Представь, ты просыпаешься утром в своих покоях. Одна, ведь сиятельному не позволительно встречать рассветы с простой наложницей. Нежишься в неге прохладных простыней, на окнах тончайшие занавески колышутся от ветра и, просыпаясь полностью, ты понимаешь, что тебя теперь двое. Что внутри тебя есть зачаток жизни, и ты ощущаешь его всем своим нутром — каждый удар сердца, журчание кровотока, первые искры разума, а после и движения. И первым приходит страх. А что если этот ребенок будет уродом? Дракон невесело усмехнулся. — Еще в утробе Совет заинтересовался тобой. Им приказал. Не спрашивай, до сих пор я сама не поняла его мотивов, но ты была ему нужна. Возможно, уже тогда он почуял меня, но держался, выжидая в своем логове, смаковал вкус и хотел сделать мне больнее. Не знаю. Наша золотая клетка была маленькой — покои, небольшой закрытый сад и общие части замка. Но я была благодарна. Я впервые чувствовала эмоции столь непонятные мне — привязанность к слабому человеку только потому, что он вышел из моей утробы, любовь, потребность защищать. Твой отец души в тебе не чаял и был рядом любую свободную от Совета минуту, но и ему было тяжело — никто не должен быль знать о его слабости, привязанности к тебе и ко мне. Для всего мира мы были просто игрушками в руках сиятельных. — А что же случилось потом? Почему ты ушла? — Потом… — горькая усмешка исказила морду зверя, а я почувствовала щемящую тоску и горечь в сердце. Боль от собственной глупости и того насколько все вокруг были слепы, — Им ждал и его час настал. Он смог предвидеть освобождение рабов Фишером Тайгером и сделал все для того, что бы в момент, когда пламя охватит всю Пангею, мы оказались в ловушке без шанса спастись. Им забрал тебя и спрятал в одной из своих нор, вынуждая меня слепо рваться спасти тебя. Новые воспоминания. Гарь, тяжелый дым оседает смолой в легких. Глаза слезятся. Вокруг паника. Рабы, солдаты, знать — все смешалось в человеческий клубок, освещенный ревущими языками пламени столпами, вырывающимися из прекрасного замка над нами. Мама. Она рвется назад в пламя, чьи-то руки пытаются ее удержать от безумия, но женщина вырывается и на миг замирает. Ее тонкая фигура отчетливо выделяется на фоне беснующейся стихии. Она отталкивает чужие руки, грозный рык заглушает рев пламени: «Не вмешивайтесь» и женщина исчезает в адском пламени. — Когда я нашла тебя, ты почти задохнулась от дыма. Стоило мне увидеть тебя безвольной куклой, лежащую на камне и не ощутила биения твоего сердца я…мне… словно мир оборвался, выцвел, выгорел, а когда ко мне подошел Им и впервые за столько веков я вновь почуяла его запах, вспомнив все, что нас связывает… Мое…нет, безумие зверя вышло и под контроля. Мне удалось лишь заставить его взять тебя, прежде чем он пробудил ипостась, разнося все вокруг, стремясь убраться подальше от белого. Слишком много чувств. Слишком больно. Мама вздохнула, помолчала и резко оборвала поток чувств словно спохватилась, что этого не следует мне знать. А я помнила. Обрывочно, но помнила — огромное здание охваченное пламенем и дракон в небе. Руки, передающие меня кому-то другому и то, как я в последний раз вижу лицо мамы в огне. — Моя человеческая половина хотела тебя забрать, рыдала, проклинала, но сила требовала улететь как можно дальше от опасности, ведь если бы Им захотел меня схватить — он бы сделал это, а я была слаба, слишком слаба, тягаться с ним. Убей меня, физическое тело, и пришлось бы все начинать с начала в новом теле, учить его, пробиваться к Мариджоа, а я была тогда так близка, освободить своих братьев и я ушла, дав клятву забрать тебя, когда буду достаточно сильна. Но это было позже, значительно позже. Сила, вырвавшаяся наружу, загнала меня на самый край мира, где многие годы я провела в спячке раз, за разом просматривая свои воспоминания и ища ответы на вопросы. Все эти годы у меня была лишь одна цель — найти способ освободить моих братьев и сестер. А ты… Ты была не опасна для Има, твой запах не нес силу и тебя оставили, зная, что рано или поздно я приду за тобой. — И не пришла…- я поковыряла пальцем дырку на рубашке, — А они хотели меня отдать замуж. — Я знаю. — Откуда? — На Мариджоа я всегда была рядом с тобой, — мягко коснулся ветерок моих волос, — Но я с удовольствием послушаю твою историю из твоих уст с момента как ты покинула Ред Лайн и оказалась в команде у рыжего. И я рассказала. Все. Ничего не скрывая с самого начала. Как съела фрукт. Как сбежала с Ред Лайн, как скиталась по морям и попала в лапы торговца, показала шрам на что мать гневно зарычала выпуская струю черного дыма и клятвенно заверила, что будь он в живых то проклял бы тот день, когда посмел поднять на меня руку. Рассказала про шраек и арену, чем заинтриговала маму. — Белопер еще жива? Хорошо. Шрайки верно служат мне не первый год, хотя я и редко радую их своим присутствием. Последний раз мне удавалось побывать в Золотом гнезде, когда Белопер едва оперилась и уже тогда я выбрала ее будущей Матроной и поделилась каплей своей силы. — А череп? — я испугалась того, что могу услышать, но мама лишь фыркнула. — Какого-то морского ящера, не оставлять же дикое племя без тотема? И да, матрона тогда соврала тебе, говоря, что я владею фруктом — мера предосторожности. Но поверь, она сразу поняла кто ты и ей было очень приятно познакомиться с тобой. Думаю правда у нее были свои вопросы к твоему капитану за угрозу твоей жизни, но ты же осталась цела, ведь так? Я продолжила делиться воспоминаниями про Зиму, про то, как попала к другому йонко и про Таврос. Мама слушала внимательно попутно просматривая мои воспоминания. — Значит сам Шанкс приказал тебя отправиться на шпионаж, — задумчиво прокрутила в моей голове тот день, — И тебе ничего не показалось странным? Я задумалась. — Поднимись. — Шанкс устало махнул рукой, позволяя разогнуться, но не давая указания уходить. А мне хотелось, очень хотелось, ведь в кресле рядом с массивным столом сидел Син. Капитан, одной рукой подпирающий щеку, второй крутил в руках черное письменное перо. Нет, все было как обычно, кроме запаха пыли. — Вот как, ну ладно. А на счет Шер, всему свое время, не переживай за нее. Подумав, я поделилась еще и тем, что гложило меня последнее время. Путь до Эльбафа. Рассказывая это вслух, я внезапно поняла, что вела себя по отношению к Синдбаду, как последняя…знать! Поймав себя на этой мысли, я решила поделиться ей с мамой, на что та недовольно сморщила морду. — Это то, чего я боялась — воля Горосей. Та сила, с которой они могут держать власть над всеми остальными. — Но ведь я не Горосей! Я никогда не училась им быть! — Этому не учатся, с этим рождаются и это один из признаков, что человек может занять место в Совете, когда придет его время. Лиза — воля Горосей это особое умение, капля силы Им отданная им первым королям. Ты не просто должна ей владеть — ты должна желать всей душой и мыслями что бы тебе подчинились. Беспрекословно, на уровне животного инстинкта признали твою власть и исполнили твой приказ. Это та сила, что позволяет Совету управлять Дозором и остальными. После побега от Дозора ты почувствовала власть — а это самый большой опиум для сознания. Власть пьянит, развязывает руки и поднимает из недр души все самые порочные желания. И ты не смогла сдержать свою тьму, тебе было проще отпустить ее срываясь на Синдбада, нежели бороться с ней. Он не прав во многом, но он старался в своих силах тебе помогать, ущемляя себя. Тот, кто влюблен, склонен к самопожертвованию. Син? Влюблен? В меня? Это было так смешно слышать, я совсем не воспринимала Сина как мужчину… — И все же я не понимаю — с твоих слов, так драконы могущественны и их сила почти не знает границ. Но ведь это такой соблазн — вы же можете делать все, что заблагорассудиться! — постаралась свернуть я неприятный разговор. — Можем, но как ты уже знаешь, трое из нас заточены. Им и так повелевает практически всем миром, а я…мне не нужна власть. Мои интересы простираются гораздо дальше, нежели управление маленьким мирком. Можешь называть меня наблюдателем, который изредка подталкивает шахматные фигуры к той или иной раскладке. Почему-то на ум невольно пришли дни недавнего прошлого. — Это ты подтолкнула всех к войне в Маринфорде? Дракон заливисто расхохотался, обнажая темно-бордовые десна и два ряда белых, как снег зубов. — Нет, так сильно я не могу вмешиваться в историю, но ты отчасти права. Некоторые давние решения и нужные люди привели к тому, что произошло и происходит сейчас. Знаешь, со стороны так интересно наблюдать за вами — муравьями. Вы вечно копошитесь, куда-то торопитесь. Ваши правители, сидя на клочке земли, гордо именуют свои земли государствами. У вас технологии позволяющие передавать связь по всему миру, но люди на окраинах морей считают фрукты мифами, в то время, как в Новом Мире это в порядке вещей так же как, например, иметь нос или глаза. Мне было нечем возразить. Я никогда не бывала в малых морях, и судить могла лишь по увиденному в Новом Мире и на Гранд Лайн. В какой-то момент я поняла, что тьма вокруг из густого покрывала стала вновь осязаема и даже местами меняла цвет на темно-серый. Мама закрыла сознание так же плавно, как и окунула в него меня, делясь своими воспоминаниями. Темный полог колыхнулся, и крыло тяжело поднялось, стряхивая с себя снег. Оказалось, что дракона, мягко говоря, завалило снегом, почти полностью укрыв его массивное тело и теперь ящер недовольно встряхивался, сбрасывая с себя пласты нанесенные погодой. А над головой, заместо тяжелых серых туч, вовсю сверкало холодное северное солнце. Я попыталась встать, опираясь на чешуйчатую лапу, но стоило принять вертикальное положение, как мир покачнулся, и я плавно сползла по драконьему боку обратно на землю. Желудок громко заурчал. — Прости, все время забываю, какие вы люди хрупкие, пожалуй, нам стоит вернуться пока ты окончательно не ослабла от голода, да и твои раны требуют ухода. — Сколько… нас не было? — Два или три дня, когда ты открываешь сознание весьма сложно контролировать течение времени, поэтому я показала тебе лишь какие-то наиболее важные для меня моменты. Думаю, в будущем я расскажу тебе еще что-нибудь, но пока хватит. Сможешь удержаться на спине? Я медленно кивнула, все же поднимаясь на ноги, хотя и ощущая при этом жуткое головокружение и тошноту. Пожалуй, так плохо мне не было даже после попоек на корабле. Дракон, осторожно, чтобы не задеть меня, развернулся на месте, стряхивая остатки снега и преклонил плечо к земле, чтобы мне было удобнее забираться. Мда уж, это было не самым легким занятием. Чтобы только забраться на согнутый локоть мне пришлось со всей силой подпрыгнуть и навалиться грудью на скользкую чешую, отчаянно молотя ногами в воздухе. Силы подтянуться и завалиться на кость мне не хватило и пришлось на второй попытке матери подсаживать меня хвостом. Мысль зайти со стороны хвоста она отсекла сразу — оказалось, вдоль хребта у нее были расположены вертикальные костяные шипы почти незаметные у основания шеи, но длиной с ладонь до самого хвоста и она попросту боялась, что на один из них я напорюсь, не удержав равновесия или сверну шею поскользнувшись на скользком от растаявшего снега теле, поэтому забравшись на сгиб крыла я ползком, цепляясь на многочисленные наросты, добралась до толстой шеи и, со вздохом облегчения, устроилась в удобной впадине у основания шеи обхватив для равновесия ее ногами. Дракон выровнялся и при этом меня с такой силой качнуло вперед, что я едва не улетела через ее голову вперед. — Крепче держись. — Я уже догадалась… Мама постояла с минуту давая мне привыкнуть к ощущению подомной горячей твердлй шкуры под которой при движении ходуном двигались крепкие, хорошо сбитые мышцы. Я ощущала их своими ногами и это было страшное и прекрасное ощущение одновременно. Мощь. Колоссальная сила, заточенная в этом теле, а ведь это мама еще расслабленная. Сглотнув, отогнала мысли о ее полной силе. Удостоверившись, что при движении я не собираюсь скатываться в сугробы, дракон плавно сделала пару шагов вперед. Со своего места за широкими плечами и головой ящера мне не было видно, что происходит впереди, но интуиция подсказывала, что сейчас меня ждет очередное приключение, которое мне не понравится и шум сыплющейся вниз каменной крошки лишь убедил меня в этом. — Крепче держись! И многотонная туша соскользнула с края уступа в пропасть, даже не думая раскрывать крылья! Визг, и я прижимаюсь всем телом, сживая до судорог ногами шею и цепляясь руками за шипы на основании пока моя сумасшедшая матушка в пике несется к стремительно приближающимся камням внизу. Она передумал и решила избавиться от меня! — Я бы просто тебя съела, — снисходительно отозвалась мыслям дракон, в последний момент раскрывая крылья и выходя из маневра едва не касаясь брюхом скал. Я мысленно помолилась и морю и небу, чтобы дали мне сил не сойти с ума.

***

Яркое солнце слепило глаза. С самого утра буря, налетевшая на лагерь и бушевавшая несколько дней, улеглась. Ветер унес в сторону грубые холодные тучи, уступив место ясному небу лишь слегка передернутому поволокой высоких облаков. Не обошлось и без потерь — корабли, не подготовленные к зимней стоянке, те, где был не опытный капитан или халатные матросы — изрядно потрепало. И ладно если бы только потрепало паруса, оно дело, конечно влетающее в копеечку, но со всеми бывает, а вот простить потерянные якоря, борта, содранные о соседние корабли, что при швартовке не выдержали дистанцию, было нельзя. Так ошибаются люди, вышедшие первый день в море, но никак не опытные пираты. Капитан глубоко вдохнул, успокаивая расшалившиеся нервы. Поисковые группы, как и ожидалось, ничего не нашли. Свидетели и разведка Эльбафа говорила о том, что видели черную тень в небе, когда та направлялась к озеру Лох-Несс — недоступному водоему глубоко в горах. Даже гигантам было проблематично преодолеть крутые утесы и бурные реки гор, чтобы туда добраться. Ожидаемо. После стольких лет дружбы они оба понимали, что один пойдет искать, а второму нужно спрятаться так, чтобы не нашли. Вечные кошки — мышки. Их не было почти трое суток. На третий день какое-то внутреннее чувство, импульс, интуиция, называй, как хочешь, подсказало, что дракон вернется со своей добычей. Конечно же, слух быстро распространился по пиратской сходке и никто не остался в стороне от возможности самолично вблизи лицезреть легендарного зверя так бесстрашно бросившему вызов их капитану. Скорей всего подсознательно желали убедиться в том, что человек под чьим флагом они пиратствуют действительно оправдывает славу, бегущую далеко впереди его имени. Кто пустил слух среди пиратов? А надо ли это было делать — Кана еще с рассветом почуяла перемены и замерла на площадке возле временного штаба задрав морду к небу. Кок чуяла, как поменялся ветер, слышала, что утихло море. Когда на арене взревел дракон — медведица была далеко, но даже среди вековых елей за десятки километров от стоянки шерсть на ней встала дыбом. Вот и сейчас, стрелки часов близились к полудню, а медведица в полной ипостаси сидела на задних лапах задрав морду наверх и вся подобравшись. Шанкс не трогал ее. Время, проведенное с кошкой рядом, ясно дало понять, что иногда зоан лучше знает свое поведение и каким бы оно не было странным к нему лучше не лезть. — Не нашли? — вопрос к подошедшему старпому остановившемуся все же в стороне. — Нет. Во взгляде старпома читалось плохо скрытое обвинение в происходящем. Шанкс мог его понять. После смерти дочери Энн стала для Бенна той кто нуждался в отцовском наставлении и с ней он мог хоть иногда заглушить боль утраты. — Ни следа. Команда под конвоем на корабле, но где капитан они не знают. После арены Шер пропала, но было не до нее. Дал задание Бекману, а сам… У самого мысли занимало только чувство, что его оставили в дураках. Пират ощущал кончик клубка у себя в пальцах, но никак не мог потянуть за ниточку, чтобы та распуталась, а ожидание и незнание убивало. Злость на самого себя за беспомощность. На Рен с ее играми. На Лизу — просто потому, что кто-то должен был быть виноватым. На Бенна — что не образумил раньше. — Успокойся, — тяжелая ладонь друга легла на плечо, — Я чувствую, что все нормально. Злость, что все вокруг все знают и чувствуют. Кроме него. А должно быть наоборот. Кто здесь, черт возьми, капитан? Энн, Горлодер, Твердопух, Синдбад, Шер — полоса предателей. Вдалеке, отраженный стенами гор, раздался хриплый раскатистый рев. Еще далекий, но уже отчетливо слышимый. Толпа напротив загомонила, поснимала шапки, крутя в разные стороны головой в поисках источника звука. В лицо ударил резкий порыв ледяного ветра, отбрасывая полы плаща за спину и заставляя невольно поднять руку, закрывая лицо от колючих льдинок которыми был наполнен порыв. Ледяное дыхание, ударив в лицо капитана, закружилось у него ног и рвануло к толпе, срывая с людей остатки головных уборов и заставляя позакрывать распахнутые рты. — Чтобы не случилось — не стрелять! — хлесткий приказ стрелка поумерил пыл людей уже успевших положить руки на приклады и рукояти. Страх — главный враг хорошего пирата. Он заставляет действовать на инстинктах. Кана за спиной с шумом втянула воздух и резко выдохнула, вставая на задние лапы вытягиваясь в струну неотрывно глядя в одну точку. Ее мелко потряхивало, шерсть на загривке то дыбилась, то прижималась в ужасе к телу. — Я ее чую капитан, — голос девушки звучал ошарашено. — Хотелось бы тебе верить. Черная тень накрыла площадь. Снося ветром из-под могучих крыльев, дракон пронесся над головами на бреющем полете едва не задевая лапами крыши домов. От потока воздуха их под крыльев многие с воплями попадали на землю. Толпа испуганно, игнорируя приказ, вскинула оружия, но ящер даже не обратил на них внимания. Грузно тормозя крыльями, зверь, сделав круг, тяжело вертикально сел на площадь, вначале опираясь на задние лапы, а после массивно опускаясь на сгиб крыльев. Там, где он тормозил лапами остались глубокие борозды. Хвост опасливо вильнул совсем рядом с толпой, заставляя мужчин шарахнуться назад. — Не стрелять! — запоздалый окрик Бенна. У кого-то из пиратов сдали нервы, и воздух прорвал выстрел ружья, а одинокая пуля срикошетила от основания шеи дракона. Там, где сидела укутанная в чужое пальто его кошка. Не дожидаться реакции со стороны капитана, дракон издал гневный рев и, раскрыв пасть, выдохнул над головами собравшихся столп пламени. Несколько домов на пути потока огня сразу же наполовину осыпались пеплом, а то, что осталось, занялось ревущим пламенем пожара. Сила струи была настолько колоссальной, что столп долетел до пристани и остановился, только охватив пламенем чей-то корабль. Шестое чувство подсказывало что того бедолаги посмевшего вскинуть ружье. Те, кто оставлял вещи в этих домах и служил на корабле, с воплями понеслись на пепелище. Аррен недовольно оскалилась, поворачивая морду к капитану. Два взгляда схлестнулись в немом противостоянии. Напряжение разлившееся вокруг не почувствовал разве что мертвый. Резко сделав вперед выпад, и за два шага преодолевая разделяющее их расстояние, черный исполин, с вызовом раскрыв пасть, зарычал прямо в лицо, пирату обдавая присутствующих смрадом серы, сырого мяса и огня. Стоявшие за Шанксом невольно попятились, прикрывая лица от невыносимого жара, шедшего из пасти дракона. Кана, поджимая обрубок хвоста, дернулась в сторону скуля разрываемая желанием подойти к подруге и страхом перед такой животной силой. Почти вплотную приблизившись к пирату, ящер втянул носом воздух, поднимая губы и обнажая ряд белых клинков, каждый из которых был не меньше капитанского меча. Толпа сдавлено охнула, когда Шанкс протянул руку к морде и почти коснулся черной чешуи. В последний момент зверь дернул головой уходя от прикосновения. — Руки, — насмешливо фыркнул голос в голове. — Все развлекаешься? — Скажи спасибо, что они живы. Будь я в другом настроении — ты бы не отделался так легко за этот выстрел. Аррен качнула носом в сторону старпома. Тот коротко поклонился и ящер, принимая его почтение, мягко обдал лицо стрелка горячим дыханием. - Благодарю тебя Бенн Бэкман, - он понял без слов о ком шла речь вновь склонив голову к груди в почетном поклоне. Дракон отстранился и, высоко подняв голову, обратил свой взор в сторону толпы. Коротко приказано рыкнув, он нетерпеливо щелкнул кончиком хвоста по земле. Не прошло и секунды, как от зевак отделились две шрайки и низко склонив головы, едва не касаясь клювами снега, подошли к гостье. Обе птицы широко раскинули крылья и распушили хвосты. Вся их поза выдавала максимальную покорность и преданность. Твердопух и Горлодер заискивающе выгнули шеи оголяя их и подставляя под удар. Брат и сестра приблизились на расстояние вытянутой лапы и прижались к земле, тихо скворча и курлыкая. Аррен недовольно коротко щелкнула челюстью и шрайки почти заскулили, лапоча на своем языке и осмеливаясь поднять головы и взглянуть на своего бога. Та, лишь фыркнула, всем видом демонстрируя, что разговор еще не окончен и грузно развернулась боком к собравшимся опуская плечо со стороны капитана, чтобы наезднице было удобнее спускаться. По рядам пиратов прошлась волна гомона. Одни отпускали сальные шуточки и делились тем, как и где они пробовали эту девку. Другие недоумевали, что связывает какую-то портовую шлюху и дракона и почему сейчас капитан так себя ведет. Кто-то пытался защитить честь девушки, но таких было мало. Лиза же, находясь в непосредственной близости, все это слышала. Не могла не слышать, но стойко держала равнодушную маску, соскальзывая с драконьей спины и вставая подле нее, сложив руки на животе. Что-то в ней неуловимо изменилось. Взгляд, осанка, гордо поднятый подбородок. Даже на расстоянии с осунувшимся лицом покрытым кровью и грязью, всклоченными остатками волос она выглядела…благородно. Так, как смотрелась бы так же на троне при соответствующем ее статусу одеянии и регалиях. Капитан в какой-то момент почувствовал себя глупцом — столько времени девчонка была рядом, а как оказалось он совсем не знал, что скрывается в ее тени. Дракон, выпрямившись, взмахнул крыльями, опавшими уже тенями по земле. Женщина, положив руку на плечо Энн, легко подтолкнула ее вперед — навстречу к капитану и остальным собравшимся. Девушка, с идеально прямо спиной подошла понукаемая драконов, но всячески игнорируя вопросительные взгляды, направленные на нее. Она смотрела куда угодно лишь бы не встречаться взглядами с кем-то из собравшихся. — Может быть, ты пригласишь нас в дом? — Аррен иронично скосила глаза на толпу.