***
Как же мне плохо. Сейчас стошнит, а потом умру — нет, сначала умру, а потом стошнит. Господи, дайте тазик и научите меня меньше есть. Я со стоном попробовала перевернуться, но отяжелевшее пузо мешало, да еще и сон был таким теплым и уютным, что не хотелось просыпаться, и я, зевнув в свои два ряда острых зубов, ткнулась носом в подушечку лапы, все еще хранившую запах колбасы. Кажется, сон был про молочные реки и колбасные берега. — Охренеть! — ну зачем так громко орать на ухо? Я, оскалившись во сне, попробовала лапой отогнать наваждение. Дайте наконец поспать после стольких месяцев бессонных ночей на холодной улице. — Эта паскуда все сожрала! — топот и хлопок дверью. Эй, ты кого там паскудой назвал? — Ого, а откуда у нас такое чудо? — хрипловатый голос спрашивает весело. — Может быть, на острове забежала. И что теперь с ней делать? — оставить меня в покое и дать поспать. — Что значит, что делать? Пустите на колбасу, а шкуру вон капитану отдайте, — я коротко рыкнула, не открывая глаз, заставляя мужские голоса на миг затихнуть. — Зовите Бена! — Бен? А это не тот ли тип, что меня вчера сюда притащил? Я сонно зевнула, еще раз с удовольствием слыша сквозь закрытые глаза, как окружающие отшатнулись и выдохнули от этого вида, и наконец открыла глаза, щурясь от яркого света. В маленькую кухоньку набилось человек десять и все они, обступив меня, глазели и переговаривались между собой, не решаясь что-либо предпринять. Я сыто икнула, мутно обводя всех взглядом и раздосадованно принюхиваясь к кастрюле, все еще стоящей рядом. Вот так вчера на столе и заснула в обнимку с куском колбасы в лапе. — Гляньте-ка, а она еще и не наелась, — шумно засопев и потягиваясь на столе, опять икнула, в этот раз прикусывая язык и недовольно фыркая. Да, не наелась. Дверь хлопнула еще раз, и люди, расступаясь, пропустили вперед того мужчину, что вчера меня принес. Ты Бен? Привет, а я Энн. Щурясь и сопя носом, я потянулась головой вперед к мужчине, совершенно не чувствуя себя виноватой. — Что вы тут разгалделись? — это он спросил только войдя, но еще не увидев меня, а вот встретившись со мной взглядами, насупившись, замолчал. А я что? Я ничего, икнула еще раз. — Что же ты за невезение такое, — он осторожно потрепал меня промеж ушей. — Небось, и голодный ты, ребенок? — я в подтверждение коротко мявкнула, однако в разговор влез кудрявый мужик с повязкой на голове: — Да она всю кастрюлю сожрала и полбатона колбасы. Так что точно не голодная. Бен тихо рассмеялся, взвешивая в руках тару и озорно смотря на меня. А мне ничего не оставалось, как завалиться обратно на бок, подставляя голое пузо, и вяло хлопнуть лапой по подставленной мужской руке. Покорми меня еще, покорми, пожалуйста, и я буду хорошей девочкой. — Да здесь килограмм пять было. И как ты только не лопнула, толстушка? — Это кто тут толстушка? Икнув, я было собралась с силами подняться и высказать все о бедной доле оголодалой животинки, как ситуация разом приняла новый поворот. — Какого черта вы все здесь делаете? — новый гневный голос принадлежал мужчине, с силой хлопнувшему дверью, отчего все присутствующие разом замолчали и вытянулись в струнку. В повисшей тишине отчетливо раздалось урчание моего желудка. Чувствуя себя не в своей тарелке — а от вида этого рыжего типа не то что в дрожь бросало, а, откровенно говоря, страшно становилось дышать, — я попыталась соскользнуть незаметно со стола, но набитое до отказа пузо при попытке спрыгнуть перевесило, и кошачья тушка нелепо навернулась со стола на пол, причем падать она начала головой вперед, а уже в полете попа перевесила голову, и животное упало на доски спиной. Зажмурившись от неприятного гудения в ушибленной спине, я попыталась перевернуться на живот, но куда там — лапки просто не в состоянии были зацепиться за пол и выполнить такой сложный маневр из-за раздувшегося пуза. — Мау, — что смотрите, огузки, помогли бы комочку подняться на лапки. Окружающие нервно хихикнули, но под взглядом рыжего тот час же умолкли. Эх, мне бы сюда сейчас капитана: я бы пожаловалась на такое обращение с мировой знатью, только вот сейчас перевернусь и… Ик, пойду найду и пожалуюсь. — У меня пока только один вопрос — почему оно так громко икает? — я, оставив попытки перевернуться, задрала подбородок кверху, смотря снизу вверх на товарища. Наверное, потому что мне плохо. Дал бы водички, ирод окаянный. — Жрать меньше надо, — опять влез толстяк. А мне вот обидно — кашу хоть и съела, а колбасу только капельку погрызла. Да и не так в кастрюле было много — кто-то до меня успел ложку съесть. С трудом все же перевернувшись на живот, я положила голову на лапы и, виновато загудев, для пущего эффекта поджала хвост. Вот, смотрите на меня: маленькую, голодную и больную. Вот у меня лапка перебинтована, вот у меня бочок перебинтован и зашит, а еще и пузико болит, ушки чешутся от блох и на попе плешь. Разве можно такую обижать, да и, к слову сказано будет, вы меня сами на корабль свой-то и притащили! Лежала бы я сейчас себе под кустиком и умирала. — И кто это притащил? — игнорируя меня, мужчина обратился к притихшим присутствующим. Так, самое время незаметно исчезнуть. Я начала было отползать, но меня аккуратно и целенаправленно ногой выкатили вперед на общее обозрение, заставляя прижаться к полу животом и, злобно шипя, забить хвостом. — Я принес, оставь ее, — Бен! Я предательски рванулась к знакомым ногам и прижалась к полу уже между ними, всем видом показывая: тот, кто меня сюда притащил, находится под моей опекой. Не хватало только для полной радости начать по-щенячьи вилять пятой точкой и писаться от радости. — Ее? Так ты у нас девочка? — девочка, девочка. Руки от хвоста убрали! Зашипев, я прижалась к ногам пока единственного знакомого здесь мужчины и заворчала, стараясь уместиться всеми четырьмя лапами на двух ступнях. — Перестань, пожалел бы животное, — Бен, присев на корточки и мягко отпихивая меня с ног, почесал кошке грудку. — Нашли, когда местность прочесывали. Кажется, сбежала от браконьеров, — он осторожно приподнял край ошейника, но и этого хватило, чтобы мелкие шипы вонзились в израненную кожу. Взвизгнув, я шарахнулась в сторону, пугая и себя, и народ, забиваясь под стол и оттуда уже скуля, жалуясь на неаккуратность действий. Мужчина, так же присев на корточки, заглянул под стол, внимательно рассматривая ощетинившуюся меня. — На ручную не похожа. Ну-ка, иди сюда, кис-кис-кис, — вот еще, не пойду я на твое кис-кис-кис, унижаться не буду. Однако рыжий, по-хитрому взяв со стола остатки колбасы, уже позвал, протягивая мне розовый кусок докторской, и хоть каша стояла под самые гланды, отказаться от еды я не могла. Осторожно, шаг за шагом я приблизилась к человеку и взяла с рук кусок, позволяя ему в это время, не прикасаясь к ошейнику, осмотреть меня. Едва пальцы скользнули к запретной зоне, я, взвыв в голос и поднимаясь на задние лапы, ударилась о стол, переворачивая его и, шипя, забиваясь в угол между ним и стенкой. — Капитан, ну не выкидывайте вы ее, жалко же! — подал голос молодой человек лет так двадцати пяти с черным ежиком волос и татуировкой на плече. Капитан? Икнув и одновременно с этим поперхнувшись, я подняла глаза на рыжего. Шрам — есть. Руки — нет. Мамочки, несите мне нашатырь. До меня самым натуральным образов ДОШЛО, куда я попала. Бен, вопросительно глянув под ноги, протянул руку, чтобы поднять меня, но я, вцепившись когтями в доски пола, лихорадочно шипела, напрягаясь всем телом и не позволяя отодрать себя от половиц. Пустите меня, где там борт — я лучше сама утоплюсь, и делу конец. Бен наконец отодрал бренное тело от пола и, подняв на руки, вопросительно глянул в глаза. Ну не смотри ты на меня так коварно, я же не знала, куда ты меня притащишь, а знала бы — осталась под кустом. — У-у-у, — чувствуя единственную защиту в стрелке, я уткнулась носом ему в шею, оттуда угрюмо ворча и шипя на окружающих. Притащил мировую знать на корабль к йонко, придурок старый. — И чего ты? — Да ничего я! Пусти, пусти, окаянный, пока не укусила; притащил меня к йонко на корабль и еще спрашивает, почему я такая неадекватная. Да я не могу в шкуре больше! А если потеряю контроль и обращусь, а если папа узнает! Пусти, я не хочу быть тут на всех одной бабой! — Осторожно, смотрите, чтобы не укусила, — это откуда-то со стороны, но Бен спокойно гладит меня, успокаивая и слишком подозрительно разглядывая. — Не бойся, маленькая. Я-то знаю, что не укусишь, — пришлось признать, что да, Бена не укушу, а вот за остальных не ручаюсь. Осмелев, народ стал подходить ближе и кто совать под нос остатки колбасы, кто пытаться погладить, а кто и вовсе с рук забрать, вызывая недовольное шипение и попытки укусить. Бен пока хозяин, и точка. — Ладно, — вмешался капитан, — разошлись по своим делам, а ты со мной, — это было сказано уже Бену. Мы прошествовали через палубу в узкое вытянутое помещение, в центре которого стоял массивный стол из красного дерева, заваленный бумагами, перьями и картами. Судя по бардаку, количеству чертежей и маршрутов, а также стопке книг, наваленных рядом с удобным креслом ближе к окну — это было неким подобием рабочего кабинета. Меня демонстративно усадили поверх бумаг так, чтобы быть более-менее на уровне с мужчинами. — Ну… давай знакомиться… — рыжий в очередной раз охотно потрепал меня по загривку, предусмотрительно не касаясь ошейника. — Я капитан этого судна. Да я знаю, кто ты. Рыжий алкоголик, из-за которого половину дозорных в свое время отправили на отдых раньше и ввели статью, по которой дежурство рядом с тобой приравнивается к вредному для здоровья труду, гроза семи морей и бабник. Знаем мы все: вы, капитан, в море вышли еще когда я с дома не сбежала, а там весьма доходчиво всегда о пиратах рассказывают. Фыркнув, скептически посмотрела на протянутую руку, мол, ты серьезно? Мне, благородных кровей, якшаться с пиратом? — Весь корабль — наш дом, — продолжал явно не подозревающий о моих мыслях пират. — И советую вести себя прилично, слышишь? Прилично — это как? В кадки не гадить, косяки не драть и по ночам кота не просить? Насчет кадок можешь не переживать — не так воспитана, а вот по ночам не орать обещать не буду. — И кашу тоже не есть из общего котла, — а вот Бен лучше ловил мои мысли и настроение, так что пришлось смиренно кивнуть, выражая понимание. — А для дикой больно симпатичная, — не унимался рыжий. — Вроде бы и морда породистая и осанка есть, только вот тощая и … — он провел рукой от загривка до оголенных костей таза и недовольно цокнул языком. — Больно чумазая. Ты ее помыть не мог, прежде чем бинтовать? Еще заразу в раны занесешь. — Раны промывал, а вот возможности помыть вчера не было. Сам видел, какой ливень был и во сколько мы отплыли — не до мойки. — Ну так иди и отмой, — я, может, чего-то не понимаю или у пиратов должна быть какая-то субординация? А эти двое грызутся, словно в браке лет тридцать уже. — Тебе надо — мой сам, я за твоими игрушками ухаживать не собираюсь, — Бен, пожав плечами, закурил прямо в помещении. Если судить на глаз, он был старше рыжего; впрочем, ошалела от такого ответа только одна я — Шанкс, явно не ожидавший услышать подобное, но в шоке не прибывавший, совершенно по-детски поморщился. — А принес ЭТО кто сюда? — Понятия не имею, мне она и грязной нравится. Да, малышка? — Он мне подмигнул, но нет, я хочу в горячую ванну, я хочу помыться первый раз за прошедшие месяцы. В конце концов я хочу на нормальный унитаз, а не в солому! Возмущенно зафыркав, я села на пятую точку, выражая протест против грязнуль, и…громко икнула, подпрыгивая от неожиданности. — Да господи, налей ей уже воды.***
Лакаю, давясь и заливая воду в нос, жадно припадаю ко второй мисочке с водой, чувствуя, как та уже и обратно лезет, но не могу оторваться. Капитан с виду добрый, но доверять не стоит — пират он и везде пират, и черт его знает, что завтра ему в голову взбредет. Не зря йонко всего четыре и правят они половиной мира. — Интересно, а она дрессированная? — Бен, цокнув языком с видом «капитан, вы хуже ребенка», пробурчал: — Сомневаюсь. — Ну, вот сейчас и проверим, — рыжий, деликатно подхватив меня под раздувшееся пузо и отнимая от миски с водой, поставил на пол рядом с собой. — Сидеть, — я посмотрела на капитана полным презрения взглядом и многозначительно фыркнула, не собираясь исполнять команды. Я не в цирке и не собачка. — Лежать, — тот же эффект. — Попробуй ее по имени позвать, — посоветовал Бен, полусонно зевая. Видимо, вчера мы действительно вернулись на корабль глубокой ночью. — Раз такой умный, сам и зови, — огрызнулся капитан через плечо, все же позволяя стрелку заняться выбором моей клички. Муську, Момо, Химэ и Луна отмели сразу же, дальше пошло полегче: мужчина начал перечислять людские имена. Догадываясь, что полное мое имя они так и не догадаются назвать, я благоразумно вильнула хвостом на Лиз. — Лиз, Лиза, Лизавета, — проговорил мужчина для закрепления эффекта и видя, что я не возражаю, повернулся к капитану с видом «ну вот, а вы сомневались, что она разумная». — Лиз, сидеть, — медленно, но села, давя в себе гордость. Села, обвила лапы хвостиком, давая понять — это первая и последняя команда, которую выполняю.***
— Мыться. — Вау! — Лиза! — Ва-у-у-у! — Что еще за хулиганство? — рыжий попытался прогнуть меня внутрь деревянной кадки, но я, завывая еще громче и широко растопырив лапы, уперлась на своем, не позволяя засунуть себя животом в холодную воду. Когти отлично вонзились к деревянные стенки, и теперь спихнуть меня внутрь было не так-то просто. Конец цепи скреб по днищу тары, а я, воя и шипя, вырывалась из ледяного плена. Вы, капитан, коль хотите — лезьте сами, а мне нечего предлагать закалку, лучше грязной похожу. — Ну? — пират начал терять терпение. — Давай. Залезай! Ни в какую. Так понимаю, этот закуток был чем-то вроде хозблока — вокруг швабры, ведра и грязь. Нет бы меня, такую красивую и болезненную отнести хотя бы в общую банную комнату — жалко, давайте помоем ее в задворках корабля, словно тряпку для пола. — Лиза, хорошая девочка, умная девочка, давай не хулигань, — я искоса окинула взглядом белую рубаху: капитан, поймав мой взгляд, понял перспективы и, перестав давить на меня, отошел в сторону. Правильно понял — кошачьи когти не только хорошо рвут ткань, но и имеют удивительное свойство оставлять болезненные царапины. — Что, не слушается? — Бен откровенно потешался, стоя в стороне и подпирая плечом стенку. — Может быть, сам попробуешь? — капитан утер лоб рукавом, буравя меня взглядом и ловя мой ответный, полный «любви». Знай наших, мировая знать так просто не сдается. Впрочем, и Бен, уловив мое испортившееся от такого отношения настроение, покачал головой, не скрывая улыбки. — Простите, капитан, но я боюсь, — сказал он. — Не укусит, — рыжий уверенно закатал рукав, придерживая зубами ткань в виду отсутствия второй руки. Мне на миг стало совестно, но только на миг — в холодную кадку я лезть не собиралась ни сейчас, ни по просьбе капитана с закатанными рукавами. Даже принеси покушать — не полезу! — Иди сюда, девочка, — пока я отвлекалась на Шанкса, Бен быстрым движением отцепил мою больную лапу и противоположную ей заднюю, отчего, теряя равновесие, я кульком нырнула с головой под воду, задохнулась от холода и с воем резко выскочила наружу, разбрызгивая половину воды вокруг и окатывая ей же находящихся рядом стрелка и капитана. Знай наших! Теперь-то, капитан, почувствуйте вкус холодной ткани на теле. — Лиза! — пытаясь вырваться из кадки, я вроде бы как и уперлась передними лапами в бортик, но вот заднице скользили по древесине, беспросветно пытаясь зацепиться скользящими когтями за нее, отчего в воздух поднималось еще больше воды. Мужчины рванули ко мне, вызывая панический ужас — передняя больная лапа соскользнула, и я со всего маху упала грудью на бортик всем весом. Визг и панический хрип смешались с бранью пиратов и грохотом опрокидываемой кадки — вода волнами потекла промеж досок кому-то на голову в помещении ниже: отборная брань была прекрасно слышна кошачьему слуху, да и, судя по капитану, не только ему. — Твою мать, убью! — багровея, рыжий двинулся ко мне, забившейся между швабрами и ведрами. Звериный инстинкт сейчас от боли и шока взял верх над человеческим сознанием, и кошка, коротко рыкнув, после очередного шага резко дернулась в сторону, но тут же, резко развернувшись, рванула в противоположную, сбивая хозяйственный инвентарь, гремя всем на своем пути и путаясь в лапах. Задняя застряла в ручке от ведра, под передние штыком встала ручка от метлы, и, запутавшись в лапах, животное, перевернувшись через голову, упало на спину, шипя и пытаясь высвободиться из завала палок и железа. — Тихо, девочка, тихо, — пока рыжий стоял в стороне с дергающимся глазом и выражением лица, что чья-то шкура украсит пол у камина, Бен медленно подошел и присел рядом, протягивая руку и стараясь не пугать бедняжку, начал высвобождать ее из завала. — Хорошая девочка, иди сюда, вот умница, — скуля, я лизнула руку стрелка, согласившись выползти из баррикад и дать себя осмотреть. — Что за истерики? — капитан навис надо мной скалой. У-у-у, уйди, тиран, разговаривать и видеть тебя не желаю. Загудев, я отвернулась, подбирая под себя опять начавшую болеть лапу. — Ты сам в теплой воде моешься, какого черта ребенка в холодную сунул? — укоризненно спросил Бен, поднимая меня на руки. Вот молодец, понимаешь меня лучше некоторых. — Обычная вода с кухни, если бы хотела мыться — так бы не орала, — Шанкс помолчал. — С чего ты взял, что ребенок? Мужчина ласково провел ладонью по макушке и почесал за ушком. — Обычные кошки меньше — и даже если порода крупная, то раза в два мельче и совсем другое строение, сам посмотри, — называя части тела, он ласково касался их пальцами, заставляя меня предательски мурчать. — Уши закругленные, морда более вытянутая, да и телосложение явно дикого животного. Я бы сказал, похожа на леопарда, но окраска смущает, и для детеныша уж больно хорошо сложена, но явно еще не взрослая. Мужчина надавил мне на подушечку лапы, выпуская когти. — И когти еще нежно-розовые, не окрепшие, — я промолчала. Не говорить же ему, что у меня когти всегда были непрочные и мягкие, как у котенка — оцарапать легко, а вот охотиться очень и очень сложно. Когда я старалась выживать в дикой природе — приходилось охотиться зубами; после первого неудачного опыта с вырванным когтем я не хотела повторять той боли. Кстати, у меня до сих пор не хватает когтя на лапе и в человеческом виде он очень плохо растет, слоясь и ломаясь. — Возможно, ты и прав. Ладно, теплая, так теплая, — я благодарно зажмурилась, ощущая носом, как в кадку начала набираться теплая вода. Меня осторожно погрузили в теплую воду, давая пару минут освоиться, что я и сделала, опустив пятую точку на дно и положив голову на края, смиренно ожидая, когда меня вымоют. Я позволила вымыть себя всю и везде — даже там, куда, собственно, руки совать и не следовало, — ведь неизвестно, когда мне удастся еще раз принять ванну хотя бы кошкой, а ходить вся чистая и с колтунами промеж лап — извините. Когда Бен достал грубую щетку и начал расчесывать отросшую шерсть, я, не выдержав наслаждения, взвизгнула, извиваясь в кадке и расплескивая на мужчин воду. Да, вот тут и еще тут, а тут у меня колтуны и шерсть свалялась. В конце процедуры я сонно зевала и даже позволила укутать себя в полотенце и вынести на уличный сквозняк. — Оказывается, у тебя чудесная белая шерстка. А мы-то думали, ты такая серая и будешь, — фыркнула и боднула головой мужчину в подбородок. Да, у меня прекрасная белая шерстка, но и в жизни у меня волосы белее снега — седой я была с детства и этим пошла в папочку. Поставив меня на солнышко на скамейку и быстро вытерев, Бен осмотрел себя с ног до головы. — Мне и самому не мешает переодеться. Посидишь здесь? — я кивнула, щурясь от горячих солнечных лучей. — Оставь, пусть пока посидит в каюте: Кана с ума сойдет, если чужой запах почувствует, — рыжий был куда мокрее стрелка — хоть выжимай бедняжку. А вот не стоило меня насильно в воду пихать. — Лиза, Лиз, пойдем кушать, — кушать? Кошачья натура, сразу же продавшись, спрыгнула со скамейки и, прихрамывая, потрусила за капитаном вверх по лестнице. Кто бы знал, что этот гад удумал, прежде чем запирать меня в каюте! Выше подсобки, вверх по лестнице находилась небольшая, самая что ни на есть настоящая площадка с травой, пальмами и несколькими гамаками и шезлонгами — дальше начиналась еще одна лестница наверх, ведущая к нескольким дверям, выдержанным единым стилем, и к еще одной лестнице на верхний уровень, который, судя по убранству, был или личным кабинетом, или покоями капитана. — Так, чудо в шерсти, деревья видишь? Под деревьями лоток видишь? Я резко остановилась, напряженно всматриваясь в указанное направление и медленно понимая, к чему сейчас все клонится. Недовольный рык был понят правильно. — Слушай, попа с хвостом, я всё понимаю, но мне лужи на коврах не нужны, и сказано уже строго и по факту. Я одарила капитана презрительным взглядом, медленно садясь на пятую точку и демонстративно морщась. Это надо было такое придумать! Мне предлагать в лоток ходить под деревом, как, как… глупому животному! Хотя бы уголок поуединенней нашел! — Лиза! — обойдетесь, ваше капитанское благородие. Едва рука потянулась к концу цепи, я ощерилась и напряженно прижалась к траве, поднимая верхнюю губу. Только тронь еще цепь, давай, покажи свое пиратское нутро и сделай беззащитному животному больно. Вы, пираты, на большее не способы. — Лиз.- я оскалилась еще больше, начиная еще и ворчать. Сейчас у нас началось противостояние характеров, и кто первым сейчас сдастся — тот и будет гнуться все оставшееся время. А так как я планировала отсюда удрать как только так сразу, только вот силы чуток восстановлю, прогибаться под самодовольного мужика, привыкшего к подчинению, я не собиралась. — Лиза. — Очень опасно прозвучало, очень строго. В горле отчего-то заворочался комок тошноты, и мне резко стало страшно. Нет, я продолжала скалиться, но уже не так уверенно, периодически неожиданно для себя срываясь на скулеж и панику. Я… я не сдамся так просто! Я сильная и страшная, но почему тогда он стоит и смотрит на меня так уверенно, точно я действительно не укушу и не нападу? — Лиз, ну будь хорошей девочкой, у меня и без тебя забот полная шлюпка, — рыкнув напоследок, более спокойно поднялась и угрюмо побрела в указанном направлении. Только сейчас, а потом найду туалет или укромное место где-нибудь за мешками. Остановилась, к мимолетной радости капитана копнула лапой песок в коробке, скривилась и, медленно вернувшись обратно, уселась рядом с видом «ну, доволен?». Лучше уже потерплю. Рыжий, скорчив рожу, повел меня назад — в кабинет, где утром меня и осматривал.