Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. © Иоганн Вольфганг Гёте.
2047 г. Брегенц. Австрия.
На окраине города Брегенца, возле берега прозрачного Боденского озера, расположился роскошный загородный коттедж. Песочного цвета штукатурка двух оттенков, декоративные вставки тонов молочного шоколада с тёмной черепичной крышей и коваными элементами, участвующими во внешнем облике этого здания, восхищали своей величественной красотой и аристократичностью. По всей территории росло множество аккуратных деревьев; позади особняка расположился живописный, благоухающий розарий. Поместье Эдельштайн. Кто бы сомневался? Венгрия, поправив выбившуюся из причёски каштаново-русую прядь, поднялась по лестнице, ведущей к входной двери, и трижды постучала. Спустя несколько секунд на пороге показался Австрия, как всегда одетый с иголочки, разве что его идеальный облик портил немного уставший взгляд васильковых глаз. — Добрый день, Родерих, — улыбнувшись, произнесла Элизабет на немецком. — Добрый день, Лизхен, — одарил её ответной мягкой улыбкой тёмноволосый мужчина и произнёс на венгерском, отходя в сторону, дабы пропустить девушку в дом. — Örülök, hogy megjön, kedvesem➀! Улыбаясь, она прошла в коридор и огляделась по сторонам, отмечая, что дом Австрии, как снаружи, так и внутри, по-прежнему был наполнен ярким разнообразием произведений искусства. Чего только стоила одна «Мадонна в зелени»➁, когда-то подаренная милым малышом Венециано! — Здравствуй, Венгрия, — послышался знакомый мужской голос справа. Девушка, оторвавшись от просмотра картины, тотчас откликнулась на приветствие, заметив Швейцарию. Баш сидел на иссиня-чёрном кожаном диване, держа в левой руке книгу в тонком переплёте, именуемую «Учение горы Сен-Виктуар»➂, и неизменно хмурился, явно чем-то недовольный. Родерих со вздохом переглянулся с Лизхен и присел на кресло напротив. — Разумеется, вам известно, для чего я позвал вас. Это, несомненно, очень важно для каждого из нас… — деловито поправив очки, начал Австрия, но был остановлен кратким взмахом руки швейцарца. — Попрошу ближе к делу, Родерих. Время — деньги. Тот со вздохом кивнул, сцепив руки в замок: — Именно поэтому я предлагаю обсудить один проект, который мы с Анг… Внезапно где-то на улице раздался жутко громкий треск, схожий со звуком бьющегося стекла, и страны, изумлённо смолкнув, тут же оказались у окна, откуда поражённо уставились на источник звука. — Не может быть! Барьер начал разрушаться!***
Немного раньше. Берлин. Германия.
Гилберт, как никогда довольный произведённым эффектом, с насмешливой улыбкой хмыкнул, глядя на совершенно ошеломлённые лица стран, сидящих за столом. Одни Америка и Запад чего только стоили! — Я ведь говорил, что зло объявится! Говорил, а вы не верили! — вдруг безумно расхохотался Англия; он вскочил со стула и совсем не по-джентльменски указал на удивлённого «Ивана» пальцем, победно ухмыляясь. — Он — самое настоящее исчадие ада! Демон во плоти! Вы только посмотрите: стоит и улыбается, будто ничего не случилось! Германия сжал зубы, едва сдерживаясь, чтобы не начать гневную тираду по поводу абсолютно бестактного поведения на Чрезвычайном Саммите. Италия испуганно сжался, крепко стиснув рукав рубашки Японии, а тот, в свою очередь, несколько обречённо вздохнул, глядя на скомканную одежду. Канада в ужасе закрыл рот рукой, а Франциск, сидящий рядом с Артуром, сочувствующе посмотрел на Россию, понимая, что сейчас начнётся. К счастью или сожалению, на собрании никто больше не присутствовал. Китай помогал Южному и Северному Корее с разработкой новых инъекций против ультрафермеды в Азии, видимо, решив взять на себя роль всемирного лекаря. Испания, Романо, Нидерланды и Бельгия руководили этим же процессом в Европе, попутно пытаясь договориться о сотрудничестве с суровой Скандинавией. Польша вместе с прибалтами на свой страх и риск решил объединиться с Беларусью и Украиной с целью оказания помощи пострадавшим в разных частях света. Таким образом, все так или иначе были задействованы в борьбе с космической болезнью. — Angleterre, mon chéri➃, сядь, пожалуйста, от греха подальше. — Заткнись, чёртов лягушатник! Я ещё не закончил! — крикнул раскрасневшийся англичанин, всплеснув руками, и снова продолжил вещать замогильным голосом: — Спустя сто лет истинное зло вновь возродилось из пепла... «Иван», ещё шире улыбнувшись, подошёл к распалявшемуся в своих невероятно бредовых речах Англии, положил руку ему на плечо, больно сдавив его, и угрожающе шепнул ему на ухо: — Прекрати нести околесицу, Кёркленд, не искушай судьбу. Артур, обомлев, замолчал и непроизвольно сжался. Россия довольно ухмыльнулся: лицо его тотчас просветлело. Он ободряюще похлопал англичанина по спине, точно ничего не произошло, ксесекнул — не может быть! — и отошёл к большому окну, убрав руки за спину. Англия, казалось, обратился в камень; лишь спустя несколько секунд затуманенный безумной дымкой изумрудный взор его прояснился, и он смог что-то возмущённо вякнуть в ответ. Франция нахмурился: интуиция, словно назойливая сирена, вещала о том, что здесь что-то не так. Уж больно эти жесты и мимика напоминали кого-то другого, да и Артур, честно говоря, не каждый день вёл себя как умалишённый, заявляя о реальности возрождения некоего «зла»… Но, вполне вероятно, это лишь действие знойных солнечных лучей и английской нездоровой любви к алкоголю, отмахнулся от столь абсурдного предположения Бонфуа. Остальные собравшиеся, разумеется, не придали словам Кёркленда особого значения: все прекрасно знали про его «странности» и не заостряли на этом внимание. — Россия, ты жив! Жив! — неверяще вскричал Америка так, словно это не было теперь самой очевидной новостью на всём белом свете, точно Брагинский был не более чем голограммой. Альфред, по всей видимости, только сейчас пришёл в себя и волчком закрутился вокруг вышеназванного России, буквально сканируя его пытливым аквамариновым взглядом. Гилберт раздражённо, с некоторым презрением повёл плечом и отошёл от американца, на что тот непонимающе, с искринками обиды воззрился на него, словно ребёнок, которого самым наглым образом обманули, подсунув вместо сладкой конфетки пустой фантик. Внезапно изображение Евразии, проецируемое циклопосом, преобразилось: красным цветом загорелся огонёк, именуемый Брегенц, и приборы, до этого мирно лежащие перед странами, весьма настойчиво и громко запищали, сливаясь в одну навязчивую какофонию. Все переключили внимание на тревожный сигнал. — Это ещё чё за хрень? — вскинул светлую бровь «Россия», недоумённо смотря то на странную, невыносимо звучащую красноглазую «пищалку», то на чересчур встревоженные лица собравшихся. — Австрия в опасности, — серьёзным тоном резюмировал Германия, проигнорировав вопрос. — Все быстро по аэроносцам! Америка, засветившись ярче мегалампочки, мгновенно схватил за руку ворчащего Англию вместе с Канадой и стремглав вылетел из помещения, словно торпеда. — Э? — опешил ничего не понимающий Гилберт, когда в конференц-зале остался только он да Франциск. — Mon ami➄, идём скорее! — взволнованно посоветовал ему Бонфуа и, взяв абсолютно не сопротивляющегося друга за руку, потянул его за собой.***
Впереди самым наглым образом маячил хвост реактивного аэроносца Америки. Гилберт, хехекнув, с силой надавил на рычаг возле штурвала, и, воздушное устройство, резко дёрнувшись вправо, едва не задело какую-то телебашню и ещё больше ускорилось. Живот скрутило тугим узлом, адреналин неистово бушевал в крови. — Жан, дорогуша, прости за вопрос, конечно… Но т-ты вообще умеешь управлять своим а-аэроносцем?! Француз откровенно трусил, сидя в кабине пилота возле, казалось бы, совсем потерявшего всякий страх Брагинского, которому было совершенно плевать на такие мелочи, как высотные здания, деревья и облака. — Не дрейфь, Бонфуа, прорвёмся! — ксесекнул Россия, сверкнув нахальной ухмылкой. — Мы ведь не позволим этому зазнавшемуся америкашке обгонять нас, верно? Всё началось с того, что страны полетели на разных аэроносцах. Германия, Италия и Япония унеслись на современном немецком воздушном судне, именуемом «Albrehtud-7», Америка, Англия и Канада — на новейшем усовершенствованном «OverAmer-1», а опоздавшему Франции выпала честь лететь в Ивановом «Чуде Ю́дина» разработки пятилетней давности. Помнится, именно тогда, в 2042-м, русский учёный-технолог Пётр Фёдорович Ю́дин сконструировал первую модель аэроносца. Джонс с братьями унёсся первым, и, конечно же, жажда величия вкупе с военным духом соперничества взяли верх над крупицами благоразумия Гилберта. На самом деле Байльшмидт-старший был неплохим лётчиком➅: стоит лишь вспомнить времена Второй Мировой, но машина будущего оказалась не такой уж простой, какой хотелось бы, оттого «Чудо» лавировало из стороны в сторону, точно захмелевшее. Минут через десять показались первые очертания города Брегенца, окружённого водами Боденского озера, и огромная трещина на барьере, словно длинный, глубокий надрез, из которого безостановочно сочились ядовито-синие капли. — Держись, — скомандовал Гилберт, сцепив зубы, и Франция, закусив губу, крепко стиснул подлокотники сидения. — Что он задумал? — прошипел Англия, недоверчиво прищурившись. Сквозь лобовой блистер он увидел, как аэроносец России совершил резкий переворот прямиком через воздушное судно Америки, на несколько секунд пропадая из виду. А когда неожиданно появился, Кёркленд с изумлением обнаружил, что Брагинский, совершив сей хитрый манёвр, оказался значительно дальше по сравнению с ними. — Не паникуйте, парни, — скалозубо улыбнулся Америка, заметив испуганные лица Англии и Канады. — Мы немного поиграем… — Жан! — вскрикнул Бонфуа, глядя на прибор, показывающий изображение заднего вида. — Альфред почти у нас на хвосте и, кажется, решительно настроен, если не убивать, то покалечить точно! Боже мой! — он с ужасом посмотрел налево. — Мы несёмся прямиком к плавучей сцене! Огромная сцена, расположенная — удивительно! — прямо на озере, была истинной гордостью города. Ежегодно здесь проводились красочные оперные Bregenzer Festspiels➆, декорациями для которых служили громадные фигуры самых разнообразных видов, начиная с толстой раскрытой книги, раскинувшейся по всей сцене, и заканчивая парадом гигантских разноцветных планет. — Чёрт, вот же Bastard➇! — процедил «Иван» и посмотрел на сжавшегося Францию, который не без удивления отметил сверкающие багровым пламенем глаза друга. — Придётся поворачивать, иначе разнесёмся на хрен и уничтожим плавучую штуковину нашей Edelfrau➈. Франциск замер как громом поражённый. Он знал наверняка лишь одного человека, который издевательски называл Австрию этим словом ещё в далёкие 1740-е. — П-Пруссия? — опешил Бонфуа, неверяще глядя на него большими небесно-голубыми глазами, и, кажется, сам крайне изумился вырвавшемуся из собственных уст давно позабытому слову. — Гилберт, это ведь... ты? — Нашёл, что спросить, б-блин! — рявкнул тот в ответ, впрочем, не без предательской дрожи в голосе. Пруссак судорожно дёрнул штурвал в сторону и сжал зубы до скрипа: аэроносец страшно задрожал, разворачиваясь на чрезвычайно высокой скорости. Внезапный удар позади, сопровождённый оглушительным грохотом и сдвигом вперёд, заставил обоих по инерции дёрнуться в том же направлении, а затем резко приложиться головой о полутвёрдую поверхность сидения; в глазах потемнело. Джонс, не успев среагировать вовремя и затормозить, врезался в хвост «Чуда» и пробил его практически насквозь. Двигатель позади крайне сильно забарахлил, а затем, примерно секунд через пять, напоследок громко чихнул и вовсе смолк.