hands

ты всегда говорила, что в человеке важнее всего руки.

      Кёя думает о Мукуро, трахающем девушку из борделя Хаято. Как он раздвигает ей ноги и водит головкой члена по её половым губам. О том, как Мукуро толкается в неё, вызывая звонкие стоны, о том, как он ебёт её в миссионерской, раком и в рот. О том, как он кончает, пачкая длинные волосы спермой.       У Кёи руки чешутся кого-нибудь пристрелить от ревности. Ревность сжигает его изнутри, и Хибари это не нравится. Он ненавидит думать, что что-то может растопить его настолько сильно, превращая из айсберга в комок ярости и гнева. Особенно, если это ревность, направленная на Мукуро. Грёбаный Мукуро Рокудо. Сжимает сейчас чьи-нибудь патлы в кулаке и заставляет выгибаться.       Хибари не может думать о Рокудо, как думал раньше. Имеется в виду, что не как о человеке, по уши в работе, который колесит по свету и собирает компромат, а как о том, кто в любой момент времени трахается с кем-то. Да, они большие мальчики, мафиози, но кто сказал, что он не может хотеть застрелить Рокудо за чувства, которые он вызывает. За обиду, детское “мне надо” и агрессию.       Кёя-кун, дай адрес Хаято или хотя бы его номер.       Мукуро трахается на славу. Он трахается, когда в Японии утро. Когда в Японии четыре часа вечера. Когда в Японии полночь. У девочек сперма Рокудо льётся из ушей: так часто он их ебёт. По крайней мере, так думает Кёя. Думает так, потому что иначе не может.       Слипшиеся от пота тёмно-синие волосы, губы Хром, узкая бледная спина, ледяные руки.       Эй, Кёя-кун, соскучился?       Да, безумно. Хибари не может ответить “нет” на эти слова, но это не значит, что он не ненавидит акцент Мукуро, его глаза и длинные ноги. Или что его до дрожи не раздражает узкая фигура Рокудо. Его острый нос, длинные волосы и запах соли, который он всегда носит с собой.       Поздний вечер. Япония. Камеры. Мукуро смотрит с вожделением и зависимостью.       На губах круглосуточно, но фантомно, губы итальянца. На плечах его руки. Его поцелуи на шее. Да, безумно скучаю, Мукуро-кун.       Хибари думает о злых глазах Рокудо. Вспоминает, как тот глядел с вызовом и ненавистью, когда говорил, что хочет его.       Трясущиеся пальцы. Мурашки под ладонью. Острые лопатки.       Кёя-кун, я в Австралии. Целый материк кенгуру и пауков.       Кёя-кун, я собираюсь ехать в Россию. Встретимся?       Кёя-кун, я в Японии, но не в Токио. Не хочу к тебе ехать.       — Кёя, неужели у тебя стоит на таких? — спрашивает Хаято, оглядывая проститутку.       Гокудера знает о девушках по вызову всё. Так что он может определить: хорошо ли эта девушка работает и как долго она это делает. Он для себя делает пометку: года четыре, не меньше. Его внимание привлекают сожжённые кончики волос и шрам от сигареты на шее — она не одна из его красоток с наращенными ресницами. Наверное, работает на конкурентов Хаято, Супербиа или Каваллоне. Эти парни не жалеют девочек, если клиенты много платят, — а зарплата таких, как она, в этих пагубных местах работы Каваллоне и Супербиа, не превышает тридцати процентов.       Девушка напротив Кёи — грустная блондинка с голубыми глазами. Таких в Японии днём с огнём не сыщешь, но вот она, стоит и смотрит на Кёю, ожидая, когда уже хоть что-нибудь начнётся. На ней недорогое американское платье, пошитое вьетнамцами, балетки и куча кредитов. Ей нужно оплатить учёбу дочери, которая, она надеется, не будет стоять вот так перед каким-нибудь итальянцем. Она стоит и смотрит ему в глаза, как будто перед поцелуем.       Хибари думает об этом моменте. О моменте перед поцелуем. О Мукуро. Кого он сейчас целует?       Хибари целует девчонку в щёку, потому что чуть правее, к губам, не позволяет этика и ревущее сердце. Смотри, Мукуро, как ты мне безразличен, как я в тебя не влюблён.       — Мы с тобой повздорим, если я грохну твою девочку. А за эту придётся заплатить баксов пятьсот, — говорит Хибари, прикуривая сигарету.       Дым, прохладный ветер, саднящее горло.       Пятисот баксов не хватит и на месяц обучения в хорошей младшей школе.       Хаято понятия не имеет, на какие ужасные вещи стоит у Кёи. Он и представить себе не может, что суровый якудза хочет сделать с задницей и ртом Рокудо. С этой их реликвией, передающейся каждому поколению. Пухлые губы, распахнутые перед членом.       Избегание Рокудо становится паранойей. Хибари так сильно хочет его, в смысле хочет рядом и на себе одновременно, что находит в Сицилии девушку, максимально отличающуюся от Мукуро.       Девушка перед Кёей чуть горбится, теряя уверенность в том, что зарабатывать на учёбу дочери таким способом — это не самый худший вариант, ведь есть ещё вакансии грузчиков, учителей и якудза. Она пугается, и этот страх в её глазах раздражает Хибари до максимума, но, зато, мысли от ревности уходят в другую стезю. Мукуро боялся кого-нибудь так сильно, как сейчас эта бабочка боится его? Или ему вообще плевать на жизнь, чужая она или своя?       Он берёт её за полноватую руку и сажает к себе на колено. На колене Хибари-сана шестьдесят шесть килограммов грехов мира.       — Если продолжишь играть в марионетку, я пристрелю тебя, — шепчет ей Кёя на ухо.       — У меня есть дочь, её не на кого оставить… — Девушка молится и заламывает пальцы на руках. — Пожалуйста. Я вас умоляю. Она действительно хорошая девочка…       Хаято достаёт пистолет и снимает предохранитель. Кёя знает, что эта блондинка напоминает ему девушку Такеши, которая вот-вот должна родить. Он очень хочет сделать её такой же: сломанной, проигравшей, безжизненной, но не может. Ямамото не позволит. Заклюёт его потом разговорами о ревности.       Ох, конечно же, ревность. Бледная кожа Рокудо и тёмная кожа под ним. Какая-нибудь испанка или румынка. Не дай Бог японка.       Хибари бесит количество женщин на этой планете. Бесит проституция и бесит красота Рокудо, на которую даже он сам ведётся.       — Ты действительно раздражаешь, — говорит Гокудера.       Мы бандиты, говорит Гокудера. Нам до фонаря твои ёбаные истории из жизни. Ты пришла сюда работать. Мы же не ноем о своих печальных судьбах, да?       Кёя-кун, Хаято и Такеши что-нибудь связывает?       Мукуро-кун, с кем ты сейчас?       Девушка не затыкается, спадает с колен Хибари и расстёгивает его ширинку. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Она берёт в ладонь член и облизывает его, берёт в рот и глотает. У меня дочь, пожалуйста, её не на кого оставить. Она бьётся с этим минетом минут десять, а у Кёи только отвращение к ней и желание, чтобы там, снизу, сидел Рокудо. Я вас умоляю, не убивайте.       Если ты не заставишь меня кончить, я лично приду за твоей маленькой девочкой. Хибари полностью перекладывает вину на неё, на эту блондинку с кредитами. Не на себя, влюбившегося в Рокудо и желающего ему смерти и вечной жизни. На потрёпанную мамашку, которая за годы практики так и не научилась нормально отсасывать. Позорище, а не проститутка.       — Вы же видите: я стараюсь. Пожалуйста, — сквозь слёзы лепечет блондинка.       — Достаточно. — Кёя отодвигает её за волосы от себя. Прячет член обратно в трусы и брюки. Кидает девушку в сторону двери, за которой стоят охранники.       Она вся в соплях и слюнях, ревёт, у неё истерика. Мама же говорила, что нужно учить английскую классику. Вот, в какие моменты требуются знания по математике. Всхлипы блондинки становятся слишком громкими, чтобы охранники заметили, так что они, после стука, заглядывают в комнату. Хибари-сан машет рукой на девушку, хмуря брови. Его узкие глаза становятся ещё уже, почти как талия Рокудо.       Когда проститутку за локоть выводят, в комнате становится тихо и холодно. Как когда-то было на сердце Хибари, но не теперь. Сейчас сердце грозится вылезти через рот Кёи. С рвотой, желчью и пожеланиями спокойной ночи от Мукуро.       Кёя-кун, я в Эстонии. Сладких снов.       — Видимо, я погорячился, когда пошутил про стояк, — хрипло смеётся Хаято и убирает пушку обратно во внутренний карман пиджака.       — Как дела с Такеши?       Такеши сейчас у Емицу, в Италии. Сидит под тёплым боком и не рыпается, старается не спугнуть удачу. Его не убили только потому, что он действительно не знает, где Хибари Кёя. Если бы знал, лежал бы сейчас с Луссурией на дне Гарда и кормил рыбок. Почему Хару Ямамото до сих пор носит своё чадо остаётся загадкой.       Хару не жена Такеши, но всё же. Всё же. Только поэтому Хаято ещё держится. Он бы показал этой сучке кровавую баню, если бы она согласилась на кольцо Ямамото.       Как дела с Такеши, Хаято-кун? Охуительно. Они разговаривали в последний раз на похоронах бывшего босса. Эти конфетно-букетные и неловкие “как самочувствие? как дела? как тебе осенняя Италия?” После этого он не видел японца. Если, конечно, не считать сотни фотографий от Мармона, видео, где этому придурку сосёт его беременная девушка, и его роспись на бумагах о контрабанде оружия из Канады.       Оттава. Боже, храни королеву. Игрушечные доллары.       Как дела с Мукуро, Кёя?