broken hearts/bones

То, что Ваня за здоровый образ жизни, давно уяснила вся команда. Сережа на это обычно одобрительно кивает, но у самого в кармане всегда лежит пачка сигарет. Потому что без сигарет никуда, особенно когда волнение или тревога или дурацкая нервозность вновь дают о себе знать. Как перед важным разговором или перед выходом на сцену. Или как когда Ваня случайно ловит его взгляд на сцене или прижимается горячим боком, когда они сидят рядом. Или как когда Абрамов сначала улыбается так мягко и двусмысленно, а потом равнодушно бросает через плечо, что ему пора домой. Провожая взглядом его фигуру, Сергей привычно хлопает себя по карманам в поисках пачки и думает, что лучше бы подступающий к горлу ком был от недостатка никотина в организме. Курение, по крайней мере, кажется куда менее вредной привычкой, чем глупая, беспросветная влюбленность в капитана своей команды. На памяти Оборина он видел Ваню с сигаретой всего раз. После финала. Тогда, уже позже, через несколько часов после игры он не нашел в кармане куртки свою пачку и вышел на улицу из — что же это было? Бар? Клуб? Он даже не помнит. Зато помнит, как стоял на морозе, как дурак, и смотрел, как Ваня курит. Совсем неумело так курит — морщась и кашляя на глубоких затяжках. Красная точка сигареты нервно прыгала в сумерках, в его руках Сережа видел свою смятую пачку, а на его лице… на его лице было что-то такое, что и заставило Оборина тогда не налетать на Абрамова с глупыми подколами, не тащить его обратно в тепло, а просто смотреть на то, как Абрамов, который еще пару минут назад смеялся громче всех, сейчас стоит на холоде в одной рубашке и выглядит так не по-абрамовски несчастным. Если честно, Сергей бы многое отдал, чтобы забыть тот момент. Но помнит все: и Ванину высокую, ссутуленную фигуру в сумраке, и то, как его губы касались фильтра, и невероятно точно помнит, как хотелось тогда сделать какую-нибудь глупость. Например, подойти и обнять его, уткнувшись носом в висок. И сказать, что все будет хорошо. И просто побыть рядом. Ему и так давно этого хотелось, но в тот момент это желание, и иррациональная нежность к Ване, и тянущая сердце тоска нахлынули с новой силой, и он даже почти решился… А Абрамов обернулся. Легко и невероятно неожиданно так обернулся, выдыхая дым, и тут же встретился взглядом с Сергеем. Вокруг были люди, Ванин взгляд исподлобья был удивленным и немного смущенным, а в его руке тлела сигарета. И наверное, можно было бы подойти, но… так не хотелось испортить нормальную дружбу такой ненормальной привязанностью, что он быстро развернулся и ушел, оставляя Ваню на улице. Так было правильно, потом говорит себе он, уже привычно прослеживая взглядом их капитана и чувствуя, как те самые нежность и тоска снова подкатывают к горлу. Нормальная дружба, здоровый образ жизни и все такое. К алкоголю Ваня тоже относится со скепсисом, но после Летнего Кубка в Сочи их почему-то накрывает всех разом. Леню — потому что рядом с любимой женой ему и море по колено, Сережу — потому что Абрамов улыбается и искрит, как высоковольтный провод, и, наверное, это высокие температуры на Сережу так действуют, что он, кажется, с ума сходит от одного только взгляда на Ваню. Почему накрывает Ваню, Оборин не знает, но после того, как Абрамов вливает в себя пять шотов подряд, начинает немного беспокоиться. Ваня шутит, смеется и, кажется, радуется победе Пятигорска больше самих ребят из Пятигорска, но одновременно с этим методично надирается. Никто больше этого не замечает. У пьяного Вани мутнеют глаза, и в телодвижениях появляется раскованность, балансирующая на грани с распущенностью. Пьяный Ваня держит зрительный контакт гораздо дольше, чем нужно, говорит невпопад, и находиться с ним рядом это какая-то особо извращенная форма пытки. Сережа держится до тех пор, пока Ваня не плюхается рядом с ним на диванчик, приваливаясь к его плечу. Разгоряченная кожа мигом отзывается на прикосновение, вызывая целый спектр ощущений, от которых становится душно и жарко. Сергей облизывает губы и все-таки задает вопрос, который вертелся весь вечер на языке. — Вань, что с тобой происходит? Абрамов улыбается туманно, фокусируя на нем взгляд, и пожимает плечами. — А что происходит? — Ты ведешь себя странно. Ваня кривит губы в неестественной усмешке. С него словно стекает напускное, пьяное веселье, оставляя нечто похожее на злость. — Все здорово! Все просто охренеть как здорово, Сереж. Никогда себя лучше не чувствовал. — Вань, ты мне-то не заливай, — устало цедит Оборин. Ваня стреляет в него взглядом. — Да как тебе соврешь? — тянет он едко, — Ты же меня, Сереж, насквозь видишь. — Не понял, — Сергей до боли сжимает пальцы на столешнице, даже не замечая этого. — Не понял… —  фыркает Абрамов, — Прямо я не вижу, как ты… Я что, похож на идиота, Сереж? — Есть немного, — на автомате отшучивается Оборин, хотя весь вид Абрамова ясно говорит, что шутки кончились, — Ладно, что на самом деле происходит, Вань? Что ты от меня хочешь? Ваня, наконец, поднимает голову, встречаясь с ним темным, мутным взглядом. — А ты от меня? Поцеловать было бы охуенно, невольно думает Сережа. Ваня и выглядит так, словно хочет, чтобы его поцеловали. Искусанные губы, темные глаза, сломленный и в то же время отчаянно решительный вид. Если бы вокруг не было столько людей, если бы совсем рядом не стоял Леня — сейчас, наверное, самый адекватный человек в их трио — Сергей бы так и сделал. Он вновь вспоминает ту ночь, когда развернулся и ушел, оставляя Абрамова за спиной и лелея мысль о нормальной дружбе. Сейчас ему снова хочется уйти. Но на этот раз вместе с Ваней. — Что мне от тебя нужно? Что мне от тебя всегда было нужно, Вань… Просто скажи да, — негромко говорит он, отчетливо давая понять, что он имеет в виду. Ничего приличного, ничего из того здорового образа жизни, за который так выступает Абрамов. Ваня облизывается нервно, медлит и вдруг едва заметно кивает, не разрывая зрительного контакта. И если вредные привычки Оборина — сигареты и Ваня, то вредная привычка самого Абрамова — оставлять себе лазейки. Ване не курит, но Сережа помнит ту стащенную у него из пачки сигарету. Ваня редко пьет, но именно алкоголь дает ему смелость сделать первый шаг. Ваня интересуется только девушками, но отвечает на поцелуи так, словно ждал этого всю жизнь, послушно подается навстречу прикосновениям и первым скользит руками под майку Сережи, чтобы почувствовать под пальцами кожу. Оборин не знает, что будет дальше, не знает, что скажет Ваня завтра, когда проснется, но в глубине души надеется остаться такой лазейкой, исключением из здорового образа жизни Ивана Абрамова. Надеяться — еще одна его вредная привычка.