Синий кит

Игрок. Этой ночью заданием было прислать фото с крыши. Присутствовало ограничение по времени — на исполнение давалось три часа. Вдохновленный комплиментом от Белиала, полученным на предыдущую фотографию, которую я считал, мягко говоря, неудачной, я надеялся на этот раз реабилитироваться в своих глазах и показать себя с наилучшей стороны. На фоне ночного звездного неба, стоя у самого края и маняще смотря в камеру… должно было получиться куда лучше и эффектнее. Высоты я не боялся, и единственной трудностью был поиск открытой крыши. В моем подъезде чердак был заперт. Ночью звонить по домофонам и выпрашивать позволение войти по надуманным причинам, нарываясь на ненависть разбуженных жильцов, было прошлым веком и уделом глупцов: я за минуту скачал с Сети коды для открытия домофонов и попадал в нужные подъезды почти без проблем. Правда в одном доме пришлось объясняться с агрессивным мужчиной, подшофе бредущим до своей квартиры («Эй, парень, а ты куда ночью прешься? Точно из наших?»), а в другом стремительно капитулировать, столкнувшись на лестничной клетке верхнего этажа с курящей девушкой, которую я сперва не заметил в темноте выкрученной лампочки, и которая недоуменно воззрилась на меня, уверенно поставившего ногу на ступеньку ведущей на чердак лестницы. Но в конце концов мне повезло: замок чердака третьего по счету дома был сбит. Надписи на стенах освещаемого лунным светом сквозь распахнутую дверь чердачного помещения уведомляли, что место облюбовано компанией, опрометчиво оставившей свои имена и даже номера телефонов, (в истинности которых, впрочем, были большие сомнения). И мое везение продолжало оказывать поддержку авантюре: этой ночью крыша была пуста. Пройдя влево по узкому проходу перед краем крыши, пригнувшись от проводов, я оказался на открытой площадке. Вдохнул ночной воздух и, не удержавшись, раскинул руки в стороны, поддавшись детскому чувству восторга. Здесь, на высоте четырнадцати этажей, было ветрено, холодно и тихо. Я походил по крыше несколько минут, наслаждаясь видами, открывающимися с разных положений, выбрал наиболее понравившийся и достал телефон. Стоять спиной к краю было несколько страшно, ветер ерошил мои волосы, набрасывая на лицо, но все это не могло избавить меня от радостного предвкушения своего триумфа. Настроив камеру, я, осветив пространство вспышкой, сделал несколько удачных фото. А потом, довольно улыбнувшись, достал заранее припасенный маркер. Выбрать самую удачную фотографию я так и не смог, потому отправил все. Две в анфас, одну чуть сбоку и сверху, и одну с надписью маркером на железном ограждении: «Я люблю тебя, Белиал. Твой Асмодей». Ответ не заставил себя ждать, и я еще несколько минут стоял на ветру, улыбаясь экрану, коротко сообщившему: «Принято», а потом все же добавившему: «Приятно знать, что у меня есть такая собственность». «Красивая?» — решил напроситься на комплимент я. «Послушная», — подсказал он. А потом все же добавил: «Красота вянет. Я ценю другое. Но если тебе важно, то я уже говорил тебе». В эти мгновения восторженного счастья, сопровождаемого учащенным сердцебиением и улыбкой, больно отдающейся в уголках обветрившихся губ, я влюбился в Белиала еще сильнее. Куратор. Одно из моих тщеславных желаний — получить от игрока адресованное себе признание в любви, написанное на крыше, исполнилось быстрее, чем я ожидал. И даже не пришлось заставлять это делать, включая в задание, или назначать эти строки на роль предсмертной записки. Я был очень доволен и даже, пожалуй, польщен. Справился с очередным пунктом игры Асмодей быстро, и в начале шестого утра я уже благополучно засыпал, добрый десяток раз пересмотрев присланные фотографии и слегка смущенно перекинув их в отдельную папку с делом игрока, где, помимо игровых, хранилось и большое количество личных вещей: скринов с признаниями из переписки, куда большее по количеству, чем необходимо, число фотографий игрока, а теперь еще и подтверждение прилюдно зафиксированной любовной записки. Мне снился Карл. Во сне он ходил по моей комнате, и я чувствовал тревогу, волнами накатывающую на меня и отдаляющуюся. А потом настала кульминация: Карл, с позабытым мной на вешалке старым шарфом в руках, уселся мне на живот, я ощутил тяжесть, с хрипом ужаса очнулся от дремы и осознал, что это был не сон. На несколько мгновений голос пропал, страх оглушил меня, и звон в ушах наперебой с боем сердца были единственными звуками, что я воспринимал. Еще секунда, и я бы закричал, но Карл, намертво стянувший мои руки шарфом, умудрился вплести в вязку петлю и накинуть ее на мою шею. Так что, дернув руками, я просто-напросто перекрыл себе кислород, потеряв возможность не только говорить, но и дышать. Остолбенев от очередной волны ужаса и паники, я замер, и Карл подцепил шарф, слегка высвобождая мою шею и даруя возможность выжить. Сделав судорожный вдох, я дернулся снова, и шарф вновь покусился на мою жизнь. Карл тихо рассмеялся и подцепил его опять, высвобождая меня из петли. Ужас и отчаяние во мне сплотились и обернулись бесстрашием обреченности. Впившись в Карла полным ненависти взглядом, я прохрипел: — Какого… что ты здесь?.. Как ты вообще сюда попал?! На что он невозмутимо повел плечами и сообщил: — Вошел через дверь, воспользовавшись твоим ключом, как все нормальные воры. Хитро посмотрел на меня и наигранно удивился: — Ты даже не заметил пропажу одного комплекта, что я взял с вместе с бутылкой? Непозволительная беспечность с твоей стороны. Сомневаться в его словах не приходилось, а злиться на себя было уже поздно. Прежние съемщики этой квартиры и в самом деле обладали двумя комплектами ключей, и я, живший здесь в одиночестве, пользовался одним, найдя место второму на коридорном столике, откуда Карл его и стащил. Ярость и зависть к удачливости и рисковости этого ублюдка явственно выразило вырвавшееся из моей груди отчаянное рычание поверженного зверя, на что Карл лишь рассмеялся снова, торжествующе смотря на меня своими серыми глазами, в которых плескалось веселье. — Что тебе надо? — выдохнул я. — Ты игнорировал меня весь день! Не читал мои сообщения! — с укором сообщил он таким тоном, словно был не больше ни меньше моей женой и имел полное право на обиду. — Я не собираюсь терпеть игнорирование. Извини, но, — эта издевательская манера постоянно извиняться бесила меня до невозможности, — у меня не было иной возможности добиться твоего внимания… Его рука исчерпывающе легла мне на щеку, пальцы погладили кожу и коснулись губ. Я отдернул голову, осознав, в какой ситуации оказался. Сейчас идея того, что Карл собирается меня убить, казалась мне куда более привлекательной. И если бы можно было выбирать между реальностью и ей… Одеяло, зацепленное Карлом, поползло вниз, и я отчаянно взмолился, перемежая жалобы с руганью: — Не смей! Я убью тебя, если ты только… ублюдок, не прикасайся ко мне! Твою мать… — Не бойся, — он усмехнулся и погладил меня по груди. — Изнасилование в мои планы не входит. По крайней мере, больно тебе не будет. Он сполз с моего живота ниже и поерзал, вырвав из моей груди очередное ругательство и судорожный вздох. — Я уверен, что при здравом размышлении моя кандидатура будет оценена тобой по достоинству. Мы на одной волне, куратор, — он выделил это слово, напоминая об общем секрете, — нам лучше объединиться. А так как ты мне нравишься, я за все возможные вариации союза, — он наклонился к моему лицу и заглянул в глаза. Больше в его взгляде не было ни торжества, ни превосходства. Лишь откровенное желание, подчеркиваемое изгибом темных бровей. Несвоевременная мысль о том, что он, видимо, был до окрашивания брюнетом, была прервана осторожным касанием губ. Я замер, и Карл так же аккуратно продолжил поцелуй. Поцеловав меня легчайшим касанием, лизнул, обведя нижнюю губу языком, перешел на верхнюю, а потом шепнул: «Позволь…» и раскрыл языком мои губы. Этот поцелуй был не похож на прошлый инцидент, и хотя я, как и тогда, чувствовал боль — на этот раз в запястьях и на шее, а не животе, — стиль Карла был совсем иным. Подробно, глубоко, медленно и до невозможности нежно, он обошел языком все доступное пространство, и, когда я понадеялся, что это все, потребовал: — Ответь. Я сощурился и выдал короткое: «Нет», но он снова принялся касаться моих губ внешними поцелуями и настойчиво уговаривать. И через пару минут беспрестанный шепот в губы: «Пожалуйста, поцелуй меня» вместе с поерзыванием все же сломили мою твердость. Я выдохнул: «Как же я тебя ненавижу», и он, поняв, что добился своего, скользнул языком мне в рот снова, на этот раз получая робкий ответ. Я никогда не ненавидел себя так сильно, как в минуту первого взаимного поцелуя с Карлом. Но чувство ненависти, испытываемое к нему самому, было сильнее, и оно усилилось в разы, когда, отпустив мои губы, он продвинулся к моим коленям и потянул одеяло дальше вниз. — Нет, — выдохнул я, порываясь подняться. Карл поймал меня в объятия и намекающе потянул за шарф сзади шеи. Остановленный угрозой, я посмотрел ему в глаза со смесью страха и злости. — Расслабься. Больно не будет, — он на мгновение обнажил кончик языка, скользнув им по губам, и улыбнулся, увидев в моих расширившихся глазах понимание. — Ну же, Белиал, лежи смирно. Он рывком откинул меня обратно на подушку, надавил рукой на грудь, мешая подняться снова, и выждал, пока я смирюсь. Ждать пришлось недолго — я мог ненавидеть Карла, но возбуждение, вызванное его действиями, сдерживать было невозможно. Пока я горел желанием прибить наглого подонка, раздразненное тело желало, чтобы Карл осуществил задуманное. Он стянул одеяло, и я отвернул голову на бок, неудержимо краснея. — Спишь обнаженным? Как ждал меня, м? — выдав издевку, он взял в руку мой член и несколько раз быстро провел по нему кольцом пальцев. Я в буквальном смысле едва не задохнулся, в очередной раз приведя в действие связку «руки-шея», и Карл прервался. — Не дергайся, — предупредил он, снова освободив меня от петли шарфа. И сполз к низу моего живота. Влажный язык коснулся головки члена. После чего Карл пристроил руку и обхватил его губами, сжимая кольцом. И принялся вбирать и выпускать поступательными движениями, скользя языком и удерживая рукой. Слюна позволяла ему принимать все глубже: впрочем, нельзя было не брать в расчет явственно чувствующийся опыт. Все мои принципы покинули меня, забрав с собой злость и всяческое недовольство Карлом: сейчас меня все устраивало. Раздвинув ноги шире и дав волю стонам, я пребывал в состоянии эйфории и хотел лишь, чтобы наслаждение, начинающееся внизу живота и разгорячившее все тело, не заканчивалось. Жаркое частое дыхание прерывалось пошлыми вздохами, закрытые глаза, самодельный бандаж: хорошо, что я не видел себя со стороны. Потому что, как только мой оргазменный стон растворился в пространстве комнаты, и Карл самым наипошлейшим образом облизал от моей спермы губы, меня накрыла такая волна стыда, какую я не испытывал никогда в жизни. Все произошедшее вспыхнуло в моем начавшем вновь работать мозгу осознанием, и я запрокинул голову, в голос простонав, теперь уже от бессильной слабости. — Карл… Развяжи меня. Убирайся. Отдай ключи, — порывисто выдохнул я. — Исчезни. Больше никогда… Теплые руки куратора подтянули на мне одеяло, после чего он самым наглым образом завалился на бок на кровать рядом со мной и притянул меня объятием. Я посмотрел на него взглядом, который охарактеризовать сам не смогу. Я рассчитывал, что в нем выражалось что-то наподобие: «Какого дьявола ты делаешь?» в куда более нецензурном эквиваленте, но не был уверен, что Карл увидел в моих зрачках именно это. — Я, пожалуй, пока не буду тебя развязывать, — этот гад уткнулся мне в щеку, отобрав пространство подушки. — Но когда ты успокоишься, я это непременно сделаю. И когда ты согласишься со мной встречаться. Я приблизительно примерился и пнул его ногой, вскинув колено, но он лишь фыркнул: «Мимо» и назидательно придушил меня шарфом. Я закашлялся и сдался, не зная, что мне предпринять дальше. Последней отрадой было укусить его: я маньячно представил, как впиваюсь зубами ему в губу или ухо и выдираю с мясом. — Я останусь здесь, пока ты не скажешь «да», — уведомил Карл, и я отчаянно прошипел: «Тебе что, идти некуда, никаких дел?» — Как и у тебя, — хмыкнул он, и я стиснул зубы в негодовании. — Откуда ты столько знаешь обо мне? — раз избавиться от врага не выходило, надо было вытянуть из него ответы хоть на какие-то интересующие меня вещи. — Адрес, имя, род занятий? — Мне подвластны все тайны человечества… — торжественно произнес он, и, насладившись моей реакцией, явно выдающей сомнение в его нормальности, весело похвастался: — У меня отец служит в ФСБ. Майор. Здорово я устроился, правда? Его до невозможности наглые и хитрые глаза лучились торжеством. Я закрыл свои, скрывая эмоции. Зависть и ненависть меркли перед отчаянным осознанием, что я попал еще сильнее, чем думал. Раз в сто. Имея такую крышу, этот сукин сын запросто мог позволить себе развлекаться смертельными переписками, добавлять в вино стрихнин, вламываться в чужие дома и домогаться до кого угодно — и угораздило же именно меня заинтересовать этого разбалованного подонка. Что делать теперь, как выкручиваться из ситуации, я не знал. Неугомонный Карл снова начал поглаживать меня по груди, и чтобы хоть как-то отвлечь его, я спросил: — Как тебя зовут по-настоящему? Или мне обращаться к тебе «Карл»? — Да, называй Карлом, — согласился он. — Мне нравится это имя. Куда больше настоящего. Он прикусил меня за ухо, и я выдохнул: — А лет тебе сколько? — Больше восемнадцати, — хохотнул он. — Не переживай. Я оттолкнул его корпусом, все еще не имея возможности использовать руки. И потребовал: — Развяжи меня и убирайся. — А мое условие? — прищурился он. — Я согласен. Он посмотрел на меня, размышляя, а потом придвинулся вплотную снова: — Скрепим соглашение поцелуем. Отпустив мои губы, он парой резких рывков сдернул с меня шарф. — Набросишься — пожалеешь: я знаю самбо, — предупредил он. — И рукопашный бой. Я потер запястья, зло смотря на него: — Верю. — Отвечай на мои сообщения, — наказал напоследок он. Соскочил с моей кровати и вышел из комнаты прежде, чем я успел как-то прокомментировать его слова. Донесся звук запираемой двери, и я отчаянно чертыхнулся, поняв, что ключи он оставил себе. Дошел до двери и демонстративно запер ее изнутри на засов.