Неверлэнд

      …Аппарат абонента был выключен или находился вне зоны действия сети.       Дино Каваллоне почти серьёзно задумывался, а реально ли вычислить имя и место жительства обладательницы вещающего о бесполезности звонка голоса, чтобы лично заявиться к ней домой и высказать ей в лицо, как же сильно он её ненавидит. Конечно, не она виной, что кое-кто конкретный явно намеренно отключил телефон – и что кое-кто другой, тоже вполне конкретный, сумел его скрыть и вывести из строя впаянный внутрь мобильника жучок… Но, небо, как же этот голос уже раздражал!       — Джем, ну пожалуйста, подними трубку, — откинув голову назад, в потолок прошептал Дино. И ещё раз набрал номер, чёрт знает в какой раз и просто на удачу.       Результат, собственно, остался прежним: ровный женский голос сообщил, что абонент был недоступен, и попросил перезвонить позже.       Наверное, стандартному оповещению всё-таки стоило радоваться. В прошлый раз, когда Джемма исчезла из дома без предупреждения, причиной тому была какая-то глупая ссора, и вместо привычной фразы сообщение о недоступности звучало как «Пошёл ты к чёрту, папочка!». Спасибо Марции, у которой Джемма и отсиживалась, дуясь на отца.       …И умудрялась же дочь выходить на связь с матерью едва ли не в любое время, тогда как самому Дино для этого приходилось головой о стену биться. Даже несмотря на то, что это вроде бы его собственная Хранительница, пусть не носящая официального кольца и не любящая, когда в её сторону звучал этот титул… Да и вообще не сильно-то оправдывающая свой атрибут, в отличие от навыков хакера.       — Мы везде проверили, босс. — Дверь в кабинет была приглашающе открыта, однако Рико всё-таки из вежливости постучал костяшками пальцев по косяку, прежде чем переступить порог. — Её нет на территории поместья: ни в доме, ни в саду, ни где бы то ни было.       — Вот прямо абсолютно везде проверили? — повернув голову в сторону подчинённого, слабо поинтересовался Дино. Рико кивнул и тут же поправил съехавшие с носа очки. — Санта Мария… Джем, ну возьми трубку. — Дино посверлил телефон новым умоляющим взглядом и вновь набрал номер дочери. — Скажи, что она у тебя, и пообещай, что будешь предельно осторожна. А потом можешь гостить у Марции хоть до второго пришествия.       Однако уговоры, сопровождаемые обречённым вздохом и даже сочувственным покачиванием головой Рико, всё равно ничего не принесли. Аппарат абонента был выключен или находился вне зоны действия сети.       Дино Каваллоне почти никогда не ссорился с дочерью – пара раз была, но то скорее исключения, причём обязательно с какими-то глупыми или даже надуманными одним из них причинами – однако Джемма любила… Наверное, это называлось именно «сбегать из дома». Не потому что ей там духу-продуху не было или наседали с учёбой и требованиями, а скорее наоборот – потому что дома было до пресного скучно и просто. Не сказать чтобы прямо совсем, Дино старался быть хорошим отцом: в меру добрым, в меру строгим, в меру ещё каким-то – старался, как мог, хоть и понимал, что не всегда получалось… Но на те случаи, когда у него не получалось вообще из-за каких-нибудь сопутствующих тому факторов, была либо толпа подчинённых и набор Хранителей, для некоторых из последних оказывалось даже в радость побаловать дочку босса, либо Марция.       Марция умела «баловать» по-особенному, причём обычно Дино узнавал об этом уже после того, как случайная машина в городе, остановившись рядом с Джеммой, меньше чем через час высаживала её в аэропорту с новыми документами, билетами на ближайший рейс и картой города, в котором её дожидалась устроившая всё мать. Когда Джемма добиралась до нужного места, Дино получал по электронной почте либо краткое сообщение о том, что может не беспокоиться о дочери ближайшую пару недель, либо – очень и очень редко – фотографии уже непосредственно с поездки куда-нибудь в заснеженные Гималаи или на солнечный берег Майами. Иногда бывало даже страшно завидно.       …Но на этот раз Джемма, похоже, захватила с собой в поездку Энзо, которую полштата подчинённых искали по всей территории поместья с самого утра. А время клонилось уже к девяти вечера. И это могло грозить катастрофой.       Что же, оставался один единственный шанс узнать, куда на этот раз направилась дочь, раз уж сообщать о своём местонахождении пока не спешила.       — Вро-оой, я занят! — прозвучало вместо приветствия, и Дино истинно порадовался, что забыл поднести трубку к уху, иначе то заглохло бы надолго. Тот факт, что Супербиа Скуало, даже несмотря на собственную возможную занятость, почти всегда отвечал, бесконечно радовал. Равно как и тот факт, что через него всегда можно было выйти на знающего всё самое важное человека.       — Скуало, а дай мне новый номер твоей Марс. — Дино, будучи мыслями в беспрестанных перебираниях вариантов возможной катастрофы из-за своей черепахи, даже поздороваться забыл, сразу переходя к сути.       — На кой тебе её новый номер сдался? — незамедлительно поинтересовался Скуало. На заднем фоне что-то громыхнуло и кто-то выругался, но уточнять, от чего именно отвлекал звонок, Дино не стал, разве что поспешил начать обрисовывать ситуацию, пока его вообще намерены были слушать:       — Ну, она с моей Джем почти всегда на связи… Вот и мне бы через неё как-нибудь с Джем связаться. Вопрос жизни и смерти. Ну, почти.       — Вро-оой, ты опять не уследил за своей дочерью?       — Она со вчерашнего дня не возвращается. И все камеры в городе вчера повзбесились. Уверен, её снова умыкнула Марция. — Дино неопределённо вздохнул. Конечно, рядом с матерью Джемме ничего не грозит, по сути, там она даже в куда большей безопасности, чем где бы то ни было, хотя бы потому что там она кто угодно, но ни Джемма Каваллоне, однако… Исчезновение Энзо ужасно беспокоило.       — Так в чём проблема? — только и хмыкнул Скуало. — Твоё «Облако» её в обиду не даст.       Скуало был одним из немногих, кто всё-таки приписывал Марцию к числу Хранителей Каваллоне. Некоторые считали её просто периодически работающим на семью хакером – даже многие внутри самой семьи считали именно так… А большинство и подавно не знало, что у Дино Каваллоне вообще есть «Облако», даже неофициальное. Да и про существование Марции в целом не знали, чему та была только рада.       — Проблема в моей черепахе. Её «умыкнули» вместе с Джем.       Скуало хохотал так, что Дино захотелось его прибить ничуть не меньше, чем обладательницу голоса, оповещающего о недоступности абонента. Он терпеливо дождался, пока Скуало отсмеётся и всё-таки снизойдёт до того, чтобы продиктовать новый номер своей дочери, номера у той вообще менялись очень часто, чудо, что она сообщала об этом отцу – или же чудо, что Скуало просто умудрялся за этим как-то следить… А после, записав драгоценный набор цифр, поинтересовался:       — Кстати, насчёт потерь… Вонгола там свою больше не ищет? — Дино спрашивал не столько из любопытства или важности события, сколько уже просто по привычке. Он и сам когда-то принимал участие в этих поисках, но потом их перекрыли многие другие дела, после решения которых выловить остывший след не представлялось возможным. — Я что-то давно ничего об этом не слышал.       — Ищёт, только уже довольно вяло. — Скуало всё равно что отмахнулся этим заявлением, скорее всего, ещё и плечами пожав. Будь это разговор с глазу на глаз, ещё бы и легкомысленно махнул рукой, мол, дело давно уже само собой разумеющееся. — Вро-оой, да если бы Саваде вдруг захотелось объявиться и что-то там заявить на тему своих прав, как боялась Вонгола, он бы уже это сделал. Два года прошло, как-никак.       — Оно понятно, но… — Дино постучал пальцами по столу, — я думал, его друзья всё-таки не сдадутся так просто.       — Два года, Дино, — услужливо напомнил Скуало. — Даже самых вдохновлённых уже почти отпустило. Они, конечно, ещё что-то там иногда пытаются делать, но это ничего не даёт. И я почти уверен, что не даст. По крайней мере, если он сам не захочет вдруг показаться.       — То есть, в успех ты совсем не веришь?       — Вро-оой, я тебе так скажу: Варии вообще нет дела, найдётся Савада или нет. Хотя Вария не отказалась бы посмотреть, как Савада пошлёт всех к чёрту, если его вдруг найдут.       Аллегро Энцу мог сказать, что вполне доволен своей жизнью и неожиданно-стабильной работой, пусть даже вокруг и сновали разной степени странности и опасности подростки. Зато не приходилось мыть окна на высоте двадцатого этажа, весь день стоять на солнцепёке или под дождём, раздавая листовки, или постигать ещё одно небо ведает какую науку, чтобы заработать себе денег на проживание. Собственно, знал и умел Энцу много всего, в тюрьмах заключённым какие только промысли ни прививались, чтобы те не дурели или просто не отдыхали там на чужие налоги, словно на оплачиваемом курорте. Энцу даже знал пару человек, которые спустя полгода или год после выхода снова попадались на чём-нибудь, чтобы вернуться к полноценному двух- или трёхразовому питанию и стабильным восьми часам сна… На свободе этого не хватало, да и влиться в общество после тюрьмы не так уж-то и просто – это Энцу в полной мере познал на себе.       Но уж он точно не рвался обратно за решётку.       — Ойч, Венди, ты что творишь? — Энцу, чертыхнувшись, неудачно-резко дёрнулся и слетел с небольшого диванчика, на котором дремал, прикрывшись его же покрывалом. На этот раз подниматься аж на шестой этаж сил не было, потому он устроился прямо в гримёрке, попросив неплохо знающих его танцовщиц не прогонять, а Венди – разбудить, как будет собираться домой.       — Ты велел растолкать тебя, как настанет утро, — невозмутимо пожала плечами Венди, сидя перед большим зеркалом гримёрки и старательно сводя макияж. Ей ужасно хотелось просто взять мокрое полотенце и тереть им лицо до тех пор, пока на том не останется ни следа косметики, но практика показала, что чаще всего после подобных действий с приведением себя в порядок придётся впоследствии мучиться ещё дольше.       — Но не сапогом по ребрам же! — страдальчески выдохнул Энцу, продолжая лежать на полу возле дивана и стараясь стянуть на себя застрявшее между сидением и спинкой покрывало.       — Нужно было чётче ставить условия, Энцу.       Собственно, было не столько больно, сколько просто обидно из-за последовавшего за пробуждением падения.       Через две минуты, в течение которых Энцу решал, насколько велик шанс, что в него полетит и второй сапог, если он притворится спящим или решит уснуть по-настоящему, чтобы досмотреть сон, необнадёживающе заиграл заведённый на мобильном экстренный будильник – на случай, если Венди не сумеет растолкать его и просто оставит пробуждение на волю случая.       Вставать всё равно нужно было, поэтому Энцу, зевнув и потерев место полученного ушиба, кое-как заставил себя подняться. Вновь заправив диван покрывалом и с показательным оханьем – пусть Венди хоть немного устыдится! – потянулся. И тут же, ойкнув, втянул голову в плечи и зажмурился.       — Не нужно было спать в линзах, — страдальчески сам для себя утвердил он, осторожно поглаживая веки.       — Сними и сходи на работу без них, — радушно посоветовала Венди. — А если спросят, чего вдруг глаза цвет поменяли, соври, что это как раз-таки из-за линз, мол, захотелось попробовать.       — Венди, да ты гений!       Энцу просиял и даже почти было решил именно так и сделать, однако… Идти на шестой этаж за контейнером для линз только ради этого? Как же лень!       — Слушай, — воодушевлённо начал Энцу, — с твоим воображением ты можешь мне потом заодно придумать и новую легенду, когда эта надоест.       — Да запросто. — Венди скептически осмотрела себя в зеркале, проверяя, всю ли косметику свела, и повернула голову в сторону собеседника. — Ты можешь, например, вдруг стать моим мужем. Я могу даже позволить тебе взять мою фамилию.       — Э-эээм, давай что-нибудь не настолько экстремальное? — Энцу немного натянуто улыбнулся. — Мне больше нравится статус твоего друга.       — Кто тебе сказал, что мы друзья? — ехидно прищурилась Венди.       — Ну ка-ааак же?! — всплеснул руками Энцу. — Я же твой друг! Прямо как Карлсон, который живёт на крыше!       — Скорее как бомж, который живет в гримёрке. — Энцу, как раз собравшийся ещё что-то сказать, так и остался стоять с открытым ртом, оценивая полученный ущерб. Нет, он, конечно никогда за словом в карман не лез, но спросонья что-то не очень хорошо думалось. — Не витай в облаках, Энцу, тебе ещё нужно как-то привести себя в порядок, ты выглядишь помятым. — Венди наконец-то встала и отошла от зеркала, поднимая лежащий рядом с диваном сапог и аккуратно пристраивая его рядом со вторым у стены. — И смотри не опоздай в свой Неверлэнд, а то начнёшь ещё вне его взрослеть.       — Уж лучше здесь повзрослеть, чем в том Неверлэнде преждевременно поседеть.       Шутливое примеривание Энцу если не сразу седины, то просто цвета волос посветлее закончилось скептическим покачиванием головой и заявлением Венди, что в подобные цвета она его красить точно не будет. Уж лучше тёмные или родной русый, от которого Энцу даже слегка отвык. Хотя выбранный пару раз рыжий до их пор вспоминался с немного истеричным хохотом, потому что выглядело это довольно комично – оставалось надеть очки и попытаться покосить под одного своего старого почти-соседа с вечно болящим от нервов животом… А уж благодаря подрисованным в дополнение веснушкам Энцу вообще сам себе казался ужасно нелепым. Но зато был точно сам на себя не похож.       Где-то даже до сих пор сохранилась пара фотографий тех странных экспериментов со внешностью. Если хорошо порыться, у Венди вообще можно было накопать немало компромата на себя же, хоть и хранящегося исключительно памяти ради.       Со временем Энцу для себя уяснил, что даже грозный Сабато Лулу был не настолько гарантом спасения и защиты, как его сторожевой доберман. К этой собаке, охраняющей восточное крыло общежития, отдаваемое под ключ учителям и работникам академии, и, как выяснилось, прилегающую к нему кухню, не рисковали подходить даже самые смелые и отчаянные ученики. Пару из них Энцу лично видел со всех ног удирающими прочь и себе под нос считающими количество шагов, соотносимые, похоже, с длиной цепи.       — А когда-то я боялся даже соседского щенка, — со вздохом оповестил Энцу, усаживаясь прямо на землю рядом с уткнувшимся мордой в миску доберманом. Тот дёрнул ухом, словно бы прислушавшись к словам принесшего еду человека, и продолжил трапезничать.       …Интересно, Сабато Лулу, впервые отправляя новичка кормить эту зверюгу, решил устроить ему что-то вроде теста на храбрость или проверки вшивость? Он ведь даже не предупредил, что доберман вообще-то подпускает только хозяина и людей, которых хозяин приучил не трогать… Хотя теперь Энцу мог собой гордиться и со спокойной душой заявить, что ему на территории этой школы вообще ничто отныне не страшно – кроме, наверное, урезания зарплаты.       — Слушай, чудовище, а как тебя зовут? — ткнув пса в бок, позвал Энцу. А после, покачав головой, добавил, обращаясь уже не к проигнорировавшему его животному, а к крадущемуся со спины человеку: — Тебе чего, бесстрашная?       Хибари Мидори перекинула через плечо неизменную косичку-колосок и непонятно фыркнула, будучи, похоже, недовольной, что её так просто раскрыли – вот у Имы почему-то почти всегда удавалось подкрасться незамеченной! – и, обойдя Энцу, потянула руку к повернувшемуся в её сторону доберману. Энцу уже чуть ли не в красках представил, как Мидори лишается пары пальцев и картинно падает в обморок, а он тащит её в больничное крыло, мысленно сочиняет увольнительную и заранее прикидывает, что билеты нужно заказывать куда-нибудь в Зимбабве, чтобы точно избежать встречи с её отцом… И доберман вдруг ткнулся носом в ладонь Мидори, высунув язык и разве что на спину не завалившись, демонстрируя абсолютное расположение и подчинение.       — Да ладно? — в пустоту кинул Энцу, потерев шею и, наверное, удивившись уже не так сильно, как оно могло бы быть. Рядом с Хибари Мидори видение мира вообще знатно трещало по швам, чего стоила только её манера одеваться или разговаривать, вгоняющие многих взрослых в краску; и это при её-то отце.       — Я люблю животных, — с улыбкой доложила Мидори, беззаботно почесав пса между ушей. — Хотя кошек люблю чуть больше собак.       И это её заявление, похоже, должно было объяснить всё и сразу.       Хотя, памятуя, что Хибари Кёя тоже имел всё равно что талант находить общий язык практически с любым животным… Наверное, это можно было назвать даже логичным. В конце концов, должно же в Мидори быть хоть что-то от отца, не считая цвета глаз! Пусть даже это любовь к братьям меньшим, но всё же.       — И как это чудовище зовут? — вспомнив совсем недавно интересовавший его вопрос, поинтересовался Энцу.       Сидеть на земле, когда рядом стоит кто-то в вызывающе-короткой юбке, было заманчиво, но и могло быть чревато, потому что он всё-таки поднялся, отряхивая одежду и мысленно задаваясь вопросом, почему в столь элитной – по крайней мере, если верить названию и приписываемой характеристике – школе отсутствует весьма годный показатель статуса вроде школьной формы. Возможно, для девушек форма предусматривала бы юбку, но хоть длину бы точно задавала более-менее приемлемую.       — И как он только до сих пор не сожрал Вас за «чудовище», синьор Энцу? — Мидори как-то слишком серьёзно покачала головой. Энцу даже подумалось, что сейчас она попытается сказать что-то вроде «Ату его!», и тогда они наглядно проверят, насколько же доберман расположен к новичку, пусть даже подпускаемому близко из-за приносимой еды… Хотя эту мысль почти сразу перекрыло нечто иное:       — А разве так можно? Ну, ставить к «синьору» имя, а не фамилию?       — У нас некоторых учителей так называют; по крайней мере, тех, у кого нет прозвищ или кто вообще заслужил «синьора», — только и пожала плечами Мидори. — Ну, и ещё завхоза, потому что он не любит свою фамилию и за «синьор Лулу» может такую затрещину влепить, что искры из глаз посыплются.       …Насчёт подобной реакции от Сабато Лулу сомневаться Энцу не приходилось. В конце концов, Юго тоже не без причин сказал, что «начальство» можно называть просто по имени – не обидится, даже не смотря на разницу в возрасте.       А уж в том, что некоторых учителей, особенно только пришедших или так и не сумевших заслужить себе уважение среди детей, могли называть не только по именам, но и самыми разными их производными, Энцу уже и подавно успел убедиться. Как и в том, что пара-тройка из некоторых до сих пор с этим не смирилась, что лишь больше подливало масла в огонь.       Нового учителя физкультуры, держащегося чуть ли не рекордные три месяца, вообще называли «Тот несчастный». Юго, например, почти искренне сочувствовал тем, кто приходил на это место, – они по всем параметрам проигрывали предшественнику, с чьего момента ухода должность учителя физкультуры называли чуть ли не проклятой. Энцу смутно припоминал в такие моменты какую-то книгу про волшебников, где точно было что-то подобное, а потом долго смеялся, узнав, что эта вполне реальная отсылка появилась благодаря директору де ла Круз. Хотя в той книге, кажется, учителя держались хотя бы год, а не несчастную пару месяцев, прежде чем написать увольнительную или получить таковую из-за травмы.       — И каким образом заслужил «синьора» я? — всё-таки решил поинтересоваться Энцу, прикидывая, что за какую-то неделю-другую точно не мог взлететь в глазах местных учеников до небес. Его вообще многие не замечали, даже если в коридоре случайно задевали плечами или сумками; собственно, своей незаметности он был даже рад, а на Юго, способного в моменты душевного подъёма почти навязчиво лезть к местной ребятне, смотрел через раз то как на умалишённого, то как на самоубийцу.       Как выяснилось, ничего он не заслужил, просто Хибари Мидори рассудила по-своему из-за внезапного расположения к новичку Лаболаса. Почему пса звали именно так, Мидори тоже по существу не объяснила, разве что показательно пожала плечами, заявив, что он «умеет делать людей невидимым». Наверное, Энцу в каком-то смысле с такой формулировкой был согласен – к завхозову доберману никто не совался, а значит, рядом с ним можно было всё равно что спрятаться у всех на виду.       Собственно, у всех на виду умудрялись прятаться и местные ученики: некоторых из них Энцу даже за две почти полные недели работы ещё не видел ни разу, хотя слышал уже достаточно всего, чтобы порыскать по коридорам и кабинетам намеренно ради знакомства. А ещё, хорошенько подумав, он всё-таки завёл себе личный органайзер, смеха ради даже собственноручно укрепил его и увенчал чемоданным кодовым замком. Юго при виде проделанной работы присвистнул и, взвесив карманную книгу в руках, попросил по голове себя ею не бить, даже если вдруг заслужит… И, пробежавшись взглядом по старательно собираемой информации – пусть Энцу и сам не знал, на что ему этот смешной компромат чужих привычек или поступков – иногда обменивал что-нибудь несущественное, известное ему, на правдивые истории из жизни.       — Я, кстати, смотрю, тебе эта щётка полюбилась, — хохотнул Юго, намекая, что Энцу уже пару дней как ходит по коридорам чуть ли не в обнимку с инвентарём: то опирается на неё, как на походную трость, то постукивает её по полу, отбивая какой-то ритм, то вообще на плечо пристроит, словно слишком длинную биту… С одной стороны, это создавало иллюзию постоянной занятости, но с другой, как ни посмотри, выглядело даже комично. — Хочешь, я на ней твоё имя вырежу?       — И Сабато потом тебе за порчу школьного имущества тоже что-нибудь вырежет, — незамедлительно фыркнул Энцу. — И вообще, — показательно перекрутил он щётку перед собой, — это моё оружие.       — Угу. Только я до сих пор не понимаю, как ты этой несчастной деревяшкой отбил заряженный Пламенем Грозы бейсбольный мяч.       Энцу предпочитал говорить, что он тоже до сих пор этого не понимал. Потому что объяснения наличия у него старательно скрываемого Пламени точно затянулись бы.       Энцу лучше расскажет вполне себе реальную историю о том, как крыло тюрьмы где-то под Мадридом на следующий же день после его прибытия подорвали – кто-то из крутых подельников его соседа пришёл вызволять товарища, подкупив охрану и ещё кучу народа. Сосед сбежал, а вот Энцу предпочёл не рисковать, зато присвоил себе его имя: почти случайно вышло, уж слишком пристально и требовательно смотрел на него корпусной надзиратель во время переклички на следующий день после подрыва; ему, похоже, нужно было любым способом сохранить видимость, что один определённый заключённый всё ещё оставался за решёткой… Энцу помучился с неделю, а когда решился признаться, к нему впервые за все годы путешествия по мировым тюрьмам пришёл посетитель. За предложением покровительства крылись и дураку понятные угрозы, которые скорее смешили, чем пугали, – Энцу уже давно нечего было терять, и на собственную смерть он смотрел с философской мыслью о перерождении. Кем бы ни являлся его несостоявшийся сосед по камере, у него были связи, влияние, куча других подставных имён и лиц, а также стойкое желание поддерживать легенду, что он до сих пор в тюрьме. И ближе к концу беседы с представителем этого человека Энцу лишь развёл руками, говоря, что ему, собственно, без разницы, под каким именем его запомнят в этой тюрьме, всё равно в следующую он попадёт уже под новым. На том они и порешили.       …Зато жизнь благодаря чужому имени была самой тихой и спокойной из всех, какие он мог припомнить.       — Слу-уушай. — Юго подозрительно прищурил жёлтые глаза. — Ты перед кем вообще так провинился, что получил турне по колониям и тюрьмам длиной в две трети жизни?       — Всех и не перечислишь, — легкомысленно отмахнулся Энцу. — Что, кстати, за парнишка уже две недели лежит в лазарете? — решив сменить тему, поинтересовался он. — Он, кажется, попал туда ещё до моего прихода.       — Нагито, скорее всего. Он у нас болезненный и довольно слабый, но его почему-то упорно заставляют учиться махать мечом. Вот он и выворачивает себе постоянно запястья или валится с лихорадкой от переутомления.       Энцу разве что неопределённо фыркнул на это вольное «У нас». Не так давно он начал замечать, что и сам пристрастился говорить об этой школе точно так же, словно бы уже признавая это место своим вторым домом.       Осталось только согласиться на комнату в восточном крыле и поселиться здесь окончательно.       Хель позвонила в начале третьей рабочей недели, справляясь, как там у Энцу дела и не скучает ли он по тихим тюремным камерам. Мало ли, два года на свободе – и особенно последние конкретные дни – уже настолько осточертели, что захотелось обратно… Энцу от такого заявления сначала слегка растерялся, а после рассмеялся.       Юго попытался было подсунуть ухо поближе к телефону, чтобы послушать, с кем это и о чём товарищ решил поговорить в самый разгар рабочего дня – как раз близился обеденный перерыв, в преддверии которого Сабато Лулу радушно гнал своих подопечных помогать накрывать на столы – однако Энцу довольно поспешно сбежал, выискав свободный кабинет и наполовину буквально высунувшись в окно, чтобы параллельно разговору посмотреть за мучениями «Того несчастного», что за вроде бы рекордные три месяца до сих пор не мог собрать на тренировочном поле всех и сразу и заставить их нормально работать, а не просто изображать присутствие… Что-то реально делали, максимально слушаясь или просто не зная, чем себя занять, разве что Миура Има и, как ни странно, Супербиа Марсела, хотя от последней Энцу ожидал чего угодно, кроме тишины и скромности.       «А что если бы и Вас оценивали исключительно по отцу, постоянно с ним сравнивая и твердя, что на него стоит равняться?», – так, кажется, фыркнула однажды случайно выловленная в коридорах школы Гокудера Джианна. Как выяснилось, с Миурой Имой и Хибари Мидори они были знакомы с самого детства и общались назло родителям, а потому эти двое иногда вытаскивали её на уроки, чуть ли не под руки водя от кабинета к кабинету, просто потому что исключительно в компании друг друга им становилась скучно.       …Джианна вместе с Рикой приходила в клуб ещё трижды, а после Рика ещё пару раз объявлялась там вместе со своим парнем, но вскоре однообразная забава обеим надоела, и Энцу наконец-то смог выдохнуть с облегчением. Хотя всё ту же Рику в школе он так и не встретил, а расспрашивать о ней Юго не собирался из принципа – будет нужно, просто подкараулит где-нибудь на крыльце общежития, пусть даже придётся ради этого задержаться и, возможно, заночевать на территории академии. Но всё же лучше, чтобы нужно не было, он всё-таки не самоубийца, чтобы наживать себе врагами кого-то вроде этой самой бесстрашной и бесшабашной Рики и, возможно, её родителей.       — Ну как, мир в твоих глазах ещё не рухнул там? — Энцу был почти уверен, что, несмотря на серьёзный голос, Хель на самом деле старательно держалась, чтобы не загнуться от смеха, неплохо представляя, каково работать в этой элитной мафиозной академии. Да и не стала бы она предлагать устроиться туда просто так, разве что именно с расчётом потом повеселиться с повествованных историй местных будней.       Анхелита Кардеро была вольной наёмницей, постоянно колесила по миру, недолюбливала Вонголу из-за постоянно срывающихся связанных с ней заказов и почти ненавидела, когда её имя сокращали до вольного Хель, – намного спокойнее воспринимался относительно нейтральный вариант Лита… И жила с тысяча восемьсот какого-то, не старея из-за неудачно запечатавшегося в теле Пламени Солнца. Энцу называл это через раз то чудом, то настоящим проклятием, но только про себя, равно как и сокращал имя до опасного Хель тоже обычно исключительно мысленно. За редкими исключениями, впоследствии которых ему обещали профилактики ради отрезать если не язык, то хотя бы палец – вдруг восстановится, у Анхелиты Кардеро, например, мог и отрасти, по её собственным словам, но проверять наверняка как-то не тянуло. Энцу, общаясь с ней, часто вспоминал что-то там про древних майя и сеноты, которые считались местами, откуда люди могли перейти в царство мёртвых или обратно – кажется, один как раз-таки и носил имя Анхелита… Хотя чаще Энцу просто забавлял тот факт, что стоило лишь отнять от «Хель» конечный мягкий знак, и сокращение превращалось в самый настоящий ад*.       — Не рухнул, но трещит по швам знатно, — подсчитав ребят на спортивной площадке и не насчитав даже половины, выдохнул Энцу, мысленно желая удачи несчастному учителю физкультуры. — Ты ведь всё знала, Лита, но решила не предупреждать.       — Было бы не так интересно, — прозвучал самый, что ни на есть, честный ответ. — Тебя, кстати, уже почти не ищут; остались буквально единицы, кто ещё надеется преуспеть.       — Дай угадаю по именам… — многозначительно протянул Энцу, однако называть эти самые имена не стал, они были понятны и без перечисления. — В любом случае, спасибо за информацию.       — С тебя виски, и подороже.       — Запросто, только тебе придётся ради этого приехать.       — В Маратею? Чуть ли не под нос Вонголе из-за этой адской школы? — ехидно осведомилась Хель. — Ты ведь знаешь, какие у меня с этой семьёй отношения.       — Примерно как у меня, только на тебя они не нашли управу.       …На спортивной площадке на удивление удачно уклонялся от швыряемого через всё поле бейсбольного меча несчастный учитель – наловчился как-то или же его кто-то из детей просто предупреждал, отсюда слышно не было. Насколько Энцу узнал, тех двоих русоволосых ребят, что развлекались подобным образом с завидным постоянством, звали Майно и Берта: они были погодками, теми ещё наглецами, неспособными спокойной усидеть на месте дольше часа, и принадлежали к числу тех немногих учеников, кто в эту академию захотел приехать сам из-за друзей или просто чтобы быть подальше от чего-нибудь или кого-нибудь дома. Майно, например, точно приехал из-за друга, с которым по выходным гонял на мотоцикле где-то по улицам Маратеи, насчёт его сестры Энцу пока как-то не выяснил.       «Воспитанники Леви А Тана», – старательно вывел Энцу в своём органайзере рядом с их именами. Именно воспитанники, потому что молниеносец Варии так и не обзавёлся семьёй и взял себе в ученики двух ребят исключительно из-за их предрасположенности к Пламени Грозы. И, как выяснилось, не прогадал, потому что пробуждённая сила атрибута у них впечатляла, как и последующий её контроль.       — Кстати, Энцу… — как-то нехорошо протянула Хель. — На финальную попытку твои «желатели» точно кинут максимум усилий. Я на твоём месте не расслаблялась бы.       — Да ладно тебе, Лита, — легкомысленно отмахнулся Энцу. — Тому частному детективу, что умудрился выйти на меня, я в процессе промывания мозгов продал по акции кофеварку.       — И всё же, Цу…       — «Цу» в моём имени стоит в конце, а не в начале, — довольно поспешно перебил Энцу.       — Правда, что ли? — ехидно осведомилась Хель.       — Тебе фотографию паспорта прислать?       — Какого из многих? Штуки четыре я сама тебе делала, так что их точно не шли, они у меня где-то на ноутбуке есть.       Что-то с ужасным грохотом упало где-то в коридоре, и Энцу поспешно отпрянул от окна, оборачиваясь на дверь в кабинет. Та была плотно закрыта.       — Ты просто невозможна, Лита, — потерев лоб, выдохнул Энцу. — После знакомства с тобой я начинаю понимать, почему Реборн такой: он просто на других за загубленную тобой молодость отыгрывается.       — Реборн? — неожиданно переспросили откуда-то справа, и Энцу совсем небраво дёрнулся, запоздало переводя взгляд в сторону второй ведущей в кабинет двери. Привыкнуть, что их две и что вторая почти неслышно раздвигается на манер японских сёдзи, он до сих пор так до конца и не успел. — Вы знаете Реборна?       Энцу поспешно скинул вызов, догадываясь, что за подобное ему ещё потом выскажут много всего хорошего – мог бы хоть попрощаться, а не просто бросать трубку – и поспешно прикусил себе язык, чтобы не спросить, как давно его разговор по телефону вообще принялись подслушивать. Наверное, всё-таки стоит уже перестать постоянно подавлять интуицию, а то проблем потом не оберёшься из-за таких вот эксцессов. Ладно, если это подкрадывающаяся Има, Энцу уже научился её предварительно замечать и позволял ткнуть себя пальцем в спину, было даже любопытно, как скоро это занятие ей надоест… Однако попадаться вот так было всё-таки крайне неприятно.       — Как будто в стенах этой академии есть хоть кто-то, не знающий Реборна, — спрятав телефон в карман, натянуто улыбнулся Энцу. Стоящего на пороге раздвижной двери парнишку он уже знал; именно этот несчастный дневал и ночевал в лазарете, распространяя вокруг себя ужасно тяжёлую ауру. Кажется, Юго назвал его именем Нагито. — Вот ты, например, откуда его знаешь? — решил перевести стрелки с себя Энцу.       — Мой папа у него некоторое время учился. — Нагито чуть склонил голову на бок. Собранные в небрежный и слабый хвост волосы отсветили на солнце тёмно-фиолетовым и клоками сползли с плеча. На фоне волос, да и вообще тёмных немного мешковатых одежд, лицо Нагито казалось ещё более худым и бледным, чем было на самом деле.       Энцу мысленно прикинул, кого ещё, кроме него и Дино Каваллоне, Реборн мучил достаточно долго и тщательно, чтобы это можно было назвать обучением – а самого несчастного учеником – но как-то сходу не вспомнил ни одного имени. Разве что, наверное, Ямамото Такеши, хотя для того Реборн просто несколько раз устраивал самоубийственные тренировки, так, по старой памяти.       …Ямамото Нагито?       Энцу пообещал самому себе обязательно уточнить фамилию у Юго и, сославшись на работу, поспешил ретироваться прочь, нарочито выходя через вторую дверь, раз уж Нагито всё продолжал стоять на пороге первой. Следом, к счастью, не двинулись, хотя столь удачное упоминания Реборна на заметку точно взяли.       И уже за вторым поворотом Энцу ждал новый сюрприз. День, похоже, сегодня на них знатно расщедрился… Не к добру.       — О, так Джи не шутила, ты и здесь полы моешь. — Рика упёрла кулаки в боки и осмотрела Энцу с ног до головы, словно бы желая убедиться, что перед ней именно тот человек, о котором она думает. Длинные чёрные волосы за её спиной были несобранны и напоминали собой застывшую волнами смолу, не то из-за поддерживающего форму лака, не то просто будучи настолько густыми.       — Ну, жить же на что-то нужно, — кисло улыбнулся в ответ Энцу. — Не у всех же крутые и богатые родители, как у тебя.       Энцу даже немного жалел, что непосредственно сейчас у него под рукой не было швабры или половой щётки, так сказать, для полноты образа «бедного его», вынужденного заниматься тяжёлым трудом везде и всюду, лишь бы заработать себе на жизнь. Хотя, наверное, кого-то вроде Рики это бы только посмешило.       Хотя давить на жалость Энцу всё равно не собирался, особенно кому-то вроде неё.       — Значит, твоя фамилия – Аллегро, — похоже, уже всё предварительно выяснив у Джианны, хмыкнула Рика, окончательно убедившись, что перед ней всё-таки тот самый человек, которого всего пару недель назад она так хотела извести просто из принципа и не извела только из-за скуки однообразности занятия. — Не сильно-то ты ей соответствуешь**.       — А ты своей соответствуешь? — решил воспользоваться ситуацией Энцу. Рика задумчиво клонила голову на бок и прищурилась. — Да ладно, как будто, если я её узнаю, что-то изменится, — с вызовом скрестив руки на груди, хмыкнул Энцу. — Тут по школе ходят не менее известные Гокудера и Хибари, где-то даже Джессо прячется, хотя я до сих пор этого партизана так и не увидел лично, только подаренной фотографией пока довольствуюсь… А ты у нас кто?       — Допустим, Ардженто. — Рика показательно повторила чужой жест, выглядя ничуть не менее внушительной в своём встречном вызове. — Многое тебе моя фамилия сказала?       — Она материнская, да? — заметно приуныл Энцу.       — Не совсем, но что-то вроде.       …Да она издевается?!       Энцу с гордостью отметил в карманном календаре минувший с момента устройства на постоянную работу месяц. И какое-то время посверлил взглядом старательно обведённую яркой дугой дату – через какие-то два дня он получит свою первую официальную зарплату, это точно нужно будет отметить.       Над предложением Юго отпраздновать столь значимое событие вместе Энцу обещает подумать. Особо тащиться из Фьюмичелло в Маратею, где можно случайно наткнуться на выходных на добрую треть местных детей, не хочется, но, возможно, это всё-таки станет отличным способом расслабиться. Можно с собой прихватить и Венди, она всё хотела познакомиться с коллегой Энцу, так помогшим освоиться на новом месте – чужую доброту ценить она умела… Хотя, как подозревал Энцу, Венди хотела ещё и параллельно стребовать у Юго номер, чтобы периодически позванивать и расспрашивать о том, что Энцу ни за что бы не стал ей рассказывать. И ведь Юго точно согласится, с него станется промышлять сплетнями!       Вон о той же Рике. На занятиях она, к счастью, появляться чаще не стала и на переменах специально искать Энцу, чтобы подействовать ему на нервы, не сповадилась… Но зато Энцу сам умудрился случайно найти место, где она часто отсиживалась. В крыле местного общежития разыскать её, видимо, было намного проще, чем именно в здании школы, поэтому Рика, обзаведшись копией ключей от учительской комнаты отдыха на втором этаже – сама, что ли, сняла и сделала? – периодически коротала время там. Либо смотрела телевизор, либо, пристроив на коленях ноутбук, с кем-то переписывалась, либо просто самым невозмутимым образом спала на небольшом диване…       Как результат, Энцу сам себе пообещал, что больше он в ту комнату – ни ногой.       — Извините, Вы ведь здесь работаете, да?       Энцу с некоторой растерянностью осмотрел перехватившую его в коридоре ученицу. Он, конечно, до сих пор выучил не всех и даже не всех встретил лицом к лицу, потому что хаотичные передвижения или откровенные игры в прятки в стенах этой школы были самым обычным делом… Но, скорее всего, настолько ярко-рыжий цвет волос точно не пропустил бы. Пусть даже точно крашеные – судя по виднеющимся русоватым корням – но они несомненно привлекли бы внимание, а значит, лицо Энцу тоже запомнил бы.       Хотя, кто знает, может, она, подобно Рике и Джианне, на уроках появляется только раз в месяц, чтобы показательно отчитаться за темы и снова пропасть, раз уж родители за этим не следят, а учителя или директор им и подавно не приказ.       — Вы нигде не видели мою черепаху? — смиренно дождавшись утвердительного кивка на свой прошлый вопрос, задала ученица новый.       — Черепаху? — удивлённо переспросил Энцу. — Извини, но… Нет, не видел.       Он смутно припоминал, что животных, вроде бы, на территории академии держать было запрещено; завхозов доберман не в счёт. Хотя, возможно, у кого-нибудь в комнате и жил пронесённый тайком питомец, на одеждах тех же Имы и Мидори иногда удавалось заметить кошачью шерсть, однако на все вопросы по этому поводу они всегда гордо отмалчивались.       — Жаль, — заметно обречённо вздохнула ученица, накрутив на палец выбившийся из-за уха рыжий локон. И что-то в этом кратком «Жаль» ужасно Энцу не понравилось.       — Твоя черепаха от тебя сбежала, что ли? — осторожно поинтересовался он. Скорее, чтобы впоследствии уточнить, где именно это случилось, и всё-таки пойти поискать, чем просто из любопытства.       — Сама бы не сбежала, её точно кто-то взял, — без единой доли сомнения доложили ему. — И это плохо.