Flashback
Сегодня впервые Чимин сидел на уроках один и скучал, всё время сверля экран телефона. Хосок не писал ничего, не предупредил об отсутствии, и Чимину порядком надоело заваливать его телефон сообщениями и звонками. После уроков он сразу же помчался на автобусную остановку, намереваясь навестить его и узнать причину пропажи друга. Но дома у Хосока никого не было. Его единственный родитель — госпожа Чон -, наверняка была на работе, а вот сам Хосок… Куда он мог подеваться? Чимин без настроения поплёлся пешком домой, хмурясь, когда телефон издал писк, оповещая, что зарядка заканчивается. Но в следующий миг он всё же поборол своё смущение и, несмотря на неловкость, решил позвонить маме Хосока. Хоть это и может отвлечь женщину от работы, но у Чимина было странное предчувствие, ему казалось, что он не должен дожидаться завтра. — Алло? Простите, госпожа Чон… Хосок сегодня отсутствовал, и я очень волновался, простите, я отвлёк вас от дел, наверное, — женщина ответила не сразу, кашлянув, сдавленно и как-то вяло сказав, что ничего страшного. — Чиминни, Хосок сейчас в больнице, ему стало плохо, и я… — В больнице? Что случилось? — Он тебя не предупредил? — О чём вы, миссис Чон? — Глупый Хосоки, сколько его уговаривала рассказать тебе, а он… Чиминни, мальчик мой, он в центральной больнице сейчас. Иди к нему, я не могу быть рядом с ним постоянно, но ты ему нужен, — под конец диалога Чимин шокированно слушал всхлипы и плач на том конце, не понимая, что происходит, пока зарядка не закончилась полностью, и телефон не отключился. Он был в гостях у друга два месяца назад, а если бы заскочил недавно, то, может быть, что-то и заподозрил бы. Хосок всегда был таким, даже, если у него серьёзные проблемы, он никогда не скажет, лишь улыбнётся и потреплет его за волосы. Чимин мчался со всех ног, позволив себе отдышаться лишь у ресепшена центральной больницы. Девушка в приёмной назвала палату, и он, не задумываясь, поднялся по лестнице, не дожидаясь лифта. Почему-то руки тряслись, а большое название лечебного этажа заставило сердце ухнуть куда-то в живот. Он судорожно вытер потные ладони об школьную форму, постучав в дверь. Хосок стоял босой, в больничной одежде, смотря в окно и закрыв глаза. Рукава рубашки были короткими, так, что видны были следы от недавних уколов химиотерапии… — Хосоки… — Чимин? Что ты здесь делаешь? — не успел парень что-то сказать, как его заключили в объятия, сильно сжимая и выбивая весь воздух из лёгких… — Почему ты мне ничего не сказал? Я должен был узнать первым, — истерил Чимин, колотя маленькими кулаками широкую грудь Хосока, который был на пол головы выше. — Успокойся, тебе мама сказала? — Чимин кивнул, не поднимая взгляда и слизывая солёные дорожки слез с губ. — Меня завтра выпишут и я вернусь в школу, не плачь, пожалуйста, — Хосок заботливо обнял его лицо, вытирая мокрые, по-детски пухлые, щёки, смотря с нежностью. — Ты же знаешь, как я не люблю, когда ты плачешь… — Теперь тебе никуда не деться, ты мне всё расскажешь, — Чимин стоял, всё так же прижавшись к нему и смотря щенячьими глазами, полными боли. — А что мне рассказывать? Ты наверняка заметил название лечебного отдела… — У тебя рак, Хосок, у моего лучшего друга рак и я узнаю об этом лишь сейчас? — Перестань реветь, ну, рак у меня, не конец же света, а? У меня тут безумная идея появилась. Хочу завтра пойти в парикмахерскую и перекрасить волосы в какой-нибудь глупый цвет. Зелёный, может, оранжевый… Нет, лучше в розовый! — Хосок засмеялся, сев на больничную койку и утягивая маленького Чимина к себе в объятия… — У тебя волосы выпадают от химии, одноклассники ржут, что ты стареешь, а ты ещё и перекраситься решил? Краска их погубит окончательно, — раздавлено пискнул Чимин, положив подбородок на плечо Хосока. — Поэтому я и хочу запомнить их яркими и смешными, прежде чем окончательно облысею или побреюсь на лысо. Может, лучше розовый парик купим? Хотя, носить я буду его не долго… — Не говори так, прошу, ты ведь знаешь, что мне и так плохо сейчас… — Чимин-а, я не хотел, чтобы ты узнал, если бы я мог, я бы скрыл это от тебя до последнего. Теперь я буду смотреть, как ты мучаешься вместо того, чтобы наслаждаться с тобой жизнью, — сухие губы мажут по горячему лбу, и Чимин жмурит глаза, роняя несколько крупных слёз на больничную рубашку Хосока… — Что говорят врачи? — задыхаясь от слёз, простонал плачущий… — Последняя стадия рака щитовидки. Месяц, может, 2… — Хосока сжали хрупкие руки так сильно, что тот удивился, откуда столько сил в этом хрупком мальчике. — Нет… этого не может быть… мы ведь только вчера танцевали до потери сознания, тренировались. Всё ведь было хорошо… — Поэтому мне и стало плохо. Врачи мне запретили настолько перенапрягаться, но я всё равно не слушаю их. Разве можно стоять в сторонке, когда ты так двигаешься, хочется присоединиться и задать тебе жару, — Хосок улыбается солнечно, потому что больно от чужой боли… — Ты давно знаешь, а мне ничего не сказал… — срывающийся голос и мокрое личико, спрятанное в шее. Хосок не переставая гладит мягкие каштановые волосы, хрупкую спину и целует в висок, успокаивая, утешая. — Как я мог тебе сказать, Чимин-а? Ты ещё такой маленький, такой чувствительный, если бы я сказал тебе пол года назад, то ты бы чахнул быстрее меня. У меня ещё молодой организм, но это всё не продлится долго. Чимин-а, обещай не плакать, не хочу оставшееся время смотреть на твои слёзы. Подари мне самые запоминающиеся счастливые дни… Последние, которые запомнятся нам обоим, как история из книги, которая никогда не закончится…***
Они сбежали… Чимин украл кредитную карту отца и снял как можно больше денег, после сломав и выкинув её. А Хосок забрал все деньги из дома, которые предназначались для его будущего безнадёжного лечения. Они хотели свободы в обществе друг друга, без этого города, без белых стен больниц, которые так надоели… Хосок впервые за долгое время чувствовал себя так хорошо: он щурил глаза от солнечных лучей, ярко улыбался, ведя машину, которую они взяли напрокат. Хорошо, что он успел получить права. Чимин сидел рядом в одной свободной футболке и шортах, не беспокоясь о том, что ещё ранняя весна. Открыв окно, он позволял порыву прохладного ветра ерошить им волосы; знакомая им музыка лилась из маленького потрёпанного радио, и они подпевали… Тихо, так, чтобы не заглушить саму песню… Они сняли гостиничный номер неподалёку от моря, до которого медленной ходьбой всего пять минут. И сразу же рванули туда, ни о чём не думая… — Чиминни, смотри, какая красивая ракушка. Хочешь её сфотографировать? — Хосок бежит к парню, который сидит у самого берега, не беспокоясь о мокрой одежде, позволяя холодной воде касаться тела… — Не хочу, — Чимин обнимает колени и не сводит взгляда с мелких волн. Рюкзак, вместе с любимым фотоаппаратом, который ему подарил друг на день рождения, лежит далеко, но Хосок не ленится притащить их к нему. — Не будь занудой. Она разве некрасивая? — ладонь с тонкими, длинными пальцами протягивает к нему белую ракушку с чёрными пятнистыми узорами, и Чимин, который за последнюю неделю наглотался слишком много солёных слёз, чувствует себя частью этого моря. — По мне, так обычная… Хосок ничего не отвечает, выбрасывая находку в воду, и садится рядом с ним, смотря в упор. — Ты обещал… — Знаю, но мне сложно заставлять себя… — Хочешь, вернёмся в Пусан? Здесь у нас и так много воспоминаний, каждое лето здесь проводим, — и Чимин всхлипывает, вытирая красные глаза… — Я больше никогда сюда не приду, это было нашим местом, нечего мне здесь делать одному… — В будущем обязательно придёшь, найдёшь себе девушку и… — Никого я не найду, у нас были мечты, Хосок: уехать из Пусана, стать танцорами. И что теперь мне делать? Мне страшно, мне очень страшно, — Хосок обнимает хрупкие плечи и прижимает к себе Чимина, не заботясь о том, что к нему липнет мокрая одежда… — Ты ведь не сделаешь глупостей? Даже если будет слишком страшно… — Я не хочу новых воспоминаний, Хосоки, мне и так больно от тех, которые есть, — Чимин ревёт и Хосок, который привык успокаивать его за это время, не переставая обнимает, ероша мягкие волосы. — Тогда помоги мне кое в чём, — он вытаскивает из кармана сложенный лист и протягивает Чимину; тот дрожащими пальцами хватает свёрток и смотрит непонимающе, потом всё же раскрывая его. Там красивым почерком очерчены семь пунктов с различными действиями. Чимин усмехается и смотрит на друга, как на идиота. — Знаю, большинство из них — глупое ребячество, но я хочу их сделать прежде чем… — он молчит и отводит взгляд, а через секунду вновь улыбается. — Ты ведь составишь мне компанию? Чимин ничего не говорит в ответ, просто переплетает их мизинцы и взглядом даёт обещание.***
Они долго выбирают нужный цвет и наконец находят то, что больше нравится Хосоку. Розовый, «цветущая сакура», — как комментирует он. Этот цвет очень нежный, успокаивает и вызывает улыбку. Чимин совсем не против, потому что это лучше, чем ярко-красный или ядовито-зелёный… Вечером, он сам красит голову друга, постоянно очищая перчатки от выпадающих волос, которые и так сильно повреждены, но Хосок непреклонен, и этот первый пункт в списке будет стоить ему лысиной через несколько дней… Но улыбка и довольное выражения лица Хосока стоят того: он крутится перед зеркалом и с восхищением трогает высушенные розовые пряди. Результат действительно неплох, и плевать, что волос осталось совсем мало, чтобы прикрыть пустые зоны на затылке… Чимин тоже улыбается и думает, что, наверное, этот цвет что-то означает для друга. И что Хосок должен запомниться ему таким: счастливым, с новым цветом волос, несмотря ни на что…***
— Ты уверен? — Чимин смущён и не знает, как смотреть другу в глаза, который ждёт гостя, точнее, проститутку, которую они наняли час назад. Ему не очень хорошо от затеи друга и подташнивает, как будто этот так называемый гость предназначен для него… — Да, не хочу умереть девственником, — Хосок курит толстые сигары, которые Чимин видел лишь в кино про мафиози. Он потратил на них немалые деньги и даже предлагал ему, но паинька Чиминни никогда не любил ни пить, ни курить… — Не забудь использовать защиту, — Хосок давится дымом и хохочет… — Зачем? Думаешь, если заработаю заразу, это уменьшит оставшееся у меня время? — и Чимин не знает, что ответить; его гложет состояние друга, который смирился и сейчас совсем другой. Он хочет получить и испытать всё возможное, пока есть время. Иногда это забавно, но некоторые пункты в списке Хосока, как, например, «2. Лишиться девственности» были совсем не в их стиле. Он ждёт пару часов внизу, в ресторане отеля, медленно попивая несколько коктейлей, пока не спустится наверняка довольный Хосок. Тот появляется неожиданно, когда Чимин уже почти засыпает… — Хей, ты что, уснул? — тянет Хосок, легонько толкнув его в плечо. Чимин потирает заспанные глаза и смотрит на позднее время; хорошо, что ресторан работает 24 часа… — Хосоки… ты так поздно. Хорошо провёл время? — Ну, как сказать… Она ушла давно, просто я в ванной отмокал, — уголки губ розоволосого опущены, и Чимин, который знает его слишком хорошо, думает, что это не совсем хороший знак… — Что случилось? — с беспокойством спрашивает Чимин… — Знаешь, ты можешь подумать, что я идиот сентиментальный, но, думаю, такие вещи делать надо исключительно по любви, или хотя бы по симпатии. Она, конечно, красоткой была, и терпеливой, но всё случилось как-то спонтанно, непонятно. В общем и целом, мне не понравилось. Час уже как пытаюсь смыть с себя эти мокрые ощущения, когда я был в ней без защиты, — Чимин вспыхивает, как помидор от откровения друга, и прячет покрасневшие щёчки, положив на них ладони… — Чон Хосок, как тебе нестыдно! Я ведь ещё ребёночек! — дуется Чимин и мотает головой, жмуря глаза. Видя милейшую реакцию друга, розоволосый звонко смеётся и набрасывается на него, тиская в объятиях. — Айгу-у-у, ребёночек ты мой, который младше меня на несколько месяцев, — щупая живот Чимина, Хосок наслаждался звонким смехом и воплями, из-за которых на них косо смотрел персонал… — Давай вернёмся в номер, я устал, — тихо шепчет Чимин… — Да, а завтра попробуем третий пункт…***
Клуб был небольшой, находился в каком-то подвале и тут толкали таблетки и траву почти в открытую. Чимин неловко отказывался от недвусмысленных предложений, постоянно прячась за другом, и чувствовал себя здесь явно лишним… Чимин никогда не был в подобного рода заведениях, они с Хосоком несовершеннолетние, но хорошая оплаченная сумма охране и администратору сделала своё дело: их пропустили без проблем… На нём были противно приталенные, кричащие вещи, которые заставляли тело подростка с неярко выраженными мышцами, но с достаточно плавными линиями, выглядеть старше. У Хосока блестели глаза, и ему явно было плевать, что Чимин вчера, наконец, помог ему побриться, и теперь тот даже спал с головным убором, пытаясь скрыть лысину. Тот выглядит стильно, счастливо и вполне довольно, несмотря на плохое самочувствие и постоянные боли… — Хосоки, — не переставая звал он, хватаясь за футболку друга. Тот улыбался и таскал его на танцпол, чтобы показать другим результаты их упорных тренировок… — Зачем мы столько лет тренировались, если нет возможности показать всем мастер-класс? — Чимин ловил на себе жадные взгляды распутных и пьяных девиц, смущаясь и кусая губы, но всё равно шёл за другом, потому что по-другому не мог… Потому что третьим пунктом было сходить в клуб и нажраться, как свинья, для начала потанцевав, пока ноги не откажут. А Чимин обещал, значит, должен сдержать обещание. Он думал, что они потанцуют, Хосок напьётся, а потом он вызовет такси, которое увезёт их обратно в отель. Но всё оказалось не так просто… Через полчаса они были потными, в хорошем настроении, и, естественно, под градусом недешёвых коктейлей, которые Хосок заказывал направо и налево. Чимин чувствовал себя на удивление легко, неловкость как рукой сняло, и теперь он полностью отдавался танцам, с жадностью принимая уже не только чужие вожделенные взгляды, но и прикосновения… Это длилось до тех пор, пока к нему не начали лезть не только девушки, но и парни… Притом, постарше и заметно выше самого Чимина. Они нагло лапали, прижимали, пытались залезть под футболку и сжимать запястья, сковывая движения. Пьяный мозг пытался протрезветь, но ничего не получилось; он был стиснут в плотной толпе, а Хосока рядом, к сожалению, не было. — Какая аппетитная шлюшка… — Отсосёшь мне? — Чимина как будто электрошокером шибануло ниже копчика от таких слов. Он громко взвизгнул и начал вырываться из цепких лап, но парни, которых было двое, просто не позволили, зажав его между ними… А дальше… дальше всё стало слишком мутным, размытым, звуки были, как свозь толщину воды, и непонятные отрывки… Он помнил, как кричал, как неожиданно появился Хосок, пьяный, но очень злой, как завязалась драка посреди танцпола, и визг девчонок, которые бегали туда-сюда, лишь бы не попасть под горячие руки дерущихся. Было странно, что никто не пытался оттащить их друг от друга, пока не появилась охрана… Их не просто вышвырнули, а прямиком посадили в машину полицейского патруля, и тут Чимин отрубился, очнувшись лишь в участке. Рядом сидел совершенно трезвый Хосок с разбитой губой, и несмотря на мешающие наручники, нежно гладил его волосы, всё ещё не замечая, что тот уже проснулся… — Пак Чимин и Чон Хосок, подойдите к офицеру, — они одновременно дёрнулись, привстав, и Чимин только сейчас заметил наручники на своих худеньких запястьях в первый раз в жизни. Это было подавляюще страшно, да так, что мутило, непонятно от алкоголя, от прежних нежелательных прикосновений тех парней, или же от всей ситуации… — На документах указано место жительства Пусан, что вы делаете в этом городе? — спрашивает мужчина, глядя то на перепуганного Чимина, то на усталого Хосока, который постоянно облизывал ранку на губе… — День рождения знакомого, завтра собирались вернуться, — отвечает Хосок. Офицер смотрит совершенно безэмоционально, таких подростков он повидал, видимо, не одну сотню и наверняка понимал, что те врут… — Анализ крови на наркотики чист, никаких других нарушений тоже нет, мы свяжемся с вашими родителями, чтобы они оплатили штраф, — Чимин смотрит на притихшего Хосока и понимает … Если он ничего не сделает, то всё скатится к ебаням… — Офицер, у нас с собой есть деньги, пожалуйста, позвольте нам оплатить и уйти, это было в первый раз, когда мы были в клубе, Хосок меня защищал, вот и завязалась драка. Прошу вас, этого больше не повторится, только не надо уведомлять наши семьи, — мужчина что-то печатает на компе, явно слушая, но никак не реагируя, и Чимин решается на отчаянное. — Это всё моя вина, мой друг болен и ему осталось совсем немного. Я просто хотел отвлечь его, развеселить, пожалуйста, офицер, — Хосок удивлённо смотрит, когда Чимин задевает пальцами его шапку и тянет вверх, оголяя лысину. Полицейский смотрит на бледное лицо парня, на его огромные мешки под глазами и худое лицо, понимая, что это далеко не ложь. Он качает головой и возвращается к печати на клавиатуре. Чимину остаётся есть себя изнутри, не зная, что их ждёт. Наверняка они позвонят, и отец, узнав, где он, обязательно разозлится. Хотя тот даже в полицию не заявил об его пропаже, наверняка не хотел опозориться перед родственниками. Но это всё действительно его вина, он всё испортил: их совместный побег, продолжение их истории… Но когда через час им сообщают, что они могут оплатить штраф, а после, вручают бумажный пропуск, избавив от наручников, от сердца отлегает. Он с благодарностью смотрит на того полицейского, который быстро отводит взгляд, после чего, вместе с Хосоком выходит из участка, поймав по дороге такси… — Спасибо, что защитил меня, Хосоки… И прости, что я использовал твою болезнь. Я всё испортил, — Чимин прячет лицо у него на плече, сидя на заднем сидении такси. Ему больно, тошно от самого себя, хочется в горячий душ, чтобы смыть с себя всю грязь сегодняшнего дня… — Наоборот, если бы не ты, то всё бы закончилось в том участке, пока за нами не приехали. Ты умничка, — Хосок касается израненной сухой губой его виска и рвано вздыхает, замолкнув… Так они и едут молча, пока не добираются до отеля и не заходят в номер… — Давай завтра просто отдохнём, погуляем по набережной и захватим с собой фотоаппарат, — Чимин устало улыбается, пока они готовятся ко сну; глаза невольно слипаются, и несмотря на то, что живот голодно урчит, после противных коктейлей не хочется ничего, только спать-спать-спать…