Our Story

Ночью ему не хорошо, потому что, впервые за долгое время, снится прошлое, то, чего Чонгук хотел бы вспомнить в последнюю очередь. Он мечется в постели, болезненно стонет, обливаясь холодным потом. Ему снится далёкое детство, та ночь, когда он притворялся спящим, уткнувшись носом в стену. Он, как на яву, чувствует прикосновение матери, её тихий всхлип и шёпот, с помощью которого она обещает, что всё будет хорошо, как она прощается и говорит, что любит. Чонгук отчаянно цепляется за её руку, на этот раз намереваясь не отпустить, зная, чем это всё закончится. Он умоляет остаться, плачет, но пальцы всё время соскальзывают с её кожи. Он чувствует эту боль физически, и то, как грохочет сердце в груди сильно-сильно, от страха и паники. А потом наступает тишина, вместе с собой приводя долгожданный покой. Теперь перед глазами темнота, а кошмар, где мать вновь хочет покинуть его, где-то позади. Откуда-то слышится успокаивающий шёпот, который убаюкивает и даёт обещание, что всё будет хорошо. И Чонгук верит, жмётся к этим спасательным прикосновениям, всхлипывая сильнее, глотая солёные слёзы… Чонгук открывает глаза совсем дезориентированным. Он не знает, где явь, а где сон, судорожно глотая воздух ртом. Его невидящий, мутный взгляд оглядывает всё вокруг, пока не улавливает знакомые черты лица. Чимин смотрит с беспокойством, наклонившись над ним, и что-то говорит, как сквозь гущу воды, из-за чего Чонгуку не совсем понятно... Пытаясь пошевелить конечностями, до него не сразу доходит, что его голова покоится на коленях розоволосого. Тот, придерживая его за шею, мягко гладит влажные от пота волосы. Этот кошмар, перемешанный с реальными ощущениями... неужели его развеял Чимин? — Как себя чувствуешь? — мягкий голос заставляет отвлечься. — Не знаю… Что ты здесь делаешь? — Ты кричал ночью, я пришёл посмотреть, что случилось, и остался до утра, — Чонгуку стыдно; он отскакивает от прикосновений, как ошпаренный, переместившись на другой край кровати. — Надо было просто разбудить, тебе незачем было… — Нельзя, иначе кошмары повторились бы ещё не раз, и ты не смог бы проснуться, пока тебя кто-то не разбудит. Всё хорошо, Чонгук-щи, это был всего лишь кошмар, они снятся всем нам, — Чимин мягко улыбается и сжимает маленькие пальцы, смотря затравленно. — И ты не спросишь, что мне снилось? — не поднимая взгляда, спросил Гук, неловко потирая влажную шею. — Я… Я догадываюсь, расскажешь потом. Иди умойся, я сделаю тебе вкусный чай, он тебя взбодрит, — Чимин улыбается и осторожно вскакивает со своего места. Чонгук задерживает дыхание, когда он проходит мимо, тянет пальцы, вновь касаясь его волос… Чону всё равно стыдно, он, наверняка, как пятилетний малыш, звал маму во сне, плакал, хныкал слишком жалостливо. Меньше всего он хотел бы показывать свои слабости кому-то, но ведь мать ему не снилась раньше. Даже если и снилась, то это был спокойный, обычный сон, без внешних проявлений. — Это всё он на меня так влияет, — намыливая голову в душе, процедил сквозь зубы Чонгук. Чимин всю ночь просидел с ним, убаюкивая на своих коленях, носясь, как с ребёнком. Зачем Чимину это? Это заставляет чувствовать вину, помимо стыда, перед этим парнишкой… Чимин выглядел так по-домашнему уютно, немного растрёпано, но гармонично в растянутых вещах Гука, заботливо носясь с завтраком и порхая со столовыми приборами в руках по кухне. Чонгук, застыв на мгновение, наблюдает за ним; была слышна смутно знакомая песня из включённого телефона, который лежал на тумбе, Чимин подпевал и мило жмурился, пробуя приготовленное на вкус. — Лицо почти зажило, — вместо обычного «доброе утро» выпалил Чонгук, указывая на его скулу, лишь бы не молчать. — Да... Сегодня надо в универ, хоть и совсем не хочется, – выключив музыку, ответил тот. — Тебя беспокоят те ребята? — нахмурившись, спросил Чон, пальцами залезая в сковородку, где ароматно жарился рис со специями. Чимин легонько шлёпнул его по ладони и указал на стул, чтобы тот сел и не мешал. — Вряд ли они будут поджидать меня в подворотне, чтобы вновь избить, если ты об этом. Больше беспокоит Мина… — Сегодня вернёшься домой? — Придётся, – тихо выдыхает розоволосый, и Чонгук молчит. Весь завтрак, и даже когда они, не торопясь, готовятся в универ. Чонгук смотрит, как тот мнётся у дверей, явно пытаясь что-то сказать, но не решается. Он подходит ближе, звеня ключами и намереваясь выйти из квартиры, но останавливается, вопросительно уставившись на опущенные глаза мальчишки. — Тебе… необязательно идти со мной, — тихо произносит Чимин. — Что-то не так? — Нет… Просто не хочу, чтобы тебя увидели в университете рядом со мной. Незачем ошиваться рядом с психом, заработаешь себе дурное имя, — мягко улыбается он, как будто оскорбление к своей персоне для него — обычное дело. — Я не настолько популярен, да и, если ты будешь скрывать цвет волос, будешь не так примечателен, — спокойно произносит брюнет, пропуская Чимина вперёд и закрывая дверь. — Мина популярна, и, наверняка, многие знают, что ты её парень. Чонгук-щи, всё хорошо. Я очень благодарен тебе за всё. Спасибо… — Чимин смотрит прямо в глаза, что необычно, и в них блещут искорки, которые кажутся Чонгуку такими яркими. Он улыбается, и от этой улыбки всё сводит в желудке от волнения. — Береги себя, — коротко кивает Чонгук. Чимин, стоящий рядом, мимолётно касается его ладони, и всё также улыбаясь, спускается вниз по лестнице. А когда брюнет спускается за ним, то Чимина уже и след простыл... — Надеюсь, у тебя всё будет хорошо, — Чонгук обещает себе, что попытается меньше думать, не только о Чимине, а вообще. Ему хочется, после всех этих дней, немного развлечься, отдохнуть и, наконец, вернуться в привычное русло жизни. Возобновить посещение в спортзал, взяться за учёбу, потащить Тэхёна куда-то затусить и помириться с Миной… В универе он встречает Тэхёна первым, который, судя по пакету в руке, уже встретил Чимина, и тот вернул его вещи. Тот ничего не говорит, но мимолётно брошенным взглядом, даёт понять, что всё видит. Чонгука хватает на одну пару, на перемене мозг отключается, и, не выдержав, он задаёт вопрос... — Тебе когда-то признавался парень? — сказать, что Тэхён ахуевает с этого вопроса — ничего не сказать… — Чего? — кривится тот и мотает головой, явно давая понять, что сомневается в психическом состоянии Чонгука. — Это просто вопрос, ожидал от тебя более спокойной реакции, — Чонгук прислоняется к подоконнику в коридоре и смотрит по сторонам, пока студенты мотаются туда-сюда. — Или тебе признался парень, или ты хочешь кому-то признаться, или же… — Господи, сколько предположений! Это всего лишь вопрос, не надо докапываться, просто ответь, — закатив глаза, недовольно бурчит Чон, и Тэхён ухмыляется. — Было дело, в старшей школе. Ну, знаешь ли, я всегда был красавчиком, так что по мне не только девчонки сохли, — Чонгук смотрит с покер фэйсом, явно не оценив самовлюблённые речи друга. — И что ты ответил тогда на признание? — Ах, значит, ты хочешь совета, как ответить на признание парня? Ну, так прямо бы и сказал. А я то думал, что ты у нас, ни с того ни с сего, ориентацию решил сменить, — ржёт Тэхён, но сразу же затыкается, видя, как на него укоризненно смотрит брюнет. — А парень то хоть симпатичный? — Да никто мне не признавался, блин. Ты, как всегда, королева драмы, всё не так понимаешь и судишь по себе. — В последнее время ты много времени проводишь с братом Мины, а он ещё тот фрукт. Если у тебя неустойчивая личность, то он с удовольствием может сильно повлиять на мировоззрение. Я, конечно, всё понимаю, но как он смог за пару дней расшатать фундамент твоей гетеросексуальности? — Чонгук ненавидит себя за то, что спросил Тэхёна об этом, и, вообще, за то, что сблизился с этим придурком. — Ты невыносим, я пошёл, не могу слушать тот бред, который ты несёшь, — лицо улыбчивого Тэхёна меняется, и он сразу же хватается за Чона. — Да ладно тебе, я же несерьёзно. Просто хочу сказать, что отношения с парнем это не легко, учитывая, что мы живём в Сеуле, где каждый второй — гомофоб. Но если бы мне вдруг понравился парень, и это было бы взаимно, я сделал бы всё, чтобы улучшить шансы на возможные отношения, — Чонгук вырывает руку из схватки Тэхёна и задумчиво смотрит на шатена. — Спасибо за ответ, — кивает тот и уходит, оставляя однокурсника с кучей вопросов и недоумённым выражением лица… Думая о том, что он может сказать Мине, чтобы помириться, тот медленно прётся на другой этаж, смотря сквозь толпу студентов и не замечая ничего вокруг. Пока не слышит знакомый женский голос, тут же оборачиваясь. Мина пришла в их корпус, что очень странно, учитывая, как похолодели их отношения, и то, что Чонгук всё ещё не извинился. Она стоит рядом с аудиторией старшекурсников со злобным выражением лица, и повышает голос, каждый раз тыкая длинными пальцами в грудь невысокого парнишки. Чимин, который даже в помещении не снимает свою шапку, молчит, терпя все её нападки. Он не смотрит на неё и отшатывается каждый раз, когда она тормошит его, сжимая голову в плечи. Студенты не очень-то обращают внимание на эту парочку, лишь изредка оборачиваясь на высокий голос девушки. Подойдя ближе, Чонгук попытался прислушаться к тому, о чём идёт речь; он знал, что дома, Чимина поругают не только из-за побега, но и из-за того, что тот в побоях… — Я сказала отцу, чтобы он выслал тебя обратно в Пусан, будешь жить там один, и нам уже будет плевать: порежешь ты себе вены или спрыгнешь с крыши. Такому ничтожеству, как ты, лучше не жить. Неблагодарное чмо. Знаешь, насколько я тебя ненавижу? Даже сильнее, чем отец и мать тебя ненавидят! — а Чимин молчит; он никак не реагирует, когда с него снимают шапку и с силой швыряют на пол коридора, высмеивая и продолжая унижать. — Откуда у тебя этот подарочек на лице, а? Опять на тебя напали из-за дурацкого цвета волос? Ты похож на педика, посмешище. Даже стыдно, что ты мой родственник… Я бы выжгла твои розовые волосы в пепел, чтобы не смел больше нас унижать своим существованием… Мина всё продолжала, а Чонгук, затаив дыхание, не верил услышанному. В груди, с каждой секундой, росло чувство тревоги, гнева, ненависти, пульс учащался. А руки невольно сжимались в кулак. Сорвавшись с места, он, за мгновение ока, оказался позади Чимина, вцепившись в его плечи и прижав к своей груди спиной. — Хватит, Мина, — зло рыкнул он, наконец прервав поток слов девушки. Та удивлённо посмотрела на Чонгука, с отвращением скривив губы. — Что ты здесь делаешь? И это не твоё дело. Всё равно мама с отцом его сами накажут, но и я сама натерпелась за эти дни, так что эти слова — лишь цветочки. Его выпороть надо отцовским ремнём. Неблагодарная свинья, нахлебник, — Чимин в его руках весь дрожал, его сердце билось так сильно, что его чувствовал даже Чонгук; он был напряжён и весь какой-то деревянный, натянутый в струну, как будто сдерживал себя как мог... — Заткнись, он твой старший брат, ты не имеешь права так разговаривать! — Чон пытался как можно крепко удержать паренька в руках, чтобы тот ничего не сделал… — Как раз-таки имею. Статус старшего брата надо заслужить, а он половая тряпка, а не брат, — Чимин в эту секунду сжался как-то сильнее, и не успел Чонгук среагировать, как его ладонь укусили. Да так сильно, что тот зашипел, убрав руку, розоволосый в тот же момент исчез в толпе, убежав куда-то… — Так тебе и надо, зря ты вмешиваешься, — фыркает Мина и, подойдя, хватает его за ладонь, смотря на красные следы зубов. — Пойдём в медпункт, надо обработать, а то какую-нибудь заразу подцепишь от этого ненормального… — Ничего, заживёт, — Чонгук вырывает руку из захвата. — А вот раны на его душе от сказанных тобой слов вряд ли... — Думаешь, ему не плевать? Если бы мои слова или слова родителей имели вес, то он бы попытался хоть немного измениться, — Мина не может понять своего парня. Она ищет поддержку в нём, как всегда, но Чонгук сейчас холоден и даже выглядит злым по отношению к ней. — Вы всё пытаетесь его изменить, даже не зная причину. Откуда такая злость к родному человеку? Вы никогда не были рядом, когда были нужны, но когда дело касается места в высоком обществе, хорошего имени среди родственников и близких, то ваши требования нескончаемы. — Ты его защищаешь? Как будто знаешь его лучше нас. Чимин всегда был таким: неудачником, который бежит от ответственности, — Мина пытается подойти, но Чонгук держит расстояние и даже вытягивает ладони вперёд, показывая, что не стоит его трогать… — Хотите, чтобы он был успешным, ответственным, а сами хоть раз интересовались, что с ним? Пытались выяснить причину его побегов, или же попыток суицида? Нет, вы только упрекаете, осыпаете обвинениями. И не признаёте, что у вас нет никакого права что-то от него требовать, — Чонгук скользит взглядом по ошарашенному и красивому лицу, не жалея о сказанном. Мине, видимо, постепенно доходит смысл слов, и она начинает злиться, теперь уже на самого Чонгука. — Да что с тобой такое? Ты это назло мне делаешь? Что между нами происходит, Чонгук? Брюнет устало выдыхает, смотря в толпу, где несколько секунд назад скрылся Чимин. Ему надо найти розоволосого, сказать что-то, успокоить, если потребуется. Внутри тревожно, а этот разговор с Миной давно исчерпан. — Я хотел помириться с тобой, даже попросить прощения. Но как-то перехотелось. Когда-нибудь ты пожалеешь, твои родители тоже пожалеют, может, даже поймут свои ошибки. Но тогда будет слишком поздно. А сейчас мне вас просто жаль, — Чонгук, наклонившись, хватает шапку, быстрым шагом направляясь к лестнице; он не даёт Мине даже слово вставить. В голове мерещатся варианты того, где может быть Чимин, пока он пытается дозвониться до него. Чимин наверняка пропустит эту пару, но почему-то Чонгуку кажется, что он ещё не ушёл, и брюнет продолжает бегать по этажам, проверяя уборную и библиотеку, пока в голове не щёлкает идея, и он останавливается возле служебной лестницы на последнем этаже. Чон вспоминает фотографию, где Чимин стоит на крыше и ярко улыбается; тот наверняка сейчас хочет побыть один, а что может быть лучше пустующей крыши университета, куда только уборщики иногда ходят покурить? И он оказывается прав. Выйдя за дверь, взгляд сразу же цепляется за розовые волосы, которые треплет холодный ветер. Он хочет подойти, но останавливается, услышав, как Чимин с кем-то говорит. — Прости, знаю, что ты хочешь, чтобы я, наконец, дал отпор Мине, но, пойми, я не могу. Отчасти, она права, и мне стыдно перед семьёй, — Чимин шмыгает носом, пряча замёрзшие ладони в карманах и смотря вниз, где находится площадка университета. — Теперь ты мне весь мозг вынесешь до самого вечера? Не надо, прошу, просто будь рядом, и всё будет хорошо... Знаю, ты заботишься обо мне, — Чонгук удивлённо смотрит на розоволосого; тот явно не разговаривает по телефону, а рядом, кроме самого Чонгука, никого нет. — С кем ты разговариваешь? — достаточно громко спрашивает Чонгук, отчего Чимин вздрагивает, хватаясь за грудь. Он стоит совсем на краю, не обращая внимания на то, что преграда совсем низкая, и он может упасть... — Ты меня напугал, Чонгук-щи… — А ты не ответил на вопрос, — медленно приближаясь, брюнет сжимал в руке чёрную шапку Чимина… — Не догадываешься сам? Все эти намёки… подсказки. Разве тебе не казалось странным, что я псих, но при этом не имею никаких серьёзных симптомов? Этот потому, что я прятал своего монстра в голове, и я всегда боялся кому-то показаться, — Чимин немного пятится назад, отстраняясь от преграды, остановившись на безопасном расстоянии. — Ты разговариваешь сам с собой? И это есть твоя болезнь? Или же ты разговариваешь с кем-то конкретным? – постепенно понимая происходящее, осторожно спросил Чон, видя состояние Чимина. Тот явно дрожал не от холода и нервно улыбался, постоянно потирая ладони… — Помнишь, как ты спросил, почему я перестал пытаться убить себя? А я ответил, что у всех свои причины. Я скажу тебе свою причину, Чонгук-щи. Я вижу умершего человека, и это продолжается уже несколько лет… — Хосока? — Да, он и есть мой монстр, находящийся со мной двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году. Вот почему у меня всегда лишняя тарелка, вот почему я не смотрю в глаза, а в сторону. Теперь ты знаешь ответ на все вопросы, Чонгук-щи… И что после этого ты будешь делать?