Как спасти нормандского наследника

      На севере в безграничном море покоился остров Олух. Гигантский бюст Стоика Обширного, выточенный в скале, гордо осматривал каскады утёсов, где раскинулась мирная деревенька. Это был обычный вечер бабьего лета. Осень, пока не полностью вступившая в свои права, сумела оставить лишь румяный отпечаток на листьях деревьев. Солнце щедро обсыпало позолотой деревянные крыши домов и обнимало тёплым светом приветливых прохожих. Его лучезарность обрамляла Драконью арену, где вовсю шёл урок по природе и приручению драконов.       Иккинг Хэддок, вождь племени, передавал растущему поколению свои знания, которых набралось по меньшей мере четыре фолианта. Он изучал крылатых ящеров целых восемнадцать лет, но, как часто бывает с великими исследователями и учёными, он понимал — чем дальше его заводила неизвестность, чем больше открытий он делал, тем более бесконечным казался ему путь истины. Нет, не хватит одной жизни, чтобы разоблачить все тайны, которые не давали ему спокойно жить и с честью умереть. Для решения сей проблемы Иккинг, воспользовавшись привилегиями вождя, основал полноценную Драконью Академию Спасения, Изучения и Приручения или ДАСИП. В неё поступали самые способные дети от семи лет, чтобы позже раздвигать рамки познаний в сфере драконьей природы. Старшекурсникам, которые недавно отмечали пятилетие обучения, уже исполнилось по двенадцать лет, и Иккинг спал и видел, как они в будущем помогают ему в научных изысканиях. Сейчас он самым старательным образом подбирал слова, чтобы никого не запутать, рисовал схемы, лёгкие для заучивания, и составлял таблицы, понятные даже неискушённым простакам. Ученики устало чертили по пергаменту, еле поспевая за стремительной мыслью нетерпеливого учителя.        — Итак, — сказал Иккинг. — Сегодня мы весьма быстро прошли и, думаю, усвоили третий закон Иккинга-Рыбьенога о наследовании фенотипических признаков. Завтра на первом уроке состоится срез знаний… — Ученики в голос заныли, но он не стал останавливаться. — Повторите также анатомическое строение и типы крыльев. Я запамятовал проверить эту тему.       Кто-то из студентов ударился головой о стол, а поскольку он был общим для пятерых, всех остальных обдало чернилами. Иккинг слушал тихие пререкания и жалобы на тяжкую жизнь.        — Да бросьте, ребята, — махнул рукой он, обращаясь к ученикам, как к равным. — Неужели драконология не интересна? Оно ведь помогает добраться до правды и раскрыть столько тайн! Оно должно разбудить учёного в каждом из вас!       Жуткая жуть, призванная давать звонок, заснула на железных прутьях арены.        — Ну что ж, — произнёс Иккинг с плохо скрытым восторгом. — Раз осталось время, стоит начать следующую тему. Пишите, друзья мои, «Пять положений драконьей эволюции».       Громкие вздохи потеребили книжные переплёты и пергаменты тетрадей. Ученики сверлили взором спящую жуткую жуть, которая предательски молчала, хотя урок должен был уже пять минут как кончиться. Один из них, сидящий в последнем ряду, отбросил пишущую принадлежность, зарядил рогатку припасённым камешком и метко поразил цель прямо по носу. Свершилось чудо — жуткая жуть, хоть и упала на пол, словно игрушка с полки, но так и не проснулась. Она лежала прямо перед Иккингом, подставляя живот тёплому солнцу. Вождь отбросил мел в сторону и затопал ногой. Воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь сладким сопением маленького беспечного дракончика.        — Кай, — окликнул Иккинг мальчишку. — Ты это сделал, я видел. Нельзя, недопустимо обижать драконов!       Он высказался бы грубее, если бы его не окружали дети, а Кай не был бы его сыном. Золотовласый мальчишка спрятал рогатку под стол и вовсю округлил свои изумрудные с лукавинкой глаза, изобразив на вытянутом лице удивление. Он зря старался — даже его оружие вряд ли шло в сравнение с молниями, которые излучали глаза вождя. Иккинг хотел было подойти, отобрать рогатку и вынести приговор за нарушение дисциплины в столь вопиющем виде, но стоило ему сделать шаг, и нечто схватило его за ногу. Он поднялся вверх тормашками и закачался из стороны в сторону подобно маятнику. Послышалось хихиканье, которому вторили тихие смешки учеников.        — Близнецы Торстоны, — сурово обратился Иккинг.       Зрелость подарила ему необычайное самообладание. Его твёрдую невозмутимость были способны «возмутить» лишь некоторые друзья детства. Вождь скрестил руки на груди, не подавая никаких признаков замешательства. Так он отказался участвовать в шутливом спектакле, в который случай вынудил его попасть. Он выразительно поперхнулся, но и такое обращение не возымело результата. К несчастью, яркое солнце не позволяло лицезреть шутников.        — Даю вам последний шанс опустить меня на землю, — спокойно произнёс Иккинг, но вдруг через приоткрытый вход на арену он увидел прогуливающихся близнецов.        — Звали, вождь? — откликнулся Задирака, с любопытством заглядывая в щель между створками ворот. Завидев висящего Иккинга, он прикрыл рот ладонью, ошеломлённо произнёс: — Ой, у вас очень важный урок! Прошу прощения за вмешательство! Продолжайте!       И пропал без следа за стенами Академии.       Иккинг ощутил, как его волосы встают дыбом под действием невидимой силы.        — Ладно, отпусти учителя, болванчик, — крикнул Кай.       Шутником оказался его дракон — небольшой двенадцатилетний скрилл, такой же несносный, как и его хозяин. Он ослабил хватку хвоста, и Иккинг упал бы на каменный пол, если бы не подоспевший вовремя Беззубик. Дракон подставил широченный лоб на пути падения так, что его закадычный друг ловко перевернулся в воздухе и встал на ноги. Обошлось без травм.        — Спасибо, братец, — поблагодарил Иккинг. — Всё-таки хорошо, что ты нарушил обещание не приходить мне на помощь.       Беззубик закатил глаза, проурчал и криво улыбнулся левым уголком пасти, что походило на укоризненную ухмылку. Он помог другу восстановить равновесие, а затем зарычал на мелкого проказника-скрилла. Тот принялся обезьянничать и подразнивать собрата по классу, отбарабанивая мощными когтями ритм на железных прутьях.        — Ребята, призывайте драконов, — зычно скомандовал Кай, вставая из-за стола. Он выпятил грудь и выдал: — Настало время свержения власти!       Большинство однокурсников, главным образом те, что с ним водились, присоединились к «мятежу». Конечно, на «войне» не без нейтральной стороны — некоторые из детей трепетали пред гневом вождя, а потому попрятались под столы. На гортанный зов стали слетаться разнородные драконы. Один из них — тройной удар по кличке Скорп — разнёс в щепки ворота. Другой — ощерившийся шипорез Рогглот — со страшным скрежетом поставил росчерк на стене арены. Третий — ужасное чудовище Клыкрасный — спалил все исписанные пергаменты.       Вмиг Иккинг был окружён драконами и детьми, жадными до драк. Кай, не считаясь с чешуйчатым другом, вскочил прямо ему на голову: одну ногу поставил дракону на нос, другую — на затылок. Драконья шея задрожала под весом «полководца», разодетого в кожаный костюм со светлым меховым капюшоном и с ремнем, украшенным руническими знаками. Кай удачно вошел в подобранную роль и поднял руку, готовясь дать команду к нападению. Недоставало лишь меча, но он бы взял лучший из своей коллекции, если бы была возможность незаметно его пронести. Однако даже самому нерадивому мальчишке были известны боевые навыки Кая. Хоть он никогда ими не кичился, ему доводилось пару раз демонстрировать класс даже перед мастеровитыми воинами. Те, без сомнения, признали его талант, потому что слухи о мастерстве Кая расползлись по всему острову. Сейчас же, что отсутствовало в реальности, дорисовывалось в живом воображении окружающих — авторитет сверкал в его руке острым лезвием и реял за спиной длинным плащом.       Беззубик встал в угрожающую стойку — по-кошачьи выгнулся, расправил крылья и оскалился. Но Иккинг не шелохнулся. Он спрятал бурю гнева глубоко в груди и еле заметно покачал головой, глядя на сына. Спокойствие не покинуло его, но глаза затуманила мгла разочарования. Кай не выдержал взгляда отца.        — Вперёд! — выпалил он.       Драконы стали наступать единой стеной. Беззубик хотел было встать на защиту друга, но тот плавным жестом отвёл его в сторону.        — Позволь мне, — тихонько шепнул Иккинг.       Дракон изумлённо покосился на него, будто ожидал чего-то другого. Иккинг кивнул. Тогда на морде Беззубика вырисовалось такое выражение, что Иккинг почувствовал себя обязанным ему за это одолжение до смерти. Дракон посторонился с фальшивой почтительностью.       Иккинг решительно выступил вперёд. Он шёл сквозь драконьи ряды, точно гордый лев через поле ломких колосьев. Когда буйный Скорп сложил жала, кровожадный Рогглот свернулся калачиком, а непримиримый Клыкрасный опустился на брюхо, ученики лишились сильнейшего авангарда. Оставшиеся драконы почему-то не могли устоять перед протянутой рукой Иккинга — словно по волшебству они подставляли свои грубые носы.       Вскоре остался один лишь скрилл. Он заискрил трескучими разрядами и распростёр крылья, закрывая собой учеников и Кая.        — Молнешвах, успокойся, — мягко произнёс Иккинг. Дракон был сражён тем, что его назвали настоящем именем, а не приевшимся «болванчиком», и тут же склонил голову. Иккинг почесал его подбородок. — Вот и умница.       Последний дракон отступил, поддаваясь мастеру своего дела. Перед Иккингом остались лишь бедовые ученики, которые уже начинали жалеть о содеянном. Они виновато преклонялись перед ним и складывали ладони в жесте прошения о помиловании. Все, но только не Кай. Он стоял ровно и несгибаемо. Зелёные глаза отца и сына сошлись в поединке взглядов. Через пару секунд Иккингу удалось подкосить его колени, но не стереть мятежный дух с окаменевшего лица. Он силой удержал гнев перед поверженным, но не сломленным сыном. Как же Иккингу порой хотелось потрепать или даже оторвать Каю второе ухо за его чудовищное безрассудство! А первое ухо его сын потерял в «доблестной рукопашной схватке» с безобидным детёнышем острокогтя, Тор его подери!       Тут вдруг проснулась жуткая жуть. Она лениво перевернулась с боку на бок и протяжно пискнула — это означало окончание трудового дня. Ученики не шелохнулись.        — П-писк б-был, — пролепетал один из них дрожащим голоском.       Но Иккинг столько ещё желал сказать! Однако мысли его путались и отказывались строиться в рациональную цепочку. Они походили на бесформенный горячий пар, встающий над котлом буйствующих и неразборчивых чувств. В сердце его заварилась такая каша, что он с ходу не смог её расхлебать. Что же он чувствует? О чём думает? Даже на эти элементарные вопросы не находилось ответов, не говоря уже о таком: «Что же делать с нарушителями порядка?»       Иккинг закрыл глаза и опустил голову.        — Идите, — только и сказал он. — Чтобы я вас больше сегодня не видел. И тебя, Кай, в особенности.       Ученики попятились, шаркая ботинками, а затем поспешно один за другим покинули арену Академии. Последним уходил Кай. Он фыркнул и удалился, громко хлопнув дверцей. Только тогда Иккинг открыл глаза. Только тогда он позволил чувствам выйти из клетки. Обуглившаяся ножка стула испытала на себе мощнейший удар ноги и с силой впечаталась в стену. Беззубик тихонечко подошёл к Иккингу. Такой упадок духа не мог оставаться ношей для одной души. Он сел рядом и уткнулся носом в его руку. Оба пребывали в долгом молчании.       После того, как все дела вождя были улажены, Иккинг поплёлся домой. Разговоры, будь то с посторонними или же близкими, его не привлекали, а скорее пугали. Он чувствовал — даже одно неаккуратно брошенное слово могло камнем влететь в недавно успокоившееся озеро души и снова взбаламутить грязный песок, осевший в глубине сердца. А ему так хотелось покоя, чтобы разглядеть внутри ровную хрустальную гладь и понять, что же делать дальше.       Иккинг вскочил на Беззубика и в сумраке подкрался к дому. Он планировал войти через окно под крышей, предназначенное для дракона. И никого не встретить! Он предполагал, что всё семейство крепко спит, как обычно в это время… Однако сегодня удача, хитрая лисица, изменила ему.        — Астрид? — вырвалось у Иккинга, когда он обнаружил жену в своей мастерской. — Что ты делаешь здесь в столь поздний час?       — Да вот решила помочь тебе с уборкой, — сердечно ответила она.        — Благодарю, конечно, но… это поэтому мой стол разрублен надвое?        — Да, чтобы у тебя не было искушения сваливать на него весь мусор.        — Ясно…       Иккинг устало спустился с Беззубика и принялся снимать с него полётное снаряжение. Быстро повесив седло на крючок, он надеялся сбежать от разговора, тучи которого уже над ним сгущались. Но стоило ему ступить за порог, как Астрид вдруг нежно его окликнула. Голова Иккинга вжалась в плечи, как от подзатыльника — ну нельзя же при таких обстоятельствах так просто дать дёру! Разрываемый досадой, он принял озабоченное выражение лица и повернулся.        — Да?        — Ты снова поссорился с Каем…       Вот и постучались к нему эти «неаккуратно брошенные слова».        — Я не виноват, это он… — голос Иккинга зазвенел, словно разбитый стеклянный бокал. — Невозможный!        — Тише, он только уснул, — прошептала Астрид. — Разбудишь его, лучше не станет…        — Никакого уважения к старшим, — вздохнул Иккинг, покорно перейдя на шёпот. — Ничего не понимаю… Я нашёл для него лучшего дракона! Это единственный прирученный скрилл на Олухе, и многие мальчишки о таком мечтают. А Кай даже не считается с ним и называет его не Молнешвахом, а «болванчиком»! Откуда эта дерзость?        — Может быть… — начала было Астрид, но её муж был неостановим, когда дело доходило до пародий. Иккинг стал мерять шагами мастерскую и возмущать воздух жестами, приговаривая нарочно гнусавым голосом:        — Хозяюшка, вы подали мне не то средство передвижения! Я заказывал крупный корабль с во-о-от таким парусным вооружением, с гарниром из команды и вёсел! А это что? Крылатая электрическая ящерица…        — Иккинг, может, стоит…       Но Иккинг не мог наговориться — слишком много песка поднялось в его эфемерном внутреннем озере. Астрид и Беззубик, беспомощные перед сиим словестным потоком, обменялись жалостливыми взглядами.        — Как же он не понимает, — продолжал Иккинг свою тираду. — Корабль неживой, это лишь сколоченные куски умерщвлённых деревьев. Чем он отличается от гроба, например? Ну не способен корабль быть живым другом, в отличие от дракона. Я же ему сотню раз об этом говорил…       Он сел на стул и схватился за голову, упёршись локтями в колени. Долгожданное молчание. Астрид и Беззубик обступили его с разных сторон.        — Не будь так строг к сыну, — сказала она.        — Наверное, я никудышный отец…       «И не будь так строг к себе» — говорило красноречивое урчание Беззубика.        — Я не знаю, что и думать.        — Не расстраивайся так, — подбадривала его Астрид, целуя в щёку. — Отнесись к этому не как к напасти, а как к тайне, которую тебе предстоит раскрыть. Помнишь, драконы и викинги воевали триста лет, а подружились меньше, чем за один год! Ты первый, кто разгадал загадку и нашёл путь к драконьему сердцу без применения ножа. Война казалась бесконечной, но она всё-таки угасла. И настал мир. Долг зовёт тебя предотвратить ещё одно противостояние, но разве миротворчество не твое призвание? Твоё!       Иккинг внезапно ощутил подъём духа. Искренняя улыбка озарила его лицо, а в глазах возродился азарт первооткрыватели и авантюриста.        — Ты права, — ответил он, сжимая руку в кулак. Он поднял голову и одарил жену благодарственным взглядом. — Я должен постичь эту тайну, чего бы мне это ни стоило! Остановить ещё одну бессмысленную войну. Но с чего начать…        — А где ты отыскал первые отголоски ответов в прошлый раз?        — Война шла на Олухе, но они были далеко за морским туманом, по другую его сторону.        — Верно, быть может, и на этот раз они затаились где-то за пределами нашего острова?        — Вероятно, так и сеть. Я много лет их разыскивал здесь, но они так и не дали о себе знать, — Иккинг вздохнул и, собравшись с мыслями, продолжил: — Думаю, мне стоит отправиться в путешествие. Остыть, как следует всё обдумать и прийти к какому-нибудь решению. Астрид, — он взял её за руки. — Ты отпустишь меня?        — Ну… — она замялась, но, осознав всю необходимость сего предприятия, неохотно согласилась. — Только возвращайся скорее, не то…        — Я понял, — засиял Иккинг. — А то будет разрублен не только мой несчастный стол.       Астрид засмеялась.        — Это точно, — подметила она, а затем добавила: — Только о двух вещах прошу…        — Да, я буду осторожен!        — Это вторая просьба, а первая — проведай дочку перед уходом.       — А Герда ещё не спит?        — Нет, она ждёт отца, чтобы показать своё новое изобретение!        — Ах, вот как, — игриво отозвался Иккинг.       Он поцеловал Астрид и уверенно проследовал к комнате славной дочурки, но с каждым шагом его уверенность убавлялась. Немудрено — ему предстояло войти в античное Царство Теней, рьяно охраняемое Цербером и Стиксом*, чтобы оценить подношение царицы и прочитать ей на ночь цитаты Сократа. Того требовал отцовский долг. *Цербер - в греческой мифологии трехглавый пес, охраняющий врата ада. *Стикс - в греческой мифологии воплощение первобытного ужаса, а также река мира мертвых.        — Убей меня, Беззубик, — против воли попросил Иккинг, потупив взгляд на пороге. Он в тысячный раз пожалел о том, что когда-то в шутку подарил Герде «Мифы Древней Греции». Уже не один год эта «шутка» мешает ему жить. Иккинг повернулся к Беззубику, который следовал за ним по пятам, и продолжил: — Только мертвецы попадают в Вальха… то есть, я хотел сказать, в Царство Теней! — он вознёс руки к потолку и прошептал: — Тор… нет, Аид меня помилуй!       Дракон ободряюще подтолкнул его, но Иккинг упёрся в раму двери всеми конечностями и сказал:        — Надеюсь, брат, ты меня когда-нибудь поймёшь.       Беззубик повесил голову и грустно закивал. Он никогда не был один, но всегда был одинок. Да, судьба подарила ему удивительную дружбу, и он был безгранично ей благодарен. Однако жизнь так и не припасла для него истинную любовь. Ему тоже хотелось построить семью и научить своих детей премудростям жизни. Он всеми силами заставлял Иккинга ценить семейные узы, поскольку сам был их лишён. Понимая, что задел друга, Иккинг крепко обнял его и извинился. Но Беззубик не привык отчаиваться — сейчас он встрепенулся, улыбнулся и фыркнул дразнилку на своём драконьем языке.        — Так-то лучше, — ответил Иккинг и смело шагнул за порог.       Вход в комнату, как обычно, сторожили Цербер и Стикс — два крупных скорожала со вздорным характером. Они дерзили шипеть даже на вождя Олуха, но Иккинг, тем не менее, ни разу не вступал с ними в горячий конфликт, который те всегда искали. Он каждый раз с божьей помощью умудрялся проходить мимо не ужаленным. Зачем они охраняли вход? В отличие от Кая, который вставал ни свет ни заря и с утра ходил закаляться в ледяные воды бухты Тора, Герда питала слабость к совиному образу жизни — она поздно ложилась и терпеть не могла вставать раньше десяти часов. А так как Академия забирала учеников под крыло с самого утра, она научила скорожалов задерживать отца, который приходил её будить в назначенное время. Так верные питомцы с мнимым боем выигрывали для неё десяток минут сна.       Как говорится, какой хозяин — такое и животное. Иккинг знал, что Цербер наделён какой-то детской капризностью, а Стикс — пугающей непоседливостью. К счастью, сегодня ему не пришлось сталкиваться со скорожалами — ему навстречу выбежала красавица-дочурка. Драконы расступились перед ней, как перед богиней, пусть даже и восьмилетней. Если Кая можно было сравнить с жилистым тисом, то Герда в таком случае походила на хрупкую березку. Сходство подчеркивала еще и красивая белая туника, идеально сидящая на изящной фигурке. Русоволосая девчушка откинула назад длинную косу и с широкой улыбкой на круглом личике бросилась в объятья отцу. Иккинг не мог не растаять от такой любви.        — Папа, — радостно произнесла она, — ты пришёл почитать мне Сократа?        — Ну, конечно, — ответил Иккинг, глядя ей в голубые глаза. — Мама говорила ещё о каком-то изобретении. Покажешь мне?        — Обязательно!       Удивительно, но непреодолимая тяга к изобретениям приходила к Герде чуть ли не с пелёнок. Иккинг был несказанно горд! В два года она смастерила первый на острове «трафарет», в три придумала «мухобойку», а в пять соорудила «самокат». Правда, в большей степени она, равняясь на отца, делала изобретения чисто ради самого изобретательского процесса. Таким образом, порой возникали «метатели тортов» или «разрыватели усов». Во всяком случае, как считал Иккинг, это лучше, чем «пагубное и всеобъемлющее» увлечение кораблями его сына, Кая, который собрал в своей комнате целую библиотеку книг по морской тематике. Бесспорно, для викинга совершенно естественен интерес к мореходству, но, по мнению Иккинга, корабли, замененные драконами, скоро должны были превратиться в отголосок прошлого. А отец так не хотел, чтобы его любимый сын столкнулся с лишениями…       С присущей кошачьей грацией Герда стянула с загадочной вещицы белую простыню.       — Представляю лыжи! — с непередаваемым восторгом произнесла она.       — Значит, лыжи… — протянул Иккинг. — Без обид, Герда, но они уже были придуманы мной.       — Нет, пап, они водные! — гордо заявила она, доставая пару веревок и шлейку. — Я собираюсь прицепиться к Стиксу и Церберу и прокатится за ними по воде. Ты будешь смотреть?       — Только не забудь шлем, — напомнил Иккинг, уклоняясь от прямого ответа.       — Есть! — ответила она, прокручивая его на руке. — Сама сделала!       — Моя дочь!       После того, как Иккинг уложил её в кровать и прочитал, словно молитву, несколько догм Сократа, Герда забылась крепким сном. Отец заботливо укрыл дочку одеялом, поцеловал её в лоб и вложил в объятья любимую книгу с мягким переплётом. В нежном свете лучины он не мог налюбоваться её сонной улыбкой... Но нужно покинуть дом. Найти ответы. Силой оторвав взгляд от превосходной идиллии, Иккинг встал, задул лучину и, не оборачиваясь, покинул комнату Герды.       Четверть бессонной ночи он потратил на составление письма, где излагал распоряжения вождя на следующие две недели, после чего на час прикорнул. Когда еле заметная золотая полоска проступила на горизонте, Иккинг покинул остров и направился на юг, к Нормандским островам.