Попутчица

      Тот самый поцелуй. Он отличался от других, неуловимо, чем-то более глубоким, более эмоциональным. Словно был наполнен воспоминаниями о том, что произошло здесь же, много лет назад.       Он был совсем другого характера, чем тот. В нём не было пустоты. Не было сухих губ, не было отчаяния. Он был не "просто так". Хотя... Разве тогда он был таким?       Не важно. Сейчас этот поцелуй приносил облегчение. Исключительное счастье. Любовь, как она есть. Сейчас он был невероятно горячим, глубоким, влажным. Важным. От него сейчас всё зависело.       Он стал неопровержимым доказательством того, что и тогда было не "просто так". Всё произошедшее и привело их сюда сегодня, сейчас. Привело их такими, какими они стали, благодаря тем событиям. Терпимыми, справедливыми, надеющимися, и ещё Мерлин знает какими. Но — живыми, и способными любить. И не просто любить, а любить друг друга.       И они любили. Каждым движением губ, каждым наклоном головы — это было не "любить физически". Это было — "любить душу".       Просто целовать губы было мало. Руки гладили волосы цвета белого песка, пропуская тяжёлые пряди между пальцев, наслаждаясь их "текучестью". Зарываясь кончиками пальцев в них, чуть царапая кожу ногтями, что вызывало сдавленные стоны Драко, но только ещё больше заводило его, и он с новыми силами набрасывался на её губы. И не только.       Он любил делать так — растрепать копну тщательно уложенных (в последнее время) волос, потом собрать их в ладонь, намотать одним оборотом на кулак, и слегка тянуть. Видеть, как напрягается её горло, что отчётливо видно, как тяжело она сглатывает. Как её глаза закатываются от удовольствия, а весь вид буквально кричит о том, что она — его. Она готова подчиняться всем его действиям. И ей это безумно нравится.       Рука, скользившая по спине, по плотной ткани тёмного пиджака, остановилась у самого его края, и легко нырнула под него. Ещё одна ткань, тоньше и нежнее. Прикосновения через такую ткань ещё мягче, ещё сильнее обостряют ощущения. И пальцы, немного надавливая и поглаживая, пробираются вверх.       Вся ладонь ложится на середине спины, притягивая тело ближе. Секундное сомнение — что-то не так. И губы Драко, прямо в поцелуе, растягиваются в улыбке — лифа нет.       Гермиона, на выдохе прямо в его губы, тоже улыбается. Смущённо. — Пиджак очень плотный, я подумала... — Не вздумай оправдываться. Прекрасно, что ты его не надела.       Всё произносится шёпотом. Дрожащим, и горячим. Его руки, не медля, расстегивают пиджак и стаскивают с узких плеч. Он смотрит на открывшееся тело, и понимает, что теперь может умирать. Он увидел это, остальное не важно. И плевать, что эти мысли были самыми идиотскими в мире. Он просто смотрел, и не мог оторваться.       Высокая, налитая грудь. Аккуратная, но безумно влекущая. И белая ткань тонкой майки не скрывает вообще ничего, даже цвета — тёмные, твёрдые от возбуждения соски грозят прорвать ткань прямо сейчас.       Он чувствует — примерно то же самое происходит с ним, в нижней части тела. Но не обращает внимания, полностью поглощенный, завороженный видом груди под белой майкой. — Она не могла быть такой раньше, — глупо произносит Драко, и терпение его летит к чертям — губы моментально прижимаются к тонкой коже шеи, целуя и лаская языком, а руки накрывают полушария груди, одновременно пощипывая соски пальцами. — Она и не была такой, — нервно произносит Гермиона, закрывая глаза и выгибаясь навстречу рукам, — Это после Оливера. Я... Ох... Это заклинание, колдомедик посоветовал... Чтобы она осталась такой же, как... Господи... Как во время беременности...       Она продолжала бормотать, всё больше перемежая слова стонами и тяжёлыми выдохами. Грудь была её сильнейшей эрогенной зоной, и Драко знал это. Но то, что он ласкал её языком прямо через майку, посасывая, делая ткань мокрой и ещё более прозрачной; и то, как он делал это — нежно и сильно, страстно и со своими собственными стонами, помогая себе руками, сжимая, сдвигая сильнее к середине... Гермиона понимала, что на грани. На грани сильнейшего оргазма от того, как Драко ласкал только её грудь.       Сознание мутнело всё больше, она уже практически не соображала. Бессвязные движения ладоней по его голове, спине, рукам — всё, на что она была способна. Чувства, эмоции и ощущения уносили девушку за грань реальности, и всё, чего она хотела сейчас, чтобы та пружина внизу её живота, наконец, разжалась. Но Драко не хотел понимать её желаний — он сильно сжал грудь руками в последний раз и выпрямился. — Ты меня убиваешь, — глухо прошипел мужчина, резко разворачивая её спиной к себе, — Обожаю тебя за это.       Гермиона только стонала, даже не пытаясь начать связно мыслить. Все её чувства были обострены до предела, а натянутое, словно стрела, тело, ждало новых указаний.       Малфой сжал ладонями талию девушки, целуя и легко кусая в плечо. Он чувствовал, что она с трудом держится на ногах, и подвёл её к креслу с высокой спинкой. Хватило одного нажатия на поясницу — и Грейнджер схватилась за эту спинку руками, выгнувшись. — Умница, — прошептал блондин ей на ухо, руками задирая юбку до живота, — Ты умница, детка. Расслабься.       Грейнджер покорно опустила голову, расставив ноги шире. Сейчас она выполнила бы всё, что он захотел, любой приказ. Была только рада. Поэтому не шевелилась, когда он скатывал по ногам её трусики, и сразу поняла, что означал лёгкий хлопок по ягодице — согнутые в коленях ноги поставила на сидение кресла, грудью прижавшись к спинке.       Новый хлопок, чуть сильнее, вызвал миллионы мурашек по всему телу. Лёгкие поглаживания, вперемешку с этими мягкими ударами, заставляли Гермиону выгибать спину всё сильнее, пока Драко не устроило её положение.       Почувствовав его язык на внутренней стороне бедра, шатенка задрожала — она слишком долго ждала этого. Единственное, что спасало её последние две недели, это воспоминания о его ласках. Вот таких ласках. Язык продолжал вычерчивать плавные линии на её бёдрах, пока не добрался до главного места.       Грейнджер глухо вскрикнула, заглушая себя собственной ладонью, когда Драко резко развёл её ягодицы и приник губами к истекающему лону. Дрожащие стоны заводили его ещё больше — нежно, но с нажимом вылизывая каждую тонкую складку, он и сам терял терпение. Стонал, добавлял к ласкам языка пальцы, и старался не упускать ни одного её движения. Одинаково сильно он хотел довести её до края, и войти в любимое тело как можно скорее.       Гордость каждый раз взлетала до небес, когда в такие моменты отступал эгоизм. Малфой знал, что награда станет ещё безумно-приятнее, если отложить её. Ненадолго. И он решился сделать то, что давно хотел попробовать.       Пальцы нежно массировали клитор, пока губы и язык медленно поднимались выше. Гермиона изо всех сил старалась не шевелиться, и вовсе замерла, когда его язык коснулся её в самом неожиданном месте.       Пытаясь отстраниться, девушка чуть выгнулась вперёд, но крепкая мужская рука остановила её, удерживая за талию. Застыв, Грейнджер расширила глаза и глубоко выдохнула, почувствовав, насколько это приятно.       Она просто застыла, не смея пошевелиться, изучая новые ощущения, и наслаждаясь настолько, насколько позволяло удивление. Пальцы Драко уже не были сосредоточены только на клиторе, и ласкали всю промежность так, как она любила; а язык продолжал кружить над крохотным, тёмным отверстием, добавляя невероятных ощущений.       Расслабившись, Грейнджер чуть не закричала — кончик языка блондина проник внутрь, буквально на пару миллиметров, но этого хватило, чтобы она почувствовала первый спазм оргазма.       Малфой моментально соорентировался — влажный от смазки палец начал ласкать анус по кругу, чуть надавливая, но не проникая внутрь, а губы нашли напряжённый, налитый комочек, и начали посасывать.       Гермиону заколотило. Спина сама выгибалась вверх, пальцы так крепко сжимали грубую ткань кресла, что ещё немного — и сломались бы, но она не чувствовала. Всё, что девушка могла ощущать, это дикую нирвану во всём теле и абсолютную, звенящую пустоту в голове. Она не почувствовала, как Драко поднялся, и начал нежно целовать верх её оголенной над майкой спины, а пальцами продолжал массировать истекающую плоть. Не чувствовала и не понимала происходящего, пока блондин не приподнял её и не усадил в само кресло.       С трудом разлепив дрожащие ресницы, она увидела его глаза прямо перед собой. Темнее, чем обычно; дикие — они не пугали, напротив — заставили опустошенное тело снова наливаться желанием. — Понравилось?       Он очевидно смеялся, пока Гермиона только могла произнести что-то нечленораздельное. — Понравилось, — довольно констатировал мужчина, отвечая на свой же вопрос, — Мы обязательно вернёмся к этому. Не сегодня.       Девушка смогла кивнуть, и даже улыбнулась. Разумеется, черт возьми, ей понравилось. Подобное не могло не понравится, несмотря на то, что она даже в мыслях никогда не имела, что с этим отверстием может быть связано что-то, настолько приятное. Он снова расширял её горизонты. В прямом смысле.       И снова ласковые руки буквально запретили думать. Драко спокойно приподнял майку, задрав ткань до уровня ключиц. Покрасневшие, тяжёлые полушария идеально легли в мужские ладони, пока блондин не сводил с лица любимой глаз. И она не могла оторвать взгляда — снова позволяла ему всё.       Даже когда почувствовала, как он сжимает и выкручивает соски — не прикрыла веки. И когда сжал всю грудь слишком крепко — тоже. Только падала, падала в бесконечную темноту горящих, красивейших глаз.       Короткий выдох-стон Малфоя, и толчок каменной твёрдостью куда-то ей в бедро отрезвил Грейнджер. Нестерпимое желание почувствовать эту твёрдость кожей, телом, языком, заставило шатенку резко выпрямить спину и потянуть его наверх, схватив за плечи.       Две или три секунды — и тёмные брюки уже спущены до колен вместе с бельём, а ладонь блондина лежит на её затылке.       Член, покачивающийся перед лицом, завораживал — если бы она была в состоянии думать, то решила, что сошла с ума. Она! Гермиона Грейнджер, сама безупречность выдержки и благоразумия, буквально боготворит половой орган; еле сдерживается, чуть не умирает от желания ласкать его. Немыслимо! Но...       Это желание сильнее всего. Губы раскрываются, позволяя языку выскользнуть наружу, и коснуться гладкой, матовой головки, с ярко-выраженной глянцевой каплей на кончике. Одновременный стон двоих пронзает напряженную тишину, и девушку окончательно прорывает.       Она знает, как сделать это так, чтобы ноги Драко подкосились; чтобы его дыхание стало громким и прерывистым, а стоны становились громче и беспорядочнее. Знает, и делает это. Проводит языком по уздечке, медленно, до самого верха, и накрывает губами головку. Начинает медленно, легко посасывать, но ускоряется, насаживается ртом всё глубже, до тех пор, пока член не упирается в горло, вызывая рефлекс. Потом так же быстро выпускает ствол изо рта, и поднимает глаза на любимого.       Он смотрит так, будто готов упасть на колени, и стоять так перед ней всю жизнь. Обожание в серых глазах смешивается с отчаянной просьбой продолжать. И Гермиона делает это.       Выпускает всю скопившуюся слюну на кончик члена, тут же подхватывая её пальцами, и растирает под головкой. Губами спускается ниже, к поджатым яичкам, и начинает ласкать их языком. Каждое, по очереди, потом "восьмёркой", от одного к другому, а затем всасывает губами одно, и начинает медленно сосать.       Хриплый стон откуда-то сверху точно говорит о том, что Малфой близко, и девушка торжествует. Она хочет, чтобы он кончил ей в рот.       Мужчина собирает всю волю в кулак, и решительно отодвигает её голову от своего паха, поднимая Гермиону на ноги. — Ты меня уничтожишь... слишком быстро, — бормочет блондин, беспорядочно целуя её губы, скулы, шею, и всё, что попадается на пути.       А Грейнджер не выпускает члена из руки, продолжая ласкать его ладонью, не сильно сжимая, просто сдвигая кожу. С закрытыми глазами, она наслаждается его ласками, покрываясь мурашками. Снова.       Взгляд девушки падает на коврик у камина. Воспоминания о той ночи заставляют возбуждение подняться на новый уровень, и она буквально толкает Драко спиной к ковру. — Я не могу больше, — хрипло произносит Гермиона, и, уложив мужчину спиной на ковёр, седлает его бедра, — Я хочу тебя.       В этот момент всё исчезает, распадается на частицы, и плывёт вокруг них. Может это выплеск неконтролируемой обоими сильнейшей магии, или так действует Любовь — но они перестают что-либо чувствовать. Кроме друг друга. Нет больше ни пола, ни того ковра, ни гостиной Слизерина, ни даже тепла от камина. Есть только они, вдвоём. И чем глубже Она впускает Его в себя, тем сильнее это ощущение.       Они оба двигаются, желая быть друг в друге ещё сильнее, ещё глубже, больше и больше. Запахи кожи, единственные — остаются; плотные и сильные, окутывают и растворяют. Заставляют забыться и наслаждаться.       И даже это становится неважно, когда Гермиона с криком падает на его грудь, содрогается и тяжело дышит. И чувствует, как напрягается тело Драко, выпуская тугие струи глубоко в неё.       Она крепко обнимает его плечи, успокивая дыхание, и дышит им. Полное, абсолютное счастье и удовлетворение останавливает время. Только чувствуются мягкие поглаживания широкой ладони по спине.

***

— Как ты думаешь, почему ему нужен именно Марк?       Драко неопределённо пожал плечами, не переставая перебирать тёмные кудри, рассыпавшиеся по его груди. Здесь, в комнате Гермионы, они лежали в постели уже минут двадцать, но оба, кажется, не собирались засыпать. Слишком много было мыслей, новостей, и вопросов без ответов. — Думаю, ему нужен кто-то, кто... Сомневается. Марк как раз такой. Тема войны с Волан-де-Мортом интересовала его с самого детства, он знает практически всё о тех событиях. И Ол не раз говорил мне, что Марк относится к этому неоднозначно. Ну, то есть, он бы, конечно, вряд ли примкнул к Пожирателям в то время, но некоторые действия Ордена Феникса он считает неправильными. — Какой умный пацан, — усмехнулся Малфой, и получил тычок локтем в бок, — Ай! Шучу же. — Не смешно, — прошипела Грейнджер, и перевернулась на живот, чтобы видеть его лицо, — Мальчик будет в опасности до тех пор, пока Перо не поймают. Или даже дальше — пока не выяснят его намерений. Зачем ему Марк, почему именно он, и так далее. А это значит, что и Оливер в такой же опасности. Ты понимаешь? — Конечно. Но что мы можем сделать сейчас? Только постараться дать ему необходимую защиту. И это мы и сделаем.       Оба помолчали, и вдруг Драко добавил: — Сомневается он, говоришь... Я поговорю с ним завтра, когда вернемся в Лондон. Вряд ли он общался с участником противоположной стороны, да? Значит, есть вещи, которые он воспринимает только на уровне догадок. Может, я смогу его убедить... в чём-то, что будет важно. — Думаешь, это что-то изменит? — Честно? Я не знаю. Просто есть некое предчувствие, что мне нужно с ним поговорить. Нужно попробовать. А теперь давай, засыпай. Завтра сложный день, не хочу, чтобы ты клевала носом.

***

      После обеда вся комиссия, вместе с Гермионой и Джереми, ушли в кабинет директора, где МакГонагалл должна была помочь министру объяснить нюансы и детали подготовительной школы для волшебников. Малфой был рад, что Грейнджер практически убедила каждого из членов комиссии в необходимости реализации своей идеи. Да и не поверить ей было сложно — глаза девушки горели энтузиазмом, а приведённые примеры, даже из её собственной жизни, не могли не убеждать.       Малфой очень гордился ей. И тот факт, что они прояснили всё, касаемо их отношений, не мог не радовать — настроение блондина было прекрасным с самого утра. Проснувшись, они решили, что Драко временно поселится в её доме, по крайней мере на время каникул, пока мальчики находятся дома. Но и после, он был уверен, они разберутся, где и как жить. Главное — вместе.       За последние недели Малфой решил для себя, что во многом Гермиона права. Им действительно не следовало торопиться со свадьбой — не стоило ещё больше волновать и так напряжённое волшебное сообщество. Пусть пройдёт время, маги поймут, что обстановка налаживается, и успокоятся. И тогда уже Драко снова сделает ей предложение. Теперь он хотя бы был уверен, что она точно не откажет.       Бродя по замку, блондин вспоминал. Каждый кабинет, каждый коридор — всё это было его детством. Сначала беззаботным, горделивым, типично "малфоевским". Потом хуже — запуганным, тёмным; оно пахло кровью и смертью. Пахло предательством, унижением и болью. Пахло падением древнего рода, смертью его семьи. А ещё пахло позорным бегством из страны, истериками в подушку и ночными кошмарами, уже в Италии. Но эти запахи витали здесь, в стенах старинного замка. Как бы там ни было, именно эти стены были его домом. И от этого осознания некуда было деться.       Драко долго бродил по замку, вспоминая. Но даже эти мысли не испортили настроения, просто он анализировал своё прошлое. Он точно знал, где и когда ошибался, а где поступал правильно. И своими правильными поступками гордился, а ошибки воспринимал как урок на всю жизнь. Смысла корить себя за них уже не было.       Он и сам не заметил, как оказался перед портретом Полной Дамы. Видимо, ноги сами принесли мужчину к самому родному существу на земле. Уже не удивишись тому, что портрет не поинтересовался паролем, Драко вышел в гостиную Гриффиндора. Как он и предполагал, мальчишки беззаботно играли в волшебные шахматы. — Смотрю, вы вещи уже собрали, да?       Подростки чуть не подпрыгнули от его голоса. Увлекшись игрой, они даже не заметили его прихода. — О, — протянул Оливер, глядя на отца, — Ну мы начали... Да там немного совсем осталось. Правда!       Марк быстро закивал, соглашаясь со словами друга. — Чудно, — Малфой потёр ладони, — Пойдёмте, помогу. Всё равно заняться пока нечем.       Друзья переглянулись, но покорно встали, и пошли в свою комнату.       В спальне мужчина разочарованно вздохнул — здесь царил ужасный беспорядок. Если бы не работающие в Хогвартсе эльфы, то было бы ещё хуже, но под разбросанными на столах учебниками, пергаментами и перьями хотя бы не было пыли, а полы были чистыми, несмотря на валяющиеся тут и там вещи студентов. — Мерлин великий, парни! Ну вам самим тут нормально себя чувствуется? — Драко покачал головой, — Так, ладно. Оливер, открывай окна. Марк, сбрасывай всё с кроватей, прямо на пол, и заправляем постели! Где чемоданы? Ага, отлично. Акцио, вещи Марка!       Пока носки, брюки, рубашки и свитера самостоятельно залетали в огромный раскрытый чемодан, мальчики споро кинулись выполнять остальное. Им и правда стало стыдно — одно дело, когда они всегда находились в этой комнате вдвоём, и совсем другое, когда взрослый человек увидел весь этот кавардак.       Уборка заняла минут тридцать. Несмотря на заклинания, Малфой заставил мальчиков проверить пространство под кроватями, столами и шкафом. — Магия, конечно, прекрасна, — подбадривал блондин подростков, — Но некоторые вещи могут находиться под вопросом — заклинание не поймёт, принадлежит вещь вам или нет. Смотрите всё внимательно. Собрать нужно абсолютно всё, как и сказала вчера Гермиона.       Пока мальчишки лазали по полу, Драко остановился у кровати Ола. На тумбочке, в красивой рамке, стояла колдография — Гермиона, Оливер и Рон счастливо улыбались в камеру, переглядываясь между собой. Потом Рон слегка трепал мальчика по волосам, нежно смотрел на Грейнджер, и снова поворачивался к камере. И так по кругу.       Мужчина почувствовал, как нечто тёмное поднимается внутри него. Ревность. Сильная, всепоглощающая, она заставила сердце биться чаще, и руки сжала в кулаки.       Долбаный Уизел обнимал его женщину. Его, Драко, сына, трепал по волосам. Мерзкий, рыжий мужлан касался их так, словно они принадлежали ему. Как будто имел на это право.       Особенно в свете последних событий и поступков Уизела — ярость Малфоя имела всё больше оснований, и желание одним ударом нокаутировать рыжего всё крепло. Но был и другой момент — у Гермионы на рабочем столе стояла похожая фотография. Но она исчезла, как только они с Малфоем начали встречаться. На её месте появилось колдо одного Ола, на метле. А эта всё ещё стояла на прикроватной тумбочке Оливера. Сердце блондина сжалось. — Да, я совсем забыл, — негромко произнёс Драко и посмотрел на сына, — Оливер, я кое-что привёз для тебя. Посмотри.       Мальчик подошёл к отцу и взял в руку карточку. Улыбка тут же расплылась на его лице.       Ол прекрасно помнил этот день — слишком уж он был наполнен событиями. Но причину их общего смеха в тот раз не помнил, да и было не важно. Он просто смотрел на колдографию, и улыбался, как и тогда, когда мама хохотала, словно безумная. И они с отцом смеялись, видя её веселье.       Колдограф запечатлел прекрасный момент — все трое смеялись, обнимаясь, переглядываясь. Они прекрасно смотрелись втроём. Словно и были семьёй, уже давно. Отец и сын, очень похожие, и счастливая, красивая женщина рядом с ними. Идеальная семья. — Спасибо, — прошептал Ол, — Это... Классно. Мне нравится.       Драко не стал разворачивать тему при Марке, и просто ждал, что сделает сын. Ол ещё несколько секунд смотрел на снимок, и опустил карточку в свой чемодан. Колдография в рамке так и осталась стоять на тумбочке. "Ну, хотя бы так", — подумал Драко, и продолжил помогать мальчикам.

***

      Ужин с комиссией прошёл на удивление хорошо. Гермиона чувствовала, что мнение многих волшебников изменилось в её сторону, и была рада. Помощь Минервы и Джереми трудно было переоценить, и девушка понимала, что обязана обоим.       МакГонагалл и слышать ничего не хотела о благодарностях — отмахивалась от бывшей ученицы, как от назойливой мухи, и повторяла, что это она обязана Гермионе, как и весь волшебный мир. Минерва, как и очень многие, была уверена — Грейнджер сыграла ключевую роль в победе над Волан-де-Мортом.       Гермиона не спорила. Просто для себя решила, что финансирование Хогвартса теперь пойдёт иначе. МакГонагалл мечтала о полной реставрации школьного поля для квиддича уже давно... Это и будет благодарностью.       Сейчас, оглядывая разговаривающих между собой членов комиссии, Гермиона думала, какой вердикт они вынесут. Она узнает об этом только завтра, в официальном отчёте, но ей не терпелось. Девушка дождалась, пока Дилтон Морли, глава комиссии, отправится на улицу, чтобы закурить свою вонючую трубку, и направилась за ним.       Дилтон стоял внизу, перед школьным крыльцом. Тихо, чтобы не сбить задумавшегося мужчину с мысли, Гермиона спустилась и встала рядом с ним. — Вы проделали огромную, хорошую работу, госпожа Министр. — Прошу вас, просто Гермиона. — Хорошо. Гермиона. Вы задумывались над тем, как отреагируют родители на то, что их восьмилетние дети будут вдали от дома четыре дня в неделю? Безусловно, по началу они будут рады. И дети, и взрослые. Но потом... Они начнут скучать. Это вопрос не образования юных волшебников, а семейной психологии. — Я понимаю, Дилтон. Моему сыну Оливеру было всего десять, когда ему пришло письмо. И вы правы, было довольно тяжело отпускать ребёнка. Но, если бы в то время мне нужно было отправлять его в школу не на несколько месяцев, а на четыре дня в неделю, нам обоим было бы легче. Вы так не думаете?       Морли помолчал, выпуская изо рта густой дым. — Если начальная школа начнёт работать, это будет плюсом для всех. Дети начнут управлять своей магией раньше, а значит, будут лучше подготовлены к не самому лёгкому курсу средней школы Хогвартса. И, опять же, это не будет обязательной программой образования. Если родители не захотят — никто не будет заставлять их отправлять детей в школу так рано. Дилтон, я прошу вас хорошо всё обдумать, прежде чем вы вынесете окончательный вердикт. Я понимаю, это сложно и необычно. За много сотен лет мы привыкли к определённому укладу жизни. Но... Если в воде нет течения, она превращается в болото. Помогите мне изменить привычный нам мир, и вы увидите, что начнёт меняться и остальное. Ведь всё начинается с малого, не так ли?       Морли внимательно посмотрел на девушку, и внезапно улыбнулся. — Вы молоды, Гермиона, это ваш безусловный плюс. В вас много энергии и амбиций. Такие люди, как вы, и меняют ход истории. Вы лично доказали это, много лет назад. Не думайте, что я забываю об этом, принимая решение. Спокойной ночи.       Грейнджер поежилась от ветра, не глядя вслед ушедшему Дилтону. По его последним словам было не понятно, какое решение ему ближе. Но Гермиона продолжала надеяться, что ответ будет положительным. И, вместе со всем этим, понимала, что это только начало — остальные её проекты могут показаться людям ещё более странными, и не очень продуктивными. Но она не сдастся. В конце концов, разве она для этого столько боролась за должность Министра? Ни черта подобного. Она изменит всё, к чему они привыкли. И сделает так, чтобы этот мир стал ещё лучше и волшебнее.

***

— Ежеутренний кофе, любимая. Просыпайся.       Гермиона улыбнулась, и потянулась. — Смотри-ка, не забыл. — Малфои всегда держат слово. Помни об этом.       Девушка села в постели, и приняла кружку, исходящую чудесным ароматом. — Как насчёт твоего слова о том, что Лаура осчастливит нас своим приездом на Рождество?       Драко перестал улыбаться, вмиг став каким-то раздраженным. — Попробуй убедить её сама, — блондин покачал головой, — Это не женщина, а камень бездушный. То говорит, что уже не может терпеть, как хочет увидеть внука. То книга у неё не пишется, и ей нужно срочно в Амстердам... Сама не знает, чего хочет.       Шатенка кивнула, задумавшись. — Знаешь, у меня есть идея. Если ты не можешь убедить её, то я даже пробовать не стану — бесполезно. Но! Я знаю, кто сможет.       Малфой сначала свёл брови, не понимая, а потом его лицо разгладилось. — Вот-вот, — Грейнджер разулыбалась, — Поговорим с ним вечером. И сразу позвоним Лауре. Она будет на седьмом небе от счастья, я уверена.       Пока они болтали, разбавляя разговор лёгкими поцелуями, прошёл час, и пора было собираться на завтрак, а затем и домой. Им предстояло посадить комиссию в поезд, а самим аппарировать двух подростков на серьёзное расстояние.       Очередной поцелуй, грозивший перерасти во что-то большее, прервал стук в окно. Драко недоуменно посмотрел на ушастую сову, невозмутимо долбившую оконное стекло. — Это ко мне? — поинтересовался мужчина, не спеша убирать руки с груди Гермионы. — Понятия не имею. Впустишь её?       Птица влетела в комнату, и сразу направилась к лежащей девушке, сильным размахом крыльев снеся бумаги со стола.       Гермиона отвязала пергамент от когтистой лапы, поблагодарив сову. — Письмо от Джинни? Странно.       Пока девушка разворачивала свиток и читала, её лицо всё больше теряло цвет. — Да что там? — Драко нервно выхватил письмо из ослабевших рук.

Гермиона! Гарри в Мунго. У него сильное отравление ядом. Пожалуйста, приезжай сразу, как сможешь.

      Блондин сложил свиток. Он даже не заметил, что пока читал три строчки, Гермиона уже металась по комнате, собираясь. — Мальчики готовы? Отправляемся прямо сейчас! Минерва проводит комиссию...       Малфой перехватил её за талию и прижал к себе. — Успокойся! Слышишь меня? Он в госпитале, значит, ему уже оказали всю необходимую помощь. От того, прибудешь ты туда часом раньше или позже, ничего не зависит. Мы отбываем так, как запланировали. Провожаем комиссию, обеспечиваем безопасность мальчиков, доставляем их домой. Потом уже в Мунго. Ты поняла?       Грейнджер успокоилась, слушая его. Действительно, причин для паники у неё не было. Гарри в руках лучших колдомедиков страны, никто не позволит главе Аврората перейти критическую черту. А если бы всё было совсем плохо... Письмо было бы другим.       Окончательно придя в себя, девушка спокойно отошла от него и принялась сосредоточенно паковать вещи с помощью Акцио. — Ты прав, это просто паника. Не стоит поддаваться ей. С Гарри всё хорошо, я уверена. Но... Кому нужно травить его? Кто, когда и почему сделал это? — И с этим мы тоже разберёмся. Никто не навредит вашему драгоценному Поттеру. Его вообще не так легко завалить.       Блондин появился рядом, заталкивая в чемодан маленькие кружевные трусики. Гермиона покраснела, но не подала виду, что смущена. — Все смертны, Драко. Гарри не исключение. — О, скажи это Волан-де-Морту, — Малфой усмехнулся, — Он явно поспорил бы с тобой. Сколько раз он пытался его убить? Пять? Шесть? Больше?

***

      Хогвартс-Экспресс прогудел напоследок, и медленно начал движение. Оливер поежился — на станции было значительно холоднее, чем в Хогсмиде, да и очень непривычно было смотреть на отъезжающий поезд снаружи. Он видел, что и Марк чувствует себя не очень уютно, и понимал друга — ему вообще предстояло провести две недели каникул в чужом доме, пусть и с Грейнджерами, но всё равно — во взгляде Уильямса таилось беспокойство. — Ну что, — заговорил Малфой, оборачиваясь к детям, — И нам пора. Марк, ты когда-нибудь уже аппарировал?       Мальчик покачал головой, и словно виновато посмотрел на мужчину. — Ну и ничего страшного. Даже если тебя вывернет наизнанку — мисс Грейнджер достаточно сильна, чтобы развернуть тебя обратно, друг. Бояться нечего.       Пока паника нарастала в глазах Марка, Гермиона очень говорящим взглядом посмотрела на Драко. Блондин тут же умолк, ткнув локтем хихикающего сына. — Мистер Малфой просто шутит. Не удачно, как всегда, — Гермиона улыбнулась и подошла к нему ближе, — Давай руку, аппарируешь со мной. Согни ноги в коленях, и будь готов к приземлению. Можешь закрыть глаза, так лучше сохранишь координацию. Не бойся, хорошо?       Марк кивнул, закрыл глаза и немного присел.       Через несколько секунд, когда невидимый крюк перестал тянуть его за живот, мальчик почувствовал довольно жёсткое столкновение ног с землёй. Рука Гермионы твёрдо держала его, и только благодаря этому он не рухнул мешком, перекатившись через себя. — Неплохо, — услышал подросток, и медленно открыл глаза.       Тошнота отступила, и он увидел уважение в глазах мистера Малфоя. И улыбку Оливера. — Ничего себе "неплохо"! — возразил Ол и похлопал друга по спине, — Это отлично, Марк! Я первые раз пять, стабильно, приземлялся на задницу. — Оливер! — Гермиона строго посмотрела на сына, и тот сразу же присмирел, — Не выражайся. Пойдёмте в дом, у нас куча дел.       Отправив мальчишек в комнаты разбирать вещи, Грейнджер вдруг внимательно посмотрела на Малфоя. — Как думаешь, Ол нормально отреагирует, если мы будем жить вместе? Ну, в том смысле, что мы с тобой будем жить в одной спальне. Может, тебе постелить в гостевой? — С ума сошла? — Драко даже разулыбался, — Гермиона, ты совершенно в него не веришь. Думаешь, он закатит нам истерику? Или считаешь его глупым, не понимающим, что делают мужчина и женщина, когда они вместе? — Перестань, — девушка отвела взгляд, но рука блондина развернула её лицо за подбородок. — Это ты перестань. Ему уже не десять лет. Он отлично относится ко мне, и к нашим отношениям. Я понимаю, ты хочешь оберегать его от всего, и от лишних стрессов, но ты перегибаешь. Оставь ему место для собственных выводов и решений, хорошо? Уверен, если ему что-то не понравится, он сам нам об этом скажет.       Она знала, что он прав. Да и не было у неё такой привычки — что-то решать за сына. Но иногда девушка ловила непонятные взгляды Оливера. Тревожные. Их можно было связать с чем угодно, хоть с проблемой Марка. Или какие-то его личные дела, например, скучает по своей девушке. Но характер Гермионы был таковым — всегда, в первую очередь, она искала проблему в себе. Хоть и знала, что давно нужно было заканчивать с этой дурацкой привычкой.       Грейнджер кивнула и улыбнулась, когда его губы коснулись её лба. — Нам пора в Мунго. Может, возьмём мальчиков с собой? — Не стоит, пусть отдыхают, — Драко выглянул в окно и, увидев трех переговаривающихся авроров на заднем дворе, кивнул, — Здесь безопасно, ты же знаешь. Тем более, уверен, мы ненадолго.       Гермиона снова кивнула, и прошла в гостиную. Каменная чаша с летучим порохом была почти пуста. — Драко, на кухне, рядом с посудомоечной машиной, в ящике, мешок с порохом. Принесёшь? Я пока найду Джинни. — Конечно, — Малфой вышел из гостиной, а Грейнджер взяла горсть пороха в ладонь и вошла в камин. — Госпиталь Святого Мунго!       Зелёное пламя поглотило девушку, и через несколько секунд она уже выходила из другого камина, в большом холле госпиталя.       Привет-ведьма в зелёной форме не обратила внимания на новую посетительницу, пока та не подошла к стойке ресепшн.       Подняв глаза, молодая девушка расплылась в удивлённой улыбке: — О... Мисс Грейнджер! Добро пожаловать! Я могу вам помочь? — Да, — Гермиона смутилась, желая дать себе подзатыльник за свою обычную реакцию на то, когда её узнают, — Я бы хотела узнать, в какой палате находится мистер Поттер. Если вам не сложно. — Ох, простите, — ведьма виновато разулыбалась, — Я могла бы догадаться. Мистер Поттер на восьмом этаже, в отдельных палатах. Поднимайтесь, там вам подскажут. — Спасибо, — Грейнджер снова натянуто улыбнулась и направилась к широкой лестнице.       Нужно было учиться реагировать по-другому, но Гермиона не понимала, как. Она всегда смущалась, когда её узнавали. Прекрасно понимала, как идиотски это выглядит — очевидно, что тебя будут узнавать, если Пророк чуть ли не каждый день в течение целого года печатает твои колдографии на первой странице. Но ничего не могла с собой поделать. Излишняя самоуверенность, которая делала из неё "главную выскочку Хогвартса", пропала сразу же после войны, как раз тогда, когда была нужнее всего. Когда Золотое трио ловили журналисты на каждом шагу, исподтишка колдографировали и третировали просьбами об интервью, мальчики старались спрятать Гермиону за своими спинами, принимая эти "удары" на себя. Потом Гермиона целый год пряталась в доме на Площади Гриммо, где никто не мог её достать, и это успокоило. Потом их закрытая свадьба с Роном, долгая учёба и практика в Министерстве, затем работа... Девушке было не до журналистов, а им стало не до неё. И только спустя десять долгих лет, когда Оливер уехал в Хогвартс, а она пережила громкий развод и начала посещать различные министерские мероприятия, интерес корреспондентов вернулся. Но таким, как в последний год, он не был никогда. И не удивительно — людям было интересно, почему Кингсли Бруствер выдвигает именно её на своё место в кресле Министра.       Поставив в голове "галочку" обязательно поговорить об этом с Джереми, девушка толкнула двери отделения на восьмом этаже. Коридор был пуст, кроме одного стула, занятого грустной девушкой с ярко-рыжими волосами. — Джинни!       Миссис Поттер подскочила и крепко обняла подругу. — Мерлин, что случилось? Рассказывай!       Джинни, не отпуская руки Гермионы, тихо забормотала: — Это какой-то кошмар... Его просто начало тошнить, без всякой причины. Рвало и рвало, без перерыва! А потом он потерял сознание. Хорошо, родители были у нас... Мама осталась с детьми, а мы с папой аппарировали его сюда. Меня к нему не пускают...       Девушка тихо заплакала, а Гермиона ужасно разозлилась. — Ах, не пускают, значит!       Грейнджер решительно встала и пошла к двери, на которой был изображён герб госпиталя. Если где и были колдомедики, так точно там.       Она не успела постучать — дверь в отделение распахнулась. Решив, что это Малфой, Грейнджер только хотела разразиться гневной тирадой, но обернулась, и застыла. По коридору шёл Рон.       Не соображая до конца, что делает, Грейнджер в два шага подскочила к Джинни, пытаясь... Загородить её собой? Голова в этот момент мало соображала, имея единственную мысль — он представляет угрозу. — Рон?.. — Джинни встала навстречу брату, но была остановлена рукой подруги. — Что тебе здесь нужно? — прошипела шатенка, источая настоящую ярость по отношению к нему. — Успокойтесь, всё нормально, — Уизли поднял руки, "сдаваясь", — Я к Гарри. С ним всё в порядке, это план. Он здесь, чтобы я мог с ним поговорить, понятно? Не было у нас другого выхода. Понимаете?       Джинни кивнула, забывая о своей злости и боли за мужа. Она очень хорошо знала брата, и была уверена — если он пошёл на такое, значит, была необходимость. Ни смотря ни на что, Джинни всегда ему верила в таких вещах. — Хорошо, — Рон выдохнул, и повернулся к бывшей жене, — Гермиона, послушай. Марк и Оливер должны быть в полной безопасности, как минимум ещё две недели. Никуда не выпускай их из дома одних, даже на задний двор. Не важно, сколько авроров их охраняют. Никуда, ты поняла?       Грейнджер медленно кивнула, разом теряя всю свою агрессию. Сейчас он был похож на прежнего Рона, того, каким он был много лет назад. Верным, любящим, защищающим своих близких любой ценой.       Гермиона, не сдержавшись, схватила его за предплечья, и посмотрела глубоко в голубые глаза. — Не дай никому навредить Оливеру. — Никогда, — прошептал мужчина, жадно пожирая взглядом её красивое лицо. Все эмоции и мысли, бурлившие в нём последние месяцы, практически вырвались наружу. Ему безумно хотелось обнять её, дать понять, что он будет защищать её до последнего вздоха, что бы не случилось, какими бы ни были их отношения. Но знал, что нельзя. Не сейчас.       Хлопнувшая дверь отделения заставила Рона быстро отойти от девушек, не оборачиваясь, и направиться к палате напротив.       Гермиона сбросила с себя наваждение, вызванное очень глубоким взглядом Рона, и повернулась к двери. По виду Драко стало понятно — он всё видел. И всё понял.