Сборник бессистемных общих хэдканоных зарисовок по кроссоверной вселенной

Ее зовут Беатрис — все называют ее просто «Беа» — ее брат работает на Администратора и на фоне всех остальных она выглядит вызывающе нормальной. В смысле — один из парней чуть не сел за изнасилование, другой — за кражу и поджог, третьего похитили из камеры смертников, где он дожидался своей очереди сесть на электрический стул за тройное убийство, четвертый бредит научной фантастикой, пятый утверждает, что ведет священную войну, шестой поклоняется богине смерти, а у седьмого есть ручная змея и расстройство личности. А единственное, что отличает Беа от обычных американских красоток, тратящих молодость на работу официантками — шрам от ожога на лице. Такое с любой могло бы случиться, и сначала Иван даже решает, что дело именно в шраме — красотке попортили лицо, а вместе с ним испортился и характер. Только потом он понимает, что все сложнее. Беа нравятся всего две вещи: мужчины и убийства. И то, и другое — слишком сильно. Она приходит к Ивану посреди ночи, без предупреждения и он успевает потянуться за оружием прежде, чем понимает, кто перед ним. Беа молча улыбается, подходит ближе и, все так же не говоря ни слова, стряхивает с плеч халат, под которым нет белья. Незагорелая кожа в полумраке выглядит бумажно-белой, тень от волос почти скрывает шрам от ожога на лице, и Иван думает, что в жизни не видел женщины прекраснее. Он смотрит на ее тяжелые груди с крупными сосками, на округлые плечи, сильные руки — по правой тянется длинный шрам — на выпуклый живот, мощные бедра, треугольник жестких, черных кудрей на лобке — и не может отвести взгляд. Беа подходит ближе и в его голове не остается уже ни единого воспоминания о женщинах, с которыми он спал раньше. — Я тебя не разбудила, красавчик? — спрашивает она, опускаясь на кровать. Он не отвечает, но ей явно и не интересен ее ответ. — У мужчины, держащего на тумбе обрез, наверняка чуткий сон. Иван протягивает к ней руку, так медленно, как будто боится спугнуть — осторожно опускает ладонь на ляжку и ведет вверх, по внутренней стороне, а Беа перехватывает его запястье, тянет еще выше. Она торопит его, но он совсем не против. Он не умеет общаться с женщинами, не знает, о чем с ними разговаривать — с нормальными, непохожими на него самого, но сейчас это совершенно не нужно. Беа не собирается с ним разговаривать. Она не глядя водит рукой по члену Ивана, запрокинув голову, потом — направляет его в себя. Она двигается вверх и вниз, резко, торопливо, чуть откинувшись назад, Иван впивается в ее бедра руками, подается ей навстречу, стараясь подстроиться под тот же ритм. Беа напевает какую-то песню, но он не может разобрать слов. Вверх и вниз, все быстрее и быстрее. Потом, через пару месяцев, Беа скажет, что убила бы Ивана, если бы он ей не понравился, и он ей поверит. И потом, еще, после, он скажет ему много слов, вроде «Ты говорил как американец, но держался совсем по-другому, и мне захотелось узнать, как ты трахаешься». И потом, позже: «Если бы я когда-нибудь решила остаться с одним мужиком, я бы выбрала именно тебя». Вверх. Но это — потом, а сейчас Иван просто вслушивался в ее дыхание, пытался разобрать мотив какой-то нелепой детской песенки, которую Беа напевала, считал собственные движения, только бы продержаться подольше. Все остальное как будто пропало, как будто весь мир перестал существовать на несколько минут. Вниз.