Связанные

С тех пор как она родилась, она ни разу не просыпалась. Он всё время гадал, какие же она видит сны. Или у вампиров не бывает сновидений? Когда мне исполнилось восемь лет, мой папа подарил мне музыкальную шкатулку. Тогда, ещё до того, как род Куран стал считаться Чистокровными вампирами, Королевской династией кровопийц, наша семья прослыла наследственными кузнецами, мастерами своего дела. Приподнимаясь на носочках и держась за стол пальцами, я и Юрико наблюдали за тем, как мама заводит шкатулку. Затем она ласково гладит нас по голове, а мы, как заворожённые, глядим на кружащуюся пару – мужчину и женщину. Так было в моих воспоминаниях. Хотя я прекрасно понимаю, что никакой Юрико там не было и не могло быть, потому что она родилась только спустя два года. Мы встретились взглядом с ней.. с ним. На меня смотрел мальчик моих лет. В его тёмных глазах я видела отражение своего детского восторга. Я сразу узнала его, но почему-то не смогла вспомнить имени: оно висело на языке, но я не могла найти его в своей памяти. У него была очень тёплая и красивая улыбка. Он протянул мне руку, будто приглашал на танец, и я с радостью приняла это приглашение. Мы закружились, взявшись за руки, потому что никто из нас толком не умел танцевать, но нам было достаточно и этого. Красивой мелодии вторил наш счастливый смех, понятный только нам двоим. Я вдруг выпустила его руки из своих и побежала к двери. – Не догонишь! Но обернувшись, я увидела, что он уже сзади. С визгом я бросилась в сторону, вскакивая на постель. Стоило ему протянуть ко мне руку, и я тут же ускользала, звонко смеясь. Я даже не заметила, что мы выбежали на улицу: на луг, залитый лунным светом. Музыка из шкатулки всё ещё доносилась до наших ушей из распахнутого окна. Наконец, он схватил меня за руку. – Поймал. В детстве я никогда не любила проигрывать. Никому. А потому часто жульничала, чтобы обыграть папу в шахматах или заставляла его поддаваться мне в догонялках. Они с мамой баловали меня, а потом мы все вместе баловали Юрико. – Отпусти! Я со всей силы оттолкнула его, надеясь, что он упадёт. И он упал… вместе со мной. Руку он так и не выпустил. Я больно ударилась носом о его плечо. Сморщившись, я села прямо на мальчишке и обиженно на него взглянула. А он продолжал улыбаться и смотреть на меня. – Не отпущу. – Дурак. – Я никуда не отпущу тебя. Он приподнялся на локтях и коснулся моих губ своими – поцеловал меня так же, как папа целует маму. Поцеловал как взрослую. Нет, поцеловал, будто мы и были взрослыми. И в его глазах я увидела нечто странное, какое-то непонятное мне чувство, которому у меня не было названия. Тогда я ещё не понимала, что значит любовь. – Мы всегда будем вместе. – А если родители не разрешат? – Мы им не скажем. Он улыбнулся мне, отодвинулся и взял в руку прядь моих волос, прикоснувшись к ним губами. Мне его действия показались странными, бессмысленными, но почему-то приятными. – Мне они больше нравятся заплетёнными. Мы встретились взглядами: мой, по-детски любопытный и непонимающий, и его, по-взрослому глубокий и спокойный. Но разве мы были не одногодками? Откуда была такая разница? Я улыбнулась ему предвкушающей улыбкой ребёнка, который с нетерпением чего-то ждёт. – Тогда я заплету две из них для тебя, чтобы ты смог найти меня в следующий раз. И прежде чем он обнимет меня, я вскочила на ноги и помогла ему встать. Со стороны кузницы ещё доносился стук молота о наковальни. Он всегда мне напоминал стук сердца, такой же сильный, громкий и горячий. Когда-то я мечтала о том, чтобы стать кузнецом и выковывать из бесформенный кусков железа нечто прекрасное. Такое же прекрасное, как надежда – надежда на светлое будущее. На высоких кованых воротах отражались яркие оранжевые блики, а тени на них казались живыми. Они будто манили меня, приглашая войти. И я шагнула навстречу, как вдруг почувствовала, что мою руку крепко сжимают. – Не уходи, – с какой-то тревогой попросил он, когда я обернулась через плечо. – Я хочу лишь посмотреть. Я повела его к массивным дверям, на котором были выгравированы орхидеи – знак нашего клана. С каждом шагом я старалась идти всё быстрее, и под конец я уже бежала, задорно смеясь. – Нет! Стой! Он внезапно остановился сзади, и моя рука выскользнула из его хватки. Влетев в кузницу, я увидела перед собой полыхающее пламя, его красные языки опасно вздымались вверх, извиваясь словно звери. Я вскрикнула, кода огонь вспыхнул у меня перед носом, и закрыла лицо руками. Но, к моему удивлению, я поняла, что мне не горячо. Открыв глаза, я увидела, как пламя лижет меня, будто преданный щенок. Мне разве что щекотно, но вовсе не больно. Взяв огонёк в руки, я улыбнулась. – Канаме, смотри! Имя само сорвалось с моих губ. Но когда я обернулась, то ничего не увидела: ни Канаме, ни тёмных ворот, ни луга, залитого лунным светом. Темнота, холодная и пустая. Стоило мне моргнуть, как я оказалась в своей комнате, а передо мной на полу лежала сломанная шкатулка, из которой выдавливались нестройные механические звуки, пытающиеся сложиться в прежнюю мягкую мелодию. Тогда я вдруг вспомнила. Когда мне было восемь лет, папа подарил мне музыкальную шкатулку, а я её сломала. – Почему не спишь? Канаме подошёл сзади, накинув на её плечи плед. Она благодарно ему улыбнулась и опустила штору, скрываясь от солнечных лучей. На дворе стояла зима, которая напоминала ей их первую и единственную зиму, проведённую вместе. Иногда ей казалось, что она поступила с ним жестоко, но Саюри любила оправдывать свои действия его счастьем: если он будет жить в лучшем мире, то она не пожалеет ничего. Сейчас, глядя на первый снег, который блестел на солнце, она думала о том, что было бы неплохо, если бы они оба родились в этом мире. Стали бы братом и сестрой, продолжили бы род Куран, разделили бы вечность на двоих и любили, им бы тогда можно было любить. Но всё это глупые мечты. И вместо него её касается другой Канаме, тот, у кого она забрала младшую сестру, подарив взамен безответную любовь. Как странно.. все мужчины, которые её любят, обречены страдать. Рождённая без красной нити, жертва для кипящего котла, мессия. Её судьба – делать других счастливыми, забыв о своём счастье. – Дурной сон приснился. Канаме увидел её успокаивающую улыбку, но не поверил ей. Если бы она только рассказала ему о своих тревогах! “Как же я могу помочь тебе, если ты меня отталкиваешь?” Всё, что он мог сейчас сделать, это улыбнуться в ответ. – Я думал, вампиры не видят снов. “Верно, не видят”, – подумала Саюри, – “они видят воспоминания”. Пять лет. Девочка проснулась от мелодии, льющейся по воздуху, словно свет. Она поднялась на ручках, зевнула и посмотрела сквозь волосы на того, кто играл. У него и в мыслях не было мешать ей, но хотелось, чтобы она проснулась под что-нибудь прекрасное. Мальчик хотел взглянуть на неё, но смотрел только на скрипку и смычок, скользящий по струнам. Саюри подобралась ближе к краю постели и положила голову на подушку, улыбнулась. Она потерла глаза и притянула к себе колени. Просыпаться и видеть его, больше ей ничего не нужно. Весь мир мог состоять только из этой комнаты и этого мальчика, играющего для неё. Канаме закрыл глаза, когда закончил, но музыка всё ещё звучала. Она звучала в их сердцах. – Ты умеешь играть? Она всё ещё лежала на постели, продолжая смотреть на него. Такая красивая. Канаме мог видеть её даже закрытыми глазами. Саюри всегда была с ним, по-другому и быть не могло, ведь они – наречённые брат и сестра. В этом мире не было его погибшей матери, не было Кровавой Луны, не было Красной Змеи, не было войны между вампирами и людьми и, тем более, не было необходимости сделать выбор: кто будет жить, а кто умрёт, бросив сердце в пламя. Этот мир был другим, и они могли позволить себе быть друг с другом и любить. – Впервые взял в руки, – Канаме мягко улыбнулся ей. Саюри протянула к нему руку, он тут же подошёл и взял её, поцеловав и прижав к своей щеке. – Люблю тебя. – А я тебя. Саюри притянула его к себе и погладила по волосам. Канаме уткнулся носом в её шею, всегда, когда он так делал, ему казалось, что если закрыть глаза, то окажешься в бескрайнем поле цветов. От обилия оттенков и запахов кружилась голова, и он начинал чувствовать голод. Саюри пахла сладко, слишком вкусно. Хотелось попробовать, сделать хотя бы глоток… Канаме поймал себя на том, что зубы у него дрожат, не от холода или страха, а от жажды. Он закрыл глаза и вместо того, чтобы укусить её, поцеловал. Саюри шевельнулась. – Щекотно. Канаме будет ждать, потому что сейчас они ещё дети, потому что впереди – вечность. Ручка двери повернулась, и Джури заглянула в комнату. – Саюри, Канаме, вы уже встали? – Да, мама. Саюри улыбнулась и обняла брата за шею, как дети обнимают любимую игрушку. – Саю! – с укором воскликнула женщина, заметив, что девочка ещё в пижаме, – Ты ещё в постели? Уже полночь! – Я сам за ней прослежу, мама. Канаме оторвался от сестры и сел на постели. – Десять минут, – строго предупредила Джури, а потом улыбнулась. Она вспомнила себя в детстве. Как же давно это было! Для них ещё не существовало таких понятий как наследник, чистота крови, Королевский престол, брак, Совет Старейшин. Они могли быть детьми, которые любили друг друга. Куда же подевалась та любовь к Ридо? “Он её убил”. Своим детям Джури желала лишь счастья. Она хотела оттянуть момент их взросления настолько, насколько могла это сделать. На сто лет? На пятьдесят? Впрочем, кого она пыталась обмануть? У этих двоих было не больше пятнадцати лет. – Время пошло. Десять лет. Саюри обняла его сзади, но это не были объятия любви. Больше было похоже, что она обнимала свою жертву. Её алые глаза видели только кровь. “Я не могу больше терпеть”, – подумала девочка или вампир, похожий на девочку. Канаме был рад стать для неё первым. Сам он выбрал Джури, потому что мама совсем не похожа на Саюри. Так было легче не думать о её крови до тех пор, пока его сестра не станет взрослой. Достаточно взрослой, чтобы она смогла утолить его жажду. И не только в крови. А был ли он достаточно взрослым, чтобы стать её первым? Канаме было всего четырнадцать. Но он не мог представить, чтобы Саюри кусала кого-то ещё. Она пила жадно для той, кто впервые почувствовал зов крови. Не остановилась даже тогда, когда он начал чувствовать головокружение. Но ему не было больно, наоборот, как-то приятно. Или лучше сказать возбуждающе приятно? Как пьяная, Саюри отпустила его, упала рядом на спину и посмотрела в небо, начинающее светлеть – скоро рассвет. Как тьма расступается перед солнцем, так и красная пелена расступалась перед ясным рассудком, возвращающимся к ней. Глаза её перестали гореть, медленно затухая, как тлеют угольки, и постепенно вернулся привычный светло-карий цвет. Канаме видел, как Саюри облизывает губы, видел красные дорожки на её подбородке, видел испачканное кровью декольте платья, видел, как у неё закрываются глаза после плотного ужина. Вампир наелся. И это существо он тоже любил. – Вкусно. Её взгляд упал на брата. Он достал платок и вместо того, чтобы вытереть свою шею, тоже испачканную, аккуратно стёр кровь с её лица. – Я рад, что тебе понравилось. Канаме наклонился к ней, коснулся её губ своими и поцеловал так, как всегда хотел. Он чувствовал её удивление, свою кровь, собственную жадность и удовольствие: чем ближе они становились с Саюри, тем счастливее они были. Узнавать вместе нечто новое, преодолевать ещё одну ступень отношений, идти друг с другом вперёд рука об руку – он хотел всего этого только рядом с ней. Она покраснела – это так мило. Другое животное, которое сидело внутри него, поскребло в груди. – Саюри, пей только мою кровь. Пятнадцать лет. – Вы так выросли. Сколько Вам лет, Канаме-сама? – Одиннадцать. – Одиннадцать? – кокетливо улыбнулась Чистокровная. – Одиннадцать тысяч, полагаю. Девушка отвернулась. Смотреть на то, как старший брат танцует с другой женщиной, с этой Ширабуки, было очень неприятно. У Саюри возникло ощущение, что её бросили ради той, что была старше на каких-то пятьдесят лет. Старше и красивее. Ну почему все Чистокровные такие идеальные? Почему не бывает уродов среди вампиров? – Саюри, может, тебе тоже потанцевать? Харука взглянул на одинокую дочь, которая отклонила ещё одно приглашение. – Хочешь станцевать с папой? – Я буду танцевать только с Канаме, – сказала как отрезала. “Я уже не ребёнок”. А какой видит её Канаме? Всё той же девочкой, которая наступала отцу на ноги, пока учила вальс? Саюри хоть немного выросла в его глазах? Неужели эти четыре года стали такими непреодолимыми для неё? Куран прошла мимо беседующих Аристократов, которые вежливо ей поклонились или присели в реверансе, обошла колонны, отказала Айдо, осторожно проскользнула мимо старого Ханадаги и вышла на балкон. Здесь ей хотелось погрустить. Не поплакать, слёзы ей были чужды, а лишь погрустить, разочарованно вздохнуть, сделать несколько танцевальных движений с невидимым партнёром, пока никто не смотрит, и помечтать о том, чтобы Ширабуки наступила Канаме на ногу. “Слишком по-детски”, – подумалось ей. Она почувствовала неприятный запах обожжённой стали, смешанной с кипящей кровью. – Саюри-сама, – раздался за спиной слегка грубоватый мужской голос. Саюри обернулась, увидела незнакомца в маске и почувствовала в нём Чистокровного вампира. “Он опасен”, – подумала девушка, и по коже у неё пошли мурашки. – Разрешите пригласить Вас на танец. Моя спутница с другим. У неё было чувство, что она его знала, как будто они уже знакомы, но Саюри не могла вспомнить лица мужчины из-за маски. Или дело не в ней? – Свой первый танец сестра обещала мне. Канаме возник между ними в одно мгновение. Саюри лишь моргнула, а он уже стоял перед ней. Музыка всё ещё лилась из зала. Неужели он бросил Ширабуки одну прямо посередине танца? Юноша взял её за руку, девушка не сопротивлялась. – Всего доброго. Чистокровный в маске не ответил, лишь проводил их долгим взглядом. – Плохой мальчик, – она даже не знала, почему он плохой: потому что бросил свою партнёршу, потому что бросил её или потому что отказал вместо неё. – Я злюсь на тебя. Канаме положил руку на её лопатку, взял её за руку и влился в общий поток танцующих. От него приятно пахло одеколоном. Запаха той женщины Саюри не почувствовала. – Почему? Его голос звучит нежно, мягко, он словно пёрышко, касающееся кожи девушки. Приятно. – Кто он? – перевела тему, потому что не хотела отвечать, не знала, что ответить. – Держись от него подальше. Это Ширабуки Риричио, убийца Чистокровных вампиров. Саюри вскинула брови вверх. – Разве он сам не Чистокровный? Канаме удивился не меньше её. – Он всегда был охотником. Они молча сделали круг по залу. Подвижная мазурка сменилась королевским менуэтом. Канаме поклонился и улыбнулся ей. Улыбку в ответ не получил. – Принцесса ещё злится? – Та женщина ведь тоже Ширабуки? – Ты о Саре? – Сара, – угрюмо повторила Саюри, – мне не нравится, когда она с тобой. Неприятные чувства в груди. Не оставайся с ней, я не хочу злиться на тебя, Канаме. Канаме добродушно улыбнулся ей и сжал крепче её руку. – Это ревность, Саюри. – Не хочу её испытывать. Это противно. Она тяжело вздохнула и испортила всю грацию в движении. Если бы они были первой парой – Королевской, – то это бы все заметили. Впереди них танцевали Джури и Харука. – Она – доказательство нашей любви. Канаме хотелось обнять её, прижать к себе и вдохнуть запах её волос, но менуэт требовал жестокого соблюдения дистанции между мужчиной и женщиной. На минуту Харука и Канаме поменялись своими дамами. Поклон. – Тебе ещё учиться и учиться, – улыбнулась Джури. – Это ужасно, – беззлобно пошутил Харука. Брат и сестра остались смущёнными: этому танцу иные учились годами, чтобы правильно взяться за руки или кивнуть друг другу. И им как наследникам престола нужно было уметь делать всё идеально, как образец для других. Рядом танцевал Риричио, но не с Ширабуки Сарой. Это была девушка с длинными каштановыми волосами в белом воздушном платье. Канаме показалось, что он где-то её видел. Особенно эти странные разноцветные глаза – карий и красный. В первых рядах имели право танцевать только Чистокровные, но Куран чувствовал человеческий запах. Неужели никто кроме него этого не заметил? “Это не Риричио ”, – подумал он, когда мужчина снял маску и встретился с Канаме глазами. Они были не карими, как у Ширабуки, а тёмно-лиловыми. Вторая мысль пришла совершенно случайно: “И он ненавидит меня ”. Двадцать лет. Саюри поднималась по лестнице вместе со своим наречённым братом, мужем и Королём. От трона их разделяло всего ничего – десять шагов. Канаме был рядом, и этого было достаточного, чтобы чувствовать себя уверенной. Не было мантии, державы и рыцарей круглого стола, но была Корона. Настолько тяжёлая, что Харука и Джури прежде времени заснули вечным сном, чтобы избавиться от неё. Беззвучные шаги. Канаме встал на колени перед Асато Ичиджоу, в руках которого была Корона. Саюри стояла за братом, её задача – поддерживать Короля, она – Королева. Он достаёт свёрток из-за пазухи, что-то завёрнутое в кусок ткани. – Да здравствует наш Король! – произносит вампир, и голос его звучит как раскат грома. – Канаме Куран!

– Канаме Куран!!

– Канаме Куран!!!

Они кричат в унисон, словно это один голос, состоящий из тысячи голосов. Это оружие, пистолет, заряженный серебряными пулями, сделанными из Неё. Никто не видит его, потому что все смотрят на Короля. Но не Саюри, она чувствует чей-то взгляд и оглядывает толпу вампиров. Этот странный запах – обожженного серебра и кипящей крови, – ей он не нравится. Канаме склоняет голову, готовый получить свой законный трон, титул и свою Корону. Он вскидывает руку и нажимает на курок. Куран замечает какое-то движение сбоку и слышит шорох платья, а затем среди рёва толпы... – Канаме Куран!! ...раздаётся выстрел. И не один, а целых пять. Первую пулю она хватает голой рукой, но не чувствует её. Посмотрев на ладонь, Саюри видит дырку, сочащуюся кровью. Вторая пуля впилась куда-то между ключиц, она оттолкнула Саюри. Третья – в левое лёгкое, в горле почувствовался металлический привкус. Четвёртая – в живот, она сделала шаг назад. Пятая – в сердце, Чистокровная почему-то видит потолок и свою руку, поднявшуюся вверх, а потом стукается головой о пол. Капли крови брызнули ему на лицо, пока он смотрел на Саюри. В замершей тишине она падает к его ногам, в её глазах – удивление и шок. Потухающий взгляд останавливается на лице Канаме, который удивлён не меньше её. Уголки губ дрогнули в улыбке, она хотела протянуть к нему руку, но не смогла. – Кан.. На ковровой дорожке среди вампиров стоял человек и безумно хохотал, прижимая руку к лицу. Смерть будто бы смешила его, он захлёбывался в своём смехе, но не мог его подавить, продолжая глядеть на умирающую женщину. – Саюри!! Она обращается в прах. Из ослабших рук Асато выпадает окровавленная Корона, катится к ступенькам, спрыгивает по ним вниз – это единственные звуки, раздающиеся в зале, – достигает ботинок человека и стукается, останавливаясь, падая. Он даже не обратил внимания. Глаза у него холодные, ненавидящие. Мужчина не смеётся, а поднимает пистолет снова. – Ты следующий, Канаме Куран. Охотник нажимает на курок. Канаме распахнул глаза и резко выпрямился на табурете – плед, лежащий на его плечах, спал на пол. Он тяжело дышал и старался найти своего убийцу в тронном зале. Но вампир находился в своей лаборатории Восточного Ковена, в ней, как всегда, было много бесполезного мусора – так любил повторять Масао, – но мусор был разложен в строгом порядке от А до Я, пыли тут вообще не было. Напротив стола, на котором он спал, стояла Саюри, как обычно, в своём капюшоне. – Что случилось? Ты кричал. Мужчина потёр лоб и провёл рукой по лицу, прогоняя остатки сна. – Кошмар приснился. – Канаме, – она улыбнулась и протянула к нему руку, – вампиры не видят снов. Но если это не сон и не видение, нагнанное Красной Змеёй, тогда что? “Может, это была мечта”, – подумал он, целуя её пальцы, – “Мечта, которой не суждено сбыться”. Здесь темно, не потому, что нет света, а потому что в этом месте скопилось нечто зловещее. И холодно, потому что безжизненно. Ужасное место, если бы он мог, он бы покинул его как можно быстрее. Но здесь не было выхода. Он даже не помнил, как попал сюда. “Где я?” Канаме шагнул вперёд. Единственное, что он слышал – покачивание цепей. Он не видел ничего, кроме тьмы, не мог уловить ни одного запаха, не слышал биения сердца. И стука в своей груди он тоже не слышал. Но он чувствовал: впереди него что-то было. “Или кто-то”. – Кто здесь? Он сделал ещё шаг. Что-то под его ногой хрустнуло, словно сухая ветка. Но Куран знал, что это не сучок, а чья-то кость. Какого-то мелкого животного, а может, человека. Он посмотрел себе под ноги, хотя и не надеялся что-то там увидеть. К его удивлению, внизу он увидел трещины, сквозь которые бился тусклый зеленоватый свет. Все они создавали паутину и соединялись где-то впереди. Сквозь сумрак Канаме смог разглядеть ступеньки, ведущие – да, он не ошибся – ведущие к трону, который был бы уместен разве что только десять тысяч лет назад. Каменная спинка, изрезанная сетью трещин, уходила под самый потолок. Но не это удивило Чистокровного Короля вампиров. На троне сидела она. Саюри, связанная цепями, они, как змеи, обвили её тело и на тянулись, как струны. В пол рядом с ней были вбиты крючкообразным колышки, за которые цеплялись конечные звенья цепи. Она выглядела как опасный зверь, связанный опасный зверь. На голову женщине кто-то положил Корону, на плечи накинул пятнистую меховую мантию из барса. Над её склонённой головой насмешливо вырезали: “Королева в кандалах”. Канаме подошёл к ней на еле слушающихся ногах, медленно поднялся по ступенькам, не сводя с неё взгляда, и упал перед ней на колени. – Саюри.. Рука у мужчины дрожала, когда он протянул её к ней, коснулся щеки. Только сейчас он заметил, что волосы её отросли и выцвели, став абсолютно седыми. Засохшая кровь на лице была похожа на слёзы, а на её порванном платье – на цветы, которые завяли давным давно, как и сама Саюри. Она не открыла глаз, даже не пошевелилась. Сколько лет она провела в этом месте? Тысячу? Несколько тысяч? Чистокровный взял её за руку, не обращая внимания на могильный холод, поцеловал. – Кто..? Чистокровный обернулся, глаза его покраснели от ярости. Сзади стояли преданные Аристократы, одни из немногих, кому он мог доверять – Лука Соэн и Ханабуса Айдо. Оба были слишком мрачные, как будто атмосфера этого места отпечаталась на их лицах. – Гильдия Охотников. На него посмотрела Лука, и в её глазах он увидел ненависть, такую жгучую и лютую, что девушка стала похожа на демонессу. Впрочем, он мог её понять, потому что испытывал тоже самое. – Они ответят за это. – Мой Король. Айдо не смотрел на него, потому что не смог бы выдержать этот взгляд, встал на колено и склонил голову. Он прямо чувствовал, как в крови всё кипит от страха и, одновременно, трепета перед этим Чистокровным существом. Ханабуса чувствовал всю злость в его взгляде и был рад, что не он являлся её причиной. – Это решение Саюри-сама. Госпожа не хочет покидать это место. – Что? – Во всём виноват Кирию, – отчеканила Соэн, – это его вина. Железные двери со скрипом отворились. Они появились так же внезапно, как и Лука с Ханабусой. В прямоугольнике света, упавшем на каменный пол, появилась тень. Эти пепельные волосы.. Эта форма.. Этот пистолет.. Куран узнает всё это, даже если ему тысячу раз сотрут память. – Кирию!! Он хмыкнул. – Чистокровные должны отправиться в Ад. Он выстрелил. Канаме вздрогнул, открыл глаза и увидел полог своей кровати. Капелька пота скатилась по его виску к волосам. Парень прикрыл глаза рукой, затем повернулся на бок, желая увидеть не спящую рядом Саюри. Её там не было. Постель была абсолютно пуста. “Её и не может быть здесь. Сейчас она живёт с Кирию, как обычный человек”. Но внутри завозилось неприятное чувство тревоги. Во всём виноват Кирию. Это его вина. Гильдия Охотников. В безопасности ли она? Канаме резко сел на постели и посмотрел в дальний угол, где клубилась тьма. Послышался женский смех похожий звон колокольчиков. Мгновение – и странной тени как не бывало. Кем бы ни был этот гость, он навеял Чистокровному странное видение. “Всё хорошо, пока Саюри человек”. Всё хорошо. Юноша старался себя в этом убедить, но не мог выбросить из головы образ Зеро Кирию, направившего на него Кровавую Розу. Чистокровные должны отправиться в Ад. Кажется, пришло время навестить младшую сестру, более известную как Прародительница. Прошло уже пять лет с тех пор, как Джури отдала своё сердце ей, и они расстались. Канаме соскучился. Мысль от том, что он снова увидит её, заставляла его нервничать. Пускай она не узнает его, пускай испугается, пускай даже возненавидит, но ему станет легче, когда он сможет увидеть, что Саюри цела и счастлива, как и хотела его мать, как и хотел бы Канаме. Но для начала стоит найти повод, чтобы приехать к Кроссу. Как насчёт идеи воссоздания Ночного класса для вампиров? Глупо, подумал Канаме.