Будем рисовать.

Надя Городецкая терпеливо ждала, пока стихнут шаги и голоса. Этих можно не бояться. От них она прекрасно спрячется в учительском туалете. Гораздо хуже – другие. Иные. Но их здесь сейчас нет. Будет – потом. И совсем скоро. Потому что на Надежду Городецкую, двенадцати лет от роду, выписана лицензия. Редко кому так везет. Чтобы день рождения, и сразу - всё. Чтобы твое имя вытащили сразу же. Случайно так не бывает, только кому на это пожалуешься? Но теперь Надю на законном основании можно сожрать. Чтобы кто-то повысил себе уровень Силы. Или просто подкрепился. Наверное, вампиров можно понять. Они голодные. И хотят стать сильнее. Надя тоже хочет, только это невозможно. Родился человеком – жди, когда сожрут. Ну, или сдуру инициируют в вампира, но это незаконно. Тихие шаги на низком каблуке Надя узнала сразу. Она скоро всех так узнавать научится. Не хуже голодного вампира. - Надя? – Татьяна Васильевна сочувствует больше всех. Но и ей неохота терять работу. Кризис. А дома – свои дети. А хуже, если ювенальная юстиция еще и похищение пришьет. И срок. Даже условный. Судимость-то появится. Кто потом возьмет на работу? - Я здесь, - откликнулась ученица шестого класса. Любимой учительнице математики. Извините, теперь на олимпиаду придется отрядить кого-то другого. Не такого вкусного. Туалет эти уже как-то обыскивали. Только забыли поставить кого-нибудь под окном. А этаж здесь всего второй. А скоро зима, и наметет мягкие сугробы… Надя успела. И сумела. Даже без сугробов – раз их никто не подождал. Папа всегда называл ее боевой девчонкой. А бабушка хваталась за голову. Пока лицензию не выписали на нее. - Надя, тебе всего двенадцать. – Татьяна Васильевна знает не всё, но объяснить ведь всё равно не выйдет. - Бабушку не вернешь. У тебя больше никого нет. Тебе не позволят жить одной. Конечно, нет. Только в тюрьме… то есть в детдоме. Куда вампир войдет даже без приглашения. По их меркам детские дома жильем не считаются. Как честна природа. Если вампиры – ее часть… - Есть кому меня взять… Правда, от вампиров это поможет ненадолго. Не сидеть же взаперти. Надя – ребенок, она должна ходить в школу. А по пути из школы ждут голодающие гемоглобинозависимые. - Надя, она – чужой тебе человек. Просто бывшая соседка. Одинокая, немолодая, с низкой зарплатой. И даже не педагог. Это безнадежно. Она не создаст тебе необходимых условий. - А в детдоме создадут? – зло усмехнулась Надя. - Ну да. Там есть воспитатели, медсестра, здоровое общество сверстников, пример старших учащихся, - повторяет, будто заучила. Себя саму уговаривает? - Трехразовое горячее питание, режим… Надя, пойми: если тебя поймают – ведь по закону мы все должны помогать им, а не тебе. Всё верно. Надя совершила жуткое преступление. Посмела остаться сиротой в детстве. А за такое – тюрьма, тюрьма и только тюрьма. А в ее случае – смертная казнь. До сих пор учителя Надю покрывали – уже за это спасибо. - Это если буду сопротивляться? Первые робкие снежинки за окном не долетают до земли. Будто знают, что Наде нужен сугроб. И хотят помочь, да не в силах. - Досопротивляешься до специнтерната, сама понимаешь. Или до психбольницы. Оттуда уже не выйдешь. И мы даже вовремя не узнаем, что тебе нужно помочь. На каком основании нам кто что сообщит? Лучше потерпеть. Да. Это недолго. Всего лишь до голодного вампира. Ничего плохого в детдоме просто не успеет случиться. Счет пойдет на часы. Собственно, кровосос и впрямь везде найдет. В школу ему нельзя, но у ворот-то подкараулить можно. А тут тихонько выпьет во сне – и даже не больно. И чего брыкаться зря? Иные ведь тоже помогут ему, а не Наде. А то вдруг он не справится? Надя же боевая девчонка. Татьяна Васильевна протянула Наде ватрушку. Уже остывшую. Обед пропущен давным-давно. - Надя, будь разумной. Твоя несостоявшаяся опекунша, кроме всего прочего, за собственным ребенком когда-то не доглядела. Кто ей теперь доверит чужого?