***
Сайберийское лето решило ненадолго сжалиться над жителями, уменьшив яркость пылающего солнца. Небо заволокло облаками, скрывая жаркие лучи, но дождя не было. По мнению Майи — это была самая замечательная погода. Не жарко, не холодно, и с неба не льется вода. Конечно, палящее солнце и дождь не останавливали ее от походов на поле и раньше, но сейчас идти туда было еще приятнее. После произошедшего с Арсением, Майя заходила к Василисе еще несколько раз. Сначала с опаской, потом с охотой и нарастающим любопытством. Полуденница была интересной… собеседницей, даже если не разговаривала, а просто парила рядом, наблюдая за рисующей девушкой. На этот раз Майя оставила соломенную шляпу в доме, и ветер трепал темные вьющиеся волосы, свободно перехваченные лентой. Но обувь она так и не думала надевать — за это время кожа на ступнях достаточно огрубела, чтобы безболезненно воспринимать мелкие камешки на дороге. Майя спешила на поле, собираясь провести там сегодня весь день. Планшетник удобно болтался на плече, а руку приятно утяжеляла пузатая корзиночка с будущим обедом. Оставалось только набрать воды в колодце в заранее приготовленную флягу. Можно было взять и из дома, но та была теплее, а Майе хотелось холодной, чтобы аж зубы сводило. Сельский колодец был не только главным источником воды в деревне, но и местом встреч для большинства жителей. Так-то когда в гости к кому соберешься? Повод нужен, и подгадать еще, когда хозяева не заняты. А вот у колодца и поговорить можно, забывая про стоящие рядом ведра. Так что ничего удивительного не было в том, что в разгар дня возле невысокого сруба стояла пара человек, судя по уставшему виду, использующие поход за водой в качестве отдыха. Майя особо не всматривалась, кто именно это был, погруженная в свои мысли. Она смотрела себе под ноги, глядя, как босые ступни оставляют четкие отпечатки в теплой пыли. А когда подняла все-таки взгляд от дороги — то оказалась уже слишком близко к колодцу для того, чтобы попробовать свернуть и пройти домами. Одним из разговаривающих оказался не кто иной, как Арсений, и, судя по его радостному виду, Майю он тоже заметил, тут же оборвал разговор на полуслове и заулыбался от уха до уха: — Здравствуй! — парень двинулся ей навстречу, почти сразу оказываясь вплотную. — А ты куда? — Я просто… — начала было она, судорожно придумывая, что бы такого убедительного соврать, чтобы Арсений оставил ее в покое, но тот уже приметил и планшетник через плечо, и корзинку с флягой. — Ты за водой, а потом рисовать, да? Давай, я помогу. Не договорив фразу, Арсений по-хозяйски запустил руку в корзинку, вытащил флягу и потянулся к стоящему на деревянном срубе ведру, собираясь скинуть его вниз. Майя вымученно улыбнулась, пробормотав слова благодарности. Не грубить же парню, который так из кожи вон лезет, чтобы понравиться. А Арсений старался вовсю. Ведро он поднимал медленно, неспешно, старательно напрягая мускулы под рубахой, будто вместо воды в колодце набирался свинец. Майя старательно улыбалась, отчего возникало ощущение, словно лицо сейчас застынет в таком выражении на день. В голове стаей перепуганных ласточек метались мысли, как отговориться от предложения проводить, если такое последует. Она далеко не сразу заметила, как к ним решительным шагом направляется Ульяна, несущая пару пустых ведер. — О, Майя, здравствуй! — громкий голос рыжекосой селянки вывел Майю из состояния напряженной улыбчивости. Появилась хоть какая-то возможность переключиться без необходимости оправдываться за свое невнимание. — Здравствуй! — она тут же обернулась к Ульяне, засияв очередной улыбкой, на этот раз совершенно искренней. — Я как раз тебя ищу, — деловито продолжила та, подходя к колодцу и оттесняя Арсения от свеженабранного ведра. Тот недовольно засопел, но промолчал и отошел в сторону, пока Ульяна переливала из одного ведра в другое. Не сказал он ничего даже тогда, когда та, будто случайно, щедро плеснула ледяной воды на его явно новые сапоги. — Мне надо тебе кое-что показать, зайдешь? — Я на поле собиралась, — растерянно произнесла Майя, не понимая, что от неё могло понадобиться. Следующее собрание с рукоделием ожидалось только завтра вечером. Но тут она мельком заметила воодушевившегося Арсения, и решительно мотнула головой. — Но раз надо, то пойдем, на поле потом схожу. Выражение лица Ульяны не изменилось, оставаясь таким же деловито-суровым. Вплоть до калитки своего дома она молчала, заставляя Майю все больше беспокоиться. Неужели случилось чего? Или она из-за Арсения так рассердилась? Может, этот парень Ульяне нравится, вот она и ревнует? Эта мысль перепугала Майю. Раньше она ни с кем из-за мужчин не ссорилась, но слышала, что другие её ровесницы бывало и дрались из-за женихов. А уж про деревни и вовсе ходили слухи, что соперниц там со свету сживают. Особенно не хотелось ей ссориться с Ульяной. А та, едва затащив ведра в дом, обернулась к Майе. — Не ходила бы ты в поля с Сенькой, а особенно, когда дружки его рядом околачиваются. Тон у Ульяны был суровый, но за ним чудилось еще что-то. Слабое подрагивание, как у натянутой нитки паутины. С некоторым опозданием Майя поняла, что слышит отголоски тревоги. — А что с ними не так? Нет, он приставучий, конечно, но вроде безобидный… Майя пожала плечами, припоминая глуповатое и простодушное лицо Арсения, который, несмотря на то что давно вышел из детского возраста, вел себя порой совсем как ребенок. Непонятливый, надоедливый и болтливый. — Безобидный? Это он только на вид такой, — Ульяна хмыкнула и, перекинув косу через плечо, кивнула Майе следовать за ней. — Пойдем на кухню, я тебя квасом угощу, заодно и расскажу кое-чего. Ей оставалось только безропотно последовать за хозяйкой, пока только гадая о том, что мог такого натворить непутевый Сенька. По виду пределом его проступка было заговаривание до смерти и неумелое хвастовство. Со стороны других комнат и выхода на огород раздавались чьи-то голоса, но на кухне у Ульяны было пусто и тихо. Даже кошка решила выйти погулять и потому подоконник был так же пуст. — Садись, — покрутившись немного, Ульяна поставила на стол большую крынку с квасом и две глиняные кружки. — Надеюсь, он не будет поджидать тебя до вечера. Майя осторожно выглянула в окно, но даже сквозь тонкую занавеску увидела плотную фигуру Арсения, мнущегося возле колодезного сруба. Правда, его приятеля уже не было. Это заставило Майю немного забеспокоиться. Слишком уж навязчивое внимание проявлял Арсений для слегка влюбленного поклонника. — Стоит, высматривает, как коршун отбившуюся курицу, — подтвердила увиденное Ульяна. В её голосе слышалось такое презрение со злостью, что Майю пробила дрожь. Что же должен был сделать этот парень, чтобы дружелюбная и веселая девушка так переменилась? — Ты хотела про него что-то рассказать, — напомнила уже порядком перепуганная Майя. От ожидания её воображение разыгрывалось не на шутку. Если раньше она недоумевала, что мог натворить Арсений, то теперь придумывала самые страшные вещи, вплоть до убийства. Ульяна кивнула, садясь на длинную скамью и пододвигая к себе одну из кружек с темным шипящим напитком. Майя последовала ее примеру. Тем более, так было проще представить, что надоедливый Арсений все-таки устал ждать и ушел заниматься своими делами. — Года четыре назад приехала к нам в деревню девушка по имени Ксана. Тихая такая, себе на уме, но не злая и отзывчивая. Поселилась в доме на окраине, он долгое время пустовал. Оказалась, старуха Агафья, что там до смерти своей жила, ей бабкой приходилась. Ох, и вредная была бабка! Ну да разговор не о ней. В итоге освоилась Ксанка, прижилась, дом облагородила, правда все равно какая-то нелюдимая была. Приглянулась она Сеньке. На этой фразе Ульяна сделала большой глоток, Майя повторила ее жест, ощущая, как язык приятно пощипывают пузырьки, а во рту растекается освежающая кислость. Она не знала, кто в большой семье знакомой варил квас, но варил он его отменно. — Он за ней ходил, цветы дарил, гулял вечерами. У него семья богатая — бездельничать он и неделями может, — неодобрительно скривилась Уля. — А потом как-то раз соседи услышали в доме Ксанки шум. Подумали, может вор залетный забрался. Влетели, увидели Сеньку всего в осколках и каше, и Ксанку в углу забившуюся. Он, пользуясь тем, что она одна, без семьи, без подруг, решил её зажать. Только домовой и спас — начал в Сеньку посудой кидаться. Хорошо, что она духа прикармливала. Если бы не он, никто бы за девку не заступился. Ульяна плеснула еще квасу задумавшейся и посерьезневшей Майе. Ощущение от рассказанного было противоречивым — она все еще не верила, что тюфяк-Арсений способен на такое. Может, он просто неудачно напугал ту девушку, а домовой решил, что угрожает. Духи, особенно некрупные, не слишком-то хорошо разбирались в человеческих эмоциях и поступках. — Спасибо за предупреждение, — наконец отозвалась Майя и, сделав несколько глотков не успевшего нагреться кваса, отодвинула кружку от себя. — И за квас спасибо. От неприятного разговора по позвоночнику пополз легкий, но неприятный холодок. Будто прислонилась спиной к чему-то скользкому. Узнавать подробности не хотелось, хотелось, наоборот, об этом не думать. И оставаться в гостеприимном доме Ульяны тоже — вдруг продолжит, а остановить будет невежливо. Да и у колодца теперь суетилась только дородная женщина да егозливый мальчишка лет пяти, по виду внук. Арсения не наблюдалось. — Я пойду, — поспешно сказала Майя. — Пора мне, наверное… Оказавшись на улице, она вздохнула свободнее. Солнышко, пусть все еще не такое яркое, приветливо светило из-за туч, в воздухе с гудением носились пчелы из стоящих в углублении сада ульев, слышались голоса людей, и казалось, что все страхи, рассказанные Ульяной — не более чем сказки. А может ей, в самом деле, самой Арсений нравился, вот она и решила запугать соперницу? Надо бы спросить об этом кого-то еще. В этот раз знакомая дорога до поля не доставляла никакого удовольствия. Тревожные мысли занимали голову Майи, мешая радоваться прохладному ветерку, растущим у дороги цветам и причудливым облакам, бегущим по небу. Сегодня поляница появилась почти в ту же секунду, как Майя шагнула в золотистые объятия ржи, а, увидев, что та принесла планшетник, так и вовсе едва ли не след в след проводила художницу до выбранного той места. Полуденница с интересом наблюдала, как та раскладывает вещи, потом садится, крепит на дощечку лист и выбирает уголек поострее. Рисовать при наблюдателях Майе, конечно, приходилось, но обычно они наблюдали не настолько пристально, и это только добавляло неловкости. Впрочем, через какое-то время художница успокоилась и достаточно увлеклась, чтобы не акцентировать внимание на легком жарком ветре за плечом. А после нескольких набросков пейзажей она предложила полуденнице нарисовать ее саму. — Василиса, пожалуйста, не вертись! — Майя попробовала добавить в голос суровости, но сейчас ее все больше пробивало на смех. Неуемное любопытство полуденницы не давало той спокойно стоять на месте, позволяя себя рисовать. Полянице было страшно интересно, что же Майя уже успела перенести на лист, хотя сейчас там красовался не более чем набросок. — Я не верчусь, — в голосе кружащегося духа послышалась обида. — Я двигаюсь. Танцую. Не понимаю, как ты можешь часами сидеть не вставая. Или без этого нельзя научиться собирать из линий отражения света? — Рисовать, — встречно поправила Майя. — И нельзя рисовать и танцевать одновременно. Да и я все равно не умею. С некоторой завистью она наблюдала за тем, как легко и непринужденно двигалась Василиса, паря в воздухе среди колосьев. Конечно, хорошо ей летать — ноги не заплетаются, лоб не потеет, щеки не краснеют. И нет проблемы с ритмом, если можешь танцевать и без музыки. И платья ей красивого не надо, да и сама она не страдала б на скамейке, когда всех вокруг уже позвали в ручеек. Такая девушка тут же оказалась бы облеплена вниманием… и точно бы не стала общаться с Майей. Танцы она недолюбливала. Просто как-то так сложилось, что Майя постоянно топталась за пределами шумного круга, если речь шла о парных танцах. В подростковом возрасте это было особенно обидно, особенно при учете того, что сама Майя видела в зеркале вполне обычную девушку. А вот Вере практически не давали отдохнуть, и от этого к обиде прибавлялась злость на младшую, более успешную сестру. Со временем подростковые переживания подуспокоились, Майя еще больше увлеклась рисованием, а недолгое обучение у ведуньи добавило замкнутости и некоторой отстраненности от людей. Но все-таки застарелые обиды нет-нет, да всплывали, напоминая о себе и портя настроение. — Как можно не уметь танцевать? — удивилась Василиса, подлетая ближе. — Ты просто двигаешься под звуки. Это нельзя не уметь. — Там есть нужные движения, ритм, еще надо выглядеть красиво, руки правильно ставить, ноги, — попыталась объяснить Майя, но полуденница только удивленно склонила голову на бок. — Вы, люди, почему-то называете одним словом такие разные вещи. И это мне не нравится, не используй его так, — решительно подытожила дух. Спустившись на траву, она уверенно протянула руку: — Пойдем, покажу тебе то значение слова, которое мне нравится. — Но я же не умею, — попыталась в последний раз отговориться Майя, глядя на подсвеченную ладонь. — Нельзя не уметь быть собой. Вздохнув, художница отложила уголек, торопливо обтерла пальцы об юбку, поднялась со стула и коснулась предложенной руки. Ладонь тронула что-то теплое, упругое и слегка шершавое, не похожее на человеческую кожу. Василиса тихо рассмеялась и потянула ее на себя, почти тут же закруживая в непонятном, слышимом только полуденнице ритме. Майя же послушно переступала ногами, чувствуя под ступней то камешек, то стебли ржи, то комок сухой земли. Все мысли были заняты тем, чтобы не оступиться, не споткнуться и не рухнуть вниз или вовсе на саму поляницу. Перед глазами мелькал перепачканный травой подол собственного платья и ноги в сандалиях. Майя думала только о том, что это скоро кончится, и Василиса поймет, что она и танцы — вещи несовместимые. А пока оставалось только пытаться выглядеть не совсем уж жалко. Наконец полуденница остановилась и отпустила Майю. Лицо поляницы выглядело задумчивым, непонимающим и нахмуренным одновременно. — Нет, так не пойдет, — проговорила она, глядя прямо на собеседницу. — Это не танец. — Так ты ничего не слышишь и не чувствуешь. Сними амулет, — потребовала Василиса. Майя рефлекторно схватила висящий на шее кусок дерева, будто дух собиралась отнимать его силой. Разумом она понимала, что он её не сильно защищает, но впитанная с молоком привычка носить зачарованный оберег не давала так просто расстаться с ним. Да и доверять недавней демонице — это ж совсем с головой не дружить. Заметив её замешательство, полуденница качнулась ближе, обдавая теплым воздухом и травяным запахом. — С этой вещью ты глуха и слепа и к моему миру, и к себе. Не бойся. Я не желаю тебе вреда. Ты всегда можешь вернуться. Яркие глаза Василисы слегка светились, как полуденное небо, и глаза самой Майи в тот же миг начали слезиться. Но взгляд полевого духа был таким теплым, таким глубоким, что в него хотелось завернуться, как в почти забытые объятья матери. Медленно, как сквозь воду, Майя стянула с шеи гладкий шнурок и положила оберег в карман сарафана. Мир вокруг моментально вспыхнул новыми ощущениями. Они накладывались поверх старых, дополняя их, сливаясь в единое целое. На какое-то время она ощутила себя потерянной, оглушенной и беспомощной. Майя не испытывала этого со времен учебы у ведуньи, целых шесть лет, и начисто успела отвыкнуть. Тут же возникло сильное желание снова надеть оберег и избавиться от пугающих новых ощущений, она судорожно зажмурилась, сжала руки в кулаки… Внезапно Майя почувствовала на плече легкое касание, почти невесомое, но теплое и уверенное. Оно не пропало ни через мгновение, ни через минуту, и осталось даже тогда, когда она успокоено выдохнула, рискуя снова открыть глаза. Василиса молча парила рядом, внимательно глядя на девушку. Именно её рука покоилась на плече Майи, даря тепло и ощущение присутствия. Та уже и забыла, как это важно — чувствовать кого-то рядом. Будто вернуться домой из промозглой осенней сырости. От облегчения веки и щеки обожгло непрошенными слезами. Майе вдруг захотелось сказать Василисе, как она рада снова ощущать этот мир без барьеров и преград, и о том, какие теплые и приятные руки у полевого духа, но язык будто узлом связали. Все, что смогла Майя — часто-часто моргать, да не то вздохнуть, не то хлюпнуть носом. Но полуденница и не собиралась разговаривать. Уверенно, но осторожно она снова перехватила ладони Майи своими, утягивая её глубже в колосья. Стебли шуршали, сгибаясь только под одной парой ног, и в этом шуршании Майе чудилась какая-то тихая мелодия, выводимая одиноким голосом. Она доносилась снизу, и девушка хотела было посмотреть под ноги, но не сумела отвести взгляд от лица стоящей напротив полуденницы. Та склонила голову на бок, а потом вдруг звонко и весело рассмеялась, топнула ногой и… Мир вокруг закружился. Кружилось золотистое поле, синее небо, кружилось солнце, неуверенно выглядывающее из-за туч. Кружилась широкая юбка, взлетали растрепавшиеся волосы. Пение становилось все громче, словно первый неуверенный голос подхватывали все новые и новые голоса, сливаясь в звучный многоголосный хор. В этот хор вплетался смех полуденницы, а потом Майя с удивлением поняла, что слышит и свой собственный смех. Она запрокинула голову, улыбаясь во весь рот, ответно сжимая теплые ладони поляницы. Тело вдруг стало легким, словно невесомым. Ноги переставлялись сами собой, втягивая в безумный и совершенно неправильный танец. Лицо Василисы сияло, как второе солнце. Полуденница смеялась и смеялась, и голос её походил на шелест набухших от зерна колосьев. Не удержавшись, Майя потянулась к ней, обнимая, и уже крутясь вместе, так что голова закружилась и перед глазами поплыли радужные полосы… — Эй, помощь нужна? — незнакомый женский голос ворвался в одуряющее веселье, разбивая его на части. Василиса резко остановилась, глядя в сторону края поля, и только тут Майя поняла, что они висят в нескольких локтях над землей. — Мне? — все еще не придя в себя, спросила она, вглядываясь в окликнувшую её незнакомку. — Тебе-тебе, — рассмотреть говорившую, а точнее, кричавшую, отсюда было сложно — далеко. Да еще и шею приходилось выворачивать. Майя поняла только то, что она темноволоса и одета во что-то песочно-коричневого цвета, кажется, расстегнутую куртку и штаны. Повернув голову обратно, Майя столкнулась взглядом с полуденницей. Та выглядела нахмуренной и обеспокоенной. Ни слова не говоря, она опустила Майю обратно на землю, разжала ладони и пропала. На мгновение перед глазами держались золотистые отсветы, как от взгляда на солнце, а потом исчезли и они. Майя осталась наедине с разобранным планшетником, под внимательным взглядом темноволосой незнакомки. Девушка почти физически ощущала этот взгляд. Поспешно, будто под присмотром строгой матери, она накинула на шею шнурок амулета. Мир сразу же потускнел, лишившись остатков волшебства. Находиться на опустевшем поле стало неуютно, и Майя поспешила собраться. Незнакомка никуда не уходила. Она даже не отвернулась, продолжая изучать поле, будто ждала чего-то. При приближении она оказалась статной женщиной с черными волосами с проседью, убранными в небрежную косу. Кожа её была смуглой от долгого пребывания на солнце, а вокруг блестящих черных глаз пролегли первые морщины. Взгляд у неё был уверенный, прямой, не похожий на взгляд большинства селянок. Да и одета та была как мужчина, что сельские женщины себе и во сне не позволяли. За плечами виднелся объемный рюкзак, а на широком поясе, перехватывающем широкую свободную рубашку, висело два ножа в кожаных ножнах. Один крупный, с широким лезвием, второй поменьше и поуже. Выбравшуюся Майю она окинула внимательным взглядом с головы до ног, ненадолго задержавшись на защитном амулете. После чего улыбнулась, не открывая рта, и протянула руку: — Ирина. Майя неуверенно протянула свою, и тут же ощутила крепкое отрывистое рукопожатие. — Майя. — Ты местная? Из Нижних Веснин? — несмотря на простые в общем-то вопросы, Майя почувствовала себя словно на допросе. Голос у Ирины был слегка хрипловатым, хорошо поставленным, с командирскими нотками. — Нет, — вжала голову в плечи она. — Веснины дальше, но я могу показать… или проводить. Ей очень хотелось загладить вину перед Ириной, хотя они едва познакомились и уж точно виниться было не в чем. Та понимающе улыбнулась: — Не бойся ты так, ну, я же не чудище какое. Хочешь — проводи, а хочешь — иди домой. Не дело по полям с духами плясать — так и доплясаться можно. — Василиса бы меня не обидела, — вступилась за полуденницу Майя. — Она ничего плохого не хотела, мы только танцевали. — Дело твое, — пожала плечами женщина, — вот только меня что ни неделя, так к таким вот «ничего плохого» вызывают. С этими словами Ирина опустила ладонь на рукоять небольшого ножа, и у Майи похолодело в животе. Видимо из-за кружащейся еще головы она не сразу поняла, что новая знакомая духогубка — магесса, охотящаяся на духов и переплавляющая их в волшебные предметы. На миг Майя перепугалась — уж не на Василису ли её наняли, но потом успокоилась. Если бы Ирина хотела навредить полуденнице, вряд ли бы стала ждать. Да и шла она не в Метениху, а на чужих полевых духов соседи рот разевать не станут. Майя только вздохнула, поправила ремешок планшетника и двинулась вперед по дороге. Теперь она все больше стыдила себя за то, что все-таки сняла амулет и взялась плясать с поляницей. С детства Майя слышала огромное количество историй, как полуденница затанцевала кого-то до полного изнеможения, а то и вовсе до смерти. Хоть пробужденные духи обычно не желали мирным людям зла, но полевые, воздушные и водные чаще всего отличались нравом веселым, игривым и не всегда осознавали, насколько хрупок человек. Прежде чем пойти за Майей, Ирина зачем-то переобулась. Сапоги она перекинула через плечо, а из рюкзака достала добротные кожаные сандалии. Некоторое время прошло в полном молчании. Бредущая рядом Ирина ни о чем больше не спрашивала, да и вообще, иди она не вровень, а с большим отставанием, можно было решить, что это две следующие разными путями женщины, а вовсе не провожатая и ее спутница. Только на перекрестке та бросила на Майю все тот же долгий внимательный взгляд, и девушка поспешила кивнуть на левое ответвление дороги и повернуть туда же, игнорируя виднеющиеся впереди крыши Метенихи. — Я провожу… — Майя так и не решила, называть ли ей Ирину на «ты» или на «вы», поэтому попросту упустила это, — до холма. Оттуда как раз деревню будет видно. Ирина кивнула и одобрительно усмехнулась. Казалось, она была рада тому, что ее провожатая решила все-таки снова что-то сказать. — Отлично. Буду только рада хорошей компании. Давненько ни с кем не удавалось вот так прогуляться и поболтать. Она сделала заметное ударение на последнем слове, сопроводив его улыбкой. Майе ничего не оставалось, как кивнуть и улыбнуться в ответ. Впрочем, неловкость несколько отступила, и не было никакой необходимости продолжать напряженно молчать. — Ну… да, можно и поболтать, — она пожала плечами, поворачивая голову к собеседнице. Эта дорога тоже была Майе знакома, так что не было необходимости постоянно смотреть под ноги, опасаясь оступиться или провалиться ногой в какую-нибудь ямку. Тут земля была плотной, ровной и хорошо утрамбованной ногами, копытами лошадей и колесами телег. — А откуда ты идешь? И зачем тебя позвали в Веснины? — Да какой-то демон повадился морить у них скот, — охотно отозвалась Ирина. — А местный ведун никак поймать его не может, чтобы по душам побеседовать. Вот после третьей коровки местные меня и позвали. Ну и как всегда по мелочи — роды принять, амулетов попродавать, местную нечисть припугнуть. Нас таких мало, каждый раз, как приходишь, всем все надо. Говорила она небрежно, будто собиралась куклы из соломы вязать, а не на чудовище охотиться. Такая храбрость импонировала склонной порой к безрассудствам Майе и в то же время пугала. Это ж какого надо навидаться, чтобы так на жизнь смотреть? — А зачем ты переобувалась? — решила спросить она о чем попроще. — Чтобы с тобой поговорить, красавица, — рассмеялась Ирина. — Тебе сапоги говорить мешают? — А то! За ними только следи. Отвлекусь — за горизонт унесут, — продолжая улыбаться, ответила духогубка. Майя нахмурилась. Она не могла понять, шутит её новая знакомая или серьезно, но по привычке подозревала насмешку. — Не веришь? — правильно истолковала её выражение Ирина. — Ну, смотри. С этими словами она сняла сандалии и натянула сапоги. — Не моргай, — подмигнула женщина. Сначала Майя только непонимающе смотрела на Ирину, но потом та вдруг резко сорвалась с места и понеслась вперед с какой-то совершенно невероятной скоростью. Взвившаяся над дорогой пыль заставила Майю рефлекторно отступить назад, вскинуть руку к лицу и закрыть глаза. А когда она их открыла, Ирина представляла собой быстро удаляющийся смазанный силуэт в желтоватых клубах. Вскоре она вообще превратилась в черную точку, едва различимую на склоне далекого холма. Неудивительно, что при такой скорости идти наравне было бы совершенно нереальным для Майи. Хотя она поймала себя на мысли, что с удовольствием бы испытала эти чудо-сапоги на себе. Но говорить об этом Ирине, конечно же, не собиралась. Духогубы относились к зачарованным вещам с особой бережностью и вряд ли бы стали потакать чужому любопытству. От нечего делать, Майя неспешно двинулась вперед по дороге, рассеянно пиная мелкие камушки, а то и вовсе останавливаясь за тем, чтобы начертить странную загогулину в пыли. Ирина же тем временем развернулась и теперь мчалась обратно — точка на горизонте увеличивалась, пыля в противоположную сторону. Когда та оказалась совсем близко, Майя вновь зажмурилась и закрыла лицо руками, и через пару мгновений ощутила, как крупная теплая ладонь легла на ее плечо. — Открывай, оседает уже, — усмехнулась Ирина почти над ухом, после чего рука с плеча пропала, а девушка подняла голову. Несмотря на принятые меры предосторожности, в носу все-таки засвербело, и Майя громко и звонко чихнула. — Ух, громкая. Чихаешь, как кошка, — Майя хотела было обидеться, но судя по добродушному выражению на загорелом лице, духогубка не вкладывала в эти слова ничего обидного. — Будь здорова! Ну как тебе мои сапожки? — Быстрые, — ляпнула Майя первое, что пришло в голову, чем вызвала новый поток хрипловатого смеха. — А зачем ты вернулась, если уже до деревни добралась? — Мы же гуляем, нет? — Ирина уселась на обочину, снова решив переобуться. — Ты, кстати, сама откуда? — Из города. А живу в Метенихе. — К родственникам приехала? — продолжила интересоваться Ирина, впрочем, ощущение допроса пропало. — Да нет, сестра у меня в городе живет. Я так, отдохнуть, работ на продажу порисовать, поискать вдохновения, — «из дома сбежать». — А, это дело хорошее, — дружелюбно улыбнулась женщина. — Не скучно тут? — Да нет, я рисую, бабушке Тае помогаю, с девушками местными общаюсь, на поле хожу. На последнем Майя осеклась, ожидая, что её снова отчитают, но Ирина только хмыкнула. — Развлекаешься, значит. От суеты городской отдыхаешь. Города, они да, утомляют… После этой фразы лицо Ирины на краткий миг приобрело задумчивое выражение, словно беседа о людских муравейниках будила в ней воспоминания. Дальнейшая беседа была по большей части о вещах незначительных, вроде погоды, природы и глупых мелочах, типа любимой еды или цвета. Но в какой-то момент Майя поймала себя на мысли, что говорит в основном она, а Ирина внимательно слушает, неторопливо бредя рядом. — Вот и деревня уже, — поспешила свернуть неловкий монолог Майя. И в самом деле, ближайшие заборы были уже в десятке шагов вместе с местными жителями, выглядывающими Ирину. Не иначе как они тоже заметили её забег в зачарованных сапогах. Быть частью такого внимания Майе не хотелось, и она обернулась на духогубку, ожидая, что та сама поймет, что пора бы и попрощаться. — Вижу, спасибо, что проводила, — Ирина благодарно кивнула. — Удачи тебе, еще, может, свидимся. С этими словами она прощально махнула рукой и уверенной твердой походкой направилась к ожидающим селянам. Те почти сразу окружили будущую избавительницу, перебивая друг друга, пытаясь рассказать о постигшей деревню беде. Потом же к собранию подошел хорошо одетый полный мужчина лет пятидесяти, по виду — местный староста — и крики тут же прекратились. Молча развернувшись, Майя отправилась обратно, оставляя в пыли новую цепочку следов, параллельную своим предыдущим. Первые пару минут она почему-то напряженно ждала, что ее кто-нибудь окликнет в спину. Но нет, никто не обращал на Майю никакого внимания. Тучи над головой постепенно темнели по бокам, наливаясь тяжестью и синевой. Посмотрев на небо внимательнее, Майя ускорила шаг. Не хватало еще попасть под ливень и вымокнуть до нитки.Глава 3
2 августа 2017 г. в 18:27
В гости к местным девушкам Майя отправилась вечером следующего дня. После вкусного ужина она, убрав со стола и вымыв посуду, подхватила несколько своих рисунков (ведь показывать всегда лучше, чем объяснять тонкости сочетания оттенков), засобиралась к Ульяне.
На улице было еще светло, хотя солнце уже катилось за горизонт, а дневной жар постепенно сменялся прохладными сумерками.
Идти оказалось совсем недалеко — буквально пять домов в сторону поля, и вот она уже стоит у высокого деревянного забора с резной калиткой, за которым возвышается небольшой, но уютный домик. Заслышав шаги посторонней, по ту сторону ограждения тут же залаяла собака, не видимая отсюда, но звонкая как колокольчик.
И почти сразу же к собачьему лаю добавился звук открывшегося окна и голос Ульяны:
— Белянка, ты чего ругаешься?
— Это я, — подала голос Майя.
Тут же раздались поспешные шлепки босых ног по утоптанной дорожке у дома, и вскоре калитка распахнулась.
— Здравствуй, заходи, — приветливо улыбнулась во весь свой широкий рот Ульяна и тут же замахала полотенцем на продолжающую лаять собаку на привязи. — Фу, Белянка, хватит ругаться! А ты заходи, не бойся, она не укусит, только ругаться и может.
Выглядела Ульяна по-домашнему растрепанно. Рыжеватая коса была скручена сзади в пучок, на платье виднелись заплатки, а из украшений был только шнурок защитного амулета.
— Ты вовремя, все как раз собрались, а я чай готовила, — продолжила говорить она, проводя гостью в прохладные, пахнущие деревом и квасом сени. — Родители у меня к родне уехали, брат с друзьями на охоту с ночевой ушел. Младшая еще до ночи будет бегать — они сегодня рыбу ловят. Так что у меня тихо.
Майя согласно кивала, следуя за хозяйкой и вертя головой по сторонам. В отличие от дома бабушки Таи, этот был больше, просторнее, явно предназначенный для большой семьи.
Комната самой Ульяны находилась за кухней, на которой Майя ненадолго задержалась, изучая местный быт. Тут было чисто, уютно и много милых вещиц, вроде расшитых полотенец, разноцветных прихваток и резных ложек. На подоконнике за тонкой занавеской дремала белая в рыжих пятнах кошка. В отличие от собаки, она реагировала на гостью с совершеннейшим спокойствием, поленившись даже приподнять голову.
— Ты чего остановилась? Стесняешься? — Ульяна окликнула гостью, уже стоя у открытой двери.
— Идем, не волнуйся.
Девичьи голоса и смех, слышимые еще из сеней, стали только громче, но слегка поутихли, когда Майя шагнула через порог следом за хозяйкой дома. Небольшая комнатка пестрела яркими цветами лоскутных одеял, многочисленных расшитых подушек и половичков. На кровати и стульях, болтая босыми ногами, расположилось еще три девушки: одна невысокая и худенькая, тоньше даже весьма стройной Майи, вторая — румяная, с темным родимым пятном на щеке, и третья — смуглая, с короткой, но толстой косой, перевитой многочисленными лентами, спускающимися куда ниже волос.
У всех в руках были пяльцы с заправленной в них тканью и иголки. Прямо между ними стоял столик с нитками, ножницами и запасными иголками. У стены разместились разноразмерные рамы, на которые натягивалась основа для крупных работ.
— Это Рада, Аюна и Лиза — представила подруг Ульяна, последней указав на улыбающуюся девушку с украшенной косой.
Майя испытала легкое удивление. Она помнила, что, по словам той же Ули, Лиза стеснялась подойти к ней с вопросом. Майя ожидала, что ей окажется самая маленькая и невзрачная из девушек, с опасливо блестящим взглядом темных глаз, представленная Радой, а не обладательница самой яркой и приметной внешности, которую еще и подчеркивала броским нарядом.
— Я пойду чай дальше делать, — продолжила руководить Ульяна, — покажете пока Майе, что у нас из готового?
— Сундук открыт? — деловито уточнила Лиза, голос у неё оказался тоже громким, окончательно не соответствуя сложившемуся образу.
— Открыт-открыт, — отмахнулась хозяйка и скрылась на кухне.
— Тогда сейчас все покажем. Садись, — Лизавета повернулась уже к новой гостье, указывая на незанятый краешек кровати рядом с Аюной. Та приветливо улыбнулась новой знакомой, подобрав ближе к себе край сарафана. Майя послушно опустилась на указанное место, опустив ладони со свернутыми в трубочку рисунками на колени. Она ощущала себя неловко, ненадолго даже мелькнула мысль о том, чтобы сбежать отсюда. Ей очень давно не приходилось бывать в веселых дружных компаниях, а особенно становиться объектом внимания.
Впрочем, девушки никак не показывали, что их стесняет присутствие Майи. Они слаженно открыли крупный сундук у стены, а потом Лиза начала доставать аккуратно сложенные работы, Рада передавала их Аюне, а та раскладывала их на кровати.
Первым перед Майей оказался расшитый набор для кровати — пара наволочек и покрывало. Она не поверила своим глазам — тонкая гладкая вышивка покрывала ткань как яркая краска, передавая все оттенки и переливы цвета. Алые маки на зеленом поле были такими объемными, живыми, что казалось, будто они вот-вот закачаются.
Следующими показались с десяток полотенец, расшитых по краю сложным геометрическим узором. Потом были развернуты еще пятерка наволочек, вышитых уже крестом — на них семья оленей вела свой мирный быт среди лесной зелени. Потом Майе продемонстрировали целый ворох расшитых по краю тонких носовых платков, еще полотенца, и в завершении с пяток картин, вышитых в той же гладкой технике, что и покрывало с маками.
Сделано все было красиво, тонко и аккуратно, так, что Майя даже на какое-то время попросту опешила, удивленно глядя на новые и новые разворачивающиеся перед ней расшитые вещи. Но селянки, похоже, восприняли молчание и остановившийся взгляд художницы из города как плохой знак.
Все трое встревоженно переглянулись, а потом повернулись в сторону Ульяны, которая как раз вносила в комнату поднос с пятью чашками и большим пузатым чайником. По помещению тут же поплыл вкусный сладковатый запах ромашки.
— Что такое? — опустив ношу на торопливо освобожденный девушками стол, взволнованно спросила хозяйка.
— Это так… аккуратно, — наконец нашла слова Майя, осторожно дотрагиваясь кончиками пальцев до гладких маков. Те особенно притягивали её взгляд. — Вы сами этому научились?
На лицах девушек отразилось явное облегчение, Уля так вообще ничего не поняла и только разулыбалась. Передние зубы у неё были крупными, отчего она напоминала счастливую крольчиху.
— Нет, нас учили мамы, бабушки и другие родственницы, — подала голос Аюна.
— Просто у нас это получается лучше всех, так что можно в городе за хорошие деньги продавать, — перебила её Лиза.
— Можно, — согласилась Майя, разворачивая на ладони один из вышитых платков.
Тут же в памяти проявился большой шумный рынок недалеко от дома сестер, на который то Майя, то Вера бегали за покупками. Место, и правда, было огромным. Рынок начинал шуметь с самого утра и не замолкал до позднего вечера. Бойкие торговцы и торговки громко зазывали прохожих приобрести у них все, что только можно: от свежих овощей до резной мебели.
И ряды с текстилем — от салфеток до одежды — на рынке были длинными и пестрыми. Саму Майю больше всего привлекали кружевные вещи, жаль только, что основная их часть стоила больше, чем она получала за месяц.
— Думаю, они отлично продадутся и так, но если уж хочется, чтобы и иностранцы покупали…
Чаще всего из приезжих на рынки захаживали юнии - жители Юнийской империи, айнури - жительницы Айнурии (их мужчин редко можно было увидеть за пределами страны) и веселые торгаши-айропцы, выходцы с Айропских островов. Последние и сами были не против что-нибудь продать или обменять привезенный товар на местный.
Художница стянула ленту с принесенных с собой рисунков. Эти работы она нарисовала уже здесь, в деревне, но по привычке соблюдала стиль своих городских заказчиков.
— Например, юнии не очень любят контрастные цвета, — Майя продемонстрировала девушкам вечерний пейзаж, где трава была окрашена в причудливый лилово-синий оттенок, гармонирующий с почти погасшим небом. — А еще им нравится приукрашенная реальность, вот, например, как здесь звезды. Видите, как их много?
Девушки озадачено изучали рисунок, наконец, Рада неуверенно протянула:
— Но это же так… неестественно. Неужели им так нравится больше?
— Да, — кивнула Майя. — Они вообще в среднем любят переливы оттенков. А если и используют дома контраст, то обычно с базовыми цветами — белый, черный. Меня как-то приглашали расписывать стекла в доме одного лекаря — тот в одной комнате заказал розово-белые цветы, а в другой черно-синий геометрический узор. Как я понимаю, контрастные сочетания, вроде красного и зеленого, у них часто считаются вульгарными.
Девушки молча покивали, явно ожидая продолжения, и Майя вдруг почувствовала себя очень важной. Почти так же, как когда покойный ныне двоюродный дядя, известный по всему побережью художник, позволил ей провести небольшой урок для совсем еще новичков из числа своих учеников. Тогда Майя старательно подготовилась, но все равно нет-нет, да оглядывалась на дядю, который с широкой улыбкой сидел в конце просторной мастерской и наблюдал за своей племянницей и ученицей.
Окрыленная успехом, Майя загорелась идеей когда-нибудь самой стать мастерицей и начать обучать молодых художников. Сначала за так, тех, кто хочет, а потом и как дядя — за деньги. Но пока у нее хватало репутации только на то, чтобы не голодать без заказов в крупном городе.
Первое время и этого не было. Майя помогала родне за еду и перебивалась случайными заработками, большая часть которых шла на материалы. Вера то и дело сетовала на это, рекомендуя найти работу пусть с меньшим, но постоянным доходом.
Но постепенно дела наладились, и Майю стали звать не только белить печи. Пока самой большой работой, принесшей ей денег аж на полгода спокойной жизни, была роспись потолка в новеньком, едва отстроенном храме айнури. С тех пор важные и богатые представительницы далекой страны стали постоянными заказчицами Майи.
— А вот айнури, например, в доме стараются придерживаться определенных цветов, — вспомнила она про последовательниц Богини. — Черный, красный, белый и желтый. Они все очень верующие и для них важно, чтобы домашняя утварь была только этих цветов — они считаются защитными.
Про их ритуалистику Майя успела наслушаться, пока работала над храмом. Айнури охотно рассказывали о своей культуре, исподволь пытаясь склонить к их вере.
— Только если решите продавать им, отправляйте торговать женщину — у мужчин они покупать брезгуют.
Некоторое время Майя еще говорила, рассказывая снова и про юниев, и про айропцев. Как-то внезапно разговор перешел на байки о странных заказах, например на иллюстрации к ужасным стихам о природе, которые ей заказал один богатый торговец, мнящий себя в душе великим мастером слова. Или на роспись по ткани для парадного платья одного юнийца — на этом моменте девушки долго смеялись и отказывались верить, что есть страна с мужчинами в юбках.
Наконец, от долгого разговора у Майи пересохло в горле. Извинившись, она схватилась за подостывший уже чай, торопливо глотая ароматную жидкость. Осознав ощущения гостьи, Ульяна свернула разговор, заявив, что на сегодня расспросов хватит и нужно дать Майе немного отдохнуть. Девушки, хоть и явно мучимые любопытством, с хозяйкой согласились, и вторая часть вечера прошла под рукоделие, разговоры и песни. И если в первом и втором поучаствовать почти не удавалось, то к пению Майя присоединилась.
Петь она любила, хоть и не слишком-то умела, но сейчас это было и не важно. Ее голос, повторяющий знакомые слова песен, сливался с голосами едва знакомых девушек, кажущихся сейчас немного роднее и ближе, чем в самом начале встречи. Иногда те заводили незнакомые мотивы, и тогда она просто сидела, вслушиваясь и подпевая повторяющимся словам припева. Чтобы занять руки, Майя рисовала углем наброски работающих мастериц, отмечая, как по-разному выглядят их лица, позы, как каждая по-своему улыбается и смотрит.
К себе Майя вернулась поздно — на улице уже не было ни души, и даже собаки уже не лаяли, а просто недовольно ворчали на позднюю путницу.
В доме бабушки Таи тоже было тихо и темно, бодрствовал только домовой, выбравшийся на звук открывающейся двери. Его самого Майя, разумеется, не видела, но присутствие ощущала, как и взгляд, которым он проводил ее до комнаты. Уже засыпая, она размышляла о том, что, наверное, все-таки погорячилась, считая деревенских девушек недалекими. Новые знакомые оказались интересными, приятными и совсем нескучными.