Из Сибири и снова в Сибирь

5 августа. Зоя все так же сидела в камере и смотрела в окно, как вдруг в камеру пришел жандарм и сказал девице: - Все, собирайся и переходи в другую камеру, посидела в одиночке и хватит, теперь будешь сидеть с соседкой до времени этапа. Собраться Зое было недолго, поэтому девушка с некоторым страхом и беспокойством перешла туда, куда ее отправил жандарм. Зоя расположилась на новом месте и понадеялась, что сокамерница у нее будет адекватная. «Хотя о какой адекватности можно среди уголовников говорить», - вздохнув, подумала девица и начала разбирать свои вещи. Через несколько часов дверь камеры отворилась. Увидев молодую женщину, вошедшую в камеру, Зоя сначала не узнала ее, а потом… - Эми! – воскликнула Зоя и бросилась девушке на шею, - Как хорошо, что это ты! Я же теперь уголовница, меня к политическим не посадят, я так боялась, что попадется кто-нибудь неадекватный, который вспомнит мне мое прошлое и взгляды! Сев на нары, Зоя добавила: - Эми, а ты почему идешь с этапом уголовников? – подумав, девица добавила, - Ладно, это я – непроходимая дура, своими руками себе жизнь загубила, а ты, что ли, тоже что-то успела сотворить? Вздохнув, Зоя добавила: - Когда я добралась с этапом политических до Томска, я в первые же дни сбежала из острога и примчалась домой к матери с отцом. Знаешь же, я местная, так что Костомаров, сам того не зная, сделал доброе дело, отправив меня в Томск. Так вот, отец сразу сказал, что дома оставаться нельзя, за мной все равно скоро придут, так как первым делом к родителям домой пойдут, и, взяв деньги, они со мной и матерью поехали снова в острог. Не знаю я, чем уж отец мотивировал, я в этот момент больная, с температурой, в дрожках с матерью в обнимку сидела, может, что я снова сбегать буду, может, что им буду показатели портить, может, просто комендант типичным взяточником был, но меня по документам сделали ссыльной, сроком на те же двадцать лет, поставив на учет в полиции. Вроде бы все, живи да радуйся. Нет, встретила в кабаке парня – ну сама понимаешь, возраст уже какой, надо будущего мужа искать, вот я и пошла знакомиться. Этот парень оказался жандармом. Ладно, фиг с тобой, жандарм так жандарм, лицо симпатичное, умный, понравился мне чем-то, - Зоя вздохнула вспомнила свой этап в Томск, выкидыш и лечение в психушке и добавила, - Он был конвойным на том этапе от Ново-Николаевска, где железная дорога окончилась, я же пешком шла. Но это я уже позже узнала, сразу не признала того человека. В общем, предлагал мне кое за что поехать на подводе. Я долго отказывалась, потом все же ехала на подводе, так как вечно в сугробы падала, строй сбивала, потом по морде за это получала… А потом я решила отблагодарить его и остальных ребят. Вроде бы все, история окончена. Ан нет. Вернувшись домой, мне становится плохо с головой, ну это еще в столице началось, а в Томске усугубилось, меня лечат по части психиатрии, а потом раз – и выкидыш. Лечение с беременностью оказалось несовместимо. Ладно, мне же лучше, я рожать не хотела, но все же… Передохнув, Зоя добавила: - Но это я отвлеклась. Вышла замуж за этого жандарма, через неделю брака пелена с глаз спала. Ну сама подумай, холодной головой, это что за бред, выходить замуж за человека, который отличается от тебя взглядами так, как огонь от воды… И за того, который позволяет себе людей ногами во время этапа избивать… Например, когда я отказалась отблагодарить его за подъезд на подводе в первые же дни этапа, именно так и поступил. Так вот, я, непроходимая дура, выхожу за него замуж, а потом начинается самое веселое. Конфликты, скандалы, драки… Развод по согласию сторон он не хочет, надо готовить документы в Синод. К родителям идти как-то стыдно, скажут, вот, то замуж вышла, то уходит. Хотя вру, они бы мне слова не сказали, надо было идти, но как-то не могла решиться. Опять же, дура я. Вытерев слезу, Зоя продолжила: - В один из скандалов он меня избивает, я, в состоянии аффекта, ему нож в грудь отправляю. У него пульса нет, я в момент прихожу в себя, понимаю, что натворила, а исправить уже ничего нельзя. Бегу к родителям, понимаю, что моя родная мать так же в состоянии аффекта жандарма, что с ней на каторге сожительствовал, убила и под высшую меру пошла – при исполнении жандарм тот был якобы, а аффект доказать не удалось. Мать сразу меня в участок увозит, писать явку с повинной, признание, раскаяние, сразу же психиатр осмотрел и заключение свое написал, потом выясняется, что Аркадий, жандарм этот, жив. Весь участок меня проклинает, желает повторения материнской судьбы, а потом… Потом Аркадию дают со мной свидание, после которого я попадаю в больницу с черепно-мозговой травмой. Он идет на месяц на гауптвахту, а начальник полицейского участка, не желая выносить сор из избы, предлагает замять дело, взамен переквалифицировав мне статью с покушения на убийство на покушение на убийство в состоянии аффекта. Зато я разведена, развели без вопросов, сразу же, на следующий день после того, как меня арестовали. Зоя передохнула и добавила: - И все, потом суд, два года каторги на Сахалине, жду этапа. И теперь я уголовница… Сломавшая своими руками себе жизнь. Потому что идти с уголовниками человеку, проходившему по политическому делу, это худшее, что можно представить. Тем более, сама понимаешь, мне не Костомарова вспоминать будут, а убийство Великого князя, которого всякие уголовнички как раз любили. От этих слов Зоя сначала разревелась, а потом начала успокаиваться и сказала: - Эми, расскажи, а у тебя как все складывалось до этого момента? Ходили слухи, что ты в больнице умерла, но я до конца уверена в этом не была. И вообще, как думаешь, что дальше будет-то? Я до освобождения доживу хоть? Или как мать, не доживу? Вздохнув, Зоя добавила: - Собрались в одной камере две благородные смолянки, дочери Отечества, обладательницы золотого шифра, пойдут они ножками по этапу… Не знаю, как насчет тебя, а насчет меня, если бы Пуф обо всем узнала, она бы, наверное, позлорадствовала. Ну или удар бы хватил… Знаешь, хорошо, что Маню хотя бы из Смольного не выгнали, а то куда бы она пошла? Нет, понятно, нашла бы себе место, но хорошие места тоже поискать надо. А еще, знаешь, интересно, смогла ли Маня себе сохранить беременность со всеми этими переживаниями… Посмотрев на Эми, Зоя сказала: - Эми, а ты совсем поседела, белая-белая стала… У меня, после того, как на Семеновский плац водили, одна прядка седой стала, сейчас волосы отросли, скоро снова под каре вырастут, если на каторге не оболванят. И сны постоянно снились, то как тебя вешали, то с моим участием в главной роли… Кошмар… А если бы все у них так не произошло, если бы заминок не было? Все, п**дец бы пришел, сдохли бы еще в столице… - вдруг Зоя разревелась, а потом, успокоившись, сказала, - Не могу нормально про столицу разговаривать, прости меня, если что-то не то сказала. Вытерев слезы, девушка добавила: - Тебе-то сколько лет дали? Вечную, поди? И где, в Нерчинске, как и Михаилу, или дальше? Я же практически ничего с Семеновского плаца не помню, все по рассказам жандармов только знаю. Но эти рассказы так свежи в памяти, сны такие яркие, что кажется, что это не сон, а явь… - Да нет, Эми, ты мне жизнь не сломала. Тот эпизод окончился вполне благополучно - куда уж лучше, вернуться домой к родителям и стать на двадцать лет невыездной. Жизнь сломала я себе своими руками, когда вышла замуж за Аркадия, - ответила Зоя. Услышав про уссурийскую тайгу, девушка слегка засмеялась, - Да, знакомая картина. Голова не в порядке? У меня так же было, две недели лечили такими препаратами, что встать с кровати сил не было, зато потом прошло. Сейчас вообще ничего о том случае не напоминает, ну, правда, мне не будущее виделось, а прошлое. На вопросе о мадам Пуф девушка засмеялась и сказала: - Да нет, выглядеть старше бабы Нюры, по-моему, трудно, так что не волнуйся. Однако мысль о том, что сбежать возможно и Эми затронула эту тему, что-то пробудило в душе Зои. "Можно же сбежать, я просто на эту тему толком не думала. Я ведь из острога сбежала, сбегу и с каторги", - подумала девушка. - Ты себя не видишь леди, я тоже себя леди не вижу. Маня говорила, что я бы могла стать учительницей, я допускаю, что могла бы стать фельдшером. Но судьба, похоже распорядилась иначе. Я могу мужу готовить, стирать и наводить порядок в доме, но любимому, а не такому, который был. Однако мысли Эми о том, что она просто выполняла задание, шокировали Зою. - Да ты что... - удивленно сказала девушка, - Я поступала именно по велению сердца. Можно сказать, меня родители так воспитали, хотя в своей семье о пропаганде не было сказано ни слова. Да, при подготовке к покушению на Великого князя мне какие-то неведомые заказчики приплачивали копейки, чтобы я могла не работать, а купить себе поесть и еще на булочки и вино осталось, но я бы и без этой доплаты, бесплатно бы пошла. Но ты права, без поддержки народа ничего не будет, видела же, наверное, как этот народ меня в столице поймал, скрутил и держал до прибытия полиции. Но народ - это не только уголовные, это еще и интеллигенция, разные люди, разные цели. Крестьяне еще есть, хотя они вообще, непонятно чего хотят. Земли, кажется, и все, больше им ничего не надо. На словах про жандармов, Зоя сказала: - Жандармы жандармам рознь. Возьмем участок в Москве, который Петра Васильевича. Образцовый порядок, их упрекнуть не в чем. А в столице? В столице из меня показания выбивали. В Томске что-то среднее, вроде, и участок нормальный, тех жандармов ненавидеть не за что, но есть отдельные экземпляры, которые все портят и из-за которых народ жандармов и не любит, что политические, что уголовники, что простые люди. Улыбнувшись, Зоя сказала: - Нет, я бы не сказала, что поддалась общественному мнению, я с детства знала, как маму с папой из Москвы в Томск сослали за их взгляды и агитацию, как родную маму на каторгу отправили за то же самое... Ты на Ладоге грустила о свободе, а я, хотя бы, зиму провела дома, с мамой и папой, а с 20 апреля за решеткой снова. Так что попала я сюда по уголовке, сама виновата, ты тут вообще не причем. Ты мне ножик не подавала, когда я не в себе была. Присудили два года, три месяца уже прошло. Вот знаешь, если бы просто отсидеть, я бы отсидела эти два года без особых проблем, пережила бы. Но меня этап пугает... Я не дойду, а снова за услугу ехать на подводе не буду. Мне еще рано детей иметь, не говоря уже о том, что это себя не уважать. На вопрос о Мише, Зоя ответила: - Наверное, в Нерчинске, жандармы так говорили. Я же сама не знаю, все с их слов только могу сказать...