Часть II. Провидица 2.1. Беловолосый мальчишка
14 мая 2017 г. в 00:44
Маша находится на бескрайнем ночном лугу и, затаив дыхание, разглядывает небосвод. Ещё никогда коренная москвичка не видела такого чистого, ясного звёздного неба. Оно глубокое, а полоса млечного пути, рассекающая его иссиня-чёрное полотно столь яркая, что кажется отфотошопленной. А воздух такой сладкий, свежий, чистый, что начинает кружиться голова. И хочется рассмеяться во всю глотку и раскинуть руки, обнимая бесконечное пространство мира. Ещё ни разу в её снах ей не было так хорошо и спокойно.
Но она не одна – девушка понимает это, как только слышит за спиной чей-то топот и хриплое дыхание. Оборачивается – и видит тонкую фигуру беловолосого мальчишки, которому на вид нет и тринадцати. У него такой вид, будто бы он сейчас задохнётся от бега. Он падает на землю слишком резко, и Маше кажется, что у него разорвалось сердце.
- Эй, - кричит она, пробираясь к мальчишке по высокой траве. – Эй, ты жив?
Она подбегает к нему – тёмная фигурка кажется столь маленькой и тонкой в море зелени – и хочет перевернуть его на спину, но её рука проходит аккурат сквозь него. «Это очередное видение? – задаётся вопросом девушка. – Но почему тогда я не безвольный наблюдатель, а обладаю подобием контроля своих действий?»
Внезапно он переворачивается на спину сам, лежит так, широко распахнув глаза, вглядываясь в небо, а Маша замирает, видя чистейшую голубизну радужки. Она не может подобрать название цвету: не небо, и не море, и даже не что-то между. Скорее это похоже на кристально чистое озеро, скованное первым зимним льдом. Так странно – с каких это пор она стала поэтессой, описывающей чужие глаза?
- У меня есть брат, - шепчет парнишка в никуда, заставляя Машу вздрогнуть. – У меня родился младший брат. Я больше не один.
Можно ли пребывать одновременно в ужасе и в восторге? Теперь Маша уверена: можно. А ещё, глядя на мальчика, шепчущего звёздам самое сокровенное, она вдруг подумала, что он будет самым лучшим старшим братом только что рождённому ребёнку.
Перед глазами меркнет, мир кружится, тело ощущает уже знакомый рывок, и Маша окончательно убеждается, что это – очередные её видения.
Картинка, представшая её взору секунду спустя, столь яркая, красочная, радостная – что невольно хочется зажмуриться. Семеро мальчишек играют, дурачатся, развлекаются. Им так хорошо и привольно, что хочется туда, к ним. Но Маша пытается отыскать среди ярких красок белые волосы недавнего мальчишки – должна же быть в её видениях хоть какая-то логика?
Короткий всхлип совсем рядом чуть не заставляет подпрыгнуть, и девушка находит искомое буквально в паре сантиметров от себя. Беловолосый юноша, едва не задевая её плечом, смотрит на резвящихся детей, а в глазах его закипают злые слёзы. Он окреп, возмужал, и теперь выглядит где-то на восемнадцать. Только вот тоска во взгляде вполне способна прибавить ему пару десятков лет. Он сжимает кулаки и скалится так, что Маша отшатывается. Затем резко разворачивается и направляется от веселящихся детей. Девушка следует за ним. Горло сжимает предчувствие чего-то неотвратимого, а из головы не идёт мальчишеский оскал: так сильно он не подходит этому юноше, в чьих глазах столько света, столько... любви. А ещё он напоминает что-то. Что-то постановочное, насквозь фальшивое, скорее от затаённой боли, чем от внутреннего зла. Ответ лежит на поверхности – лишь чуть копни, и выкатится на язык. Но торопясь за парнем, Маша не может составить картинку из разрозненных пазлов.
Путь был недолог, и вот они уже на другой поляне, среди деревьев, и девушка содрогается от холодных мурашек по телу: слишком уж непривычно и даже кощунственно зрелище какой-то непонятной фигуры, вырезанной ножом по тёмной земле. Куда сложнее декаграммы ритуала, что решили провести ребята из Корпорации. Куда опаснее – даже просто на вид. А парень, не поморщившись, вступает в центр и, запрокинув голову к небу и сжав в руке прозрачную сферу, читает заклятье. И пусть оно на древнем – и, даже, наверное, древне-древнем – языке, Маше всё равно кажется, что ей понятно каждое слово. Да и что тут понимать, если каждый звук, вылетающий из юношеского рта, насквозь пропитан тьмой? Несёт её, дышит ею… заражает.
Она отскакивает за ближайшее дерево так, словно бы от этого зависит её жизнь. И ей остаётся только наблюдать – впрочем, разве когда-то ей было позволено больше? – как тёмные, мрачные слова окутывают тонкую фигуру парня, впитываются в кожу и – она слышит отчаянный нечеловеческий напрочь срывающий горло крик – проникают в глаза. Беловолосый, поднятый в воздух силой заклинания, внезапно падает, будто из странной «местной пентаграммы» вдруг выкачали всю магию. Он лежит, глядя в небо и смеётся, сорванным хриплым голосом, и Маша, подойдя к нему, леденеет.
Его глаза отныне полностью чёрные. Нет белка, исчезла потрясающего цвета радужка, лишь тьма отныне безраздельно властвует в когда-то живых и добрых глазах.
- Я познал суть, - смеётся он, но от этого смеха так и хочется заплакать. – Теперь я знаю…
Белые, как снег, волосы. Чёрные, как ночь, глаза. Хриплый неприятный смех. Пазлы сложились воедино, и Маше больше не нужно гадать, кто перед ней.
Сфера в руках мальчишки наливается непроницаемой тьмой.