Р ы в о к
Маша устала наблюдать за чужой жизнью. Ещё никогда она не погружалась так глубоко. Да и понимала, что больше не захочет. «Пожалуйста, если нельзя это отключить, можно хотя бы перемотать?!», - с отчаянием вопросила она, впрочем, не надеясь на какой-либо результат. Тем больше было её удивление, когда перед глазами всё действительно замелькало, словно в перемотке на старом кассетном видеомагнитофоне. Ледяница овладевала древним языком, зазубривала заклинания, временами проклиная чёртову тарабарщину, сбивая кулаки о стены, но вгрызаясь в гранит колдовской науки с остервенением. Она научилась украшать ледяными узорами любую поверхность, сплела Карачуну тот самый шарф – полупрозрачный, кружевной… но в котором было тепло в самый лютый мороз. Потом сплела такой же плед. Просто так – набросить на диван в гостиной. Маша ужасалась, представляя, что всё это ей пришлось бы смотреть в обычном темпе, а потом подумала: а, может, это как раз «перемотка» позволяет показывать такие «проходные» сцены? То, что в видениях не бывает ничего неважного, она уяснила уже давно. А временами видения с безжалостной чёткостью демонстрировали кошмары Ледяницы. То, как девушка просыпалась с душераздирающим воплем на губах, то, как со временем научилась глушить крики подушкой. То, как стирала слёзы, прятала полные беспросветного ужаса глаза – и только глубже уходила в учёбу, словно та была смыслом её жизни. Соглашалась на бесчеловечные эксперименты наставника: ни разу не возразила, всё принимала с улыбкой. И смотрела – смотрела так, что Маше оставалось лишь терзаться вопросом, что же такое снится ледяной чародейке: ведь неотступный страх, преследующий её, не мог появиться по другой причине. Сцены сменяли друг друга с огромной скоростью, но вот, заметив, как уходит Карачун, а Ледяница сползает по стене, заходясь в рыданиях, Маша отрывисто повелела: «Стоп!». Она должна была это увидеть. Карачун был до неприличия счастлив. Влетел в гостиную с горящими глазами и широченной улыбкой на лице. Для него время застыло, Ледянице же было уже двадцать. Её стиль как всегда был неформальным, он же предпочитал многослойную одежду, небрежную с нарочитостью, доступной лишь дорогим дизайнерским моделям. В левом ухе мужчины упрямым вызовом официальности красовалась неброская серьга: приглядишься – заметишь, мочки девушки были растянуты тоннелями – не пропустишь, даже если просто взглядом мазнёшь. - Я вся внимание, - мигом отложив толстенный талмуд, подобралась на диване беловолосая. - Братья! – выдохнул он, не веря себе. – Они пришли. У неё перехватило дыхание, в глаза плеснуло ужасом, она вскочила с дивана. - Сюда? – голос подвёл её, вырвавшись шёпотом-хрипом. - К моей тюрьме. Трое, - маг не мог устоять на месте, казалось, сейчас пустится в пляс. – Они о чём-то говорили, жестикулировали, а потом исчезли. Но я успел услышать, что они пошли за остальными. Они… простили. Ледяница честно пыталась улыбнуться, но, по-видимому, поняла, что это ей не удастся. - Прости, я… в шоке. - Я тоже не ожидал, уже перестал надеяться… но вот! Я должен идти, должен сделать вид, что всё это время был в темнице, я… Он осёкся, потому что девушка внезапно оказалась рядом, схватив его за руки. - Я так рада за тебя, - такой страсти в её голосе Маша не слышала никогда. – Это прекрасно. У тебя снова есть семья. Маша отшатнулась, глядя в глаза блондинки. Она смотрела на наставника, будто видит его в последний раз в жизни, стараясь оттиснуть его образ в зрачках, в памяти, в самом своём сердце. - Спасибо, - маг отзывается чуть настороженно, похоже, и для него такая чувствительность в новинку. Аккуратно высвобождает ладони из девичьих пальцев. – Мне пора. К ужину не жди, сама понимаешь, пока встретимся, поговорим, да и… - Я понимаю, - прячет руки за спину, отходит к стенке. Несколько раз порывается что-то сказать, но замирает в последний момент. - Пока, - не замечая попыток, чародей улыбается широко и покидает комнату, чуть пританцовывая. Кажется, что он от избытка чувств сейчас взлетит. Но Маша не собирается проверять, удастся ли это ему, она не отрывает взора от Ледяницы, чьё лицо мертвеет на глазах, а взгляд тускнеет и становится пустым. - Пока встретимся, поговорим, пригласим брата погостить…, - едва слышно шепчет посеревшими губами. – Их семеро, владения большие, не виделись тысячелетия, тем для разговора не сосчитать. К ужину не жди… к ужину… Она сползает по стенке и заходится в рыданиях. Несколько минут Маша тупо смотрит на это, теряясь в догадках. Как это возможно? Если бы братья пришли к Карачуну, он бы не пытался уничтожить мир. Да и Ледяницу он явно не бросал. Хотя стоп: разве она знает, почему они разделились, почему ученица не помогала учителю в борьбе против магов Корпорации? М-да, как бы ей ни хотелось завершить погружение, это видение она обязана досмотреть до конца. А Ледяница вдруг встаёт, стирает слёзы со щёк, смотрит в никуда тёмными точками зрачков. Радужки нет – выплакала. - Я не должна, - говорит она себе. – Я должна быть рада. Рада чему? У Маши стойкое ощущение, что она пропустила важную веху в жизни ледяной чародейки. - И я рада. Просто это, оказывается, тяжело. Тяжело это слушать, тяжело на это смотреть. Тяжело заставить себя не отрываться от происходящего. А как же тяжело ей – вдруг осиротевшей девчонке с каскадом белых волос, с выплаканной бесцветной радужкой? Маша чувствует, что уже и сама готова заплакать. Ледяница же с тем же мёртвым выражением лица проходится по дому… убирая. Поставила книги на полку, отнесла большую чашку в кухню, ополоснула, поставила в шкаф, прошлась по комнатам, наводя идеальный порядок. Что вообще происходит?! Наконец, девушка входит в святая святых – лабораторию, откуда берёт только… Это похоже на шприц, сделанный из какого-то непонятного материала. Возможно, чтобы не пропускать тепло/холод/радиацию? Маша не знает, но ей страшно. Только в одну комнату не входит Ледяница. Останавливается у двери, кладёт руку на деревянную поверхность… но не открывает. Лишь прижимается лбом на несколько мгновений и сглатывает бегущую по щеке слезинку. А Маша вдруг внезапно замечает длинные белые, почти растворившиеся на коже, шрамы на внутренней стороне её запястий. А девушка уже идёт дальше, входит в собственную спальню, закрывает дверь на замок. Интуиция Маши воет белугой от дурных предчувствий, но что может сделать она – призрак-свидетель минувших событий? Словно испытывая терпение, Ледяница наводит в комнате идеальный порядок. И только после этого преспокойно закатывает рукав, втыкает шприц в локтевую вену – она же так называется? А ещё же вроде нужно перетянуть жгутом, кулаком поработать? Хотя это ведь не должно иметь ничего общего со сдачей крови. Ледяной чародейке явно не до столь прозаических мелочей. Она полностью опустошает шприц, выпуская его из ослабевших пальцев, и, как подкошенная, валится на кровать. Одежда сгорает на ней в секунду. А после все её вены, артерии, кровеносные сосуды разгораются лавой. Первая мысль Маши абсурдна: Ледяница сейчас напоминает ей анатомическое пособие для изучения сердечно-сосудистой системы человека. Вторая мысль пугает до жути: она вспоминает, где видела подобное. «Она впустила в себя сущность химеры», - благоговейно выдохнул кто-то из ребят тогда, на крыше, когда чародейка заняла место Никиты в их ритуале. Но Маша и подумать не могла, что это будет вот так! Ей-то представлялось, что всё происходило под чутким неусыпным руководством наставника девушки! На глазах Маши истлевала волшебница. Таяла, как снег, неосторожно выпавший, когда весна уже давно вступила в свои права. Но так же нельзя! Ведь это же прошлое! Значит, он должен прийти, остановить, спасти её жизнь…. Пришёл – попросту выбил дверь, когда понял, что что-то неладно. Остановил – Маша отвернулась: не могла смотреть, как до крайности сосредоточенный маг отдаёт все свои силы на спасение девушки, забывая даже её ругать. Невольная наблюдательница, усиленно глядя в сторону, старалась прогнать недавно полученное знание о том, что сфера Карачуна у Мороза, а без неё он не может колдовать в полную силу. Судорожный вдох. Хриплый кашель. - Зачем ты это сделала? Не могла меня дождаться? – его голос усталый… и какой-то тусклый, если так можно сказать о голосе. - Я… Карачун, что случилось?! Маша моментально оборачивается, успевая заметить резко севшую на постели девушку, явно переживающую приступ внезапного головокружения, не способного, впрочем, скрыть тревоги в её глазах. Тревоги – потому что чародей выглядит таким измождённым, таким… несчастным, что кажется, будто не он около часа назад почти вприпрыжку нёсся на воссоединение с семьёй. - Тему переводишь? – усмехается криво, неохотно. - Волнуюсь. Пожалуйста, ответь. - Братья, - выплёвывает, как самый страшный яд. – Они хотели усилить заклинание Елеазара. Чтобы оно продержало меня ещё пару тысяч лет. «Наглая ложь!» - так и хочет завопить Маша, но понимает – бесполезно. И так же вдруг осознаёт, что совсем не знает ни одного из братьев-Морозов. В оглушительном молчании сидели мужчина – на полу, прислонившись спиной к кровати, глядя в никуда удивительного цвета глазами, растерявшими весь свой блеск – и девушка – на кровати, закутавшись в одеяло, глядя на мужчину так, что по коже бегали мурашки, но эмоции во взгляде расшифровке не поддавались. Она вновь хочет что-то сказать, снова открывает и закрывает рот, передумывая в последний момент. Хочет сказать о доме, что она будет ждать всегда, несмотря на расклад… Маша слишком хорошо знает это выражение лица, навидалась за десять лет, когда мать ждала отца, – с теми же мыслями, с теми же невысказанными фразами. С тем же тихим воистину бессмертным упрямством. - Не делай так больше, - не меняя позы, не меняя тона, даже зрачком не шевельнув, просит волшебник. Но что-то есть в этих словах, что заставляет девушку за его спиной слабо улыбнуться. - Обещаю. - Так что это было? – он не собирается забывать. - Я… хотела проверить одну мою теорию, - у неё вышло почти без заминки. Почти. - Правду, пожалуйста, - его голос ровный до безразличия, но обеим девушкам известно, что Карачун никогда не интересуется просто так. - Выжив после смешения ледяного гена с сущностью химеры, я фактически становлюсь бессмертной, - Маше показалось, или она произнесла это с глухой тоской? Молчание вязкое. Оно тянется, тянется… заставляя Ледяницу выглядеть всё более и более нервно: он не поверил ей? - Леда, - наконец, произносит маг так мягко, что поневоле заозираешься: убедиться, точно ли говорит именно он. – Тебе не нужно ничего доказывать. Я горжусь тобой. По его лицу Маша видит: последняя фраза – явный экспромт, он хотел сказать что-то другое. Экспромт, безусловно, удался, девушка озаряется счастьем. - Значит, оно того стоило, - подводит итог она.2.6. Горькие надежды
19 мая 2017 г. в 22:45