Нежданное путешествие

- Что у тебя там в треде за обострение? - А я знаю? Думаю вот, стоит ли туда идти)) - Ну, сходить можно ). - И шо сказать? Что мы выпилили даже намеки на слеш? - Сказать, что у Биля отличный инстинкт самосохранения и потому слэш отсутствует как вид ). - Знаешь, судя по его выходкам с ножом и автоматом, инстинкта самосохранения там нет и в помине - Его отрубает в экстренных ситуациях ). - Это ж какая ситуация должна быть, чтоб он к Эли полез? - Попытаться представить? - Попробуй ))). Вот только я там упоминала, что у Эли реакция будет на уровне рефлексов. Биль не встанет потом. Вообще никогда. - Ну... Есть шанс, что Эли поржет. - Маленький. А еще есть шанс, что на словах отошьет. - Мало ли он видел людей, у которых в аффекте сносит крышу... Другое дело, что после Биль вообще смотреть на подполковника не сможет... Стыдно будет. - Если вообще вспомнит, что творил. - О... И понеслось... Пять утра... Горнист, собака бешеная, никакого милосердия... Бильбо заставил себя открыть глаза и обнаружил, что остался один. Остальные пятнадцать коек уже были аккуратно заправлены, а из окна раздавались голоса – дежурное построение в самом разгаре. Значит, он – дома, то есть, тьфу, на базе... Биль еще полежал, не рискуя поднимать голову с подушки, и поразмышлял, с какой поры нахалевская база стала ему домом. Прошел почти год с того памятного момента, когда ворота базы раскрылись перед лондонским журналистом. Чужая война, чужая земля, чужие люди... Война осталась войной, превратившись в дремлющее под ложечкой вечное ожидание сигнала «Тревога! Ракеты!». Земля все также продолжала пылиться под ногами... и до получения гражданства – как Моисею по Синайской пустыне. А вот люди - они стали своими. Решение подняться явно было не лучшим в его жизни. Голова не болела, нет, она – страдала, громко, со сменой тональности и обертонами. Стараясь оставаться в вертикальном положении и не «сбивать горизонт», Бильбо натянул форменные брюки и рубашку. Что ж он такое пил?.. Что пил, а не схватил, к примеру, солнечный удар, его убеждал преотвратительный вкус во рту и острая необходимость почистить зубы. Ох, такого даже в колледже не было. Ну, по крайней мере, не часто... Блаженно холодная вода принесла мимолетное облегчение и сподвигла на геройство – отправитьcя в столовую и попытаться поесть. Сидя за третьей кружкой чая – остальные кухонные шедевры желудок деликатно отказался принимать – журналист вытащил блокнот. Пора была приниматься за дело. Тель-авивское издательство наняло Бэггинса для серии очерков под общей темой: «ЦАХАЛ глазами иностранца». Конечно, Бильбо ни секунды не сомневался, куда он отправится в первую очередь. С заданием удачно совпала помолвка Кфира – красивая у него Дина, ох, какая красивая, – на которой «почетный гость», судя по всему, и набрался в стельку. Промаявшись до того часа, когда в кабинетах начиналась учеба, Бильбо сдался и сбежал в комнату отдыха. Здесь было прохладней и не было Элехуда. То есть, конечно, полковника Алон-Магена. Как бы Бильбо ни гордился их дружбой, но на базе Эли всегда оставался в лучшем случае Элимэлехом и обязательно на «вы». И, кстати, чего это мистер Алон-Маген все утро на него так зыркает и мерзко ухмыляется? Особых грехов Бильбо за собой не помнил... Разве что на вечеринке... Да и там – ну, пили, ну танцевали, Эли вон на гитаре играл... Бильбо застонал и стукнул блокнотом себе по лбу. Ох, идиот... Кажется, Элехуд пел что-то романтическое и вот тогда, тогда... Точнее, не тогда, а после... Журналисту остро захотелось оказаться где-нибудь подальше, желательно, на расстоянии пары тысяч миль отсюда. Лондон подойдет, пожалуйста, спасибо. Бильбо потянулся проверить нос – вроде не сломан, но память-то откуда?! От попыток наскрести в больной голове, что произошло вчера, стало еще хуже. «В конце концов, он же меня не пристрелил, значит, все не так уж плохо», - решил Бэггинс и храбро отправился разрезать этот гордиев узел. Полковник был неприлично свеж и бодр. Завалившись в кабинет, журналист почувствовал себя грешником, на пути которого воздвигся архангел с весами в руках. Несколько невнятных фраз, и Бильбо был готов просочиться сквозь закрытую дверь. Ну вот, мистер Бэггинс, вас уже взвесили, измерили, и, судя по всему, признали негодным... - Мистер Бэггинс, а свои статьи вы пишете столь же красноречиво? В вашем – назовем это вежливо монологом – в вашем монологе такое количество метафор и деепричастных оборотов, что в них заблудится и самый внимательный любитель сентиментальной литературы. Я же, к вашему сожалению и моему счастью, им не являюсь. Выражайтесь точнее, будьте любезны. «Хоть бы сесть предложил, зараза», - расстроено подумал Бильбо и рубанул как есть: - Вчера на помолвке у Кфира, я сказал, что вы... ну что вы мне... нравитесь? Полковник только ухмыльнулся и откинулся на стуле. Ну вот, знакомьтесь, знаменитый элехудовский взгляд. Почувствуй себя бабочкой на столе у энтомолога, называется. - Вас беспокоит то, что вы сказали, или то, что я вам ответил? - И то, и то другое, - проворчал под нос журналист. - Мистер Алон-Маген, понимаю, что привычки преодолевать тяжело, особенно плохие, но, может, хоть в этот раз вы не будете издеваться? Реакция на подколку была ожидаемой – Элимэлех сверкнул глазами и расплылся в плотоядной усмешке. «Ну и кто тебя за язык тянул?» - отвесил себе мысленный подзатыльник Биль. Уж сколько раз он на это попадался... - То есть, выслушивать вас я должен, а вот комментировать не имею права? Несправедливо, вам не кажется? - Права, как вы мне уже не раз показали, на базе устанавливаете вы, - разумнее было бы уступить, но похмельная наглость сделала свое гиблое дело. Бильбо схватился за гудящую с перепоя голову и взмолился: - Но хоть раз вы можете по-человечески ответить?! - Зависит от того, что вы подразумеваете под человеческим ответом. Сомневаюсь, что с моей стороны будет человечным правдиво пересказать наш вчерашний разговор. - Ну тогда пристрелите меня потом из жалости - и дело с концом! - А стрелять в невиновного и безоружного - вовсе бесчеловечно... – развел руками Элехуд. - Значит, в невиновного? – радостно оживился Бильбо. Ему моментально полегчало. Ответ полковника был предсказуем. В том смысле, что ответом он не являлся. - Я вам уже раз пятнадцать предлагал почитать устав Вооруженных сил, а заодно и кодексы законов Израиля, в частности, уголовный и административный. Ни в одном из них пьяные признания не считаются преступлением. - Я читал и даже законспектировал... – обиделся Бильбо. Он, и правда... ну хорошо, не читал, но открывал чертов Устав точно! - Мистер Алог-Маген, если вам так проще, то я прошу. Пожалуйста, объясните мне, что вчера произошло. – И, чтобы уж точно добиться своего, Бильбо елейно спросил: - Вы же не хотите, чтобы по вашей базе бродил гражданский с навязчивой идеей?! «Кажется, это было не лучшей мыслью», - успел подумать Бэггинс. Полковник и бровью не повел, но в кабинете ощутимо похолодало. - А никто и не бродит, - вот этот тон Бильбо прямо-таки ненавидел. Это уже были не «рекомендации», как когда-то объяснил Давид, а «приказы»... - Вы сейчас же отдадите мне свой пропуск, спокойно выйдете за дверь и в моем сопровождении пройдете к проходной, чтобы больше никогда не появиться на территории. Ваши методы дознания слишком безыскусны, следовательно, неэффективны. По дороге домой попытайтесь придумать новые. Порой Бильбо хотел, чтобы в жизни была кнопочка, как в компьютере: «Отменить ввод». К сожалению, если она и была, мануала Бэггинсу точно не досталось. И тон, и весь облик Элимэлеха явно говорил, что на этот раз Бильбо перегнул палку. «Брать на слабо и на шантаж полковника Алон-Магена? Да вы оптимист, мистер репортер! Или попросту идиот...» В кондиционированной прохладе командирского кабинета даже мухи не было, чтобы разогнать навязшую на зубах тишину. Помедлив, Бильбо протянул пропуск. - Капитан на борту - царь и бог... Но мы можем сделать вид, что я к вам сегодня не заходил? – И, стараясь держать лицо, уточнил: - У меня статья не дописана. - Вы можете делать все, что угодно, - пожал плечами Элехуд, - Даже прикинуться, что умеете пить, не пьянея, это ваше личное дело. Признаться, я до сих пор не понимаю, как с таким отношением к работе вас до сих пор не уволили. Постарайтесь больше не испытывать терпение шефа, сдайте хоть один материал раньше дедлайна. Успехов. «И это все?! После всего, что было, что произошло, после...» Биль сглотнул и взялся за дверную ручку. Вот он сейчас возьмет и уйдет и что? Все закончится? Вот так отвратительно, пошло и мерзко закончится? - Ладно, - Бэггинс развернулся и облокотился на дверь с самым наглым видом из своего журналистского арсенала. - Вы меня изгнали, паршивую овцу. Но теперь-то вы можете мне сказать, что произошло? - А вы уверены, что хотите это знать? – мягко уточнил Элимэлех. - Вы можете ручаться, что услышав правду, не кинетесь под ближайший автобус? - До ближайшего автобуса - часа полтора езды, - не поддался на провокацию Бэггинс. - Я вас внимательно слушаю. Элехуд повертел в руках карандаш и ловким броском отправил его в стойку к собратьям. Лениво спросил: - Вам уточнять, что именно и в каких пропорциях вы вчера поглощали? Ничего хорошего эта ленца в голосе не предвещала, но отступать было некуда. За спиною была дверь и изгнание. - Окажите милость. Во взгляде полковника явно читалось: «Ну, сами напросились...» - Мистер Бэггинс, вначале вы чинно и благородно смаковали вино и вели светские беседы. Затем вы отчего-то решили, что конкурс, объявленный Беньямином, относится и к вам тоже и рискнули поучаствовать. Разумеется, соперничать с остальными вы не смогли, поэтому сошли с дистанции на третьем раунде и решили действовать мне на нервы невнятной исповедью. Позволю себе напомнить, что в святые отцы я не нанимался... - В святые отцы таких закоренелых острословов не берут... – не удержался от ремарки Бильбо. На словах «конкурс», «Беньямин» и «третий раунд» головная боль вернулась с удвоенной силой, предвещая не самые приятные минуты в его жизни. Бэггинс поморщился, тщетно пытаясь избавиться от позорной картинки перед глазами: он, панибратски положив руку полковнику на плечо, расписывает, как целовался с Мартином из колледжа. Случилось это всего однажды и на вечеринке, где пиво текло рекой, но почему-то именно этот эпизод Бильбо любил вспоминать в пьяных откровениях, за что потом было неимоверно стыдно... - Не берут, - согласился Элимэлех, - к счастью верующих. Мне стоило немалых усилий не вслушиваться в ваши откровения, потому что иначе я вряд ли сумел бы сохранить свое к вам отношение. Однако откровениями вы не ограничились и почему-то начали требовать ответов на свои вопросы. Со стороны, конечно, вы смотрелись крайне забавно, но я оценить юмор не смог, увы. - Да хватит же жилы тянуть! - простонал Бильбо.- Полковник, вам напомнить, что пытки гражданского вас не украсят? Прекращайте, пожалуйста! - Пытки? Помилуйте, всего лишь смягченный пересказ событий, - оскал Алон-Магена был достоин главы львиного прайда. - Я даже не стал вам указывать на самонадеянное нарушение правила "повышения градуса", хотя возвращаться после водки к вину определенно не стоило. - Можно подумать, вы в тот вечер пили исключительно родниковую воду... - Разумеется, нет, Кфир бы мне не простил. Но не я же излагал вам грустные зарисовки своей жизни, верно? К тому же, страданий, как у вас, у меня не было, прямо и рассказать не о чем. Повесть о неразделенной любви к капитану футбольной команды вашего колледжа достойна публикации и признания публики. - О Боже... – вслух простонал Бильбо. Уши горели, а кондиционер в комнате, судя по всему, испортился. - Я что, правда, вам это рассказывал? - Не только, - подтвердил Элехуд. Похоже, разговор начал доставлять ему удовольствие. - Празднование профессионального праздника в редакции и танцы на столах буквально просятся на широкие экраны кинотеатров. Я уже молчу о том, что ваше короткое пребывание в Белоруссии способно сотворить прекрасную рекламу для этой небольшой страны. - Я, в отличие от половины населения Британских островов, не путаю Белоруссию с Россией... – проворчал совершенно уничтоженный превосходящими силами противника журналист. - Надеюсь, больше я ничем не шокировал ваш нежный слух? - Рад за ваши географические познания, верю, что и Латвию с Литвой вы не перепутаете, - полковник демонстративно похлопал в ладоши. «Ну, вот, опять», - затосковал Бильбо. Элехуд меж тем, похоже, решил добить журналиста окончательно: - Однако на этом ваш словесный поток не иссяк. Требование моего мнения о толерантности и терпимости можно смело премировать, как "Наглость года", или даже замахнуться на премию века. - Раз вы меня не пристрелили на месте, то премию века я точно не заработал. А что я такого говорил? - Не обольщайтесь, я вас не пристрелил только потому, что не имею привычки стрелять во всех невменяемых, которые попадаются на пути. Сначала вы живописали трудности жизни черных рабов за океаном, хотя рабство там отменили 130 лет назад, потом вы упомянули притеснение женщин и нарушение их прав, что в Израиле звучит странно. Ну и, напоследок, завели речь о сексуальных меньшинствах. - Скажите спасибо, что не призывал вступить в ряды "Хадаш". Хотя тогда бы вы меня точно пристрелили... – фыркнул потерявший за похмельем остатки почтения Бильбо и поинтересовался: - А чем вам не угодили сексуальные меньшинства? - А с чего вы взяли, что они мне чем-то не угодили? – любезно вернул вопрос Элимэлех. - Я к ним отношусь абсолютно нейтрально, что они есть, что их нет, мне все равно. Кого и как любить - личное дело каждого, меня это не касается. Почему вы решили иначе, я не понимаю до сих пор. - А я решил иначе? – нет, все-таки пить надо было меньше... - Ну, с моей точки зрения да. По крайней мере, иначе расценить вашу фразу "Дружбы без любви не бывает" я не могу. Раньше я думал, что журналисты только на трезвую голову перевирают цитаты, но, как выяснилось, я ошибался. У Бильбо даже голова перестала болеть. Не иначе, как от страха. Бэггинс сглотнул и осторожно спросил: - Надеюсь, я в тот момент не признавался вам в дружбе? И, кстати, на трезвую голову я цитаты не перевираю. - В дружбе вы признались уже давно и, слава Богу, не на словах, - вот сейчас Алон-Маген был совершенно серьезен. Как оказалось, ненадолго: - В этот раз вы, видимо, решили пойти дальше. Мне крайне повезло, что у меня не хватает времени на ознакомление с вашими статьями, я прав? - Я не раз приносил статьи, так вы даже не взглянули! – возмутился журналист и внезапно осекся. - Погодите... хотите сказать, я вам в любви признался?! Похоже, ужас, звучащий в голосе журналиста, никоим образом не впечатлил полковника. - У вас проклюнулась память или сработала интуиция? Именно это вы и сделали. Смею надеяться, что ваши статьи написаны менее сумбурно, чем выстроена ваша речь, потому что мне уже жаль читателей. Если бы ошметки гордости позволили, Бэггинс давно сбежал из кабинета. - Тогда понятно, отчего это вы с утра ядовиты как гадюка. Спасибо, что не пристрелили. Правда, спасибо. То ли полковник почувствовал искренние нотки в голосе журналиста, то ли просто пожалел похмельного щелкопера, но он лишь махнул рукой. С минуту оба молчали. Потом Бильбо поднял голову: - И что вы мне ответили? Не сказать, что ему надоело жить, просто терять уж было нечего. Хоть узнать... Вот оно, мистер Бэггинс, ваше репортерское нутро... - А чего вы от меня ожидали? – полковник был спокоен, как танк. И столь же опасен. - Ответил, что вы пьяны, сами не сознаете, что говорите и вообще ужасно мне надоели. Потом почему-то вы обиделись и отправились обратно к Беньямину, у которого способ утешения не меняется вот уже последние лет пять. - Так вот почему мне всю ночь снилась Odezza и пароварка... – протянул Бильбо. - Я... Знаете, Элимэлех, вы меня поражаете с каждым днем все больше. Никогда бы не подумал, что вы столь терпеливы к идиотам. Спасибо. - Я вообще терпелив, не только к идиотам, - хмыкнул полковник. - Правда, именно вас приходится терпеть чаще всего, делайте выводы. Не за что. Вы помните о своем обещании не кидаться под автобус? Очередной карандаш полетел в стакан. Предупреждение, что так ломаются грифели, Бильбо счел разумным оставить до лучших времен. - Помню, до автобуса еще дойти надо, - Бэггинс открыл дверь, но уже на выходе обернулся: - Вы пропуск-то вернете? - А зачем он вам теперь? Неужто вам до сих пор приятно со мной общаться? – сощурился Элимэлех. - Не верю своим ушам, полковник! – вот вам, мистер Алон-Маген, не только вы умеете быть ядовитым. - Вы напрашиваетесь на комплимент? Обойдетесь, здесь нет бениной самогонки... и давидовой самбуки... и кфировых коктейлей... и красного крепленого Бенциона... Ох, у вас таблетки от головной боли не найдется? От боли аж слезы на глазах выступили. Отходняк, самый настоящий, и вовсе не от выпивки... - Если бы промолчали про комплимент, то нашлась бы. А пока можете поискать ее у других, я даже намекну, что тревожить по этому поводу молодежь не стоит, - скорее пустыня зазеленеет, чем Элехуд спустит чужую дерзость, вы разве еще не привыкли, мистер Бэггинс? - Кфир, кстати, готовил коктейли для невесты и ее подруг, так что не надо на них грешить. От них даже Дина не пьянеет... - А Дина не пила коктейли в таком количестве, - это, между прочим, правда. Ой, до чего болезненная правда... - И я же не мог отказать прекрасным девушкам? Пропуск, полковник? Элехуд хмыкнул и бросил в журналиста ламинированным кусочком бумаги. - Да забирайте, он все равно скоро закончится. Пройдет пара-тройка дней, и Кфир пришлет вам приглашение уже на свадьбу. Я бы на вашем месте серьезно подумал, стоит ли идти. Бэггинс ловко, несмотря на все похмелье, выловил пропуск и опустил его в карман. - Не беспокойтесь, урок усвоен. Буду пить исключительно соки и не полезу ловить букет невесты. - Как будто Фри бы вам позволил его ловить... Насчет соков - идея неплохая, коктейли Кфира - тоже вполне приемлемый вариант. А еще я надеюсь, что вы не станете повторять своих вопросов уже на трезвую голову. И снова – бьющий по нервам резкий переход от подколок к серьезному. Ну что же, мистер Алон-Маген, раз вы заговорили серьезно, то – пожалуйста: - Упаси меня Бог, полковник, - Биль по-военному коротко кивнул и, закрывая за собой дверь, добавил: - Мне хочется жить, долго и счастливо. Быть пристреленным собственным другом совсем не входит в мои планы. - А в мои не входит лишиться собственного друга из-за его же дурости, - впервые за весь разговор Элехуд просто, по-человечески улыбнулся. Но Бильбо был уже в коридоре и этого не видел. Что не помешало ему услышать и вознести очи к небу в лучших традициях Беньямина, впрочем, безуспешно подделывая акцент, проворчать: - Ну, конечно, за кем еще должно остаться последнее слово?! Его ждало редакторское задание, но – прежде всего, - надо было найти Беньямина. У того, - как он там говорит, «как в Г’еции»? – всегда все есть. И уж таблетка болеутоляющего для приятеля точно найдется.