Дикий альфа

Следующие мгновения я весьма плохо помнил, полностью поглощенный собственными криками боли, страха и отчаяния, так как этот дикий зверюга бесцеремонно схватил меня за руки и за ноги, стащил с кровати и поволок из дома, в знакомый мне уже сарай. Там он грубо швырнул меня все на ту же кучу соломы, замкнул ошейник на моей худой шее и, что повергло меня в наибольший ужас, принялся, яростно взирая на меня своим единственным глазом, расстегивать ремень своих брюк. Я аж весь задохнулся, беспомощно взирая, как крупные ладони Роба проворно бегали по петлям его ремня! Все это происходило, будто в кошмарном сне! В тот момент я даже уже не чувствовал боли от ушибов и грубых прикосновений. — Ты не посмеешь меня изнасиловать! — захлебываясь в рыданиях и, словно в лихорадке, стуча зубами, выпалил я. — Чертов извращенец! Богом клянусь, что тебя изуродую, одноглазое, вонючее ты чмо! Даже не пытайся присунуть мне свой гнилой крючок! И в знак подтверждения самых решительных намерений я выставил перед собой порядком за последние дни отросшие когти, да еще оскалил острые зубки и злобно зашипел. Надо сказать, данный акт протеста с моей стороны произвел на альфача странное впечатление. Некоторое время он боязливо и озадаченно взирал на меня своим единственным глазом, даже невольно отступив на шаг назад. А потом, к моему глубокому удивлению, морщины на его лице разгладились, и альфа с видимым облечением расхохотался. — Ах, вот ты о чем! Я понял. Не подумал ли ты, крысиный заморыш, что я мог позариться на твое тощее тельце? Да меня от тебя тянет блевать! И это еще мягко сказано! Да будет тебе известно, что ко мне два раза в месяц приезжает достойный и красивейший омега, и я в этом плане совсем не бедствую. Так что можешь не переживать за свою ничтожную дырку! Особенно, если еще упомянуть, что ты имеешь исключительно омерзительный запах. Так что даже не надейся когда-нибудь почувствовать мой член в твоей никому не нужной заднице. А ремень я достаю лишь для того, чтобы тебя как следует отлупить, что ты, согласись, вполне заслуживаешь!!! Я даже не успел возмутиться и хоть как-то прикрыть ладонями свое тело, как на меня вдруг обрушился град неистовых и беспорядочных ударов, хлестких, будто ожоги раскаленного прута. Мне ничего не оставалось, как извиваться, взывая к милосердию своего экзекутора, и жалобно скулить, унижено умоляя его о пощаде. Он лупил меня настолько жестко и увесисто, явно от всей души, охаживая бедра и плечи, что мне казалось, это будет длиться бесконечно. И орал я так, что вопли мои должны были точно быть слышны на трассе, располагающейся примерно в километрах двадцати от этого проклятого места. — Получай, щенок! — с придыханием азартно приговаривал альфа, без устали и методично работая рукой с ремнем, будто автомат. — Будь ты проклят, подонок! Жаль, что родители твои раньше не выбросили тебя в канаву, ублюдок! Ну, так я это сделаю! — Ай, не надо, скотина! — оглушительно верещал я, крутясь на одном месте и безуспешно пытаясь закопаться хотя бы в ворохе соломы, тщетно мотаясь на ошейнике, надежно удерживающем меня за горло. — Тебе ведь потом дадут столько же, сколько я вешу! Прекрати, урод!!! Рано или поздно все раскроется, и я без труда докажу полиции, что именно ты меня заманил сюда деньгами, а потом похитил! Ааааай! Ааай!!! Но никакие мои угрозы не останавливали обезумевшего от ярости альфача, и вскоре я просто начал приглушенно реветь, прикусив до крови свою нижнюю губу. Роб прекратил порку лишь тогда, когда я полностью потерял способность ко всяческой речи и перестал со своей стороны сыпать руганью и угрозами. Тогда он вроде бы удовлетворенно хмыкнул и отступил, тяжело дыша и распространяя вокруг себя терпкий запах смеси лесной хвои, мужского парфюма и собственного тела. Что могло быть еще отвратительнее? Я к тому времени уже настолько настрадался, что не знал, куда укрыться от его жесткой руки! Наконец, альфа отбросил в сторону ремень и подтянул несколько приспустившиеся за это время с бедер штаны. На меня он взирал с таким омерзением, что мне стало понятно, что я не вызывал у Роба ни малейшего сексуального влечения. Удивительно было, как он меня до сих пор не убил, особенно если учесть все до этого произошедшее между нами… — Воды, пожалуйста! — застонал я, поняв, что фермер собрался меня покинуть и оставить здесь в обществе своего зловредного пса, который до сих пор не мог простить мне своего позорного падения в глазах хозяина. Особенно после того, как я пинком под зад отправил его в подземелье, и поэтому мстительно щурился, приглушенно рычал и злобно скалил белоснежные клыки. — Молчать! — властно прикрикнул альфа и осадил псину ударом тяжелого ботинка. — Охранять, Кинг! Ты понял? А ты, говоришь, водички? Я тоже просил у тебя вчера водички и таблетки. Вот только не помню, выполнил ли ты мою просьбу? Кажется, что нет! — Как ты выбрался? — почти беззвучно, сухими, потрескавшимися губами спросил я. — Скажи, мне просто интересно… — Я же не полный лох, и поэтому мой погреб соединен потайным коридором с подвалом дома, — торжествующим тоном сообщил мне альфа. — Я ведь на самом деле собирался освободить тебя сегодня утром, — жалобно заныл я, изо всех сил стараясь, чтобы моя ложь прозвучала как можно более искренне. — Клянусь! Но ты вдруг на меня набросился… — Вот уж, не надо! — Роб наклонился надо мной устрашающе низко, попутно сжав ворот моей рубахи, которая задралась до самых сосков, и мне оставалось только что притвориться мертвым. — Я подумаю над твоей судьбой, — торжественно оповестил меня альфач. — И, уж не переживай, постараюсь учесть все юридические нюансы. Кстати, хочу сказать тебе, что местный шериф — мой кореш, который давно мне много чем обязан. Так что не лелей надежды, что тебя когда-нибудь освободит полиция. — Что же ты теперь сделаешь со мной? — приглушенно, давясь рыданиями, прошептал я. — Ты будешь моим рабом, — громогласно оповестил меня ненавистный альфа, разгибаясь. — Мне, знаешь ли, давно не доставало помощника в хозяйстве. В общем, не унывай, я найду тебе подходящее для твоей преступной сути применение. И также советую смириться, что ты всегда теперь будешь находиться, так или иначе, на цепи! С этими словами альфа вышел из сарая, а я, в приступе ярости, швырнул ему вслед пластиковую канистру из-под воды, искренне сожалея, что это не граната! В самый раз бы было! На этот мой враждебный выпад тут же отреагировал Кинг — бросился ко мне и лязгнул зубастой пастью прямо перед моим лицом! От страха я чуть не обделался и вжался в угол, но пес, передавая своим злобным рыком всю накопившуюся ко мне ненависть, укусить так и не осмелился и неохотно отступил. И тут я осознал всю фишку!!! Ведь умной собаке приказано было меня охранять, а вот грызть — запрещено! Это значило то, что я мог не бояться, что пес меня укусит! Торжествуя, я показал собачурине язык. Тот, офигев от подобной наглости, заметался вокруг меня. Глаза овчарки налились кровью, и он буквально весь исходил яростью, рычал так громко, что чуть ли не блевал, но все равно не укусил! Больше не желая испытывать на прочность терпение собаки, я принялся деловито вить себе гнездо из соломы и предоставленного в мое распоряжение убогого одеяльца. Раз уж подыхать — так с максимально возможным комфортом. После этого я залег страдать и плакать. Стало настолько невыносимо жаль себя, такого несчастного и никем никогда нелюбимого! Приемные родители меня всю жизнь только порицали, и я не слышал от них ни одного доброго слова, а вот теперь попал в руки к этому безбашенному деспоту. Что же ждало меня? Неизвестно… Это больше всего и угнетало. Да еще жутко захотелось пить, ведь я наорался и наплакался. Но, увы, воды не было. Оставалось лишь уповать на трезвый рассудок и жалость моего мучителя. Несколько раз я, обессилев, проваливался в дрему и тут же просыпался, ведь моя весьма потрепанная поркой шкурка мучительно болела, хоть Роб и отлупил меня через одежду. Я старался не плакать, но слезы сами текли из глаз. К ночи я молил лишь о том, чтобы альфа пришел и принес воды, настолько у меня уже пересохло во рту. Кинг лежал у входа в сарай, неотступно следя за мной, чутко приподнимая уши при каждом моем движении. Мысленно я клялся себе, что когда вырвусь на свободу, то первым делом отравлю эту злобную и мстительную тварь. Наконец, Роб появился и, о боги, швырнул к моим ногам бутылку с водой. Некоторое время он с презрительной усмешкой наблюдал, как я жадно пил, а потом хмуро и неохотно заговорил со мной. — Я позвонил в поселок, твоему названному отцу, и сказал ему, что на меня напали и хотели ограбить. В ответ он рассмеялся и сказал мне, что это расплата за мои грехи, что небесная кара меня неминуемо настигнет, и настоятельно посоветовал передать все мои деньги в его секту. Я сказал, что подумаю об этом и поинтересовался, как идут его дела. На это брат мой сообщил, что ты пропал — сбежал из дома. Но искать они тебя даже и не подумали, ибо пребывают в надежде, что волей божьей длани ты вскоре будешь направлен на истинный путь и обретешь покой в нерушимой и праведной вере. В полицию они тоже не заявили, так как совершенно не доверяют этой богопротивной, по их мнению, организации. Я настороженно слушал его, опасаясь издать хотя бы звук. Ведь воды дал, да и ладно! — А это говорит о чем? — поинтересовался Роб, мрачно взирая на меня своим единственным глазом. Надо сказать, что за два дня я уже настолько свыкся с его внешним видом, не видя никого, кроме него, что мне даже стало казаться, будто все люди на земле такие же — одноглазые циклопы. На вопрос я не ответил, предпочел отрицательно мотнуть головой, типа не понял, о чем конкретно шла речь. Подальше от греха, дабы альфа не взбеленился и вновь не набросился на меня с ремнем. — А это говорит о том, что твоя версия, что тебя сюда подослали родители, не выдерживает никакой критики. Это ложь, наглая ложь с твоей стороны. Ты сам прознал, что у меня есть деньги, подслушивая телефонные разговоры, потом с помощью фальшивого звонка, представившись менеджером, разузнал мой адрес и рванул сюда с целью легкой наживы. Но, нажива оказалась не такой уж и легкой, не так ли? Признайся, Эльдар — ты намеренно сбежал из дома и решил меня ограбить! Я молчал, даже не представляя, что можно было бы на это сказать. Ведь альфач, получалось, вывел меня на чистую воду! — Если не признаешься, то я опять тебя выдеру, — лениво пообещал мне альфа. — Говори, дъяволенок, всю правду! — Да! — бросил я ему яростно, отворачивая в сторону пылающее лицо. — Да! Я сам! Меня задолбало читать библию по шесть часов в день, жрать траву и сухари и все время делать постную благонравную мину! Да еще они надумали выдать меня за одного из членов их секты, нищего побирушку. После того, как у меня случилась первая течка, эта сволочь ни на шаг не отходил от нашего порога! Да я лучше подохну, чем лягу под него! Да я лучше сяду в любую тюрьму, хоть на всю жизнь! Можешь сам меня убить, забить тут до смерти, если захочешь! А если вернешь меня назад, то я убью себя!!! Вот! Исступленно выкрикнув все это, я затих, вцепившись зубами в порядком замызганный рукав своей дешевой рубахи, однако умудряясь при этом, боковым зрением, следить за тем, какое впечатление произвела моя, полная отчаяния и горечи тирада на старого альфача. Вроде показалось, что произвела! Тот потрясенно и озадачено смотрел мне в лицо, а потом решительно выдохнул. — Ну… Забивать тебя до смерти для меня не имеет никакого смысла. В том, чтобы передать тебя через полицию твоим родителям, я тоже не нахожу для себя никакой выгоды. Я решил не отклоняться от своего первоначального плана и и оставить тебя здесь, при себе. Но, учитывая твое плохое поведение, условия содержания будут более жесткими, чем я планировал вначале, наивно рассчитывая на твою адекватность. — Можно конкретнее? — напряженно процедил я, между тем, несколько воспрянув духом. — Жить ты будешь здесь, и на ночь я намерен приковывать тебя цепью. Мне ничуть не улыбается, чтобы ты напал на меня, когда я буду спать, — охотно пояснил альфа. — А днем ты будешь находиться под надзором моей собаки, отрабатывать свое питание и возмещать нанесенный мне моральный ущерб. Я полагаю, что это будет более чем справедливо. — Плевать. Пусть будет так, — мрачно изрек я. — И еще, — коварно прищурил свой глаз альфач. — С этого дня ты должен будешь смириться с одним жестким правилом. Порка заменяет еду. А это значит, что раз сегодня я тебя уже отлупцевал, то никакой еды не будет. Так что… Задумайся о своем завтрашнем дне… С этими словами альфа меня покинул и свистом увел за собой своего верного пса, наверно, чтобы накормить его плотным ужином. — Чтоб ты сдох, гад! — яростным шепотом изрек я им вслед, а потом откинулся на кучу соломы, пытаясь представить себе во всех красках свое беспросветно унылое будущее.