Единожды ступив на этот путь...

Штольман до боли сжал кулаки и упрямо мотнул головой, прогоняя наваждение. На один короткий миг он снова почувствовал себя одиноким непрошеным гостем неприветливого ночного парка. Не было больше ясного июльского утра, и не ложилась на булыжную мостовую чёткая тень надворного советника, такая, что бывает только при ярком солнце. Вокруг снова был предательский туман. Он окутал Якова Платоновича с ног до головы, скрыв от него все звуки и цвета утреннего Затонска. Нет, господин Штольман, так не годится. Не для того вы прошли через огонь и воду, не для того вернулись в этот город, чтобы так просто сдаться на милость ночных духов. Ради Анны, в конце концов! Детишки тем временем допели до конца свою считалку и громко хохотали над незадачливым «Яшей», который ощупывал обеими руками худенькую растрепанную девочку, но никак не мог угадать в ней Аришку. Вдруг кто-то из детей взвизгнул: «Бабай идет! Бежим!», после чего ребячья компания резво снялась с места и унеслась прочь, словно вспугнутая стайка воробьев. И Штольман сразу понял, в чем тут дело. — Добренькое утречко, Яков Платонович, добренькое утречко! — раздался за спиной следователя слегка гнусавящий мужской голос. Штольман глубоко вздохнул и развернулся навстречу говорившему. Изображать притворное радушие он не стал. Суховато кивнул и деловым тоном произнес: — Утро доброе, Архип Калистратович. Отставной почтмейстер Затонского городского почтамта Архип Калистратович Шпак был довольно известной личностью в Управлении полиции. Ходили слухи, что он вовсе не сам ушел на пенсию в довольно молодом возрасте, едва достигнув шестидесяти лет. Водились будто бы за ним некие грешки, которые не должен себе позволять почтовый служащий, да вот слухи так и оставались слухами. Зато теперь, выйдя на заслуженный отдых, Архип Калистратович всю свою жизнь, без остатка, посвящал наведению порядка и благочиния в родном Затонске. Шпак знал всё. Знал о беззаконных отношениях вдовой сестры купца Веретенникова с его молодым управляющим. О земельном споре между помещиком Супониным и отставным капитаном Барятиным. О краже прачками Авдотьей Луковой и Саломеей Пихачёвой двух вышитых скатертей из столового белья помещицы Прилучинской. О невыплате вдове офицера Скоробогатова пособия за июнь текущего года, которое она получала за мужа, погибшего при исполнении служебных обязанностей. И, конечно, будучи бескорыстным борцом за правду, Шпак имел множество недоброжелателей, которые регулярно следили за ним и ежеминутно были готовы расправиться за любовь к истине и справедливости. И с полиции Архип Калистратович вполне законно требовал одного — немедленно идти и разбираться, пока не случилось какой беды, и чтоб не говорили потом, что он, Шпак, их не предупреждал… Незабвенный Иван Кузьмич Артюхин в бытность свою полицмейстером весьма умело ограничивал круг общения господина Шпака дежурными городовыми, в крайнем случае дознавателями. И эти несчастные почти ежедневно вынуждены были выслушивать длинные и подробные сообщения господина Шпака о непорядках, творящихся в Затонске. А вот Николай Васильевич за своей занятостью как-то упустил тот момент, когда надо было проявить твердость, и неосторожно представил Архипа Калистратовича и Якова Платоновича друг другу. Это было около трёх месяцев назад, в дворянском собрании, когда местное общество собралось узким кругом отметить возвращение Штольмана на свой пост после долгого и таинственного отсутствия. Тогда же цвет города узнал и о помолвке между Яковом Платоновичем и дочерью адвоката Миронова. Архип Калистратович искренне, с глубоким чувством, поздравил Штольмана, а потом отозвал его в сторонку и с важным видом сообщил, что имеет сведения о незаконном характере действий старшего приказчика Булочникова, который преследует и третирует бывшего почтмейстера, буквально ежечасно угрожая его жизни. И все из-за того, что некогда он, Шпак, рассказал полиции о том, что сей приказчик был неоднократно замечен им прошлой осенью в обществе известного преступника Серебрякова, дело которого прогремело по всему Затонску почти в буквальном смысле. Серебряков и Булочников приятельствовали и частенько сиживали вдвоем в трактире, что является прямым доказательством дурного характера и преступных намерений Булочникова. Уже на третьей фразе господина Шпака Яков Платонович понял, что нарвался на типичного склочника и сутягу, избавиться от которого будет не так-то просто. С того самого вечера Архип Калистратович при своих регулярных визитах в Управление полиции взял моду направляться прямо к кабинету Штольмана, пользуясь своим знакомством. Обычно кордон из городовых все же перехватывал непрошенного посетителя, но избежать личной встречи иногда не удавалось. Яков Платонович отговаривался занятостью и перенаправлял Шпака к дежурному, но даже таким малым вниманием к своей персоне отставной чиновник был просто счастлив. Вот и сейчас, обрадовавшись встрече со Штольманом, как любовному свиданию, Шпак начал рассказывать о том, как вчера застал в городском парке трех гимназисток, забравшихся в тихий безлюдный уголок и читавших вслух непристойный роман французского сочинителя Дюма «Граф Монте-Кристо». Бывший почтмейстер требовал срочно принять меры по спасению нравственности заблудших девиц. Иногда в длинных речах Архипа Калистратович проскальзывали мимоходом интересные сведения, но уж никак не в данном случае. Поэтому Штольман вежливо, с искренним сожалением в лице и голосе, прервал господина Шпака, сослался на очередное нераскрытое дело и посоветовал обратиться к руководству женской гимназии. После чего, не дожидаясь ответа, быстрым шагом удалился в сторону Управления. Польза от встречи с Архипом Калистратовичем была явной и несомненной — без следа развеялось то наваждение, которое чуть не выбило надворного советника из колеи. На место службы Яков Платонович прибыл раньше времени, но Коробейников был уже на месте. Они стояли с Ульяшиным у окна в приемной и о чем-то оживленно беседовали. Штольман не сомневался, что по делу, хотя с такими толковыми ребятами, как Ульяшин или Евграшин, можно было посоветоваться и по любому житейскому вопросу. — Доброе утро, Яков Платоныч, — поздоровались подчиненные едва ли не хором. — Доброе, — кивнул Штольман, подходя к ним. — Что-то случилось, Яков Платонович? — поинтересовался заботливый Коробейников. — Вы как будто расстроены чем-то? — Нет, Антон Андреич, не берите в голову. Я только что имел беседу с Архипом Калистратовичем. Это, знаете ли, не менее трудно, чем получить на почте денежный перевод. Помните, как там у Антона Павловича… С некоторых пор полицейское Управление живо интересовалось творчеством модного писателя Чехова и по возможности знакомилось с книжными новинками, прибывающими в Затонск. Поэтому Коробейников легко подхватил с ходу: — Конечно, помним. «…скажите, пожалуйста, отчего это, когда человек родится или женится, то не бывает таких процедур, как ежели он деньги отправляет или получает? Взять для примера хоть мою мамашу, которая посылала мне этот самый рубль…» — «Прежде всего ей нужно было пройти три версты на почту. На почте нужно долго стоять и ждать очереди. Цивилизация ведь не дошла еще на почте до стульев и скамей!» — подключился Ульяшин, который никогда не упускал возможности расширить свой кругозор и довольно много читал. — «Чтобы рубль послать, непременно нужно с собой на всякий случай два иметь...» — заключил Штольман, и все трое рассмеялись. — Я сейчас подойду, Яков Платонович, — сообщил Коробейников, отсмеявшись. — Есть у меня еще один вопросец… — Хорошо, — кивнул Штольман и прошел в свой кабинет. Рабочее место надворного советника мало изменилось с той памятной зимы прошлого года, когда он вынужден был на некоторое время покинуть свое место службы в Затонске. Всё было позади: шпионские страсти, заговоры, опасности, смертельное ранение и чудесное, не поддающееся никакому объяснению выздоровление. Штольман смог всё. Раскрыть агентскую сеть противника, сначала сохранить в целости, а затем и уничтожить бумаги Брауна, нейтрализовать Увакова, остаться живым и дойти до Варфоломеева со всей нужной информацией, снять с себя все подозрения в убийстве князя Разумовского… И вернуться к Анне. У него всё получилось. Сначала он едва не погиб, получив тот удар от Жана в коридоре гостиницы. Потом ему помог второй его филёр, к счастью, оставшийся в живых. Затем подоспела новая помощь — предусмотрительный Варфоломеев оставил в городе своего человека. Оказалось — не зря. И вот когда всё это было позади, он вернулся. Ему было куда возвращаться, и он вернулся. Господи, как он боялся тогда. Он знал, что Анна Викторовна в это время часто гуляет в парке. Одна, с мрачным неживым лицом, она ходит по аллеям как тень и молчит. Хотя нет. Она как будто спрашивает весь мир вокруг: «И вы не знаете, где он? Вы, старые раскидистые липы. Вы, кусты сирени. Вы, садовые скамейки, на которых неумелые перочинные ножи гимназистов оставили эти корявые признания в любви. Вы ничего не знаете? Тогда ответьте, как мне жить без него, когда даже вы, даже вы не хотите мне помочь?» Он тогда просто вышел ей навстречу и сказал: «День добрый, Анна Викторовна. Я люблю вас Анна Викторовна. Я всегда вас любил, с первого дня, с того самого дня, когда вы едва не сбили меня своим велосипедом». Анна посмотрела на него внимательно и строго, как будто совсем не удивившись. И спросила: «Любите меня? Я знаю это. А вот доверяете ли вы мне?» Пришлось брать ее за руку, усаживать на скамью и рассказывать. Честно и подробно. Он слишком долго молчал, и теперь понимал, что от того, насколько он сумеет передать ей всё то, что думал и чувствовал в эти невыносимо долгие месяцы, зависит его жизнь. Да, он за это время побывал во многих местах. И в Москве, и в Петербурге, и в Зареченске, и в самом Затонске. Но ни разу не посмел подать ей весточку о себе. Они с Варфоломеевым знали, что шпионская сеть, организованная князем, раскрыта далеко не вся. В Затонске оставались его агенты, и самое худшее было то, что ни сколько их, ни кто они, так и не стало известно сотрудникам полковника. Эти люди могли быть опасны. Они могли по-прежнему разыскивать документы Брауна, и им мог понадобиться сам Штольман. Если бы они хоть на миг заподозрили, что Анне известно его местонахождение, они могли бы пойти на крайние меры, чтобы добиться своего. Поэтому, стиснув зубы и приказав своему сердцу умереть на это время, Яков Платонович молчал и не подавал о себе вестей. Зато те, кто, возможно, наблюдал за домом Мироновых, могли быть уверены в том, что надворный советник исчез бесследно. Один взгляд на Анну Викторовну убедил бы кого угодно. Вероятно, что в самых петербургских верхах ведомству Варфоломеева удалось обезглавить всю шпионскую партию, одним из руководителей которой был князь. А если не всю? А если эти затаившиеся враги до сих пор только и ждут команды, чтобы сорваться с цепи? В тот весенний день Штольман наконец-то рассказал Анне всё, не умолчав и о своих сложных отношениях с Ниной. — Помните, когда-то я обещал вам, что однажды вы узнаете обо всём. Я вынужден был молчать и теперь просто счастлив, что разделил с вами всё это. А не только мою работу, как вы мне однажды сказали. Помните тогда, в кафе? Анна слушала внимательно и не перебивала. И почему-то ничего не говорила в ответ. Вот и сейчас на вопрос Штольмана она только кивнула и покрепче сжала его руку своей. — Простите меня, Анна Викторовна. Я не мог иначе… Ну скажите хоть что-нибудь. Может быть, вы хотите, чтобы я ушёл? Я понимаю, что вы обижены на меня… — Ничего вы не понимаете, — наконец с трудом выговорила Анна. — Я жалею только об одном — о том, что все это время меня не было рядом с вами. — Наконец-то вы улыбаетесь, — облегченно вздохнул Штольман. — Я так мечтал снова увидеть вашу улыбку. — Мне непросто всё это слушать, — призналась Анна, улыбаясь сквозь набежавшие слёзы, — но я вам только одно скажу, вернее повторю ваши же слова — мы должны быть вместе. — Должны быть вместе, — эхом отозвался Штольман. — Конечно. Я за этим и пришёл. Анна Викторовна, окажите мне честь — станьте моей женой. Он и сам удивился, насколько легко произнеслись эти слова. Те слова, сказать которые некоторые мужчины не решаются в течение всей своей жизни. Анна лишь коротко кивнула, как будто речь шла о деле давно решённом. — Это еще не всё. Я бы хоть завтра увёз вас в Петербург навстречу новой жизни. Но пока что мы должны задержаться здесь, в Затонске. — Конечно! — воскликнула Анна, как будто только сейчас начиная оживать. — Без соблюдения всех формальностей и подобающей свадебной церемонии вас бы отсюда никто не отпустил. Ни мои родители, ни Антон Андреич, ни мои тётя с дядей, ни ваши городовые. — Да. Я знаю, что вы, как и я, вполне обошлись бы простым венчанием в самой скромной церкви, но… Вместе мы выдержим и это испытание, правда? — Несомненно! — с шутливым пафосом произнесла Анна и рассмеялась, — но ведь и это еще не всё? Вы ещё что-то хотите мне сказать? — Да, — с легкой заминкой ответил Штольман. — Я получил новое задание. Вернее, мы с вами его получили. Вы ведь поможете мне? Анна опять кивнула, мол, как вы могли сомневаться, и Яков Платонович продолжил: — Мы с вами должны найти этих людей. Теперь, когда мы внимательно изучили всю переписку князя, можно с уверенностью сказать, что их двое. Наша задача — вычислить их и обезвредить. Я всё время буду рядом с вами, и смогу обеспечить вашу безопасность, но умоляю вас… — Я всё понимаю, Яков Платонович, — Анна протянула руку и мимолетно коснулась его виска. — Я постараюсь, чтобы новых седых волос у вас больше не появлялось… Сейчас, сидя за своим столом, Яков вспоминал это предложение руки и сердца, сделанное им наспех, как бы между прочим, и снова улыбался. — Яков Платонович, — вошел с докладом дежурный. — Тут к вам… Физиономия городового сияла, как медный пятак. Поэтому кто явился в Управление, было ясно без слов. Штольман поднялся навстречу Анне. — Утро доброе, Анна Викторовна. Зашли проведать бедного труженика? — Шутить изволите, Яков Платонович? — улыбнулась Анна вместо приветствия. Они встали у открытого настежь по случаю хорошей погоды окна и взялись за руки. — Надеюсь, не явление какого-нибудь духа привело вас сюда… Анна ничего не успела сказать. Штольман внезапно посерьезнел, будто вспомнив что-то важное: — Так ничего такого? Точно? — Да точно! — опешила Анна. — А что, вам что-то известно? — Нет… Так, сон плохой видел. И потом этот Бабай со своими гимназистками… Вы уверены, никакой дух гимназистки или другой молодой девушки к вам сегодня не приходил? — Я-аков Плато-онович, — с легкой насмешкой протянула Анна. — Что я слышу! Дверь снова открылась. На этот раз к своему рабочему месту целенаправленно шел Коробейников. Путь к столу ему преграждали его начальник и стоящая рядом с ним его невеста. — Э-э… Доброе утро еще раз, Анна Викторовна! — радостно вскричал Коробейников. — Позвольте… Ему пришлось аккуратно обойти их со стороны окна. Анна и Штольман с явным неудовольствием отвели взгляды друг от друга, после чего возмущенным дуэтом прозвучали их голоса: — Антон Андреич! Делом займитесь! Коробейников понурился, привычно развернулся к двери и сделал пару шагов, но опомнился и пошёл обратно: — Каким таким делом? Яков Платонович, кражу со взломом мы с вами вчера раскрыли, разбойное нападение позавчера. А вот я к вам шёл сейчас действительно по делу! К вам обоим. Пришлось возвращаться на грешную землю с небес и делать вид, что они внимательно слушают Антона Андреевича. — Анна Викторовна и Яков Платонович, — торжественно начал Коробейников. — У меня к вам нижайшая просьба. Я удостоен огромной чести присутствовать на вашей свадьбе в качестве шафера. Но не будет ли мне оказана еще большая честь? Я хотел бы привести с собой еще одного гостя… — тут Антон Андреевич отчаянно покраснел и опустил глаза. — Точнее, гостью. — Антон Андреич! — с веселым задором в голосе отозвалась Анна. — Вы? С дамой? Неужели это та самая Сильфида, о которой уже третью неделю шепчется всё Управление? — Она самая-с, — смущаясь, пробормотал Коробейников. — Ольга Сергеевна Танеева. Я с превеликим удовольствием познакомлю вас с ней. Правда, Ольга Сергеевна весьма скромна и застенчива… Я прошу вас, Анна Викторовна… — Антон Адреевич замялся и замолчал. — Конечно, — поняла его без слов чуткая Анна, — я проявлю к вашей протеже максимум внимания и с удовольствием познакомлю её со всеми нашими гостями, чтобы она не чувствовала себя одинокой на свадьбе. Ведь вы, Антон Андреич, должны будете выполнять ваши свадебные обязанности! Сияющий Коробейников закивал. — Яков Платонович, не сочтите за дерзость, а я вам не очень нужен сейчас? Происшествий, слава Богу, никаких… — Вы мне, Антон Андреич, всегда нужны, — заметил Штольман с улыбкой. — Но именно сейчас можете быть свободны этак на… — Часа на полтора, не больше, — заторопился Коробейников, — Видите ли, сегодня поступили новые книги, а Ольга Сергеевна, при всей хрупкости и воздушности своего сложения, постоянно нуждается в помощи… Вот! — в подтверждение своих слов он вытащил из кармана какую-то бумажку, исписанную изящным женским почерком, — Сочинения немецких романтиков, десять томов. Исторические романы сэра Вальтера Скотта, двадцать четыре тома… — Идите, — махнула рукой Анна. — Идите к своей Сильфиде. Коробейников снова протиснулся мимо окна, схватил со стола шляпу и был таков. — Как я рада за него, — сказала Анна. — Наконец-то наш милый Антон Андреич нашел даму под стать себе, а не одну из этих хищных и меркантильных особ, которые пользуются его добротой и наивностью. Да, насчет списка гостей. Сегодня вечером, Яков Платонович, вы должны непременно зайти к нам. Мы обсудим окончательный список, которым занимается сейчас тётя Липа. — Тётя Липа, — повторил Штольман, причем беспристрастный зритель наверняка заметил бы, что лицо сыщика приобрело выражение больше свойственное человеку, страдающему зубной болью, чем счастливому жениху. — Тётя Липа, — понимающе вздохнула Анна. — Мы с вами, Яков Платонович, должны быть благодарны тёте Липе за то, что они с маменькой избавляют нас от уймы хлопот, связанных с предстоящим торжеством, — большой уверенности в голосе Анны не звучало, но Штольман сделал вид, что верит