Единожды ступив на этот путь...

Штольман методично измерял шагами кабинет. Туда-сюда, сюда-туда. Ну, и где она? Должна была подойти почти час назад. Ну разве так трудно пройти знакомой дорогой от дома до полицейского участка? Теоретически, что может приключиться с благовоспитанной барышней среди бела дня на центральных улицах Затонска? Как правило, ничего. Но в том-то и дело, что Анна Викторовна Миронова – это одно большое исключение из всех мыслимых правил. Вот сейчас, наверняка, она встретила какого-нибудь интересного духа, они разговорились, он захотел показать ей красоты загробного мира, и она конечно же с радостью согласилась! Ещё и этот странный сон не идёт из головы… Какой он всё же идиот! Уже давно для неё нужна охрана. Конвой. Кандалы! Одиночная камера!! Хоть беги навстречу. Знать бы ещё точно, в какую сторону ушёл её путь… Не выдержав, Штольман решил хотя бы выйти во двор Управления. И, конечно же, в приёмном столкнулся с несносной барышней нос к носу. — Анна Викторовна! — Хотел уже законно возмутиться Штольман, воздевая руки к небесам, но та опередила его, солнечно улыбнувшись всему Управлению: — Доброе утро, господа! Доброе утро, Яков Платоныч! Подошла, взяла за руку и заглянула в лицо. Городовые привычно отвели глаза. Только Полынкин стоял со стаканом кофе в руке у стола дежурного, вытянувшись в струну, с глуповатой улыбкой на лице. Случившийся рядом Евграшин слегка подпихнул его в бок и мотнул головой, иди, мол, отсюда, нечего глазеть. Тот вздохнул и послушно отошёл к своему месту. — Анна Викторовна, — со всей своей серьёзностью заявил Штольман. — Пойдёмте в кабинет. Нам надо поговорить! — Да! Нам срочно надо поговорить! — Ничуть не смутившись подхватила девушка. — Я сегодня кое-что видела, вернее, кое-кого. Впрочем, действительно, пройдёмте в ваш кабинет. — Кофейку, Анна Викторовна? — Раздался из предбанника голос Полынкина. И вслед за этим сразу же: — Ой! Было похоже на то, что кто-то из старших товарищей вставлял ума молодому с помощью дружеского тумака. — Буду очень вам благодарна, — кивнула тем не менее Анна и целеустремлённо повела Штольмана за собой в кабинет. Там Яков Платонович усадил долгожданную гостью за столик у окна, но сам не сел рядом, а взволнованно прошёлся по кабинету ещё раза три. — Анна Викторовна, — наконец начал он. — Я за вас волновался. Почему вас так долго не было? — Да что может со мной случиться, Яков Платоныч? — невинно пожала плечом Анна. — Вам напомнить? — Штольман начал закипать. — Нападение в доме повесившегося купца. Похищение на кладбище. Конюшня. Морель. Отравление. Кудеяр. Магистр. Мне продолжать? Сдерживаться было очень трудно. Безумно хотелось скинуть на пол стеклянную чернильницу. Так, чтобы разбилась вдребезги, и чтобы брызги разлетелись пошире. Потом отправить туда же папки с документами и от души на них потоптаться. Не мысль, одна только тень мысли о том, что с Анной может что-то случиться, вызывала дрожь в коленях. А бороться со своими страхами Штольман мог только так — атаковать их, как врага на поле боя. Но тут Полынкин принёс кофе. — Я думал, что-то случилось, — продолжил Яков после его ухода, немного успокоившись. — Как мне убедить вас быть осмотрительнее? — Простите меня, — Анна умоляюще сложила руки. — Я не хотела вас огорчить. Так получилось. Послушайте, это очень важно! Штольман наконец сел напротив и приготовился слушать. — Скажите, когда вы в последний раз видели Нину Аркадьевну? Что слышали о ней? Как она справилась с последствиями той истории? Не удивляйтесь. Я не просто так спрашиваю. Яков Платонович вздохнул. — Она единственное действующее лицо всей этой драмы, вышедшее из неё почти без потерь. Её связи, её столичные покровители, наконец, то влияние, которое она имеет на известную вам весьма высокопоставленную особу, пусть и невеликое, но в некоторых вопросах существенное. Она очень ловко вывернулась из всех передряг. Не женщина, а змея. Холодная и скользкая. Это не было в его устах руганью. Всё это Штольман произнес, опустив глаза, с бесконечной горечью в лице и голосе. Анна буквально всем существом ощущала, как ему неприятно даже имя этой женщины произнести вслух. От былой ревности с некоторых пор не осталось и следа. Анна знала, что госпожа Нежинская для Якова давно уже не женщина. Призрак из прошлого. Его можно увидеть, с ним можно поговорить, но, если протянешь руку — ощутишь лишь пустоту и холод. Возможно, Штольман чего-то не договаривал. Возможно, ему пришлось схлестнуться с Нежинской где-то, во время своего отсутствия в Затонске. Анна не хотела портить любимому такое замечательное утро, поэтому постаралась как можно беззаботнее улыбнуться: — Да бросьте, Яков Платоныч. Змея у некоторых народов — это символ мудрости. А у древних греков — ещё и врачевания. Помните посох Асклепия? А наша госпожа Нежинская вовсе не змея. Так, — она небрежно махнула рукой. — Ящерица! Только увидев ответную улыбку на его лице, Анна решила продолжить. — Так вот. Сегодня утром я шла в Управление по Никольской. И увидела у дверей в кондитерскую одну интересную особу. Издали мне показалось, что это госпожа Нежинская. — Вы уверены? — спросил Яков с сомнением в голосе. — Не может быть. Ей сейчас даже при всей её изворотливости не до того, чтобы вести какие-то дела в Затонске. Ей бы восстановить как следует своё положение при дворе. Она должна быть вдвойне осторожна и осмотрительна. — Яков Платоныч, — Анна встала и в волнении прошлась по кабинету. — Я не видела её лица, она закуталась в вуаль. Но рост, походка, манера одеваться… Вы сейчас будете смеяться, но я узнала её платье. Я ещё подумала, почему так. Шляпка по новейшей моде, а платье прошлогоднее… Штольман встал и подошел к своей невесте, остановился рядом, посмотрел в лицо и протянул руку, чтобы поправить непослушный локон, выбившийся из причёски. Как хотелось сейчас выбросить из головы все дела и просто заключить её в свои объятия… Но уж никак нельзя было давать волю чувствам, особенно в здании Управления. В любой момент в кабинет могли войти Трегубов, Коробейников или кто-то из городовых. Им вообще в последнее время почти не удавалось побыть наедине. В доме Мироновых они могли находиться только в гостиной или в саду, где чужих глаз всегда хватало. В свой номер пригласить Анну для жениха было непозволительно, да и работа отнимала у обоих много времени. Вот и сейчас в кабинет решительным шагом ворвался Трегубов и начальственным тоном заговорил прямо с порога: — Яков Платонович, когда вы собираетесь, наконец, сдать в архив дело о разбойном нападении на Концовой улице? Заметив Анну, полицмейстер сбавил тон, раскланялся, спросил у Анны Викторовны о здоровье всех членов её семьи поимённо, после чего всё же продолжил: — Двое суток прошло. Вы всё оформили согласно регламенту? — Николай Васильевич, сделаю сегодня. Вчера, как вы помните, мы с Коробейниковым целый день занимались той кражей и не успели, — смиренно ответил Штольман, не желая затягивать беседу с начальством. — Так я жду! Сегодня к вечеру — обязательно! — Потряс пальцем Трегубов и вышел, всей спиной выражая недовольство. — О чём это мы? Ах да, — вспомнил Яков Платонович. — Так поэтому вы и задержались? — Ну да, я проследила, — быстро заговорила Анна, сразу напомнив Штольману ту молоденькую девочку с косой, которая с таким рвением искала улики в кустах и по ночам следила за подозреваемыми. — Она вышла из кондитерской с коробкой в руке. Прошла до площади, там её ждала пролётка с кучером. В ней она оставила коробку, направилась далее в модную лавку, пробыла там с полчаса, вышла со свёртком в руках, снова пошла к пролётке, села в неё и укатила. — Куда? — Штольман отвел Анну обратно к столику и усадил напротив себя. — Туда, — махнула Анна рукой, — по Покровской улице. И знаете, что? Мне кажется, я узнала этот экипаж. Он из дома городского головы. — А это уже интересно, — кивнул Штольман. — Я распоряжусь, чтобы мои люди осмотрелись там. — Но это ещё не всё, — продолжала Анна с теми же горящими глазами и румянцем волнения на щеках. — Есть и другое дело. Помните, по бумагам князя мы установили конспиративные прозвища возможных агентов — Терсит и Дия. Так вот, Дия — это имя одной из муз в мифах древних. А что, если под именем музы скрывается наша Сильфида? Мы ведь о ней ничего не знаем! — Маловероятно, — пожал плечами Штольман. — Но проверить не мешает. Во-первых, нам известно, что до своего назначения в земскую библиотеку она уже неоднократно бывала в Затонске. Во-вторых, к ней прозвище музы очень даже подходит. В-третьих, уж очень быстро она завлекла в свои сети нашего дорогого Антона Андреевича, а его, как нам с вами известно, достаточно ловкая барышня сможет легко обвести вокруг пальца. В-четвёртых, по роду деятельности она встречается с разными людьми — все эти благотворительные вечера, пожертвования, земские собрания. Там бывают и городские чиновники, и офицеры из гарнизона. — Что ж, — Штольман не то, чтобы был полностью согласен с Анной Викторовной, но пусть уж проверяет, это будет очень кстати. — Сходите к ней, познакомьтесь. Сообщите, что она приглашена на свадьбу, и вы хотели бы узнать её поближе. Да, и ещё… Штольман взял пустой стакан из-под кофе, повертел его в руках, с громким стуком вернул на стол и продолжил решительно: — Узнайте у неё, так ненавязчиво и естественно, как вы это умеете, не играет ли она на фортепиано и не поёт ли романсы. Ну, например, «Соловей» Алябьева или «На заре ты её не буди»… — Хорошо! А зачем? — Так… Проверка агентурных данных. К своим почти четырём десяткам Штольман умел врать не краснея, особенно для пользы дела. Но сейчас, с Анной… Было очень стыдно, но он не мог заставить себя довериться кому-либо в таком спорном вопросе. Признаться в том, что его отношения с миром теней и снов с недавних пор изменились. Он тут же дал себе слово рассказать Анне обо всём. Не сейчас. Когда-нибудь, когда им никто и ничто не будет мешать. Словно в ответ на его мысли из коридора раздался истошный женский вопль: — Уби-или! Батюшки-светы, пресвятые угодники! Уби-и-или!!! Тревожные вскрики городовых, торопливый топот ног, и вот уже в кабинет вбежал Евграшин со словами, которые не произносились в этих стенах уже довольно давно: — Убийство, ваше высокоблагородие! Труп на Юрьевской! — Экипаж к подъезду, — привычно среагировал Штольман. Евграшин бросился выполнять. Это было обычное дело. Просто работа, просто жизнь. Яков обернулся к Анне: — Анна Викторовна, а вы прогуляйтесь до библиотеки, сделайте всё так, как мы решили. Там сейчас Антон Андреич, пусть он срочно спешит к нам на Юрьевскую. — Да, Яков Платоныч, да… — Анна послушно кивнула головой, но весь её вид говорил о некоторой растерянности. — Только как же это — убийство? Не может быть! — Почему? — Ну я бы знала… Но я не знала, не было ничего и никого… — Анна Викторовна, об этом потом, хорошо? — И Штольман почти выбежал в коридор. Анна бросилась за ним. Зрелище, встретившее их в приёмном, было достойно кисти живописца. Прямо на полу полицейского Управления сидела маленькая худенькая бабёнка лет сорока. Она обеими руками вцепилась себе в волосы и с некоторыми промежутками времени испускала такие вопли, что казалось, будто мозг сверлят слесарным инструментом. Это была небезызвестная в Затонске мелкая торговка Меланья Руконосова, прославившаяся более всего теми скандалами и драками, которые она любила устраивать на ярмарочной площади Затонска. Народ ходил туда как на спектакли. Воистину, в Меланье когда-то погибла великая актриса. Вот и сейчас она вопила так самозабвенно, что вокруг полицейского Управления уже собралась небольшая толпа зевак. — Да что же это деется на белом свете, люди добрые-е-е? Убили! Душегубство беззаконное, люди добрые-е! Не дайте убийце уйти от возмездия-а-а! Её пытались поднять с пола двое дюжих городовых, но безуспешно. — Кого убили? Кто обнаружил тело? Кто вызвал полицию? Как сюда попала эта кликуша?— спросил Штольман подчинённых. Евграшин тут же принялся объяснять ситуацию. — Убит плотник, Корней Ховрин с Юрьевской. Тело обнаружила мещанка Руконосова, о чём и оповестила громкими криками ближайшего городового. Тот остался караулить место происшествия, свистком подозвал напарника и направил его к нам. Причём эта самая Руконосова решила, что её гражданский долг состоит в том, чтобы оповестить полицию первой. Она бежала в участок так, что опередила городового Спешнева и сообщила нам обо всём сама. — Я слышал, — заметил Штольман. — Так, даму из участка выдворить. Толпу разогнать. Экипаж готов? — Так точно, — вытянулся Евграшин. На лице Анны, осторожно выглядывающей из-за плеча Штольмана, по-прежнему читалось сомнение. Духи не спешили оповестить её о происшествии, что было очень необычно. Штольман, не оглядываясь, направился к выходу, но когда проходил мимо стола Полынкина, наклонился к нему и тихо проговорил: — Сейчас отсюда выйдет Анна Викторовна. Присмотри. — Понял, ваше высокоблагородие, — кивнул парень. — Трогай! — раздался со двора голос Штольмана. Пролётка рванула с места не хуже сказочной кареты. Анна вышла из участка и посмотрела вслед клубам пыли, поднятой удаляющимся экипажем. — Не может быть… — повторила она тихо, постояла немного в задумчивости и, наконец, направилась в сторону библиотеки. Несколько минут Анна медленно брела по брусчатке, о чём-то напряжённо думая и машинально теребя в руках ридикюль. Она пыталась настроиться на беседу с Ольгой Танеевой, но ничего не получалось. Дух Корнея Ховрина к ней не приходил. Как так вышло? Пропустить явление духа было невозможно, оно сопровождалось для Анны не самыми приятными ощущениями. Вот и теперь, при одной мысли об убийстве мурашки пробежали у неё по спине. Но нет. Это была не просто игра воображения. Вслед за первой волной холода, подступающего к сердцу, подошла вторая. Дыхание остановилось, ноги отказывались идти дальше. Путь Анне преградил полупрозрачный дух. Но это был вовсе не плотник Ховрин. На Анну смотрела печальными тёмными глазами женщина лет тридцати пяти. Волосы уложены вокруг головы короной, на плечах яркий цветастый платок, губы ярко накрашены, но само лицо бело-синее, как сырой мартовский снег, покрытый жёсткой коркой наста. — Кто ты? — спросила Анна. Женщина молчала, только голову склонила к плечу, словно разглядывая своего медиума. Анна не сразу заметила, что у ног женщины, придерживаемая одной рукой за гриф, стоит семиструнная гитара. Дух тем временем внимательно оглядел девушку с головы до ног и, кажется, остался доволен. — Дух есть, а тела нет, — тихо произнесла вслед за этим призрачная женщина. — Тело есть, а духа нет. Штольман легко соскочил с пролётки и стремительно вошел через низенькую калитку на широкий двор. Двое городовых проследовали за ним. На заборе, как гроздья ягод на кусте смородины, висели многочисленные зеваки. Несколько человек даже просочились во двор. Не иначе, горластая Руконосова подняла на ноги весь околоток. Во дворе глазам надворного советника предстала весьма любопытная картина. Толпа переговаривалась вполголоса, стараясь не шуметь. На крыльце дома, прямо на деревянной ступеньке, сидела молодая растрёпанная женщина. Платок сполз ей на плечи, а на руку была намотана какая-то верёвка. Она тихо и монотонно выла на одной тонкой ноте. Ей заливисто вторили две мелкие брехливые собачонки, беспорядочно снующие по двору. Мешались под ногами выпущенные каким-то болваном из загона куры. За ними с восторженным визгом гонялся карапуз лет четырёх в длинной рубашонке и без штанов. Девочка постарше стояла у забора, протягивая руки вверх и зовя чёрного котёнка, который, видимо, вспугнутый шумом, запрыгнул на самый верх, а теперь боялся спуститься. Рядом с женщиной нерешительно топтался городовой, видимо, тот самый, что остался на месте происшествия. Им оказался незадачливый Синельников, которого Штольман хорошо помнил по нескольким весьма интересным эпизодам своей сыскной деятельности. Трупа не было. — Здравия желаю, ваше высокоблагородие! — приветствовал начальника Синельников. — Здравствуй, Синельников. Ну, где убитый? — Ушёл, ваше высокоблагородие, — с тяжёлым вздохом ответил городовой. — Что? Как ушёл? Объясни, будь любезен. Когда надворный советник начинал говорить так негромко и вежливо, то добра ждать не приходилось. Синельников ещё раз вздохнул и решительно, как будто прыгал с моста в реку, приступил к докладу. — Виноват, ваше высокоблагородие. Только я тут ни в чём не виноват. Извольте выслушать! — Слушаю, — буквально проскрежетал Штольман. Зрители так и подались вперёд в предвкушении замечательного развлечения…