Единожды ступив на этот путь...

— Тётя! — Неискренне обрадовалась Анна. — Добрый день, сударыня! — Сквозь зубы улыбнулся Коробейников. — Олимпиада Тимофеевна! — Радостно проскрежетал Яков Платонович. — А вы в Управление своё идёте? — Поинтересовалась дама. Все трое кивнули. — Тогда я попрошу любезного Антона Андреевича проводить Нюшеньку, а мы с дорогим Яковом Платонычем чуть-чуть приотстанем. Коробейников, обрадовавшись, что домогаться его вездесущая тётушка не собирается, подошёл к Анне и сказал: — Руку вам подать не могу, они у меня заняты. Пойдемте? — И добавил вполголоса: — Пока до нас с вами не добрались. Анна возражать не стала, хотя то и дело бросала на ходу взгляд через плечо: не нужна ли там её помощь? Между тем, Олимпиада Тимофеевна нежно взяла Якова Платоновича за локоток и очень проникновенным голосом спросила: — Яков Платонович, я, конечно, знаю, что в части соблюдения обычаев вы не признаёте авторитетов, но, скажите, уж корзинку-то вы, наверное, купили? — Что? — Не понял будущий зять. — Корзинку? Какую корзинку? — Ах, Боже мой! Не купили? Но как же вы собираетесь показать серьёзность своих намерений? — Строго спросила тётя Липа. Яков Платонович был человеком безукоризненно воспитанным и выдержанным, но в его голосе явственно зазвучали стальные струны, когда он ответил вопросом на вопрос: — Позвольте уточнить, Олимпиада Тимофеевна. Что же, до сих пор я никак не показал вам всю серьёзность своих намерений? — Ах, ну что вы, — пошла на попятный женщина, — конечно, показали. Но не стоит же из-за этого отменять такую красивую и полезную традицию. Да и нам с Нюшенькой спокойнее будет. — Да я в толк никак не возьму, о чём вы, — развёл руками Штольман. — Говорите яснее! — Ну, Яков Платоныч, вы прямо как на допросе в своём кабинете. «Говорите яснее!» — со смешком передразнила его тётушка. — Всё-то вам приходится на блюдечке подносить. Штольман заставил себя вспомнить о князе Разумовском, Жане Лассале, Ферзе, Гроховском, Мореле, магистре ордена убийц и ещё о нескольких злодеях, по сравнению с которыми тётя Липа была безобидной, как старушка на паперти. После этого он счёл себя в состоянии любезно улыбнуться и продолжить беседу: — Что ж, Олимпиада Тимофеевна, я слушаю вас внимательно. — Обычно в день венчания утром жених присылает невесте в подарок небольшую корзинку. Положить в неё можно, что угодно — рукоделье, сладости, фрукты. Это делается в знак того, что молодой человек твёрд в своих намерениях и готов в назначенный час явиться в церковь. Если же жених, не дай Бог, передумал, то корзинку он не присылает, и тем даёт понять, что невесте ехать к храму не нужно. Представьте, сколько брошенных несчастных невест были избавлены от позора благодаря такой маленькой, но полезной уловке. — Спасибо за интересный рассказ, Олимпиада Тимофеевна. Я приму это к сведению, — кивнул Штольман. — А теперь, с вашего позволения, мы пойдём. Нас ждёт служба. — Ах, какая такая служба может быть у молодой девушки! — попыталась возмутиться тётя Липа, но все трое уже ушли вперёд. — Ещё и корзинка эта, — негодовал Штольман по дороге. — У меня совершенно нет времени заниматься такой ерундой. Простите, Анна Викторовна, может быть, вам это кажется важным… — Яков Платонович, — улыбнулась Анна, — если вас не будет в нужное время у церкви, я вас найду и приведу туда, даже не сомневайтесь. — Пожалуй, это я вас приведу, — не уступал Яков. — Ведь вы, наверняка, отвлечётесь на беседу с очередным духом. — Яков Платонович, а вы попросите Ульяшина купить эту самую корзинку, — предложил Коробейников. — Он у нас малый сообразительный. И живёт недалеко от Ярмарочной. Да он только рад будет вам услужить. — Удобно ли это? — засомневался Штольман. — Ещё как удобно, — заверил его помощник. — Я сам с ним поговорю. Войдя в здание, успевшее стать всем троим родным домом, они попросили Полынкина, встретившего их в приёмном, сделать им кофе, и, как обычно, устроились для дальнейших размышлений в кабинете. — Кстати, — вспомнила Анна. — Я сегодня в ателье видела ту самую загадочную даму, которая приехала в дом к городскому голове. — И что? — Тут же вскинулся Штольман. — Похоже, это не та, о ком мы подумали. Её зовут Зинаида Романовна. Но приехала она именно из Петербурга. Я продолжаю сомневаться, но похоже… всё-таки… — Из Петербурга… — задумчиво повторил Штольман. — Имя самое обычное. Хотя… — Вы догадываетесь, кто это, Яков Платонович? — Пока что нет. Но попытаюсь вспомнить. Вернёмся к нашим делам насущным. Антон Андреич, где там ваша знаменитая гитара? — Вот она, — Коробейников разложил на столе шефа останки почившего насильственной смертью инструмента. — Яков Платонович, о чём же вам рассказала эта птичка? — Это не просто птичка, друзья мои. Это целая история. Коллеги уселись поудобнее и приготовились слушать. — Вы, Антон Андреевич, без сомнения, регулярно читаете полицейские сводки, и должны знать о таком выдающемся уроженце нашей губернии, как Игнат Маслов. — Конечно знаю, — кивнул Коробейников. — Игнат Маслов по прозвищу Жулан. Лихой человек. Грабёж, разбой, вымогательство, убийство. Просто мастер на все руки. — А как получил он своё прозвище, знаете? И что оно вообще означает? — Честно говоря, нет, — признался Коробейников. — Всегда думал, что это что-то вроде «князь» или «бугор». — Нет. Жулан — это птичка. Небольшая такая, размером со скворца. Только вот есть у неё одна особенность. Жулан — хороший охотник, ловит шмелей, мух, но может и мышку-полёвку поймать, и мелкую ящерку изловить. Но прежде, чем склевать свою жертву, он её нанизывает на еловую иголку, тонкую веточку или шип и ждёт, пока жертва издохнет и слегка подвянет. И лишь потом приступает к трапезе. — Жуть какая, — Анну даже слегка передёрнуло от таких подробностей. — Вот эта маленькая птичка? — А что вы думали, Анна Викторовна? Ведь мы с вами не задумываемся об участи маленького червячка, которого глотают такие милые и пушистые птенцы. Так заведено в природе. — Вы правы, Яков Платонович. Глупо примерять законы зверей и птиц к миру людей. Но ведь чем-то Игнат Маслов заслужил такое прозвище? — Совершенно верно, заслужил. Дело в том, что этот злодей предпочитает холодное оружие. Почти все его жертвы погибли от удара шилом, стилетом, ножом. В чести у него также пика или жабокол, а попросту — бандитская заточка. — И как смогла несчастная Васса полюбить такое чудовище? — Спросила Анна. — Любовь зла, Анна Викторовна. Возможно, бедная певица не сразу поняла, что он чудовище. Ведь Игнат, наверняка, не хвастался перед ней ожерельем из ушей, отрезанных у поверженных врагов. Ожерелья и кольца были совсем другими — многие барышни, в отличие от вас, Анна Викторовна, весьма ценят внешний блеск. И потом, Жулан действительно сделал из дешёвой певички известную исполнительницу. Среди уголовников об этой паре ходит немало историй. Говорят, что сначала он не увидел её, а услышал. Лежал пьяный под столом в каком-то притоне, в котором она нанялась развлекать публику. А услышав её пение, протрезвел, встал и слушал, не шелохнувшись, весь вечер. Вот так в жизни бывает. Убийца и злодей, оказывается, любил музыку. — Какая романтическая история, — вздохнул Коробейников. — Но в свете всего сказанного вами, Яков Платонович, нам следует ожидать в Затонске явления этого самого Жулана. Ведь он собирается сбежать с каторги к своей Вассе. — И представьте, — подхватила Анна, — что будет, когда он узнает, что она мертва. Он, наверняка, примется искать виновных и мстить! — Вы в самую суть смотрите, дорогие мои, — вздохнул Штольман. — А значит, мы должны найти и убитую, и убийц раньше, чем Жулан. И самого беглеца перехватить. И ещё, хочу заметить, меня не покидает ощущение, что наша с вами история как-то связана с делом Жулана и Вассы. — Явных связей я не вижу, — признался Коробейников. — Явных тут и нет, — заметил его шеф. — Все найденные нами нити связаны в один тугой узел. И в тот самый момент, когда близка развязка, в расстановку фигур вмешиваются ещё два персонажа. Случайность? Совпадение? Может быть. — А может быть и нет, — задумчиво договорила недосказанное Анна. — Кстати, как там Полынкин? Надо подойти и расспросить, как себя чувствует мой спаситель. — Нормально он себя чувствует, — жестом остановил её Штольман. — С утра кофе пил, улыбался во весь рот и рассказывал очередную байку про свою службу в армии. Давайте работать. У нас остаётся всё меньше и меньше времени… Вечером Яков Платонович сообщил Анне, что хочет ещё раз наведаться в гости к будущим родственникам. Анна рассмеялась и предположила, что он уже соскучился по тёте Липе, но Штольман сказал очень серьёзно: — Я весь день пытался вспомнить, где в последнее время мне могло послышаться это имя — Зинаида Романовна. И я хочу проверить одно предположение. — У нас дома? — удивилась Анна. — Возможно, — сдержанно сообщил Яков Платонович. — Что ж, идёмте, папа с дядей будут очень рады. Мама будет делать вид, что рада. Ну а тётя Липа… — Я сегодня сам её порадую, обещаю, — улыбнулся Штольман и привычным уже жестом взял Анну за руку, чтобы поцеловать маленькую тёплую ладошку. Где-то рядом смущённо кашлянул Коробейников. — Антон Андреевич, вы ещё здесь? — Досадливо оглянулся на него надворный советник. — Вас там Сильфида не заждалась? — Меня уже нет, вам показалось, — ответил Коробейников и поспешно вышел прочь. Антон Андреевич целый день был мрачен и никак не мог решиться на что-то определённое. Вчера ему показалось, что Ольга Сергеевна его обманула. Потом он подумал, что не обманула, а просто скрыла от него какие-то свои неприятности. Потом он хотел незамедлительно бежать к ней, чтобы предложить любую помощь, какая только будет в его силах. Потом начал опасаться, а нужна ли ей его помощь. Может быть, он лишь мешает, особенно, если у неё есть от него какие-то тайны. Наконец, измучившись до предела, Коробейников решил немедленно идти к дому предводителя дворянства, где до сих пор проживала Оленька, и попробовать вызвать её на откровенный разговор. В доме ему доложили, что Ольга Сергеевна гуляет в саду. Коробейников бывал здесь прежде, и отлично знал любимые места своей Сильфиды — короткую аллею, обсаженную отцветшими уже кустами сирени, маленькую деревянную лавочку под ёлками, беседку-ротонду у оврага, почти около самого забора. К беседке он и направился первым делом. Уже начало темнеть. Коробейников шёл не спеша, дыша свежим вечерним воздухом и собирая в кулак всю свою решимость. Когда до беседки оставалось около десяти саженей, он услышал голоса и тут же спрятался за стволы ближайших деревьев. Один голос явно принадлежал Оленьке. Другой был, чёрт побери, мужским, причём довольно молодым. Слов было не разобрать, так как говорили собеседники очень тихо. Антон Андреевич, вспомнив уроки Штольмана, начал подбираться к беседке, ловко и бесшумно. Приблизившись на такое расстояние, чтобы и оставаться незамеченным, и иметь возможность слышать разговор, он замер и обратился в слух. — Уходи, Базиль, прошу тебя, — сказала Ольга Сергеевна грустным усталым голосом. — Повторяю в сотый раз, уходи. Я не хочу тебя видеть. Ты понимаешь меня? Не хочу. — Оленька, милая, любимая, послушай, — горячо и торопливо возражал мужчина. — Это такой шанс, который мы не должны упускать. Мы снова будем вместе, несмотря ни на что. Соглашайся, любимая. — Если ты сейчас не уйдешь, я позову людей, — сказала Оленька. В голосе её слышалась безнадёжность. А, может быть, и нет. Может быть, это было сомнение? И никого она звать не собиралась. И просто хотела, чтобы таинственный мужчина её упрашивал, уговаривал, стоял перед ней на коленях и умолял, целуя руки, а может, и ноги. И он таки встал на колени, негодяй, и взял её за руки. Коробейникову до жути захотелось выскочить из своей засады и достать револьвер, но сомнения продолжали грызть его душу. Стоит ли? Не будет ли он тут лишним, смешным и жалким третьим лишним? — Уходи, Базиль, — Ольга Сергеевна всё-таки вырвала свои руки из лап мерзавца. Коробейников еще чуть побольше высунулся из своей засады. Теперь ему стал гораздо лучше виден его счастливый соперник. — Уходи, — повторила Ольга, на этот раз жёстко и зло. И неизвестный мужчина, наверное, уловив в её голосе незнакомую прежде твёрдость, встал с колен и медленно, спиной вперёд, двинулся к выходу из беседки. А потом развернулся, сбежал по ступенькам и скрылся среди деревьев. — Я ещё приду! — бросил он на прощание, прежде чем ветви сомкнулись за его спиной. Оленька села на скамью и закрыла руками лицо. Коробейников стоял в своём укрытии и не знал, что предпринять. Только что на его глазах из беседки вышел высокий мужчина в серой поддёвке и со светлыми кудрями, выбивающимися из-под серой фуражки. Бежать за ним, чтобы доставить в управление и допросить? Проследить, не выдавая себя? Мчаться в беседку к Сильфиде-обманщице, чтобы потребовать у неё объяснений? Коробейников колебался между чувствами и долгом, потом, когда на ум пришёл светлый и безупречный образ любимого шефа, долг перевесил. Антон Андреевич выбрался из своей засады и проследовал за незнакомцем в серой поддёвке.