Единожды ступив на этот путь...

— Городского голову? Санжаровского Илью Артемьевича? — переспросил Виктор Иванович, хотя вопрос Штольмана был обращён к супруге адвоката. — Я точно знаю, что приглашали. Конечно, Маша сама лично занималась рассылкой приглашений, и выбирала образцы в типографии тоже сама. Мария Тимофеевна послала любимому супругу очаровательную улыбку, а будущего зятя окинула подозрительным взглядом. Что это он опять свои странные вопросы задаёт? — Но я и сам отлично знаю, — продолжал глава семейства, отхлёбывая чаю из изящной фарфоровой чашечки, — что на свадьбе будут все лучшие люди нашего города. Господин Санжаровский в том числе. Я, кстати, был у них в доме сегодня. Штольман об этом прекрасно знал. С того самого часа, когда Анна рассказала о встрече с таинственной незнакомкой у дверей кондитерской, за домом городского головы велось наблюдение. Полиции было известно, кто и когда приходил в дом, когда уходил и сколько в этом доме пробыл. Таинственная дама показывалась несколько раз. Гуляла по городу, ходила по лавкам и магазинам, дефилировала по саду. Не разговаривала ни с кем из горожан, кроме случаев крайней необходимости, как, например, с продавцами. Лица так ни разу и не открыла. И удобного случая, чтобы нагрянуть в дом к Санжаровским, как назло, ни разу не представилось. Но раз уж Виктор Иванович сам заговорил о своём визите к городскому голове, оставалось только вежливо и непринуждённо подхватить предложенную тему. Для начала Яков Платонович продегустировал миндальное пирожное, восхитился и спросил, кто из прекрасных дам создал сей шедевр, чем вогнал в краску Олимпиаду Тимофеевну. Оказалось, это она в промежутке между предсвадебными хлопотами умудрилась уделить время угощению для дорогого гостя. Штольман ещё раз рассыпался в похвалах, а потом тем же светским тоном осведомился: — А что за дело было у вас в их доме, Виктор Иванович? Что-то по адвокатской части? Если это не профессиональная тайна, конечно. — Нет, не тайна. Обычное семейное дело. Матушка Ильи Артемьевича в двадцать восьмой раз переделывает своё завещание. Иногда мне кажется, что я не доживу до того момента, когда придётся это самое завещание оглашать. Все засмеялись. Сварливый нрав почтенной старушки был хорошо известен в городе. — А могу я взглянуть на список гостей, раз у нас уж пошёл такой разговор, — попросил Штольман. — Я думаю, что мне тоже необходимо знать, с кем придётся разделить самый счастливый день в моей жизни, — он осторожно положил свою ладонь на руку сидящей рядом Анны. — Яков Платоныч, как я довольна, что вы наконец-то участвуете в обсуждении собственной свадьбы, — обрадовалась тётя Липа. — Конечно, я сейчас принесу список. Отсутствовала она не более трёх минут. Штольман всё это время героически поддерживал непринуждённую светскую болтовню, так что даже Мария Тимофеевна была приятно удивлена: может ведь, когда захочет, быть милым и общительным, полицейский сухарь! Принесённый список жених и невеста изучали вдвоём, не спеша и внимательно. Оба одновременно заметили то самое имя и многозначительно переглянулись. Затем для вида перелистали перечень гостей до конца. — Что ж, действительно, будет собрано блестящее общество, — признал очевидное Штольман. — И всё благодаря вам, Виктор Иванович, и вам, Мария Тимофеевна… Супруги Мироновы ответно заулыбались будущему зятю. — …И вам, Олимпиада Тимофеевна… — почтенная женщина лишь махнула рукой, мол, ах, что вы. — И… — Яков Платонович осёкся, переведя взгляд на четвёртого будущего родственника. Уж кто-кто, а Пётр Иванович принимал в организации торжества ещё меньшее участие, чем жених с невестой. Неловкую паузу прервала Анна: — Смотрите, а число гостей по-прежнему чётное! — Да, я помню, — сказал Штольман. — Но это не проблема. Олимпиада Тимофеевна, я лично обещаю вам ещё одного гостя. — Это весьма правильно. И кто же он? — живо заинтересовалась тётя Липа, довольная тем, что старинная примета всё же будет соблюдена. — Надо выслать приглашение по всей форме. — Не надо. Это будет небольшой сюрприз. — Э-э… Вообще-то так не положено, но раз вы так хотите… — неуверенно проговорила тётушка. — Поверьте мне, всё будет замечательно. — Ну хотя бы сообщите, мужчина это или дама. Это необходимо учесть при рассаживании гостей за стол. — Мужчина, — ответил Штольман. — И пока это всё, что я вам скажу. Да, кстати. Я, просматривая список, наткнулся на имя, которое мне незнакомо. Смотрите, Санжаровская Полина Ильинична — зачёркнуто, и приписано затем: Гудович Зинаида Романовна. — Так это получилось оттого, что старшая дочь Ильи Артемьевича, Полина, спешно отбыла в Петербург, — пояснил Виктор Иванович. — Сначала на ваше бракосочетание была приглашена вся семья — сам Санжаровский, его супруга и старшие дети, сын и дочь. Но двоюродная сестра Санжаровских пригласила семью на крестины своей племянницы, в Петербург. Наш глава управы сейчас очень занят текущими делами, поэтому отпустил дочь представлять в столице всю семью. Причём так совпало, что в это самое время погостить в Затонск прибыла их дальняя родственница… Э-э, столь дальняя, что я никак не мог запомнить эту степень родства. — Зинаида Романовна — кузина свояченицы Ильи Артемьевича, — пришла на помощь мужу Мария Тимофеевна. — Между прочим, она — фрейлина самой императрицы! Это большая удача, что она будет в числе наших гостей! — Вот как! Зиночка Гудович! А я и не знал, что она в Затонске, — вклинился в общую беседу Пётр Иванович, до тех пор предпочитавший не отрываться от более приятного общения с графином и рюмкой. — Какая она вам Зиночка! — немедленно вспыхнула Мария Тимофеевна. Пётр Иванович невозмутимо пожал плечами: — Да я её знаю по Петербургу. Очень милая особа. И совершенно проста в общении, не кичится своим положением, всегда приветлива и мила, — дядюшка особо выделил слово «всегда», явно намекая на непростой характер своей невестки. — А вы, Виктор Иванович, встречались с ней в доме господина Санжаровского? — поинтересовался Штольман. — Беседовали с ней? — Нет, Яков Платонович. Она отчего-то не пожелала выйти к нам в гостиную, отговорилась лёгким нездоровьем. Я подозреваю, — со смешком продолжил адвокат, — что бедная гостья не вовремя попалась на глаза матушке Ильи Артемьевича, и та заговорила её до головной боли. Мария Тимофеевна не одобряла подшучиваний над высокопоставленными лицами. Почувствовав по яростному сверканию глаз будущей тёщи, что далее развивать эту тему опасно, Штольман попросил позволения посидеть с невестой вдвоём на террасе или в беседке. Виктор Иванович отцовской волей позволение дал, и Яков с Анной вышли на свежий воздух, предварительно попросив накрыть им столик и принести ещё чаю, а главное — чудных пирожных тёти Липы. Уходя на террасу, Анна подмигнула дяде, и он, поняв её с полувзгляда, посидел ещё немного в столовой, а затем тоже запросился на волю, не забыв прихватить с собой заветный графинчик. — Не стану скрывать, что нас очень интересует эта таинственная гостья, — объяснял Яков Платонович спустя примерно полчаса. — Это внезапное появление в нашем городе столь важной особы несколько странно, вы не находите, Пётр Иванович? — Нет, не нахожу, — невозмутимо ответствовал дядя. — Когда-то, ещё гимназисткой, она уже бывала в нашем городе, и ей этот визит надолго запомнился. — Ещё бы. «Кто Затонска не видал, тот в Европе не бывал», — процитировал Штольман. — Вот-вот, примерно так и есть, — подхватил Пётр Иванович. — А сейчас Зинаида Романовна пребывает в тоске и любовном томлении. Вероятно, Петербург ей наскучил, она решила развеяться, вот и прибыла сюда. Жаль, я не знал, можно было бы навестить старую знакомую, поболтать, повеселиться. — Дядя, я ничего не поняла, расскажи всё подробно, — потребовала Анна. — Почему тоска? Отчего развеяться? И почему ты так уверен, что в её обществе тебе будет весело? А почему она постоянно ходит по городу, закрыв лицо вуалью, ты тоже знаешь? — Изволь, Аннет, я расскажу всё, что мне об этой даме известно, ибо я старый пьяница и сплетник, и мне позволено многое из того, что неприлично было бы тебе или твоему жениху, — Пётр Иванович заговорщицки подмигнул Штольману. Тот лишь усмехнулся в ответ. Пётр Иванович всегда был человек-сюрприз. — Вот уже на протяжении нескольких лет… Не буду уточнять, скольких именно, поскольку большинство дам увидели бы в этом намёк на свой возраст… Так вот, на протяжении нескольких лет в числе фрейлин её величества выделялись две замечательные молодые девушки. Обе красавицы и очаровательницы, причём неразлучные подруги. Они удивляли окружающих как своим несомненным сходством, так и множеством отличий друг от друга. Начнём с того, что одна из них была брюнеткой, а вторая блондинкой. Одна была умна, проницательна, хитра и ловка, а вторая проста, бесхитростна и, простите меня, не обладала большим умом, зато привлекала к себе весёлостью и легкостью нрава. Её величество очень ценила первую из них за то, что её изощрённые шутки, колкости, остроумные наблюдения за придворной жизнью и меткие эпиграммы всегда забавляли и саму императрицу, и её окружение. Вторая не могла похвастаться такой наблюдательностью и остротой языка, зато так заразительно смеялась над шутками своей подруги, всегда была так весела и улыбчива, что не любить её было просто невозможно. А когда среди придворных дам вспыхивали ссоры, она лишь двумя-тремя доброжелательными фразами умела погасить взаимное недовольство и вернуть мир и согласие в дамское общество. Её величество так и звала их: «Мои дорогие Ниночка и Зиночка». — Ниночка, — повторила Анна. — Я так сразу и подумала. — Да, Аннет. Смешливая добросердечная блондинка — это и была Зиночка Гудович. — А остроумная и язвительная брюнетка… — добавил Штольман. — Да-да. Ваша старая знакомая, Яков Платонович. Она самая. — Я ничего не знал об этой стороне её жизни, — покачал головой Яков Платонович. — О, вполне понятно. Эта дама не из тех, кто раскрывает имена своих друзей или других сердечных привязанностей. И тем не менее, это факт. Девушки довольно долгое время дружили, и находили в том взаимную выгоду. — Вот-вот, про выгоду — это уже понятнее. И в чём же была эта выгода? — Я уже упомянул о том, что Ниночка и Зиночка были в чём-то похожи друг на друга. А именно – ростом, фигурой, телосложением. При этом придворная жизнь выработала у них схожую манеру держать себя — эта гордая осанка и полная грации и достоинства походка, которая, несомненно, знакома вам… Анна с недовольным видом кашлянула. Пётр Иванович понял, что следует быть осторожнее в выражениях, и продолжил, нимало при том не смутившись: — Э-э, о чём это я… Так вот, если бы вы одели обеих дам в похожие платья, сверху накинули плащ или пелерину, а лицо и волосы скрыли под шляпкой и вуалью, то перед вами встали бы натуральные сёстры-близнецы. В ранней молодости обе были большими проказницами и с удовольствием этим пользовались. Разыграть кавалера во время бала-маскарада… — Да-да, помните дело Коломбины? — заметила Анна. — Что-то вроде этого, ты права, Аннет. Или назначить свидание от имени одной, а прибыть на него другой, чтобы отделаться от назойливого ухажёра. Или вот ещё, был случай, когда её величество дала Нине Аркадьевне одно маленькое, но ответственное поручение — надо было срочно доставить по адресу лично в руки получателю некое письмо… А, поскольку госпожа Нежинская в тот момент была занята какими-то своими личными делами, то попросила лучшую подругу выполнить задание вместо неё. И потом, когда потребовалось дать отчёт о выполнении сего секретного дела, свидетели подтвердили, что видели посланницу в нужном месте в нужное время. — Дядя! — удивилась Анна. — Откуда тебе известны такие подробности? А не пользовался ли ты сам особым расположением госпожи Гудович, а? — И племянница кокетливо, с намёком, заломила бровь. — Аннет, да ты что! — запротестовал Пётр Иванович. — Да как ты могла подумать! Хотя, что это я оправдываюсь. Да, готов признаться, одно время я лелеял надежды… — старый ловелас состроил такую уморительную гримасу, что Анна и Яков рассмеялись. — Но увы, увы… Просто мы с Зиночкой часто виделись в одном доме общих знакомых, принадлежащих к весьма знатной и почтенной фамилии. Не буду называть имён, и так я сегодня раскрыл слишком много секретов… — И что же, они дружны до сих пор? — Штольмана было сложно сбить с делового настроя, он постоянно отслеживал основную мысль беседы. — Нет, мои дорогие, нет. Ничто не вечно под луной, — Пётр Иванович несколько раз кивнул с весьма грустным видом. — Они по-прежнему связаны делами службы, соблюдают приличия и внешнее дружелюбие по отношению друг к другу, но их пути разошлись. Госпожа Нежинская не видела, да и, возможно, до сих пор не видит своей жизни без интриг, опасностей и заговоров. Вся жизнь для неё — игра, забава. А что хуже всего — чужие жизни ей кажутся всего лишь игрушками в этой забаве. Зиночка же — совсем, совсем другая. Пределом её мечтаний всегда был удачный брак. Она и на должность фрейлины всегда смотрела как на прекрасную возможность для поиска достойной партии. Но долгое время бедняжке не везло. И вот, настало то время, тот самый опасный возраст, который близок к роковой черте. Ещё несколько лет — и тебя перестанут воспринимать как девицу на выданье, и ты перейдешь в разряд тех фрейлин, что состарились на императорской службе и тихо доживают свой век в выделенных для них покоях при особе своей покровительницы. — Бедняжка, — вздохнула Анна с искренним сочувствием в голосе. — Но постой, дядя. Ты что-то говорил о любовной тоске. Что же было дальше, рассказывай. — И тут — voilà! — судьба в лице давней подруги преподносит ей подарок. Ведь именно Нина Аркадьевна приложила руку к устройству судьбы нашей дорогой Зиночки. — Да как же это? — удивилась Анна. — Как уютно вы здесь сидите, — послышался голос Марии Тимофеевны, в котором недвусмысленно звучала лёгкая ревность. Троица беседующих была так увлечена разговором, что не заметила подошедшую мать семейства. Пётр Иванович — тот вообще довольно сильно вздрогнул, едва не опрокинув очередную рюмочку на скатерть. — Может быть, ещё чаю? — предложила между тем хозяйка. — Кофе? Сливок? Сахара? Домашнего варенья? Нынешний урожай яблок и слив ещё не скоро, но наша Прасковья в прошлом году заготовила так много, что остался ещё порядочный запас для дорогих гостей. — Машенька, дай же молодым посекретничать друг с другом, — подошедший Виктор Иванович обнял супругу за плечи и попытался увести в дом. — К тому же вечереет, становится прохладно, а у тебя платье открытое. Пойдём в дом, дорогая. Уходя, почтенный адвокат обернулся через плечо и задорно подмигнул. — Но, Виктор, — ворчала слегка упирающаяся Мария Тимофеевна, — ты не хуже меня видел, что секретничают они вовсе не друг с другом, а с твоим несносным братцем. Воображаю, какие наставления по части семейной жизни он им даёт! — Ну, не преувеличивай, — ворковал в ответ Виктор Иванович. — По части житейской мудрости Пётр и вправду может дать несколько ценных советов. Пойдём. Я вот очень хочу чаю с вареньем! — Дальше, дядя, рассказывай дальше, — потребовала Анна, когда чета Мироновых скрылась в доме. — На одном из вечеров в доме княгини… Неважно какой княгини. На одном из вечеров Нина Аркадьевна познакомила Зиночку с неким господином Левашовым — дальним родственником графа Левашова, Одесского градоначальника. Николай Николаевич Левашов по годам чуть младше Зиночки, но весьма разумный и деловой человек. Служит он по дипломатической части, кажется, одним из помощников нашего посла во Франции, и в пору знакомства с Зиночкой находился на родине в краткосрочном отпуске, по окончании которого вновь отбыл в Париж. Надо сказать, что молодые люди сразу понравились друг другу. К тому же их характеры взаимно дополняются самым великолепным образом. Господин Левашов серьёзен и строг, а Зиночка Гудович, сама доброта и весёлость, прекрасно его уравновешивает. Идеальная пара, право слово, просто идеальная! — И, стало быть, они теперь помолвлены, да? — улыбнулась Анна. Непроизнесённое «как и мы» при этом отчетливо повисло в воздухе. — Совершенно верно. Сразу же после помолвки Николаю Николаевичу пришлось уехать. Свадьба назначена на осень, но до той поры влюблённые вряд ли смогут увидеться. В настоящее время наша миссия в Париже развила просто-таки бурную деятельность. В высших кругах поговаривают о том, что дело идёт к серьёзному политическому союзу. Так что долг удерживает господина Левашова вдали от любимой. — Всё это прекрасно, — подал голос Штольман, доселе слушавший эту историю любви в молчании. — Но что всё-таки она делает здесь, в Затонске? — Коротает время, пытается развеяться, — пожала плечами Анна. — Нежинская ничего и никогда не делает просто так, — отрезал Штольман. — Всё это неспроста. Это Нежинская их познакомила. Это Нежинская устроила их брак. И, наверняка, госпожа Гудович считает себя обязанной по этому поводу. А теперь Зинаида Романовна расхаживает по Затонску в платьях Нины Аркадьевны. Почему? Зачем? — Давайте подумаем об этом завтра, — попросила Анна. — Уже поздно, и ни одна здравая мысль не приходит мне в голову. Спасибо, дядя. Ты нам сегодня очень помог. — А ну-ка хватит здесь уединяться! — на этот раз беседу трёх заговорщиков нарушила тётя Липа. — Вечер-то какой! Мы все тут прекрасно уместимся. Прасковья, самовар неси! Я сейчас за пледами схожу, вдруг кто замёрзнет. Особенно ты, Нюшенька, в таком-то лёгком платьице! А вам, Яков Платонович, рекомендую отдать должное вот этому бисквиту. Я узнала его рецепт от одного французского повара… И не было на свете второго такого Виктора Ивановича, который смог бы обуздать этот бьющий через край жизнерадостный фонтан…