Единожды ступив на этот путь...

— Нет-нет… Я не хотела вам мешать, я вижу, что вы заняты, я, наверное… — пролепетала Оленька и остановилась на полуфразе, когда её взгляд встретился со взглядом Антона Андреевича. Коробейников смотрел на неё с таким смятением в глазах, что госпожа Танеева опустила взор и покраснела, как пойманная на списывании гимназистка. — Пожалуй, мы можем немного отложить наши дела, — решил Штольман, бегло окинув взглядом эту сцену и поняв, что не всё так просто. — Входите. Мы вас внимательно выслушаем. Присаживайтесь. Евграшин, убедившись, что барышня, проникшая в кабинет сурового начальника, имеет все шансы остаться в живых, покинул кабинет. Ольга Сергеевна робко присела на стул у окна, вздохнула, потеребила бахрому на своей сумочке, но потом всё же решилась начать. — Сегодня утром я зашла к своему знакомому… Он снимает комнату на Посадской. Так вот, дома я его не застала. Хозяйка сказала, что ночевать он не приходил. Дело в том, что в последний раз я виделась с ним вчера поздно вечером, и расстались мы… не очень хорошо. Я боюсь, не случилось ли с ним чего. Скажите мне, будьте так добры. Сегодня ночью не было ли в городе несчастных случаев, ограблений… — голос Ольги Сергеевны дрогнул, но она перевела дыхание и всё-таки закончила фразу, — убийств? Повисла пауза. Не очень длинная, но многозначительная. — Так-так, — Штольман поправил манжет, переставил с места на место свой стакан из-под кофе и пристально взглянул в лицо своему помощнику. — Антон Андреевич, напомните, пожалуйста, где там вы прогуливались вчера вечером? Тот промолчал, лишь с громким сопением отвернулся и уставился в раскрытое по случаю тёплой погоды окно. — А не будете ли вы так любезны, Ольга Сергеевна, назвать имя вашего знакомого? — Стромилов. Василий Борисович Стромилов. Мы с ним знакомы с детства. Он младший сын помещика из нашего уезда и друг нашей семьи. Вернее, был. Вернее, другом семьи остался, но… — Оленька запуталась и беспомощно взмахнула руками. — Впрочем, это совершенно неважно. Нет ли у вас каких-либо сведений о нём? Если он пропал, то надо сообщить родственникам, организовать поиски. Борис Борисович, его батюшка, поверьте мне, не пожалеет никаких средств, чтобы… — Не волнуйтесь так, Ольга Сергеевна, — перебил Штольман, которому сделалось жаль бедную девушку. Она была действительно взволнована, даже испугана. У нее дрожал голос, а руки так стискивали вышитую сумочку, что пальцы побелели. — Я думаю, что на ваш вопрос у нас есть самый положительный ответ. Дежурный! — воззвал сыщик. В кабинете тут же появился бдительный Евграшин. — Приведите-ка к нам господина из пятой камеры, пожалуйста. — Слушаюсь, ваше высокоблагородие! Сей момент! — Евграшин как всегда незамедлительно кинулся выполнять приказание. Через несколько минут в кабинет ввели помятого блондина в серой поддёвке. Заметив Ольгу Сергеевну, он тут же кинулся к ней, но сильная рука городового держала крепко, и арестант, поняв, что не сможет сделать и шагу, бухнулся на колени прямо там же, где стоял. — Оленька! — возопил он, протягивая руки к сжавшейся на своём стуле девушке. — Ты пришла! Ты пришла за мной! Значит, для меня ещё не всё потеряно, правда? Ну скажи мне, что это правда! — Так это в самом деле господин Стромилов, — прокомментировал Штольман, причём его спокойный голос совершенно не вязался с напряжённым драматизмом этой сцены. — Что ж, будем считать, что личность задержанного установлена. Прочие персонажи не были так спокойны. Ольга вместе со своим стулом забилась в самый угол кабинета, как бы желая оградить себя от бурных порывов блондина. Коробейников привстал из-за стола и обеими руками ухватился за столешницу. Казалось, он весьма близок к тому, чтобы выпрыгнуть на середину комнаты и вцепиться в горло этому назойливому герою-любовнику. Анна Викторовна смотрела на разыгрывавшуюся перед ней сцену во все глаза, боясь пропустить хоть слово. Ей сразу вспомнились все сомнения, которые они с Яковом Платоновичем испытывали когда-то по поводу госпожи Танеевой. Теперь, когда выяснилось, что этот господин в сером не связан со шпионами и не представляет опасности, Ольгу Сергеевну, получается, тоже подозревать не в чем. Их связывает нечто другое. Нечто личное. Наверное, Штольман тоже это понял, и сейчас отпустит обоих с миром, пусть договариваются где-нибудь в другом месте. Но как любой женщине, Анне было любопытно, в чём же тут дело. Надо было отдать должное Ольге Сергеевне. Она всё же поняла, что поставить точку в этом спектакле надо ей, и постаралась овладеть собой. — Яков Платонович, в чём виноват господин Стромилов? Надеюсь, он не совершил никакого серьёзного преступления, и вы можете его отпустить? Если он нанес ущерб кому-либо, я заплачу сколько потребуется. Или же найму для него адвоката. — Оленька, ангел мой! — драматически провыл Стромилов, поднимаясь с колен. — Нет, я бы не сказал, что он совершил серьёзное преступление. Всего-то залез в сад к предводителю дворянства, а когда сотрудник полиции попытался его задержать, оказал сопротивление. — Он не виноват, господин Штольман. Он никуда не залезал. Это я его позвала. Вы же знаете, что я ещё не нашла себе постоянной квартиры и живу в доме господина Извекова. Он приходил ко мне. Мы поговорили, и я попросила его удалиться. Наверное, это испортило ему настроение, поэтому он и оказал сопротивление… Коробейников не выдержал и смущённо кашлянул. — Это вам, Антон Андреевич, он оказал сопротивление? Простите его, он не хотел плохого. Я думаю, что могу за него ручаться. Прошу вас, отпустите его, Яков Платонович. — Оленька… — снова завёл свою песню блондин, но госпожа Танеева встала со стула, шагнула к Стромилову, встала с ним лицом к лицу и неожиданно резко и сурово отчеканила: — А ты, Базиль, не обольщайся. Я хочу помочь тебе исключительно из уважения к твоему батюшке. Ты мне глубоко противен, и я не хочу больше тебя видеть. Запомни это! Бедный Базиль чуть не упал, услышав эту отповедь. — О…Оленька… — пролепетал он, но она топнула ногой и повторила: — Запомни. Не хочу тебя знать. Никогда! После чего гордо вскинула голову и вернулась на своё место. Коробейников стоял ни жив ни мёртв, то краснея, то снова бледнея. Вот так Сильфида! А он-то считал её нежной фиалкой! Это не Сильфида, а валькирия какая-то! — Могу вас успокоить, Ольга Сергеевна. Если Антон Андреевич не будет предъявлять к господину Стромилову претензий… — Не буду, — пробурчал Коробейников. — …то мы, несомненно, после некоторых формальностей отпустим его восвояси. Если вы так уверены в своём желании избежать в дальнейшем его общества, то объясните ему, что лучше будет, чтобы он отбыл из нашего уезда к своему постоянному месту жительства. — Я ему уже всё объяснила, — ответила Ольга Сергеевна. — И, смею надеяться, что он меня понял. Стромилов даже не пошевелился. Вид у него был совершенно убитый. — Что ж, уводите, — разрешил Штольман. — Я знаю, что отнимаю у вас время, — сказала Оленька, когда Василия Борисовича увели и все присутствующие более-менее успокоились. — Но я хочу, чтобы вы всё знали. И вы, Антон Андреевич, и вы, Анна Викторовна. И вы, Яков Платонович. Я знаю, что вы лучшие друзья Антона Андреевича, и я хочу, чтобы между нами не было недосказанностей. — Если вы только сами этого пожелаете, Ольга Сергеевна, — заметил Штольман. — В конце концов, это ваше личное дело. — Нет. Выслушайте меня, прошу вас. Тогда многое станет ясным. Рассказ мадемуазель Танеевой не был длинным. Она говорила без лишних подробностей, стараясь описать события и умолчать о своих чувствах, этими событиями вызванных. — Мы с Базилем были дружны с самого детства. И наши семьи, и мы сами привыкли к мысли, что всю жизнь будем вместе. Наши отцы много и плодотворно работали в уездном земском собрании. Можно сказать, что наше будущее было решено. Вы спросите, любила ли я Базиля? Что ж, многие девушки нашего уезда могли бы мне позавидовать. Да они и завидовали. Ещё бы. Красавец, острослов, душа общества, богатый наследник… Да, я очень долго была ослеплена всем этим внешним блеском. К тому же я очень люблю и уважаю всю их семью, и незаметно привыкла считать, что когда-нибудь стану её частью. Но в последние годы судьба словно ополчилась на Стромиловых. Их старшая дочь вышла замуж за человека, который всем нам казался порядочным и надёжным. Но оказалось, что это совсем не так. Этот негодяй — игрок и мот — быстро спустил всё Наденькино приданое, да ещё и долгов наделал. Борис Борисович всё оплатил, не попрекнув дочь ни единым словом. Затем семья их лишилась наследства, на которое очень рассчитывала — двоюродная тётка матери Базиля изменила завещание в пользу какого-то не в меру ретивого родственника. Потом старший сын, Дмитрий, вложил довольно крупную сумму в коммерческое предприятие, закончившееся полным крахом… Я не знаю всех подробностей, да они и не нужны были ни мне тогда, ни тем более вам сейчас. И тут появился шанс… Звали этот шанс Алина Феоктистовна Загурская. Голос Ольги Сергеевны предательски дрогнул. Она торопливо вытерла ладонью набежавшую слезу, даже не достав платок из сумочки. — Вы не думайте, это не ревность. И не зависть к удачливой сопернице. Я совершенно точно знаю, что Борис Борисович Стромилов предоставил Базилю право выбора. Мне рассказала об этом его младшая сестра, Верочка, моя хорошая подруга. Выбрать интересы семьи или интересы сердца. И вы, конечно же, догадались, что он выбрал… Анна сочувственно вздохнула. При их встрече тет-а-тет ничего подобного Ольга Сергеевна не рассказывала. Перед мысленным взором Анны тогда предстала совершенно очаровательная, счастливая, занятая важным делом девушка. И никакие тёмные тайны не могли омрачать её беззаботную жизнь. А барышня-то оказалась — кремень. Таила всё в себе, и как умело! Какой она представала перед Коробейниковым, Анна, увы, не представляла и представить не могла. Женские уловки разнообразны и коварны. Было ли между ними искреннее чувство? Или случилось то, что в народе называют «клин клином вышибать»? Или мстила Оленька сама себе? За свою любовь и доверчивость? В любом случае, маска была удачной — прямо-таки второе лицо, не хуже родного. А вот сейчас, настоящая ли перед ними Оленька? Или это очередная уловка? Вроде бы сейчас ни хитрить, ни скрывать что-либо незачем. К чёрту, досадливо мотнула головой Анна. Ольгу, конечно, жаль, но Коробейникова жаль ещё больше. Неужели его ждёт очередное разочарование? По лицу Якова Платоновича было видно лишь то, что слушать эту исповедь ему тоже было не очень комфортно. — Ольга Сергеевна, — начал он было, но она предостерегающе подняла руку. — О, вы ещё не знаете самого главного, — посетительница снова вздохнула и, наконец, была готова продолжить рассказ. — Обе семьи только выиграли от заключения этого союза. Польза для Стромиловых была несомненной. Но и Загурские, дворянский род из мелкопоместных, разбогатевшие, но не столь именитые, как их новые родственники, выигрывали, породнившись с одной из старейших фамилий губернии. Как и следовало ожидать, Алина Феоктистовна также не питала к Василию Борисовичу каких-то особенных чувств. Их союз был основан на чистом расчёте. Что ж, я приняла это как веление судьбы. Я уехала в Затонск и начала тут новую жизнь. Я познакомилась с вашим чудесным городом, с его жителями… И была тут, надо признаться, вполне счастлива. Пока два дня назад ко мне в библиотеку не заявился Базиль. Он приехал тайно от своей семьи, переодевшись в платье мастерового. Сказал, что любит меня по-прежнему и изложил мне свой план. Оленькины руки снова теребили бахрому на сумочке. Бедная тесьма уже готова была пасть жертвой расстроенных нервов барышни, когда Яков Платонович догадался поднести ей стакан воды. Она поблагодарила кивком и продолжила: — Его невеста, сказал он, не вызывает в нём никаких чувств, кроме самого настоящего отвращения. У неё не сердце, а арифмометр. Она весьма охотно помогает своему отцу в делах и считает деньги гораздо лучше, чем иные девицы умеют вышивать или наряжаться. Отказаться от этого брака он не может, ибо другого средства для спасения семьи нет в этом мире. Он, как Паратов в пьесе господина Островского, вместе с рукой Алины Феоктистовны берёт в приданое пароходство и несколько лесопилок. Но всё же судьба даёт нам с ним шанс быть вместе, поскольку он взял на себя смелость откровенно поговорить со своей невестой и выяснить их отношения. И что же? Представьте себе, Алина Феоктистовна также призналась Базилю во взаимной горячей нелюбви, обозвала его пустым никчёмным прожигателем жизни… А знаете, что? Она всё же умная барышня. Сразу увидела то, что от моего взора упрямо скрывалось почти все эти годы… В общем, она сказала, что видеть его не может, и будет вполне довольна, если после свадьбы они будут жить раздельно. Базиль тут же ухватился за эту идею и сообщил своей будущей жене, что он готов в обмен на некое приличное годовое содержание покинуть губернию или даже покинуть страну и жить, например, за границей, причём личные дела одного из супругов никоим образом не будут касаться второго. Алина Феоктистовна на этот план с радостью согласилась, настояв лишь на том, чтобы отсрочить это счастливое время на год или два — ровно на столько, сколько понадобится, чтобы подарить своей семье наследника… Понимаете, они торговались, как два цыгана на ярмарке. А я в этом их хитроумном плане была лишь, как это говорят юристы, обременением. Всё, что смог предложить мне мой герой — это быть содержанкой. Фактически, содержанкой его жены. — Как это отвратительно! — вырвалось у Коробейникова. — И что же вы ему ответили? — Антон Андреевич, — впервые с момента своего появления Ольга Сергеевна повернулась к нему лицом и обратилась напрямую. — Как я понимаю, вы вчера присутствовали при нашем разговоре и слышали, что я ему ответила. И сейчас я лишь утвердилась в своём решении. Я больше не желаю ни видеть, ни слышать это ничтожество. Я и зашла к нему на квартиру лишь затем, чтобы он понял, насколько твердо моё решение. Об одном лишь вас прошу — в память о той любви, которую я некогда испытывала к их семье, отпустите его и не преследуйте за эту глупую драку. — Я и не собирался, — пробормотал Коробейников смущённо. — Решено, — подытожил Яков Платонович. — Спасибо вам за откровенность, Ольга Сергеевна. Я вижу, что господин Стромилов не имел в нашем городе иных целей, кроме улаживания своих личных дел и вполне может быть отпущен на свободу. А вы? Останетесь ли вы с нами, после того, что произошло? — Конечно, останусь, — Оленька встала, собравшись наконец покинуть кабинет. — Эта страница вырвана. И я больше никогда к ней не вернусь. — Барышня отчаянно покраснела, хотела что-то сказать, потом как будто бы передумала, но через секунду всё же решилась продолжить. — Я теперь люблю другого. И моя новая жизнь в Затонске меня вполне устраивает. Коробейников во всё время этого рассказа то бледнел, то краснел. Его сердце трепетало, то наполняясь надеждой, то падая в чёрную пропасть отчаяния. На последних словах Ольги он почувствовал, что рухнул туда окончательно и весь, целиком. — Я всё понимаю, — сказал, нет, скорее пролепетал он. — Вы любите другого, и я не собираюсь быть вам препятствием, если вы нашли своё счастье после всего того, что вам пришлось пережить. Ольга Сергеевна сначала застыла на месте, как восковая статуя. Потом кинула на него какой-то странный, не поддающийся никакому определению взгляд, закрыла лицо рукой и почти выбежала вон. Анна буквально подскочила на месте. Их с Яковом голоса прозвучали одновременно: — Антон Андреевич! Да вы в своём уме! — Коробейников! Вы что, идиот? — Что? — Коробейников, напоминающий в этот момент умирающего лебедя, оторвался от созерцания закрывшейся с громким стуком двери и перевёл совершенно больной взгляд на Анну Викторовну. — Антон Андреевич, — уже более вежливо произнёс сыщик, поняв, что его подчинённого срочно требуется выводить из одеревенелого состояния. — Я поражаюсь сам себе. Как я смог когда-то взять вас в свои помощники? Бегом! Догоняйте, просите прощения и не отпускайте от себя, пока не получите положительный ответ! — Что? — обалдело повторил несчастный молодой человек. — Антон Андреевич, а что вы хотели? Вам только что признались в любви. При посторонних и в полицейском участке — далеко не самом романтичном месте города. Учтите, что в нашем обществе никак не поощряется, чтобы дамы открывали свои чувства первыми. Они, как правило, должны ждать первого шага со стороны мужчины… Анна не удержалась от того, чтобы не хихикнуть в кулачок. Штольман бросил на неё негодущий взгляд, мол, тоже мне, нашли место и время вспоминать! И продолжил не менее настойчиво: — Да вас она любит! Бегом, Коробейников. Бего-о-ом! Это прозвучало как команда. Наконец-то безумный влюблённый пришёл в себя и тут же рванул с места подобно скакуну в чистом поле. Оставшись одни в кабинете жених и невеста переглянулись. Взгляд Анны был полон лукавства. — Я понял ваш намёк, Анна Викторовна. Но неужели мы с вами позволим бестолковой молодёжи повторять наши ошибки? — Конечно, нет! — ответила покровительница молодёжи, бывшая на самом деле ровесницей влюблённой пары. — Увы, наше совещание пошло прахом, — констатировал Яков Платонович, разведя руками. — Посему приглашаю вас отобедать в ресторане. Отметим удачное завершение этой истории. А потом приступим к обсуждению следующей!