Единожды ступив на этот путь...

Семейство Мироновых собралось за поздним обедом. Сначала ждали Анну, потом, когда она вернулась, потратили время на некоторое выяснение отношений. Мария Тимофеевна негодовала. Олимпиада Тимофеевна нервно всплёскивала руками и качала головой, изредка подпевая главной партии сестры. Виктор Иванович молчал, но был сурово насуплен и едва сдерживался от того, чтобы не бранить своевольную дочурку. Пётр Иванович один отмалчивался и лукаво улыбался. Не иначе, духи, особенно те, что обитают в графинчике с клюквенной настойкой, уже сообщили ему о том, что всё закончится как нельзя лучше. Городовые Синельников и Иванов, провалившие свою охранную миссию, пристыжённые, стояли на постах, удвоив служебное рвение. Потом Прасковью отрядили отчищать невестины белые туфли, которые слегка пострадали при прыжке в окно и последующем путешествии по цветочным клумбам и заброшенному участку парка. Свадебная обувь была спасена, за что Анна искренне поблагодарила незаменимую домоправительницу. Наконец, когда все расселись за столом, Виктор Иванович всё же попросил дочь рассказать, какова же обстановка в городе. Хотя её бегства из дома никто не одобрял, она видела всё своими глазами, и могла удовлетворить любопытство родственников. Анна отмалчивалась, или отговаривалась вялыми отрывочными фразами. Самым содержательным было высказывание: «Да всё в порядке! Дались вам эти дезертиры! Да и пострадавшие эти… Приказчик и два сторожа. Пострадали больше всего от даровой водки, которую употребили с неумеренным восторгом». Слушатели мало что поняли, но объяснить подробнее Анна не имела охоты, лишь попросила добавки, на которую и набросилась с завидным аппетитом. Глядя на дочь, откусывающую от здоровенного ломтя свежеиспечённого калача, даже Мария Тимофеевна сочла за лучшее молчать и не приставать с расспросами. Пётр Иванович спокойно обедал, не забывая прикладываться к заветному графинчику. Уж он-то знал, что вечером зайдёт к племяннице на правах лучшего друга, и она непременно расскажет ему всё и во всех подробностях. «Так-то, милые дамы!» —дядя, глубоко в душе торжествуя, снисходительно посмотрел на почтенных сестёр. Мария Тимофеевна, не поняв этого странного взгляда, лишь фыркнула и нервно покрутила в пальцах выбившийся локон, точно такой же, как у дочки. Относительный мир, воцарившийся за столом был нарушен появлением Прасковьи с докладом. — Тут к барышне городовой явился. Зовут её на службу. Из-за спины пожилой прислуги скромно выглядывал Полынкин. — Возмутительно! — тут же взвилась Мария Тимофеевна. — Дайте девушке хотя бы пообедать! — Прошу прощения, — вежливо, но твёрдо вмешался Полынкин, заглядывая в столовую. — Я, конечно, подожду. Но его высокоблагородие господин начальник сыскного отдела, а также сам господин полицмейстер, нижайше просили Анну Викторовну прибыть. Настоятельная необходимость! — со значением выговорил полицейский последние слова. — Я иду, — тут же вскочила Анна. — Я уже пообедала. Всё по плану? — Так точно, Анна Викторовна, — доложил Полынкин, вытягиваясь во фрунт, словно перед высоким начальством. — Всё по плану и даже лучше. За небольшим исключением. — Ага! — понимающе кивнула Анна. — Собираюсь немедленно — Постойте, но как же! — возразил Виктор Иванович, с удивлением выслушав этот непонятный для непосвящённых диалог. — А дезертиры? А грабители? — Да бросьте, нет никаких дезертиров, — небрежно отмахнулась Анна. — Как нет?! — вскричала ошеломлённая Олимпиада Тимофеевна. В глазах её сестры стоял тот же невысказанный вопрос. — Никак нет, — усмехнулся молодой полицейский. — Этих дезертиров, с вашего позволения, сама же Анна Викторовна и придумала. И байку про односельчан, и про жену, сбежавшую к богатому соседу — тоже. Братья Мироновы, сообразившие первыми, в чём суть дела, начали потихоньку посмеиваться. Супруга адвоката и её сестрица поняли всё далеко не сразу, но уж когда поняли… Сказать, что они были ошеломлены, было бы слишком скромно. — А… А как же все эти душераздирающе подробности? Корова, луговая трава соседям на зависть? — спросила, наконец, Мария Тимофеевна, тоже начиная поневоле улыбаться. —ну ты, Аннушка, конечно… Слов у меня нет! — Про корову и прочие сельские страсти — тут я ни при чём, — честно призналась Анна. — Это всё народная молва. Как известно, воображение нашего великого народа не знает границ. Ещё сказки Арины Родионовны вдохновляли великого Пушкина! К этому моменту смеялись уже все. — Ну так я пошла? — спросила Анна, исключительно ради проформы, так как Полынкин уже ждал её у дверей. — Свободны, орлы, — сказал он дежурным городовым. — Всем велено собраться в управлении! Сопровождаемая почётным эскортом, Анна отправилась в полицейский участок. В это самое время полицмейстер Трегубов сидел в кабинете Штольмана и внимательно слушал доклад надворного советника о ходе операции. Коробейников, не издавая ни звука и стараясь дышать потише, скромно сидел за своим столом и тоже внимал. — В этом деле мы во многом рисковали, — говорил Яков Платонович, расхаживая по кабинету. — Дело в том, что некоторые военные реформы и появление в Затонском гарнизоне большого чина из Генерального штаба, который собирается проводить инспекцию — это вовсе не сказка и не легенда. Но кто это будет, когда он приедет и какие мероприятия собирается провести — совершенно не касается нас с вами, Николай Васильевич. Одно было совершенно очевидным — затягивать с проведением операции нельзя. Мы должны были сработать на опережение. Слухи и сплетни, помноженные на некоторую истинную информацию, несомненно, имевшую место в этом деле — вот та самая приманка, которая так отлично сработала. Многое в нашей инсценировке было чистым блефом — от того, что такой важный военный чин будет разъезжать по Затонску в сопровождении лишь одного полицейского, причём с виду такого трусоватого и бестолкового, до солдата на козлах, который при нападении на офицера тут же забился под пролётку и сидел там в полном бездействии, даже не пытаясь оказать сопротивление. Вроде бы шито белыми нитками. Но с противоположной стороны нам противостоял такой же, если не больший блеф, замешанный исключительно на риске и самоуверенности. Если бы по-прежнему нашими врагами были такие отталкивающие, но, надо честно сказать, значительные фигуры, как князь Разумовский или Нина Аркадьевна Нежинская… — До сих пор не могу в это поверить! — воздел руки к небу молчавший доселе полицмейстер. — Фрейлина её императорского величества! И замешана в таких неприглядных делах… Кто бы мог подумать… — Ну, Нина Аркадьевна здесь была больше жертвой, чем злодейкой. Но исключительно собственные наклонности привели её на этот путь, — честно, но безжалостно ответил Штольман. Полицмейстер горестно покивал головой. — Продолжайте, Яков Платонович, — произнёс он, снова настроившись на деловой лад. — Так вот, — возобновил своё повествование Штольман, — князь и Нежинская были противниками гораздо более опытными и изощрёнными. Противостояние с ними было опасной и сложной игрой. Но эти… Их, с позволения сказать, преемники были гораздо хуже подготовлены, да и природной склонности к авантюрам у них гораздо меньше. Кого мы только не подозревали поначалу. От бывшего почтмейстера Шпака до самого командира гарнизона полковника Глинского. Затем круг подозреваемых постепенно сужался и ограничился лишь тремя лицами. Адъютант полковника поручик Суперанский — первый из них. Весьма честолюбив и ради своей карьеры способен на разные хитрости и интриги. Получил эту должность, бессовестно ошельмовав своего соперника. Считает себя неоценённым и незаслуженно прозябающим в Затонской глуши. Второй — капитан Курощапов. Мот, игрок, личность совершенно непредсказуемая и безалаберная. За деньги готов почти на всё. И, наконец, третий — Гавриил Акимович Полозков. В городском обществе ничем особенно не выделяется. По службе старателен, нареканий не имеет. В быту скромен. Но я внимательно изучил все материалы, касающиеся данных лиц. И узнал, что в прошлом Полозкова скрывается одна очень неприятная история. Он служил в Москве по городскому финансовому ведомству и был обвинён в растрате. Высокопоставленные родственники кое-как замяли эту историю, но избежать ссылки в далёкую провинцию, то есть Затонск, не удалось. С тех пор семья будто бы стесняется некрасивого поступка своего родственника. Деньгами помогают, но продвигать его по службе дальше не намерены. Кстати, под видом денежных переводов от родни Полозков получал немалую часть финансирования от своих столичных покровителей, в распоряжение которых поступил после гибели князя. Мы выяснили это совсем недавно. — А надо было бы с этого начать, — укоризненно заметил полицмейстер. — Всякое дело начинается именно с финансирования. — Согласен, — кивнул Штольман. — Это наша вина. Но… Не судите строго победителей, Николай Васильевич. По крайней мере, к победе мы очень близки. — Что ж, я доволен, — ответил полицмейстер. — Ваша группа, Яков Платонович, сработала весьма недурно. Ну а от ошибок не застрахован никто. Кстати, самое время заняться вторым лицом в шпионской компании. Вы выяснили, кто является женщиной-агентом? — Что скажете, Антон Андреевич? — Штольман переадресовал вопрос начальника к Коробейникову. — Пока похвастаться нечем, — уныло пожал плечами молодой сыщик. — Я бился с госпожой Перчиковой почти час, но так ничего и не достиг. Она не отрицает, что видела в день смерти Вассы Яхонтовой Полозкова в компании высокого мужчины в простонародной одежде и женщины средних лет. Но больше она ничего не видела и не слышала. Высокого и женщину не разглядела и раньше их не замечала. Я думаю, что надо допросить наших арестованных и устроить им с Перчиковой очную ставку. — Перчикова, Мария Саввишна, — пояснил Штольман для Трегубова. — Кастелянша в номерах на Успенской. Кстати, я как раз намеревался приступить к допросу. Господину Полозкову и Лавру Булыгину уже оказали медицинскую помощь, и они могут быть допрошены. — Я тут подумал… — нерешительно проговорил Коробейников. — Может быть, я попытаю счастья ещё раз? Ведь мы уже послали за Анной Викторовной? Может быть ей, как женщине, Перчикова окажет большее доверие? — А вот это попробуйте, почему бы нет, — распорядился Трегубов. — Ну а мы с Яковом Платоновичем пока поговорим с нашими злодеями. Полицмейстер даже руки потёр в предвкушении раскрытия такого значительного дела. Он, конечно, знал, что подробности шпионской эпопеи не подлежат широкой огласке, и полковник Трегубов как спаситель губернии, да и всей империи, от иностранных шпионов, не будет прославлен в газетах. Но высокое начальство, хотя бы в общих чертах, несомненно, узнает о его заслугах и о руководящей и направляющей роли в расследовании. Поэтому настроение Николая Васильевич было приподнятым, а весь организм обуревала охота действовать, причём немедленно. — Кстати, пока Анна Викторовна ещё не пришла, у меня будет вопрос, — сказал Трегубов. — Она действительно раскрыла Полозкова исключительно благодаря своему дару? — Вклад её в наш успех неоценим, — с гордостью ответил Штольман. — Её сведения, добытые известным вам путём, всегда были к месту и ко времени. Например, своей уверенностью в том, что искомое лицо и есть Полозков, она поделилась с нами всего лишь сегодня утром. Но это позволило нам снять наблюдение с других подозреваемых и сосредоточиться исключительно на губернском секретаре. Далее, богатая фантазия Анны Викторовны очень помогла нам в разработке тончайших деталей того представления, которое мы продемонстрировали перед врагом. — О да, — кивнул полицмейстер. — Если бы все ваши сотрудники обладали таким воображением и такой фантазией, вам, Яков Платонович, пришлось бы гораздо легче в ваших нелёгких буднях. Штольман улыбнулся. Фантазия — это конечно хорошо, но надворный советник привык оперировать фактами и логическими умозаключениями. Что никоим образом не мешало ему верить в Анну и восхищаться ею. Коробейников в своём углу весьма точно считал с выражения лица начальника его мысли и подтвердил: — В этом и был наш успех, господин полковник. Полёт фантазии, подкреплённый точным расчётом. Полицмейстер напомнил: — Так что же насчёт Полозкова? — Как вы помните, — продолжил Штольман, — наш взаимный блеф держался во многом на догадках и предположениях. Мы предположили, что дорога прибывшего офицера будет лежать с вокзала до гарнизона по известному всему городу маршруту. Этот путь самый короткий, но не самый безопасный. Никто не думал о безопасности, когда об агентах не было и речи. Но в свете известных событий командование гарнизона обязано было продумать более защищённый маршрут. Тот отрезок пути, пустынный и безлюдный, был нашей ошибкой. Запланированной ошибкой, на которую возлагались все наши надежды, но всё же ошибкой. И наши противники восприняли эту ошибку вполне естественно. Они нас недооценили, и большое им за это спасибо. Второй момент, который подыграл нам в этой взаимной игре в поддавки — они торопились. У Полозкова были свои причины спешить. Он надеялся получить место в Москве, в своём прежнем ведомстве. Один из его пожилых родственников собирался подавать в отставку, и нашему губернскому секретарю нужны были деньги. На поездку в первопрестольную, на уговоры и подарки родственникам, может быть, на взятку. А вознаграждение, обещанное за успех операции, должно было быть значительным. Итак, брать свою добычу агенты должны были на пути с вокзала до гарнизона. Если бы они дали столичному гостю беспрепятственно уехать на казённую квартиру, которую выделил гарнизон, то их задача разом усложнилась бы в несколько раз. Все военные объекты охраняются. Внедриться туда можно, но это требует больших затрат и долгого времени. Штольман вспомнил, каких трудов стоило Нине Аркадьевне войти в окружение химика Брауна и втереться к нему в доверие. Но рассказывать об этом полицмейстеру он не стал. — Итак, засада была приготовлена, — рассказывал Яков Платонович дальше. — Арендованная в офицерском манеже верховая лошадь, которая передвигается намного быстрее, чем гарнизонная пролётка, поджидала Полозкова в одном из дворов. Наскоро нарядившись в лоточника, наш, так сказать, герой наблюдал всю картину прибытия столичного полковника в Затонск. Мы подыграли ему настолько полно, насколько могли. Инсценировали два ограбления, подпоив сторожей и приказчика. Придумали историю с дезертирами, тем самым убрав с улиц нежелательных свидетелей. Ульяшин и Евграшин отлично сыграли грабителей. Если бы наша вокзальная барышня не отвлеклась на пирожок лоточника, она бы уронила платок под скамейку или выпустила бы из рук свои монетки и кинулась бы их подбирать с земли. В любом случае, её вещи были бы похищены. Я всё же думаю, что, если бы у прибывшего офицера была значительная охрана, Полозков бы отступил и не рисковал так сильно. Поэтому наш блеф продолжался. Когда офицер, девушка, денщик и городовой рассаживались по экипажам, лоточник побежал к своей лошади, скинул с себя армяк и фуражку, придававшие ему вид торговца, и припустился вскачь. Скакал он окольными путями, не боясь вспугнуть прохожих, так как город был пуст из-за слухов о дезертирах и грабителях. И это снова были поддавки с нашей стороны. При этом полковник ехал не спеша. Так что теперь была очередь их блефа — их надежды справиться с вооружёнными офицером, солдатом и городовым втроём. Мы не стали их разубеждать. Дальнейшее вы знаете, Николай Васильевич, и говорить о нём снова нет смысла. Давайте лучше приступим к допросу. В этот момент в кабинет вошла Анна, сопровождаемая Полынкиным. — Вот, Яков Платонович. Доставил! — с улыбкой доложил городовой. — Отлично. Свободен! — распорядился Трегубов. — Теперь мы с Яковом Платоновичем займёмся допросом, а вас, Анна Викторовна, я попрошу помочь Антону Андреевичу. Коробейников, введите Анну Викторовну в курс дела. На этот раз Штольман постарался скрыть улыбку. Трегубов с таким упоением играл большого начальника! Ведь это не составляло для него никакого труда, особенно после того, как все члены «группы Штольмана» разложили перед ним, как на блюдечке, всю партитуру. Всю, до последней нотки. А если что и оставалось для полковника Трегубова неизвестным, то пусть так и остаётся. До поры до времени…