Поиграй со мной

Алина сидела на кровати и с улыбкой смотрела на нежный круг дневной звезды. На стене красовались медвежата, нарисованные детской рукой. Вокруг блистали своими нарядами куклы, но она их не замечала: эти игрушки ей наскучили. Сильнее всего её тянуло на улицу, к ласковому солнцу, танцевать под шум деревьев. Она представляла, что станет бабочкой и будет кружиться в танце, впитывая тепло солнечных лучей. Но её мечты прервал кашель, согнувший её пополам. На платочке, заботливо вышитом маминой рукой, показались капли крови. — Мама! — закричала в ужасе она. В комнату влетели сразу оба родителя. — Что случилось, ягодка? — Девочка показала платочек. — Я умираю, да? — спросила она грустно. Елизавета, её мама, погладила девочку по шелковистым русым волосам. — Нет. Есть один волшебник, который делает фей-кукол. Они тебя вылечат, — пообещала она, сама мало веря в это, так как понимала, что чахотка неизлечима. Слабо верилось, но так хотелось прикоснуться к чуду. Графиня думала, что лучше бы она сама лежала и умирала. Она бы всё отдала, чтобы Алина жила. Такое светлое дитя не может умереть. Мать сложила руки в молитве, надеясь на Бога. Правда уже два года, как Бог не слышит её. Она помышляла даже о сделке с дьяволом, лишь бы вернуть к жизни Алину, но пока что ждала куклу. Они не заметили, как отец вышел и зашёл к ним уже с красивой куклой. Она была в белом кружевном платье, сама вся из ткани, её волосы казались живыми. Кукла улыбалась загадочно, с теплом, но что-то в глубине её глаз замирало, ожидая ночных звезд. Алина запрыгала от радости, но тут же упала на колени в очередном приступе кашля. Родители беспомощно смотрели на это. Вся надежда была на куклу. Хоть граф и мечтал о сыне, он не мог смотреть, как из тела девочки неизбежно уходит жизнь. Алина, откашлявшись, встала и потянулась к кукле, прижав её к сердцу. — Я назову тебя Беллой, — проговорила она, поглаживая куклу по волосам. — Ты же не против? — девочка заглянула в её глаза, и они вдруг подмигнули. Алина вздрогнула. А когда посмотрела снова, то глаза-пуговички были распахнуты, как обычно. Родители вышли, напоив её лекарством. В комнату зашла гувернантка. — Давай поиграем, — сказала женщина средних лет. — Оставь нас, — раздался высокий детский голос. Алина непонимающе посмотрела вокруг, ведь голос был копией её голоса, а няня, как ни в чем не бывало, спросила: — Ты уверена? — Алина непроизвольно кивнула, ощущая на себе чужой взгляд, пробирающий до глубины души. Няня вышла, а кукла спрыгнула с рук девочки. Алина вскрикнула: — Мама! — кукла засмеялась, притопывая ножкой. — Не кричи, тебя не услышат. Накорми меня, — начала распоряжаться кукла, заметив еду, к которой не прикоснулась девочка. Алина, задыхаясь, в ужасе отползла в дальний от куклы угол. — Накорми меня, — зашипела кукла. Алина пыталась вздохнуть, в глазах у неё уже потемнело. Но, к её счастью, в комнату вошли, и кукла просто упала. Алина, вся бледная, подбежала к маме. — Мама, — плакала она. — Кукла живая и она хотела меня убить!.. — Лиза тяжело вздохнула, погладила девочку по голове и сказала ласково:  — Ты бредишь, маленькая. Должно быть у тебя опять жар. Ложись. Сейчас придёт земский врач, — и правда, через несколько минут в комнату зашла женщина приятной наружности, с синими, как море, очами, в строгой одежде. Она измерила ребёнку температуру и дала лекарство. Алина не переставала плакать. — Тётя врач, кукла живая... — врач погладила её и сказала: — Тебе показалось, ложись лучше спать, — Алина замотала головой. — Я посижу здесь, и никакая кукла тебя не тронет, — пообещала женщина, поглаживая перепуганную девочку. Алина стала засыпать, поверив, что ей привиделось. Врач, увидев, что девочка успокоилась, тихонько вышла. Алина мирно спала, пока не ощутила, как сползает одеяло. Она открыла глаза, с ужасом увидев стоящую на ней куклу с горящими зелёными глазами. Кукла давила ногами на грудь девочки, вокруг был мрак. Девочка не могла даже закричать, горло сжал спазм. В руке игрушки был нож. *** Дрожит струна, И смерть медленно крадётся, Похищая чувства и тепло. Душа дитя в истерике бьётся, Ощущая холодные глаза, Сжимающие сердце чистое. И вот струна жизни рвётся, Совсем слегка, Но в теле сил не остаётся. И из материнских глаз стечёт слеза, Блестящая, как звезды в ночи, Но полная огня. Слёзы в агонии бьются, Когда сердце понимает, Что умирает светлая душа. Дрожат осколки, Разрывая на куски. И мать к смерти рвётся, Чтобы заместо дочери В пустыню сожжённую уйти. Где нет ни капли любви. Где только жар И боль души.