Любовная аддикция

      Солнце бьёт в глаза, стремительно таявшее мороженое скользит по рукам, неприятно холодит кожу. Тэхён со смехом берёт протянутую Намджуном влажную салфетку и устраняет следы мимолётного свинства. Кепку с длинным козырьком он тоже принимает охотно, благодарно и зачарованно смотрит на хёна, а потом громко гогочет: Намджун одним действием разрушает образ Тэхёнова идола, нахлобучив на голову дурацкого вида панаму.              — А потом мы двинемся по побережью Восточного моря и уйдём в закат…              Тэхён согласно мычит, присасываясь к мороженому. Море — это круто. Он бы хотел на море.              — Я буду учить тебя английскому, — решает вдруг Намджун. — К чёрту японщину*. Сгоняем в Калифорнию. Пойдём по следам Хантера Томпсона.              — И арендуем Красную Акулу, — подыгрывает Тэхён.              Намджун рассеянно кивает, словно уже находится в наркотическом трансе. Он смотрит на липкую обёртку, внутри которой ещё были остатки шоколадного мороженого, и с отвращением запихивает её в целлофановый пакет.              — Два пакета травы, дохера мескалина… — бормочет он, вытирая о салфетку руки. — И никакого мозгоёбства.              Они строили планы легко, не задумываясь о том, как будут их осуществлять и будут ли вообще. Сумасшедшие планы, противоречащие корейскому менталитету. Нахрен учёбу, нахрен работу, нахрен иерархию. Намджуну всё это было не нужно. Он только что закончил выпускной класс и решительно не собирался поступать в университет. И он совершенно не понимал, что ему делать. Как выживать в этой чёртовой стране, где, если говорить начистоту, легализовано рабство?              Жаль, что не легализованы наркотики.              — Я заберу тебя отсюда. — Намджун шмыгает носом, кидает салфетку в пакет. — Нам здесь не место. Мы слишком ленивы и слишком гомосексуальны.              Тэхён хрюкает, даже не стараясь подавить смех, и опасливо косится на слоняющуюся поблизости группу студентов. Набережная Хан как всегда была полна молодёжи, облюбовавшей газон.              — Да, нам здесь не место, — подтверждает Тэхён, кивая на студентов, которые вместо того, чтобы наслаждаться первыми днями лета, сосредоточенно штудировали учебники.              Спустя годы они так никуда и не поехали. Тэхён перешёл в старшую школу, а Намджун целиком погрузился в творчество. Сумасшедшие планы никогда не должны были осуществиться, в этом и заключалась суть их безумства. Но съездить куда-нибудь вдвоём они всё же планировали.              Намджун в конце сентября купил нежно-розовый чемодан на колёсиках. У Тэхёна до сих пор лежала туристическая брошюра в ящике компьютерного стола.              Они ждали нового лета.                     Снежный дождь стучит по голове, оседает на ресницах. Тэхён слепо жмурится и настойчиво давит на дверной звонок. Не выдержав, пару раз стучит в дверь, слишком сильно, чтобы сойти за нормального.              Чонгук долго не открывает. Тэхён дрожит то ли от холода, пробирающего до костей, то ли от с трудом сдерживаемого гнева. Спустя восемьдесят пять долгих секунд — хреновая привычка считать — дверь распахивается, чуть не ударив Тэхёна по лбу.              Волосы у Чонгука мокрые, прямо как у Тэхёна, и лицо по цвету напоминает спелый помидор, тоже как у Тэхёна. Только разница в том, что Чонгук вылез из горячей ванны, а Тэхён прочувствовал на себе всю жестокость весеннего ПМС.              — Тэхён? — Чонгук выглядит искренне ошеломлённым внезапным появлением бойфренда. Обычно Тэхён предупреждал заранее, если собирался его навестить.              Тэхён молча толкает его в прихожую. Он со злостью захлопывает входную дверь и сбрасывает с себя промокшую куртку.              — Надо поговорить, — жёстко припечатывает он.              Чонгук настороженно поджимает губы. Что, опять? Снова серьёзный разговор? Прошлый вылился в расставание. Точнее, во временный перерыв, но Чонгук воспринял его именно как расставание. И повторять пройденный этап ему ужасно не хотелось.              Тэхён сглатывает, нервно поправляет воротник толстовки              — Расскажи мне… Как… Как ты убил собаку? Только честно.              Просьба Тэхёна, мягко говоря, странная, она моментально сбивает Чонгука с толку. Он растерянно хлопает глазами, долго пытается сообразить, про какую собаку идёт речь, но всё же вспоминает.              — Чонгук. Ответь мне, — с нажимом повторяет Тэхён. Сейчас он был похож на йонсанского сумасшедшего, которого всю прошлую неделю показывали в новостях. — Чонгук!              Чонгук раздражённо поводит плечами. Хорошо, если Тэхёну так необходимо знать, он расскажет.              О, он всё расскажет. Чтобы, блять, от него наконец отъебались с этой чёртовой собакой!              — У нас в кладовой было полно всякой дряни. В том числе и крысиный яд. — Тэхён задерживает дыхание, а Чонгук продолжает говорить так, словно речь идёт о погоде. — Мне удалось заманить её на задний двор, тогда мы ещё жили в пригороде. Я скормил ей фарш, в который добавил крысиную смесь. И когда время пришло, когда она ослабла… Мне было недостаточно, я хотел большей мести. И пошёл за кухонным ножом.              Лицо Чонгука темнеет, на лице появляется жестокая улыбка.              — Ты бы слышал, как она визжала, когда я резал её лохматое горло… За этим необычным… хм… действием меня застала пришедшая с работы мать. Клянусь, она визжала так же громко, как и истекающая кровью блохастая тварь!              Тэхён испуганно отступает, но быстро берет себя в руки. Собак он не любит и дело не в убийстве чьего-то питомца, а в том, КАК Чонгук это сделал.              — Окей, хорошо, я понял, — шепчет Ким и уже громче добавляет: — Тогда ответь мне на ещё один вопрос. Ты правда собирался покончить с собой?              На этот раз Чонгук молчит, только смотрит как-то по-детски обиженно, недовольно хмурит брови и на автомате чешет пострадавшее запястье. Тэхён не требует ответа — он и так всё прекрасно понял — и переходит к следующему, не менее важному вопросу:              — Ты причастен к смерти Чхве Шивона?              Чонгук не выказывает удивления, не спрашивает, откуда Тэхёну известно про Чхве — как не удивлялся и в тот раз, когда впервые зашла речь о кошке, — и всё также молчит. Боже, да что с самообладанием у этого парня? Тэхён недовольно поджимает губы и выдавливает из себя то, что его мучило все эти последние дни:              — Чонгук. Скажи мне, просто скажи… Ты обязан сказать. Ты… Ты каким-либо образом причастен к исчезновению Намджуна-хёна? Только не молчи. Я серьёзно.              Целую минуту Чонгук не размыкает губ, но под испытующим взглядом Тэхёна всё же сдаётся:              — Да.              Он не хотел.              Это звучит по-дурацки, но он правда не хотел.              Чонгук ничего не планировал. Всё произошло как-то само собой, спонтанно.              Он знал, что поступает глупо. Да, Господи, какая в конце концов разница, что там и с кем было у Тэхёна до него? Чонгук понимал это, но не мог контролировать эмоции. На душе было скверно, как-то неспокойно, сердце болезненно ныло, а мозг твердил, что так просто забыть об этом у него не получится. И он пошёл к хёну, чтобы разузнать информацию о бывших своего парня.              Чонгук окрестил это нездоровым помешательством. Когда осознаёшь, какую хрень творишь, и не можешь остановиться. Когда сосредоточен на чём-то одном и не в состоянии переключиться на что-то другое, более безобидное.              Ему требовалось поговорить. Он ехал к Намджуну только за тем, чтобы поговорить. Чтобы добродушный хён успокоил, заверил: всё ерунда, ему не о чём волноваться, незачем так переживать. Чонгук успел привязаться к нему, занести в список своих. Поэтому он планировал только поговорить. Но Намджун не был экстрасенсом, он не знал и не мог знать, что творится внутри Чонгука, и как правильно вести диалог с неуравновешенным парнем.              Они действительно поговорили. Сначала нормально, потом кто-то из них сорвался — Чонгук уже и не помнит толком, кто, — разговор потёк на повышенных тонах, припомнили драку и затеяли новую. Ситуация могла разрешиться ничьей, ведь по комплекции и силе они не уступали друг другу. Только вот Намджун, который хотел лишь сделать больно младшему, но никак не навредить, не мог противостоять человеку, потерявшему связь с реальностью. Одно неосторожное движение, слабая попытка прекратить происходящее, и вот Чонгук оказывается сзади, а голова хёна попадает в удушающий захват. Чувствуя трепыхание тела в своих руках, Чонгук ощущает странное опьянение от неожиданной власти. Он увеличивает напор, прижимаясь к хёну теснее, почти интимно, с трудом уворачивается от чужого затылка, что метил ему в лицо, и давит, давит, давит, пока…              Сколько длилась эта странная борьба? Сколько прошло времени, прежде чем тело в объятиях Чонгука обмякло? Он сейчас и сам бы не вспомнил. Мозг будто отключился, отказавшись участвовать в этом дерьме, адреналин пульсировал в крови и не давал мыслить здраво.              В этот миг Чонгук потерял себя прежнего.              И приобрёл себя нового.                     — Я пригнал машину и увёз его, — бросает финальное Чонгук, безучастно пялясь на дверь позади Тэхёна. Вид у него был смирившегося с судьбой подконвойного. Он рассказал всё, кроме исхода нелепой борьбы. Сказал, что Намджун потерял сознание и умолчал, что сознание к Намджуну больше никогда не вернётся. — Потом позвонил отцу, признался в содеянном. Меня собирались выслать из Сеула, запереть кое-где. Но родители давно утратили надо мной контроль. Я остался здесь и…              — Куда? Блять, куда ты его, чёрт тебя дери, повёз?! — не выдерживает Тэхён. Его трясёт, как в лихорадке, по спине катится холодный пот. И воздуха, воздуха отчаянно не хватает. Что это, паническая атака или какая-то другая, не менее опасная хрень?              — Я могу отвезти тебя к нему, — внезапно выдаёт Чонгук.              — Где он? — хватается за хлипкую надежду Ким. Всё это какая-то шутка. Дурацкая шутка, придуманная его бестолковым хёном. Не иначе. Ведь так?              — Я могу отвезти тебя к нему, — повторяет Чонгук ровным, ничего не выражающим тоном.              — Я обращусь в полицию, если ты не ответишь, — упрямится Тэхён, не желая куда-либо ехать с этим человеком. О, Господи, он же всё это время спал с ним! Искал у него утешение, смел надеяться на поддержку. Ластился к человеку, оказавшемуся виновным в его горе.              — Уже обратился, — напоминает Чонгук, без злорадства и без насмешки.              Тэхён сглатывает, понимая собственное бессилие. Что он может сделать? Уйти, рассказать кому-нибудь, а потом этого «кого-нибудь» обнаружить пропавшим? И в конечном результате приползти к Чонгуку, чтобы увидеть хёна? Как же это глупо, глупо, глупо! И то, что он собирался сделать, гораздо, гораздо глупее!              — Вези, — соглашается Тэхён. Если он сейчас повернётся и уйдёт, забыв о хёне, его жизнь превратится в сущий ад. Он не сможет с этим спокойно жить, просто не сможет.                     У Намджуна были тёплые, шершавые руки. И потрясающая улыбка с потрясающими ямочками на щеках. Это единственное, что отчётливо помнит Чонгук из того дня. Намджун поприветствовал его рукопожатием на западный манер, растянул полные губы в улыбке и без лишних слов пропустил в своё скромное логово. Он тогда ещё не подозревал, что таких людей, как Чонгук, впускать в дом не следует.              — А где Тэхён? Непривычно видеть вас порознь, — рассмеялся тогда он. — Вы будто сиамские близнецы.              Чонгук не ответил, лишь неопределённо пожал плечами. Кажется, хён предложил ему пиво, и, кажется, он отказался. Кажется, они сели на диван. Чон не помнит, с чего конкретно начался разговор, как и кто подвёл его к самому главному. Зато он помнит — не точно, очень размыто — ответ. Спроси лучше Тэхёна, говорил Намджун, я не имею права делиться с тобой тем, что Тэхён хочет держать в тайне.              Чонгук слушал его жалкие оправдания молча и чувствовал себя преданным, чувствовал, как закипает внутри гнев. Хотелось заорать, что всё это ложь. Что Намджун-хён тупо покрывает тонсэна, что печётся за тех ублюдков, что были у Тэхёна до Чонгука. Что Намджун отказывается выдавать имена бывших по своим каким-то соображениям. У Намджуна была причина, точно была — его выдавали бегающие глаза, сгорбленная спина и напряжение в голосе. С него слетела прежняя маска доброжелательности, он врал. Нагло врал Чонгуку в лицо! Делал то, что Чон больше всего ненавидел в людях.              Чонгук засыпал Намджуна обвинениями, яростно пытался доказать его неправоту, бросался колкими фразами, уличил в нечестности и нёс прочий бред. И, не выдержав, Намджун раскололся.              — Я! Это был я! И всё. Никого не было, только я один. Доволен?!              На его лице больше не было ямочек от улыбки. И никогда больше не будет, пообещал себе Чонгук — тогда он ещё ничего не планировал.                     «Это был он». Чонгук вздыхает и косится на замершего на пассажирском сиденье Тэхёна. «Он боится меня. И я тоже боюсь его».              Месяц с лишним назад он точно так же вёз бессознательное тело Намджуна. Усадил на переднее сиденье, что было крайне опрометчиво. И притворился, будто едет с живым спутником. Даже о чём-то с ним разговаривал.              — Как тебе погода?              — Отвратительная. Со следующей недели обещали похолодание.              — Значит не зря я купил рождественский свитер с оленями.              — Но Рождество ведь прошло.              — Законом не запрещено носить рождественские свитера вне Рождества.              — Зато законом запрещено убивать людей.              — Это была самооборона.              — Нет, не была.              — Хорошо, не была. Но ты оставил глубокие царапины на мне.              — Ну уж прости. Очень хотелось жить.              — Это больно.              — Мне тоже больно. Больно смотреть на твой рождественский свитер вне Рождества.              — Заткнись, ты слишком разговорчивый для мёртвого парня.              — Я не виноват, что у тебя крыша поехала и ты разговариваешь с трупом.              Чонгук мотает головой и сосредотачивается на дороге. Тэхён в отличии от трупа молчит. Из него плохой собеседник, даже хуже, чем мёртвый Ким Намджун. Но Чонгук не мог винить своего парня за это. Страшно представить, как бы он сам отреагировал, окажись его бойфренд убийцей.              Чонгук поправляет горловину колючего свитера, что надел перед поездкой. Продавщица тоже соврала ему в лицо, сказав, что после стирки он станет мягче. Но олени на красно-белом фоне компенсировали все неудобства.              Тэхён был похож на оленя.              Бессвязные, идиотские мысли. О чём он думает? Нужно срочно решать, что делать дальше. Как быть, как убедить Тэхёна остаться рядом…              Да никак его не убедишь.              Он уйдёт, люди уходят, когда дело начинает пахнуть жареным. Когда есть угроза, а Чонгук — угроза. Он сам это прекрасно понимает, он не тупой. Но что тогда нужно сделать, чтобы этого не случилось?              И Чон спрашивает себя.              «Чонгук, тебе есть что терять?»                     Тэхён старается лишний раз не шевелиться, чтобы не привлекать к себе внимание. И неплохо преуспевает в этом. Чонгук ведёт себя так, словно в машине кроме него никого нет. Или есть, но точно не Тэхён. Изредка Чон издаёт короткие смешки, причину которых Ким не может установить, и это пиздецки крипово.              Но, чтобы там не творилось с сознанием Чонгука, Тэхёна куда больше волнует другое: что будет дальше? Что его ожидает там, куда они едут?              Чонгук пугает. Чертовски пугает. До острых коликов в животе, до дрожи по всему телу, до… криков. Тэхён хочет выплеснуть весь тот страх, что копился в нём с того момента, как он сел в машину. Но не выплёскивает, потому что стать объектом внимания Чонгука гораздо, гораздо страшнее.              Тэхён не знает, почему Чонгук держит Намджуна-хёна в изоляции, что между ними произошло? Почему, видя, как Тэхёну хреново, не удосужился хотя бы намекнуть на то, что с хёном всё в порядке?              Мысли о том, что с хёном может быть не всё в порядке, Тэхён старательно отгоняет. Намеренно делает себя слепым. Притворяться слепцом всегда проще, когда страшно взглянуть правде в глаза.              Тэхён ещё не придумал, что будет делать, когда Чонгук привезёт его к Намджуну. Тэхён не загадывает наперёд.              Он не хочет знать.              Тэхён слеп.              Но проблема в том, что он знает.              Прошлой ночью Намджун приходил попрощаться.                     Наверное, произойди это сразу же после исчезновения Намджуна, Тэхён бы не поверил. Или, правильнее сказать, не принял бы.              Но прошло больше месяца. Ким успел тысячу раз надумать себе самые худшие варианты и тысячу раз отвергнуть их. Наверное, поэтому принять смерть Намджуна оказалось проще, чем должно было быть. Он был подготовлен, хоть и не верил… Не признавал.              Ким надрывно всхлипывает, невидяще пялясь на озеро. Прозрачные островки льда насмешливо улыбаются. Где-то там, среди них, запрятан Намджун. Так сказал Чонгук. И Тэхён наконец поверил.              — Ты надо мной издеваешься, — в который раз повторяет он. — Ты просто надо мной издеваешься. Ч-что я тебе сделал? За что ты так со мной?              — Я не издеваюсь. Я обещал тебя отвезти к нему, я и отвёз.              Чонгук стоит за спиной, и Тэхён не видит, какое у него сейчас выражение лица. Говорит ли он правду, или лжёт. Надо обернуться, но Тэхёну на самом-то деле плевать. Сейчас ему плевать на Чонгука, плевать на холод, плевать на таявший снег, превративший землю в грязь. Всё это кажется незначительным дерьмом. Мир сужается до размера небольшого озера, насмешливых гримас плавающих льдин.              Тэхён не замечает, что рюкзак Чонгука с громким хлюпом падает в лужу. Не слышит, как вжикает молния. Не видит, как Чонгук достаёт молоток.              Надо обернуться.              «Чонгук, тебе есть что терять?»