trickster and traveller

— Знаешь, мне до сих пор жутко, когда ты просто так приходишь: навевает воспоминания о былых днях, — Доран отпил из плоской красной чашечки, которая в его руках казалась крохотной бусинкой. — Думаешь, я принесу неприятности? — делая большие паузы между словами, второй мужчина повторил действие друида. — Я в этом уверен, — Уолкер усмехнулся, — ты с ними неразлучен, как кицунэ и их хвосты. — Приму за комплимент, старый друг, — губы растянулись в хищной улыбке, слегка обнажая острые клыки. — А теперь… выпьем за того, кто оставил нас давным-давно.       Первым в скромное жилище кельта прибыл человек неопределённого возраста и пола. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это всё же молодой мужчина. С кожей белее, чем у самого Локи, с папирусными губами, постоянно изогнутой в полуулыбке, с волнистыми светлыми волосами, частично спрятанными под банданой, с красными отметинами на лице и узкими лиловыми глазами, он производил особое, потустороннее впечатление. Доран назвал его Кусуриури. — Приятно познакомиться, — голос у мужчины был глубокий и тихий, но услышать и понять его можно было без проблем, — бог озорства и обмана, Локи. Но, друг мой, я думал, ты не в ладах с северными kamigami, — сказал он, обращаясь к Дорану. — А с кем я вообще в ладах? — хмыкнул Уолкер и пожал плечами. — Обстоятельства. — Очень интересно, — Кусуриури слегка поклонился, снял с плеча небольшую сумку и неспешно пошёл на кухню, плавно покачиваясь на ходу.       Как это и бывает в доме друида, утро началось самым обычным образом и не предвещало ничего экстраординарного или интересного. Но, как это и бывает в доме друида, подобное спокойствие — лишь обманка, затишье перед какой-то бурей, и расслабляться нельзя ни в коем случае. Однако предвкушение владело Локи со вчерашнего дня.       После того как Тор покинул их скромное жилище, Доран принялся делать вид, что готовится к предстоящему событию. На закономерный вопрос: «А что же такое завтра будет?» — он в очередной раз пожал плечами и, загадочно улыбнувшись, ответил: «Скоро сам всё увидишь». Правда, после этого мужчина вздохнул и всё же пояснил, что приближается ежегодное осеннее собрание его — Уолкер на секунду задумался, пробуя на языке слово «ковен», которое, однако, в данной ситуации не сильно ему понравилось, — «хороших знакомых».       Все они, так или иначе, относятся к разного рода магическим школам и являются людьми. Здесь друид скривился, потому что прекрасно знал, что подобной фразой сильно исказил истину: в их компанию затесался локальный божок, перевёртыш, одержимая, сноходец и больная на всю голову птица. Обязательным дополнением также являлся Кайлан, который в этом году умудрился привести своего мохнатого парня. К тому же, в связи с недавним происшествием, кельт был вынужден пригласить волчицу Мор, чтобы она, выплеснув накопившуюся энергию, смогла проспать до надвигающегося Самайна и больше никого не кусать; из-за неё же Уолкер ожидал ещё одного нового гостя. И апогеем всего этого магического безумия являлся вполне конкретный трикстер.       Услышав это, Локи довольно сощурился и отметил, что Хеймдалю предстоит тяжёлая ночка. Доран низко хохотнул: «В этом доме он видит только то, что ему позволено. У всех этих ваших всевидящих, всезнающих и всемогущих всегда есть какая-нибудь крохотная вещь, не входящая в это самое «все». Чем я обычно и пользуюсь. Едва ли кто-то обратит внимание на мышь, укравшую сыр, если в это же время неподалёку взрывается звезда», — и таким образом заработал ещё одну галочку в мысленном списке хороших качеств, который Локи составлял от нечего делать.       До обеда всё шло своим чередом: Доран что-то колдовал — в прямом и переносном смысле — на заднем дворе, Локи, расположившись на диване, читал очередную случайную книгу, Кошка лежала у него в ногах, забавно ворча во сне, а по лавке сновали фейри, по поручению своего хозяина приводя её в порядок. Атмосфера лености всё ещё витала в воздухе, но постепенно обитатели друидского дома стряхивали с себя это мягкое наваждение, вызванное нежданным солнцем. Казалось, их крохотный мир окружила дымка безмятежности.       Закончив с делами на улице, Уолкер сел за массивный стол, что стоял в лавке, и начал работать с лекарствами. Надев очки в тонкой красной оправе и собрав волосы в неряшливый пучок, он принялся доставать из многочисленных ящичков различные ингредиенты, — нужные и не очень — ворча себе под нос что-то о старательности Кайлана и его излишней любви к чистоте. Локи, краем глаза следивший за страданиями кельта, усмехнулся. Доран, не отрываясь от поисков и не поднимая головы, поинтересовался, не желает ли его королевское величество принять участие в ворожбе, на что получил ещё один смешок и ехидный, но достаточно мягкий отказ. Пошуршав ещё минут десять, Падди тяжело вздохнул, закрыл последний ящик стола и, пододвинув к себе небольшую белую пиалу, похожую на ту, в которой он жёг примулу для гвиллиона, наконец приступил к приготовлению некоего целебного препарата.       В процессе измельчения, взвешивания и смешивания Уолкер был необычайно разговорчив: он пояснил, что делает средство для улучшения и сохранения памяти; что рецепт этот очень давно был обнаружен им в Китае; что делается это для миссис О’Шей — очаровательной пожилой леди, у которой, к сожалению, не осталось родственников и которая когда-то присматривала за маленьким Кайланом, сильно помогая этим Дорану. Он также добавил, что в своё время она была страшной авантюристкой, а сейчас спокойно поживает здесь, в Килки — неподалёку от пляжа, напротив аптеки, в маленьком белом доме с изгородью такого же цвета и чёрной дверью, его несложно найти, правда. На закономерный вопрос о том, зачем нужно это необычайно большое количество уточнений, был получен закономерный ответ, из которого следовало, что это было нужно для того, чтобы он, Локи, не заблудился. Последовала минутная пауза. — Ты хочешь, чтобы я отнёс ей лекарство. Оди́н. — Да, не вижу в этом ничего такого. Тебе не помешает прогулка. — Поправь меня, если я что-то путаю, но ты, помнится, должен вроде как постоянно присматривать за мной. — Тебе не нужна моя опека, чтобы дойти до центра города.       Было болезненно очевидно, что Падди разыгрывает святую простоту, прекрасно понимая, о чём говорит Лофт. Совместная жизнь с друидом всё ещё была наказанием за не самые морально приемлемые поступки трикстера, а лавка — местом заточения, которое нельзя покидать без её хозяина, являвшегося по совместительству надзирателем. И он, очевидно, либо пытался в очередной раз насолить Всеотцу, либо не воспринимал всерьёз мысли о возможном побеге Лафейсона.       Последнее нисколько не коробило Локи, не заставляло его злиться, потому что какой-то смертный ни во что его не ставит. Ведь суть была в другом: это — особая форма доверия. И они оба знают, что трикстер не будет им рисковать. — Можешь считать это той услугой, за Глейпнир. — Прибереги её для чего-то более серьёзного.       И таким образом Локи впервые оказался за пределами лавки друида с бумажным пакетом в руках. Без какого-либо сопровождения.       Солнечные лучи омывали его лицо, ветер трепал волосы, а запах океана и осени наполнял лёгкие, кружа голову. Лафейсон спустился к узкой извивающейся тропинке, провёл рукой по влажному заборчику, отделявшему его от острого обрыва, окинул взглядом раскинувшийся винноцветный простор и хмыкнул, заметив вдалеке людей, прыгавших со скал в воду, которая, скорее всего, была обжигающе холодной. Странные.       Покачивая головой в такт своим мыслям, неспешным шагом он дошёл до уже знакомого здания с красной дверью и вывеской «The Diamond Rocks Café». Сейчас людей здесь было больше, чем в последний их визит: стоянка была заполнена машинами, тут и там можно было увидеть хозяев собак со своими питомцами, туристы позировали и делали фотографии, их дети играли возле небольшой, покрывшейся коррозией статуи какого-то человека. Многие посетители сидели за столиками, что выходили на галечный пляж. В возившейся с большой скатертью женщине Лофт узнал владелицу кафе, Маргарет. Заметив проходящего мимо трикстера, она приветливо улыбнулась и помахала свободной рукой, на что тот мягко кивнул.       Несколько минут ходьбы спустя Локи дошёл до первых жилых домов: их светло-зелёные, голубые и жёлтые стены казались ярче из-за солнечного света, большие незашторенные окна, выходившие на залив, превращались в слепящие драгоценные камни. Слева шумели волны, а справа, где-то вдалеке — редкие машины. Уэст Энд (согласно указателю, это был именно он) с его несколькими пожилыми пешеходами казался в хорошем смысле слова пустынным, и Лафейсон мог слышать эхо собственных шагов, отражающееся от цветных стен.       Обогнув кипевший жизнью пляж (резкая перемена атмосферы заставила асгардца поморщиться), Лофт вышел к большому кольцу и, помня указания Дорана, выбрал направление, ведущее в центр города. По Сёркулар роуд он миновал красное здание ресторана азиатской кухни, манившего прохожих острыми пряными запахами, дружелюбные стены «Marine Hotel», на дверях которого красовались небольшие якоря, открытые витрины какого-то антикварного магазинчика и наконец достиг аптеки, напротив которой и жила миссис О’Шей. Перейдя дорогу и проскользнув в открытую калитку, Локи постучал в скромную чёрную дверь.       Миссис О’Шей оказалась улыбчивой старушкой с тёмно-синими, подёрнутыми подслеповатой пеленой глазами. Трикстер ещё не успел сказать, что он здесь по поручению Дорана, а она уже взяла его за руку, втянула в коридор и, закрыв дверь за его спиной, провела в маленькую гостиную. Всё это время леди не переставала что-то восторженно рассказывать. Усадив своего гостя в большое кресло, в мягкой обивке которого его безвольное тело тут же утонуло, Эрин (так попросила миссис О’Шей называть её, когда Лафейсон попытался объяснить, что просто принёс снадобье от друида) торопливо удалилась на кухню, чтобы приготовить «лучший чай, который ты когда-либо пробовал, fear óg».       Глубоко вздохнув и, кажется, смирившись со своей судьбой, Локи положил пакет с лекарством на подлокотник и решил осмотреться. Это была самая обычная комната: светлые полосатые обои и несколько масляных картин, парочка стеллажей и массивная тумбочка со старым телевизором, двухместный диванчик и кресло, в котором сидел сейчас асгардец, возле окна — столик с письменными принадлежностями и миниатюрным боярышником. Больше всего трикстера заинтересовал камин с прилегающей к нему полкой, на которой стояли рамки с фотографиями. «У Дорана такого нет», — хмыкнул про себя Лафейсон и встал, чтобы поближе рассмотреть изображения.       На первом была серьёзная девушка с яркими тёмно-синими глазами и длинными иссиня-чёрными волосами, собранными в причудливую причёску — молодая Эрин в строгой учебной форме. На втором фото она же, широко раскинув руки, обнимает троих: двух улыбающихся рыжих юношей и чем-то недовольную блондинку в очках; все четверо — дети семейства Флинн. С третьего снимка на мир смотрела счастливая пара новобрачных: миссис О’Шей в длинном белом платье с букетом простых жёлтых лютиков и мистер О’Шей — статный мужчина с глубокими чёрными глазами и разбросанными по всему лицу веснушками. На четвёртом изображении был спящий младенец, крепко держащийся за чей-то палец. Пятая и последняя фотография являла собой семейный портрет: сидящий на стуле мистер О’Шей, чьи виски уже тронула лёгкая седина, стоящая справа от него миссис О’Шей с проявляющейся паутинкой морщинок у рта и вокруг глаз, а подле неё — юная мисс О’Шей, до неприличия похожая на своего отца, но с яркими материнскими глазами.       «Милая, — подумал Лофт, задерживая взгляд на девушке, — но быстро угасшая».       Два месяца, всего ничего и она официально станет врачом и будет помогать людям и будет наконец счастлива не могу дождаться увидеть блеск в её глазах свет её улыбки она похожа на молодого Ричарда — даже ямочки на щеках такие же такая старательная и верная и такая хрупкая маленькая беззащитная но она справится хрупкая но сильная и яркая и тёплая и искрящаяся как озеро в котором она утонула — глаза пустые впавшие блеклые губы синие как небо под которым её похоронили кожа с зеленоватым оттенком и запах запах сладкий приторный гниение и портящаяся вода ткани разлагающиеся на солнце и слёзы слёзы слёзы так много слёз мы и сами все вслед за ней утонем и нужно будет ещё больше похорон и ещё больше слёз и похороны и слёзы и это бесконечный неразрывный круг и он вечен вечен ве—       Из коридора послышалось тихое бормотание и шуршащие шаги, Локи обернулся. Эрин стояла в дверном проёме с небольшим подносом. Две чашки с ложечками, чайник, молочник, сахарница и блюдце с бисквитами. Она прошла в гостиную, поставила поднос на письменный стол и взяла чашки — одну для себя, другую отдала своему гостю. Напиток пах имбирём, мускатным орехом, гвоздикой и ещё чем-то тонким, почти неуловимым. Лафейсон кивнул в благодарность. Эрин присела на край дивана и свободной рукой похлопала по месту рядом с собой, приглашая Локи присоединиться.       Доран не соврал: миссис О’Шей в молодости была страшной авантюристкой. Она рассказала трикстеру, как однажды, будучи пятнадцатилетней девочкой, надела школьный костюм младшего брата и в таком виде проехалась на велосипеде по своему родному городку; как сбежала из дома с бродячей цирковой труппой, где занималась воздушной гимнастикой; как впоследствии оказалась в Исландии и стала свидетельницей настоящего извержения вулкана — у неё даже остался кусочек этого камня, oibsid; как притворялась банши, чтобы выселить людей, незаконно поселившихся в доме её друзей; как из-за этого спасла жизнь своего будущего мужа, оказавшись в нужном месте в нужное время, и как они при этом разругались в пух и прах, буквально возненавидев друг друга; как осела в Килки и встретила молодого Уолкера (который не особо-то и изменился, если так подумать, хм-м); и так далее, так далее, так далее…       Эти два часа пронеслись в водовороте тихих смешков, широко раскинутых рук и образов из прошлого.       ***       Возвращаясь в лавку, Локи рассуждал о том, что с Уолкером что-то не так. Помимо очевидных вещей из разряда странных шуточек или постоянной войны с собственной кошкой, было что-то ещё. У трикстера не было особых причин задумываться об этом раньше, но рассказ Эрин пролил немного света на личность кельта.       По словам миссис О’Шей здание, в котором сейчас живёт Доран, стояло в Килки и раньше. Поговаривали, что фоморы устраивали там свои дикие гулянья, отголоски которых были слышны даже в городе; что когда-то там скрывалась странная женщина, которая по ночам ужасающе завывала и иногда являлась местным жителям в виде огромного чёрного пса; что если увидишь близ этого места блуждающие огни, то накликаешь на себя беду. Заброшенный, но незабытый, этот дом был источником историй о фейри и любимой проверкой на храбрость для местной ребятни. Трикстер не знал, сколько в этих историях правды, но он точно помнил, что в друидовской библиотеке была книга, больше всего похожая на дневник, где в смежном контексте упоминались скрайкер и некая леди Леа.       И вот однажды из ниоткуда появился «устрашающего вида угрюмый молодой человек» — ещё без бороды и именитых длинных волос, по заверениям Эрин. Он спросил, кто обитает в доме на холме и где здесь можно достать рябиновое вино и три дюжины колокольчиков, а через несколько дней местные заметили, что кто-то обживает заброшенное и десятилетиями пугавшее людей здание. Сначала все насторожились: чужаков, вмешивающихся в дела фейри, не любили нигде.       Время шло, таинственные завывания прекратились, блуждающие огоньки исчезли, а возле некогда заброшенного дома появился дуб. Город вздохнул спокойно. Иногда угрюмый молодой человек появлялся на окраине или в центре, отдавал что-то кому-то и снова исчезал в своём доме. Так или иначе, местные к этому привыкли. К нему в гости стали захаживать старики и молодые люди, очарованные романтикой местного фольклора и флёром таинственности чужака. Среди последних была и миссис О’Шей.       «И какого же было моё удивление и счастье, когда однажды он оказался на пороге нашего дома в неумело сделанном венке из одуванчиков и с моей дочуркой Берти на руках!»       Однако в какой-то момент Доран уехал. Года на три или четыре, но всем казалось, что навсегда. Молодое семейство Вогелей, жившее как раз на окраине Килки, в своё время тесно сдружилось с Уолкером, а потому присматривало за домом в его отсутствие.       Вернулся друид уже обросшим и в компании женщины. Звали её Кларисса, ей было чуть больше двадцати, и она была бесконечно наивным и жизнерадостным человеком. В городе эту парочку любили, да и появляться в центре они стали чаще, что не могло не способствовать улучшению отношений. Казалось, яркая, бьющаяся через край энергия мисс Бойл (пользовалась она девичьей фамилией, потому что кельт не верил в браки и, соответственно, отказывался узаконивать их отношения) заражала каждого встречного, но особенно — самого Уолкера: он тоже расцвёл и начал полноценно наслаждаться жизнью.       Через год у них появился сын, Кайлан, а ещё через четыре — Кларисса погибла. Ходили разные слухи о том, что с ней случилось, доходило до безумных теорий о том, что это было проклятье дома, из-за которого Доран убил её собственными руками. Но ни у кого не было доказательств, только догадки.       Друид снова исчез из города. Кайлан оказался на попечении у уже одинокой к этому моменту Эрин: тогда же мальчик сдружился со старшим сыном Вогелей — Баком и с их совсем ещё маленькой дочкой Лили. А Уолкера-старшего и след простыл — он присылал деньги для своего ребёнка и лишь иногда как дополнение приходили небольшие сообщения типа: «Всё нормально. Я в стране N. Напиши по этому адресу, если что-то нужно».       Однажды, когда Кайлану было пять, он играл с детьми постарше на дикой части пляжа, где над землёй опасно нависал огромный валун. Ребятня убедила Кая встать под ним. Чудом не раздавив мальчика, камень повредил ему позвоночник. Доран был вынужден вернуться: в дом миссис О’Шей его буквально за шкирку притащил какой-то молодой человек с сильным нордическим акцентом.       «Их будто магнитом всегда притягивает к Дорану. Молодых людей, я имею в виду. Как мотыльков на огонь: некоторые сгорают, подлетев слишком близко, другие же учатся держаться чуть поодаль и таким образом любоваться пламенем на расстоянии. А каким мотыльком будешь ты, fear óg?» — Мистер помощник! — звонкий голосок выдернул Лафейсона из собственных мыслей.       Обернувшись, Локи увидел улыбающуюся девушку с пшеничными волосами, что пару дней назад приходила к друиду в лавку; рядом с ней стоял невысокий юноша, зябко кутавшийся в широкий шарф, и хмурым взглядом исследовал фигуру трикстера. Лили и Бак Вогель собственной персоной. — Здравствуйте, мистер помощник, — девушка улыбнулась. — Вы были у mamó Эрин? — Догадливая, — ухмыльнувшись, Лофт кивнул. — А что у Вас в свёртке? — Не приставай к человеку, Лили, — осадил сестру Бак; голос у него был сиплый, с булькающими нотками. — Кажется, это какой-то хлеб, — проигнорировав молодого человека, ответил трикстер. — И пахнет он чем-то очень сладким. — О, это, наверное, бармбрэк, — глаза Лили засверкали, — mamó Эрин всегда его нам пекла, когда мы были маленькими, помнишь, Бак? — Конечно, — взгляд юноши смягчился. — Брэк миссис О’Шей лучший во всём графстве Клэр. Очень жаль, что сейчас она готовит его не так часто. — Я думаю, др– Доран будет рад, если вы зайдёте на чашку чая, — Локи тонко улыбнулся, — особенно, если чай с таким чудесным бармбрэком.       Они сказали, что предложение замечательное и, возможно, они действительно заглянут в лавку, но позже — сейчас у них неотложные дела. Попросив передать Падди привет, брат с сестрой попрощались с Лафейсоном и бодрым шагом пошли в сторону центра Килки. Оставшись один, Локи вернулся к своим размышлениям о мистере Уолкере.       Он — друид. Друиды верят, что смерть является только началом, что их знания сакральны, что богов нужно уважать. Доран боится смерти, но жаждет её в качестве конца; он пишет книги о магии и почти охотно учит своей ворожбе других; об уважении какого бы то ни было пантеона речь даже не идёт. Да и тенистая скрытность леса подошла бы ему намного больше излишне открытой прибрежной местности.       Доран Уолкер бежит.       Исходя из того, что трикстер уже знал, получалось, что сначала он бежал от традиций и от отца, в чьём лице они запечатлелись; затем он бегал от богов и других высших сил, заработав неприятности собственным авантюризмом; в какой-то момент он остановился и завёл семью — не обязательно один раз, кажется, у него и до Клариссы были такого рода партнёры; однако после смерти последней «супруги» он побежал за чем-то — за лекарством от смерти, которое не смог нигде найти, и снова вынужден был бежать от — себя. Куда и зачем бежит Доран сейчас — было, однако, загадкой.       Домик на холме казался теперь странно одиноким и покинутым.       У порога Локи встретила Кошка. Потёршись о его ноги, она встала на задние лапы и понюхала принесённый свёрток. Он действительно пах чем-то сладким, а потому животное забавно чихнуло и, раздражённо махнув рыжим хвостом, убежало в сторону дивана.       Доран, как и несколько часов назад, сидел за своим столом и, немного сгорбившись, над чем-то работал. Он поднял на вернувшегося трикстера покрасневшие глаза, и усталая улыбка растеклась по его губам. На немой вопрос во взгляде Лофт не ответил, а лишь сказал: «Вогели передавали привет», — и ушёл на кухню.       Он разогрел воду, сделал им обоим по чашке чая и нарезал принесённый хлеб. Внутри оказался виноград и изюм. И маленькая серебряная монетка, которую Локи спрятал в небольшой карман своего камзола. Кажется, это к удаче.       Остаток дня они провели в неспешных разговорах и подготовке к прибытию гостей. Атмосфера безмятежности, которую Лафейсон покинул, выйдя ненадолго в город, снова опустилась на друидовский дом. Это казалось Локи немного сюрреалистичным, ненастоящим. Будто сейчас кто-нибудь щёлкнет пальцами, всё вокруг исчезнет в зеленоватой дымке, а он проснётся в одной из камер асгардской тюрьмы. Но время шло. Доран щёлкал пальцами в моменты озарения. Локи, как бы случайно, между делом, делал то же, просто чтобы убедиться. Но ничего не исчезало.       Всё оставалось на своих местах, включая самого трикстера.       А на следующее утро в дверь, над которой красовалась потускневшая вывеска, постучался человек с лисьими чертами лица.