trickster and traveller

— Я тут подумал... — Весьма нереалистичное начало.       Доран проигнорировал шпильку. — ...а Один хоть извинился? — Что?       В голосе Локи было столько неподдельного недоумения, что друид отложил в сторону травы, которыми занимался. — Я спрашиваю, извинился ли Один за то, через что тебе пришлось пройти из-за него? Из-за того, что он скрывал от тебя правду? — Полагаю, он не посчитал необходимым. Мы успели поговорить лишь однажды, и он заявил, будто я извращаю его слова. После чего погрузился в магический сон. — Весьма удачно, хм. — Просил ли твой отец прощения? — Нет, да и зачем? Он-то не был ответственен за долгие годы фрустрации и ненависти к себе; плюс, он не скрывал моего истинного происхождения, мол, я — представитель народа, с которым он ведёт долгую кровопролитную войну. Так, просто пытался сделать из меня собственную копию.       Доран говорил легко, однако внимательно следил за каждым, даже мельчайшим изменением в лице Лофта. Почти две недели назад, когда они только встретились, за такие слова трикстер, не медля, попытался бы как-то навредить друиду — пусть даже и ответной язвительной ремаркой; сейчас же он просто вздохнул и вернулся к рукописи, которую рассеянно листал до этого.       Немного подумав, Уолкер сказал: — Мне жаль. — О, избавь меня от этого, — Локи раздражённо захлопнул книгу. — Мне не нужна ничья жалость. — Я не жалею тебя. Но мне жаль, что тебе пришлось пережить подобное.       Несколько долгих мгновений Лафейсон молча смотрел в сторону, стараясь не встречаться с прямым, настойчивым взглядом Дорана. Он не мог позволить себе снова попасть под эффект непротивления этого человека.       Ха, трикстеру как-то не приходило это в голову: Уолкер всё ещё был человеком. Он слишком привык воспринимать друида как некое явление, существовавшее в одно и то же время вне и внутри многих космически-магических отношений. Доран был Дораном; он был собой. Взбалмошным кельтом, который умудрился наворовать ценнейших магических артефактов, побывать там, куда обычно не ступала нога ни одной здравомыслящей личности, и насолить приличному количеству божеств, отвечающих за смерть. Но в то же время он всё ещё был человеком. Безумно старым по мидгардским меркам, но — человеком. С плотью, что так легко порезать, и с жизнью, что так легко отнять. И, очевидно, в этой своей странной человечности он по-прежнему был способен на сочувствие. Даже к такому, как он. — Когда ты назвал себя «психиатром для загульных нелюдей», я думал, ты просто решил поиграть на моих нервах, — усмехнувшись, покачал головой Локи.       Отложив книгу, он встал с дивана и направился к рабочему столу Дорана. — А что теперь — решил добраться до моих чувств? — Если бы они ещё у тебя были, — друид фыркнул. — Какая жестокость с твоей стороны, elskan mín. Признаться, я не ожидал. — Врёшь же. — Вру, — кивнул трикстер, останавливаясь напротив Уолкера.       Удивительно, как сильно изменилась атмосфера в доме. Они теперь могли находиться в одной комнате дольше пяти минут и спокойно разговаривать, не переходя на откровенные оскорбления; всё это — лишь игривое препирательство. Локи давно перестал быть нарушителем спокойствия, а Доран — жестоким надзирателем. Более того, они работали над общим «делом» против общего же «врага». Пока не слишком удачно, конечно, но первые шаги были сделаны. — Мы так и не поговорили о твоей жене, — присаживаясь на край стола, сладко протянул Лафейсон. — Она умерла двадцать лет назад, тут особо не о чем говорить. — Да, но её воспоминания всё ещё здесь... — Предположим, что так. — ...равно как и её душа. — Это место имеет привычку собирать то, что остаётся без присмотра. — Но она умерла вне стен этого дома. — Чего ты добиваешься? — взгляд друида вдруг стал тяжёлым, почти враждебным. — Мне просто интересно, понимаешь. Что-то же произошло. Ты сделал что-то настолько «вероломное, что даже я пойму», да? — В одной мидгардской поговорке говорится, что любопытство сгубило кота. — К счастью, я ледяной великан, мне это не грозит. Так вот, та волчица говорила, что двадцать лет назад всё здесь покрывала магия. Полагаю, твоя заслуга?       Доран тяжело вздохнул, прекрасно понимая, что сам нарвался на этот разговор. Он слышал ликование в голосе Локи, но не собирался поддаваться на его провокации. Он не будет злиться — он давно себе это пообещал. В злости не было ничего. Он не хотел больше чувствовать это ничего.       Если Лофту так интересно, он расскажет: в конце концов, друид сам предложил принцип «спроси — получи ответ». Бегать от него и дальше, было бы вопиющей наглостью со стороны Уолкера. — Да, моя: я хотел воскресить Клариссу. Должен был состояться ритуал. Её возвращённая душа поселилась бы в новом теле — и ты не будешь спрашивать о новом теле, а я не буду спрашивать о твоих делах с козлами. Только вот что-то конечно же пошло не так, потому что в моей жизни просто обязано что-то пойти не так. Душа Клариссы застряла в кошке, которая пробралась в дом через открытое окно. С тех пор она так и живёт: без нормального тела, без воспоминаний и без возможности покинуть это место. — Ты ужасен, — тихо сказал Локи; глаза его широко распахнулись, а губы растянулись в ядовитой улыбке. — Просто чудовище. — Это был несчастный случай. И я не намерен каяться, по крайней мере, не перед тобой.       Их роли поменялись. Хотя голос Дорана был колючим, мужчина всеми силами избегал смотреть на Локи. В противоположность этому две яркие льдинки неотрывно следовали за каждым движением Уолкера. Вот он собрал травы и окончательно убрал их в ящик стола, вот — отряхнул руки и тяжело вздохнул, что-то бормоча под нос. Снял очки в тонкой красной оправе, покачал головой и повернулся.       Почему-то он выглядел уставшим.       Локи отпрянул. Ему нравилось провоцировать Дорана, конечно, но он терялся, когда друид становился таким. Слишком открытым, слишком уязвимым, слишком настоящим. В этом было что-то неправильное. Что-то, от чего трикстеру хотелось пристыженно спрятать голову в плечи. Может, если он щёлкнет пальцами…       Звякнул колокольчик, входная дверь распахнулась.       Синхронно повернув головы, они увидели женщину. Запачканные бурым пальцы судорожно сжимали большой кухонный нож. Длинные волосы свисали тёмными спутанными паклями. Наполненный гневом взгляд обдавал искренней и всепоглощающей ненавистью. — Ты, — сказала она, махнув ножом в сторону Дорана, — ты же ведьма. Мне нужна ведьма. — Я? Не-ет. Куда мне! А вот он, — друид указал на Локи, — просто первоклассная ведьма. — Что ты… — но Уолкер не дал трикстеру закончить. — Проходите, милая мисс, присаживайтесь. А я пока сделаю нам всем по чашечке чая.       И странная женщина, и Локи проследили за тем, как Доран встал, вышел из-за стола, широким жестом указал на потрёпанный розовый диван и, чарующе улыбаясь (впрочем, Лафейсон видел в этом только неприкрытое ехидство), скрылся на кухне. Они остались наедине.       Подобно загнанному зверю, нежданная гостья боком подошла к дивану и осторожно присела на подлокотник. В вытянутой, чуть дрожащей руке она всё так же держала нож, сверля Лофта тёмным взглядом. Чем тот, к сожалению, впечатлён не был: за свою долгую жизнь он сталкивался с куда более грозными явлениями, нежели смертная с заточенным куском металла, который даже не способен порезать его кожу. Да и Локи, в конце концов, не был безоружен. Друид, скорее всего, не обрадуется ещё одной мёртвой женщине в своём доме, но, если она нападёт первой, он не собирается просто сидеть. — Что же привело вас сюда, юная леди? — Какая я тебе «юная», мне сорок два. — Что же, вы отлично сохранились, — трикстер поудобнее устроился на столе. — Но я могу называть вас «старухой» или «каргой», если пожелаете. — Издеваешься, да, ведьма?! — Ничуть. Лишь хочу, чтобы клиент чувствовал себя комфортно. Это очень важная часть ведовства. — Просто, — женщина устало вздохнула, — просто зови меня Кили. — Приятно познакомиться, Кили, — почти приветливая полуулыбка искривила его губы. — Так что вас интересует? Привороты? Проклятья? Яды? — Я… не знаю?       Несколько долгих минут Кили молча смотрела в пустоту. Она действительно была уже немолода по мидгардским меркам; это проявлялось в её руках и шее, в морщинах, пересекающих лоб, в постепенно исчезающем желобке над верхней губой. И хотя она выглядела измученной, женщина эта была из тех, кому идёт возраст. В её внешности присутствовал загадочный шарм, доступный только тем, чья юность эфемерна, тем, кто способен по-настоящему стареть. Доступный только смертным.       Наконец, она заговорила голосом медленным и отрешённым: — Моя… подруга дважды пыталась покончить с собой. Нет, подожди. Получается, уже трижды: несколько часов назад я вырвала у неё этот нож. Отвезла её в больницу. И теперь она… спит. Из-за препаратов, которые дал ей доктор. — А вы хотите, чтобы это прекратилось. Чтобы, придя в себя, она стала радостной и довольной жизнью, будто ничего не было.       Внутренне Локи разочарованно цыкнул. Люди такие простые, такие предсказуемые. Счастье ближнего означает для них и собственное счастье. Ради него они даже готовы обращаться к такой опасной вещи как магия. «Продать душу дьяволу» — фигурально или буквально, если потребуется. Он никогда не мог понять эту странную — вторичную — форму эгоизма. — Нет, — Кили подняла голову и посмотрела трикстеру в глаза. — Я хочу, чтобы она не проснулась.       «Среди обширного числа этих зверей встречаются иногда овцы, но большинство их — волки и лисы». — Ужасен род человеческий, — нараспев протянул Доран, выходя из кухни с небольшим подносом. — Чай готов.       Друид пересёк комнату, остановился возле дивана, оставаясь при этом достаточно далеко от Кили и её ножа, поставил на столик дымящуюся чашку. Свободной рукой мужчина сделал пригласительный жест и отступил назад, ожидая. Когда гостья, всё ещё мелко подрагивая, взяла напиток, Уолкер кивнул. — Значит, всё же яд, — пожал плечами Локи, так же принимая чашку от кельта. — Можем даже использовать отравленное яблоко, чтобы было символично, как в одной из ваших сказок. — Я не хочу убивать её. — Только что вы… — Это не одно и то же, — одновременно сказали Кили и Доран, и голоса их странным эхом отозвались в груди Лафейсона.       Они звучали по-разному. Женщина злилась, её раздражало непонимание, казалось бы, очевидной вещи; но здесь же были слышны безотлагательность, отчаяние и страх. Друид, напротив, был спокоен и терпелив, он будто объяснял ребёнку правила новой игры; ему было некуда спешить. — Мирна делает это не потому, что хочет умереть, — Кили недоверчиво отпила чай и поморщилась, — она просто не хочет жить.       Локи раздражённо фыркнул, за что получил лёгкий толчок от Дорана. — «Я ничего не делаю, ни к чему не стремлюсь, мне ничего не нужно. В чём же тогда смысл моего существования?» — вот, что она говорит, — женщина прижала чашку к груди. — Это так… Не знаю, как «так», но мне от этого очень… горько. Я не могу смотреть на то, как она страдает. Поэтому, ведьма, пожалуйста, сделай так, чтобы она не проснулась. — Чего именно вы хотите, Кили? — Наколдуй маковое поле, чтобы Мирна могла спать среди цветов!       А, только лишь. Долгий-долгий волшебный сон — пока что-то или кто-то не пробудит человека. Невесомое состояние между жизнью и смертью. Редко кто просит о подобном в таком контексте, но это вполне выполнимо. Раздобыть парочку маковых цветков или коробочек с семенами, подобрать не слишком мощное сонное зелье, установить несколько обетов (или гейсов, как их называли здесь) и дело с концом. По крайней мере, так бы поступил сам асгардец: у друида же, трикстер был в этом уверен, обязательно найдётся какое-нибудь украденное заклинание с миллионом, м-м, последствий. — Среди сомлевших трав все маки пятнами — как жадное бессилье, как губы, полные соблазна и отрав, — улыбаясь, продекламировал Доран. — Это хорошее желание, милая мисс. Но, боюсь, я вынужден отказать. — Что?! — в этот раз одновременно заговорили Кили и Локи, а осознав это, непонимающе переглянулись.       Уолкер вновь вышел из-за стола, но теперь направился к нежданной гостье. Естественно, он оказался намного выше женщины и нависал над ней, подобно утёсу, нависающему над океаном. Инстинктивно Кили отпрянула, снова выставляя нож перед собой. Будто это хоть как-то могло ей помочь. — Не занимайся ерундой, милая мисс, — сказал кельт, присаживаясь перед ней на корточки. — Чем тратить время на поездку сюда, провела бы его лучше со своей подругой, поговорила бы с ней, нашла бы хорошего психолога. Понимаешь, не всё в этой жизни решается магией. Не всё в жизни может быть решено магией. Будь это так просто, на свете бы уже давно не осталось несчастных людей.       Кили смотрела на него долго, но как-то слепо. Потом обессиленно опустила руки; нож со звоном упал на пол. Даже за спутанными волосами Локи заметил, как по щекам её бегут слёзы.       ***       Она ушла совсем не так, как пришла: тихо и не поднимая головы. Аккуратно придерживая за локоть, Доран проводил её до машины и что-то сказал на прощание. Лафейсон, наблюдавший за ними из дверей друидской лавки, не расслышал слов из-за низко свистящего ветра.       Погода портилась. — Почему ты отказал ей? — спросил трикстер, когда рычание мотора затихло вдалеке. — Потому что это разрушило бы её жизнь. — Но ты мог дать ей то, чего она желала. — Кому как не нам знать об отравляющих желаниях, — кельт тяжело вздохнул. — Я видел, к чему приводят такие игры с магией. Она бы не смогла просто оставить Мирну на поле: она бы возвращалась, и возвращалась, и возвращалась, пока не потеряла бы себя в этом маковом одиночестве и чувстве вины. — Но какое тебе дело? Тебя попросили о чём-то — ты выполнил просьбу. Забота о последствиях лежит уже не на твоих плечах.       Уолкер подошёл ближе к Лафейсону и легонько, немного по-детски поддел носок его тапочка своим. Да, за прошедшие две недели изменилось многое; но многое же осталось прежним. Стоя на одном уровне с друидом, младший асгардский принц всё так же был ниже. Однако всё так же умудрялся с высока взирать на своего собеседника. — Ты ещё так молод, — тихо сказал Доран, беря Локи за подбородок и пристально глядя ему в глаза, ища в них ответ на незаданный вопрос. — Мне несколько тысяч лет, — хмыкнул Лофт и дернул головой, но из хватки выбираться не спешил, — и я намного старше тебя. — Я прожил множество человеческих жизней, а ты едва справляешься с одной божественной.       Снова вздохнув, друид отпустил трикстера и отступил на несколько шагов. Подобрав оставленный Кили нож, Доран принялся ходить по лавке туда-сюда, размахивая клинком в такт собственным словам.       Чудна́я атмосфера близости, витавшая в воздухе, растворилась, будто её и не было. — Есть одна старуха, ужасно сварливая по временам, но если вежливо попросить, она может помочь. — Это большая честь — наконец познакомиться с твоей матушкой, — в словах Локи было столько притворной искренности, что на секунду Уолкер даже был готов ему поверить. — Благодари духов за то, что Фионнуала много веков как мертва, — друид криво ухмыльнулся. — А нам, похоже, пора навестить бабушку Маху.