Сквозь века

      Солнце с самого утра отказывалось показываться, скрываясь за хмурыми тучами. Стоя на балконе и опираясь о каменные поручни, Софи смотрела куда-то вдаль, сквозь луга и леса, будто надеясь увидеть родные берега. На её лице застыло выражение крайней задумчивости: брови были нахмурены, а губы плотно сжаты. Мысли лихорадочно летали в голове, путаясь друг с другом. Со страхом вспоминая безумный взгляд Брэдберри вчера вечером, его жёсткие прикосновения к ее телу, от которых на запястье остался след, она снова чувствовала, как слезы подступали к глазам, но не давала им воли. Тут же она с упоением вспоминала, как уснула вчера в объятиях Клауса, положив голову на его сильное плечо и чувствуя его спокойное тёплое дыхание на своей коже. Впервые рядом с ним она не терялась от смущения и необъяснимой дрожи в коленях. Она ощущала необычайное умиротворение, когда он прижимал её к себе, слегка поглаживая ладонью по спине. Как странно, насколько могут измениться чувства человека по вине печальных обстоятельств: ведь ещё несколько дней назад Софи опасалась находиться с Клаусом в одном помещении. Но, может, это были не опасения, а нечто другое? То, что вызывает приятное тепло по всему телу, и то, чего Софи не понимает.       Глубоко вдохнув, будто стараясь надышаться, она вернулась в комнату, решив наконец спуститься на завтрак. Ей так отчаянно не хотелось встречаться с лордом, что она была готова остаться в покоях на весь день, но тотчас вспоминала, что злые языки оклеветают её за одно отсутствие на трапезе. Спускаясь на первый этаж, она столкнулась с Элайджей Майклсоном, с лёгкой улыбкой поприветсовав его; тот лишь мелко кивнул, очевидно, спеша куда-то. «Всегда загадочный и вечно задумчивый», — пронеслось в её голове, когда она попыталась дать ему характеристику, — «А ещё, совершенно не похожий на брата». Да, Никлаус отличался от него во всем: в воспитании, в чертах характера, в манерах поведения в обществе, во внешности, в конце концов. Вполне возможно, что они сводные братья, но, конечно, распространяться о таком не станут, чтобы не пятнать репутацию семьи.       Оказавшись в просторном зале столовой, Софи тотчас отметила, что леди Паулин и её семейство покинули замок. А она уже стала раздражать её одним своим присутствием, особенно после её якобы нечаянно брошенной фразы, что Софи уделяет жениху слишком мало внимания, предпочитая смотреть на молодого герцога Майклсона. Это замечание её задело, но скорее из-за того, что оно было до боли правдивым, и за повышенное внимание к Клаусу она неоднократно себя осуждала, но ничего не могла с этим поделать.       К её счастью, сейчас ни его, ни его семейства не было в столовой, и неловких бесед можно было избежать. Но, к сожалению, лорд Брэдберри никуда не делся, и, сидя во главе длинного стола, он взирал на вошедшую Софи с… раскаянием за содеянное. С чего бы вдруг? Она отнюдь не ожидала, что его будет угнетать чувство вины. Нет, он не тот человек, который сожалеет о своих поступках и думает о чужом мнении. Но, возможно, она перепутала сожаление с растерянностью, ведь вчера он явно выпил слишком много вина и, очевидно, сейчас не мог отдать полного отчёта тому, что происходило вчера. Да, вероятнее всего, так оно и есть.       Вздохнув, Софи заняла место поодаль от Брэдберри и опустила взгляд на тарелку с овсянкой. Желания есть не было, и она лишь для вида взяла в руку ложку, но к завтраку не притронулась. В горле встал ком, и один запах еды казался тошнотворным. Она лишь отпила немного из высокого бокала, но и его поставила на стол, отодвинув от себя. Не поворачивая головы в сторону лорда, она не могла избавиться от его внимательного взгляда, и руки чуть тряслись, стоило ей вспомнить о вчерашнем вечере. А он все же и не думал раскаиваться, ему было абсолютно все равно, что она чувствовала, и такое отношение заставляло её думать, что она стала бездушной куклой, с которой любой может играть, которой можно распоряжаться как угодно и которая будет кротко молчать, что бы с ней не делали. Ощущение собственной беспомощности уничтожало её изнутри, а оставшееся самоуважение медленно увядало. Ещё немного, и она смирится со всем и примет нынешний статус безвольной игрушки, как должное. Ах, как далеки те времена, когда она была ребёнком и росла в безмятежном спокойствии и мечтах о радужном будущем. Она никогда не была избалована, и отец воспитал её в строгости, приучая к трудностям, но во времена детства солнце, казалось, светило для неё ярче. Хоть отец и говорил, что судьба непреклонна, что в жизни со многим придется столкнуться, её детский разум тогда не воспринимал эти слова всерьёз. Тогда она жила в каком-то своем мире, далёком от жестокой реальности, и думала, что так будет всегда, но её мир разрушился внезапно и невозвратно, а сейчас она бы все отдала, чтобы вернуться в прошлое хоть на денёк и снова побыть тем ребёнком, что мечтал о радужном будущем. Но это ни на миг не станет возможным, ведь время будет идти вперёд независимо от наших желаний.       Из глубокой задумчивости Софи вырвал стук в массивную дверь, и она подняла взгляд, поворачивая голову в сторону входа. В дверях стоял мальчишка из прислуги, держащий в руках конверт. Дождавшись, когда ему разрешат войти, он подошёл к Софи и, на мгновение склонив голову перед ней, отдал конверт ей в руки. Та поблагодарила его и не без интереса взглянула на обертку письма. Письма с её Родины. На её лице застыла легкая улыбка, когда она почти нежно провела пальцами по бумаге, зная, что к этому же конверту пару дней назад прикасался её брат, и эта мысль вызвала в её душе небывалое благоговение. О, неужели, Пьер не затаил на неё обиду?       Софи с теплой радостью в душе открыла конверт, доставая письмо. Она ожидала, что брат решил осведомиться о её делах или сообщить, что намеревается приехать, рассказать, что у него родился наследник или наследница, поведать о других новостях, но новость, которую он ей принес, вмиг разрешила её радость. Прочитав несколько строк, написанных таким знакомым почерком, она изменилась в лице, а в глазах застыли слезы. Письмо выпало из её онемевших пальцев, а она сама стала похожа на застывшее изваяние, потому что на пару секунд замерла, совершенно лишившись способности двигаться. — Отец, — прошептала она, уже через мгновение сорвавшись с места. — Нет-нет, только не это, — бессвязно повторяла она, покидая столовую и спеша в свою комнату. Уже через час она покинула замок лорда, так и не дав вразумительного объяснения столь поспешного отъезда, а сказав лишь: «Он умирает…» ***       Солнце уже было на закате, когда Софи сидела в трясущейся бричке, нервно разминая пальцы. Её мысли были сосредоточены лишь на том, жив ли ещё её отец. Боясь не успеть и приехать тогда, когда уже будет бессмысленно что-то говорить и лить понапрасну слезы, она каждый раз проклинала мысленный транспорт, особенно, когда ее корабль попал в шторм. Она не обращала внимания, что напрочь испортила дорожное платье и даже не думала поправить прическу, когда ветер бессовестно трепал её волосы. Ей было незачем заботиться о внешности, ей бы только не опоздать.       Во время долгой дороги в её памяти пронеслось все детство и все моменты жизни, в которых присутствовал её отец. Только сейчас она поняла, насколько в последние пару лет они отдалились друг от друга. Она все чаще осуждала его, обвиняя во всех своих неудачах, потому что не могла найти другого объяснения тем бедам, что встречались на её пути. Она не ценила его заботы, всерьёз думая, что он хочет сделать её несчастной и не подозревая, что его укор и строгость были ей во благо. А потом он заболел. Врачи поддерживали в нем жизнь всеми силами, но их возможности, к сожалению, не безграничны, и лишь теперь Софи осознала, что боялась потерять отца и так не хотела с ним прощаться. Конечно, Всевышний не будет действовать по её прихоти, но она не уставала молиться Богу, чтобы тот не обрывал жизнь её отца.       Когда бричка застыла на месте, она тотчас покинула её, быстро бросила извозчику мешочек монет. Подвернув юбку, она чуть ли не бегом устремилась к дверям знакомого поместья. Сейчас родные края потеряли свою красоту, или она перестала замечать все то, что любила во Франции. Казалось, она вообще не замечала ничего, и бескрайние поля пролетели мимо неё незаметно.       Ворвавшись в родной дом, она тотчас наткнулась на обеспокоенного Пьера. Тот не находил себе места, расхаживая по холлу. Услышав шаги сестры, он замер на месте, развернувшись к ней. — Как отец? — ещё на ходу спросила она, заключив Пьера в короткие объятья. — В последние дни он одной ногой уже на небесах. Доктор сейчас у него, но уже ничего не изменить, — у Софи перехватило дыхание от услышанного. Её молитвы не были услышаны, а надежды разбились, столкнувшись с печальной действительностью. — Он просил тебя к себе, — оповестил Пьер, и Софи направилась на второй этаж — в покои отца.       Стоило ей дойти до нужной двери, как она почувствовала, что просто не в силах потянуть за ручку и войти внутрь. Что, если, пока она говорила с Пьером, отец уже скончался, и она увидит лишь его мертвое тело? Её передернуло от одной такой мысли, но она решила, что если будет стоять здесь, то лучше не станет. Зайдя в спальню, она с сожалением взглянула на отца. Он был жив, но сильно отощал за то время, пока она его не видела, и на его лице заметно прибавилось морщин. Сейчас он выглядел как столетний старик — вот, что с ним сотворила эта ужасная хворь. — Оставьте нас, — хриплым голосом попросил он доктора, вялым движением руки подзывая Софи ближе к себе. — Дитя мое, — прошептал он, когда дочь присела на край кровати рядом с ним, и провел худощавыми пальцами по её волосам. Она вспомнила, как в детстве он точно так же гладил по голове, усаживая к себе на колени, как она по вечерам засыпала в его руках, слушая, как трещат поленья в камине, и не смогла сдержать слезу. Тех времен уже никогда не вернуть. — Ничто не должно стоить твоих слез, тем более старик, давно свое изживший, — сказал отец, усмехнувшись, отчего сразу закашлялся. — Теперь послушай меня очень внимательно, дочка, — начал он, а Софи постаралась сосредоточиться на его словах, но вышло не очень, — разрешаю тебе меня ненавидеть, но мою последнюю волю прошу выполнить: как бы тебе не был противен лорд Брэдберри, только став его женой, ты сможешь сохранить свой статус, а не остаться после моей смерти нищенкой, лишь с полуразрушенным поместьем. Я не хочу, чтобы кто-то смотрел на мою дочь свысока, но понимаю, что лишаю тебя счастья, и признаю, что виноват перед тобой, но иногда у людей нет выбора, и состояние приходится ставить превыше благополучия. — Я понимаю, папа, — вздохнула Софи, крепче сжав в руке его холодную ладонь. — Не говори ничего и не волнуйся — тебе нельзя.       Неожиданно он рассмеялся, и его смех смешивался с хриплым кашлем. — Почему нельзя? Думаешь, спокойствие задержит меня на этом свете? Нет, уже ничто не задержит. — Папа, — прошептала она, не зная, что ещё сказать. Он так спокойно говорил о своей смерти, а она не могла принять того факта, что его не станет. Не могла. — Все там будем: кто-то раньше, а кто-то позже. Мой срок пришел, — уголки его губ приподнялись в подобии улыбки, и с этой же улыбкой на лице он навсегда закрыл глаза.       Сначала Софи даже не поняла, что произошло, ведь он выглядел так безмятежно и почти что радостно. Только через пару секунд до неё дошло осознание того, что отец скончался, а казалось, что он просто уснул и сейчас проснется и вернется к ней. Но нет, он не вернется, как не вернется и прошлое, когда все близкие Софи, да и она сама, были счастливы…