***
— Что с ней? — обеспокоенно спросил Клаус у лекаря, приехавшего осмотреть Софи. Та не приходила в сознание и постоянно ворочалась, лёжа на кровати. Её лоб покрылся испариной, будто она часами трудилась, не покладая рук; ресницы слегка дрожали, а кулачки крепко сжимали простынь, словно она вела некую борьбу. — Сильный жар, — ответил лекарь, прикладывая к её лбу платок, обмоченный в холодной воде. — Стоит надеяться, что это не станет симптомом серьёзной болезни. Софи повернула голову, и с её губ сорвался невнятный шёпот. Клаус смог уловить лишь половину слов, неосознанно сказанных ей. Лекарь вздохнул, наблюдая за её состоянием. Сейчас Софи была где-то на грани между сном и реальностью, и её разум был затуманен за счет высокой температуры. Клаус отлично понимал, что ей приходится тяжко. Почему именно сейчас, когда она и без того погрязла в проблемах, её захватила ещё и эта хворь? С сочувствием посмотрев на её побледневшее лицо, он подался вперёд, присаживаясь на край кровати. Элайджа, стоявший у двери, скрестив руки, внимательно следил за сменой выражения лица брата и понимал, что что-то изменилось: всегда холодный взгляд стал более мягким. Неужели эта девушка оказывает на него такое влияние? Поразительно. — Наблюдайте за её самочувствием, — тем временем произнес лекарь. — Если через несколько дней не станет лучше, то можно ожидать худшего. Он поднялся и, попрощавшись с господами, покинул помещение. Клаус, кажется, не заметил его ухода. Он не обратил внимания и на то, что Элайджа вышел за дверь, покачав головой. Перемены в брате его настораживали, но в то же время радовали. Остаётся понять, может ли кровожадный монстр, коим стал Никлаус вскоре после обращения, снова стать человеком. После ухода Элайджи комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь неровным дыханием Софи. Клаус заметил, что она нахмурилась — очевидно, увидела плохой сон. Её пальцы сильнее сжали простынь, будто ища в ней спасения. Он аккуратно дотронулся до её руки, и это был не простой телесный контакт. Вместе с ним в сознании Софи стали появляться новые картины, более приятные. Клаус старался выудить из своей памяти все самое лучшее и передать эти воспоминания ей. Вскоре выражение страдания на её лице смягчилось, и тело расслабилось. С помощью вампирского слуха Клаус смог услышать, что её сердцебиение становится спокойнее и ровнее, и отпустил её руку. Он хотел, чтобы она выздоровела, чтобы жизнь вообще приносила ей как можно меньше мучений и поводов для печали. Лишь одно осознание того, сколько неприятностей уже произошло в её жизни, выводило его из колеи. Ещё ужасней было то, что виной многому был именно он, и речь идёт не только о том омерзительном случае с лордом. Да, хотелось бы верить, что он это подстроил лишь по причине того, что хотел открыть Софи глаза, за кого она выходит замуж. Но нет, он просто стремился к своей цели, пытаясь добиться расположения Софи. Даже это не самое худшее. Если бы Софи узнала, что он сделал несколькими годами ранее, то она бы его возненавидела навсегда. Он этого не хотел, но что-то в душе кричало и билось, напоминая, что ей есть, за что его ненавидеть. То, что он сотворил, не шло в сравнение с небольшой «шалостью», направленную на лорда. Лишь недавно он понял, что отчасти так стремится добиться Софи, чтоб искупить вину. Он пытался помочь ей хоть как-то, старался дать ей понять, что всегда есть выход. Выхода не было лишь из той клетки, в которой он сам невольно её заточил. В той же клетке оказался теперь заперт и он, и что-то не позволяло ему выбраться, не давало уйти от Софи, оставить её, хоть он и понимал, что так будет правильнее. Чувство вины и сожаление — ранее неведомые для него ощущения — не были столь сильными, сколь та теплота, с которой он всегда смотрел на Софи. Не то с ужасом, не то с радостью, он понимал, что лёд в его душе тает. Пусть так, но даже если стена, которой он оградился от чувств, разрушится, то он все равно останется тем беспощадным чудовищем. Он проклят, и он сам создал это проклятье, а люди, как известно, не меняются целиком и полностью. Клаус вздохнул, нежно проведя по щеке Софи рукой. Он с облегчением отметил, что жар начинал медленно спадать. Через неделю она будет полностью здорова. — Прощайте, леди Софи, — прошептал он, нагнувшись к её лицу. Она не слышала, так же, как и не чувствовала, невесомого прикосновения его губ к своему лбу. Она не видела, как он оставил на её столе записку, к которой приложил небольшую шкатулку. Она не знала, что, возможно, больше никогда его не сможет увидеть.Глава 8. Прощайте, леди Софи
17 сентября 2017 г. в 12:32
Экипаж остановился у замка, и Софи отодвинула занавеску, выглядывая в окно со своего места. Моросил дождь, и завтра утром землю наверняка окутает туман. До зимы простоит такая погода, и даже если солнце выглянет над Англией, Софи это не принесёт никакой радости. Солнечный свет будет казаться ей поблекшим, а его переливы безжизненными, а не игривыми. Поверить только, как в одночасье может измениться жизнь человека, и насколько другим может показаться мир. Софи ни разу не задумывалась, что когда-либо в её глазах все вокруг может стать таким серым и мрачным.
Кучер открыл перед ней дверь экипажа, и она опустилась на землю, как вдруг ощутила, что ноги её не держат. Пошатнувшись, она поняла, что перед глазами помутнело, и едва не упала. К счастью, её падение было предотвращено подоспевшим слугой, встречавшем вновь прибывшую невесту лорда. Софи моргнула, пытаясь прийти в сознание, и крепко вцепилась в руку слуги, чувствуя, что ноги сгибаются в коленях.
— Леди Леруа, — словно издалека услышала она, — вы в порядке?
Зажмурившись, она мелко кивнула, хоть голова ещё кружилась. Сославшись на усталость — за всю поездку она не сомкнула глаз — Софи постаралась выпрямиться и, отпустив руку прислужника, сделала шаг вперёд. Пока она стояла на месте, назойливые капли дождя намочили её лицо, освежая своей прохладой. Её состояние улучшилось, но ощущение, что картинка перед глазами раздваивается, не прошло, и ей приходилось часто моргать.
Ей нужно было поскорее оказаться в своей комнате и прилечь. Уснуть вряд ли получится, но вот отдохнуть в одиночестве она сможет. Лорд Брэдберри, может, и зайдет осведомиться об её самочувствии, но разговор о том, как прошли похороны отца Софи, плавно перетечет в другое русло, и лорд станет с энтузиазмом говорить, сколько гостей соберется на их свадьбе. О нет, свадьба… Пока отец Софи был жив, она будто находилась за стеной из его покровительства и могла ждать свадебной церемонии месяцами, но теперь ничто её не защитит. Конечно, из уважения к её скорби свадьба будет отложена, но эта отсрочка будет мучительно короткой. Месяц, а может, даже меньше, и сбежать от замужества с ненавистным человеком у неё никак не выйдет.
Заходя в холл замка, она вдруг заметила одно изменение в привычной картине: на полу около лестницы стояли дорожные саквояжи и свертки, будто кто-то собирался уехать в скорейшем времени. Софи не была удивлена: гости лорда часто приезжали и так же часто покидали замок. Изумленное выражение появилось на её лице, когда она увидела, что Ребекка Майклсон спустилась по лестнице с дорожной сумкой и поставила её к остальным чемоданам.
— Вы уезжаете? — сорвалось с ее губ, и в голосе послышались нотки разочарования. Она почему-то надеялась, что Клаус уедет нескоро. Что-то внутри заклокотало, и на душе заскребли острыми когтями кошки. Да, не все в мире происходит по её капризу, точнее, большинство событий не связаны с её желаниями, но ей хотелось знать, что Клаус будет рядом. Она не могла погасить чувство привязанности и некой необходимости в его присутствии, в беседах с ним, несущих определенный смысл. Могла скрыть, могла забыть, внушить самой себе нечто, полностью противоположное действительности, но сбежать от правды не получалось. Стоило ей сделать уверенный шаг в сторону упрямого отрицания, и она падала в пропасть, тонула в омуте глаз Клауса. Нет, не те мысли, совершенно не те. Её отец умер, а она позволяет себе размышлять о том, что недозволительно. Софи встряхнула головой, отчего ощутила спазм. Определённо, ей нужен отдых.
— Да, милая, мы уезжаем, — откликнулась Ребекка, но Софи даже не сразу её услышала и, пару раз моргнув, перевела на неё взгляд. — Элайджа счел, что мы злоупотребляем гостеприимством лорда, и теперь нам пора домой, — она чуть улыбнулась, но Софи не ответила на улыбку. Поводов для радости стало теперь ещё меньше, и тугой узел в душе сжался сильнее, отчего на секунду у неё перехватило дыхание.
— Думаю, если я поговорю с лордом, он, — начала она, но была прервана присоединившимся к разговору Элайджей, который только спустился:
— Не утруждайте себя, леди Леруа. Мы уже давно собирались уехать, но постоянные романы моей сестры, — Ребекка оборвала его на полуслове, легонько толкнув локтем, не желая слушать компрометирующей информации о себе.
Софи уже не замечала, как Ребекка что-то пыталась высказать брату, её внимание было приковано к Клаусу, неторопливо сходящему по лестнице. Он, очевидно, её не заметил, а на его лице застыло хмурое выражение. Софи сделала вывод, что решение Элайджи покинуть владения Брэдберри его тоже не устраивало, но мнение Клауса не было взято в расчёт, что его крайне раздражало.
Наконец, он перевел взгляд на Софи, и у неё по спине пробежался холодок, как всегда бывало при соприкосновении с его взглядом. Она была не в силах оторвать глаз, вновь утонув в двух омутах цвета незакаленной стали. Она тонула, и странное желание погружаться все глубже заглушало все призывы о помощи.
Казалось бы, что её зрительный контакт с Клаусом мог длиться вечно, но в один момент новый спазм боли в голове настиг Софи, и она, не контролируя собственное тело, безвольно упала, без сил закрывая глаза и теряя сознание.